Глава 39

Поход в ОВИР меня повеселил. Точнее даже не так. Я был восхищен продуманной предусмотрительностью моего приятеля Фреда.

То есть, сначала я пришел в институт. По беглым взглядам окружающих понял, всем интересно — сильно ли я пострадал, или был просто запуган? Овчинникова рассказала, что Лишова — та еще стерва. Из-за неё от нас перевелся Геша Харлов. Начал оказывать ей знаки внимания, но был бит этими двумя. А тебе сильно досталось? И чего это их нет? Празднуют, что ли? Не расстраивайся, Коль. Все и так знают, что ты нормальный парень, а они придурки. Перед второй парой староста Витя, поинтересовался у меня, не знаю ли я, где Снежин с Букреевым? Совершенно честно сказал, что не представляю. Взгляды общественности из злорадно-сочувствующих стали заинтересованными. Слава богу, в расписании нет лекций. Потому что когда они не пришли на семинар, что на третьей паре, стало ясно, что дело нечисто. И парни у меня, перед тем как я свалил из института, прямо спросили, чем там дело кончилось. Прямо ответил, что наездов от них совершенно не опасаюсь. И не опасался, если честно.

Проходя по Невскому, я думал о том, а не подставил ли меня староста под люли? Развлекаясь таким образом пришел в ОВИР.

Еще только готовясь, я поинтересовался у Фреда, почему в центральный, а не в местный, что на Плеханова (она же Казанская). Вы, Дух, идете по программе культурно-этнического обмена, что курируется союзным министерством. А все остальные — кто как. Вот, эти кто как — идут на Казанскую, а тебе — на Желябова.

От парадных дверей был тщательно расспрошен, записан, и препровожден в большой зал, типа ожидания. Там несколько дверей. И мужик за столом, рядом с ними. Периодически звонит телефон, и мужик вызывает по фамилии соискателя. Который и проходит в кабинет. Я ждал всего полчаса. А ступив в кабинет, чуть не взвыл от восторга.

Когда-то я выпивал с мужиком — отставным кгебешником. Он руководил службой безопасности на предприятии, с которым я много работал. Кроме прочего, он мне как-то рассказал о секретности при оформлении разного рода связников, разово едущих из союза. То есть он много баек рассказывал.

— Вот как ты представляешь себе, Петрович, оформление документов на выезд из СССР?

— Ну откуда я знаю? Контора пишет в ОВИР бумагу, что вот такого-то — пропустить и побыстрее.

— Щас! Наш человек не должен быть засвечен. А бумаги имеют свойство быть прочитанными кем угодно!

— Ну, тогда позвонить, или там, в кафе познакомить с овировцем.

— Ага-ага. И плакат дать-«Я сотрудничаю с ГБ, и еду с заданием!» Чтоб уж все знали, кто он и что.

— Блин, Сергеич, умеете вы тень на плетень наводить!

— Дело в том, Коля, что это сейчас все просто, и то есть нюансы. К примеру, оформление загранпаспортов делает частная контора. Но начальник этой конторы — в кадрах. И те, кто приходит с улицы — общаются с персоналом. А те, кто приходит к начальнику с приветом, с другим персоналом.

— А в Союзе как было?

— В Союзе нужного человека показывали овировцам на каком либо мероприятии не для всех. На какой-нибудь партконференции, нужный человек оказывался с начальником паспортно-визовой службы за одним столом, на банкете. Или в президиум, бывало, сажали. Чтоб когда он приходил в ОВИР, сотрудник понимал — это нужный и правильный человек. И буквоедствовать не стоит.

Валерия Васильевна Мезенцева, старший сотрудник, как гласила табличка на двери. Она, на вечере советско-финской дружбы, сидела в соседнем со мной кресле. И мы с ней даже перекинулись парой ничего не значащих фраз. Не говоря о том, что эта, под сороковник, приятная тетка, явно выделила Суркова. И даже, не стесняясь, спросила, вместо приветствия:

— А друг твой где?

— Здрасьте. Он на следующей неделе будет.

Дальше она взяла у меня приглашение, бегло ознакомилась и принялась инструктировать.

— Съезди в Дом дружбы. Не на Васильевский, а на Фонтанку.

— Там же ремонт.

— Зайдешь со двора, сто семьдесят второй кабинет, возьмешь справку об этнической родственной связи.

— А! Так у меня с собой!

Я ей вывалил все свои бумажки, и фото на паспорт. Она бегло их перебрала. Справка о вепской принадлежности. Справка, что учусь. Справка о том, что каникулы в феврале. Справка, что работаю на полставки сторожем, и что отпуск в феврале. Ознакомившись, она хмыкнула и достала скоросшиватель. Написала на нем Андреев Н. П. Грюкнув дыроколом, подшила мои бумажки.

— Вот тебе анкета в трех экземплярах. Заполнишь и принесешь. Когда тебя ждать?

— Через неделю.

— Не затягивай.

Анкета, что нужно заполнить — даже не бумажная, а на листе картона. С одной стороны — удобно. Но, как ее на машинке заполнить? Ладно, разберемся. С тем и отбыл.

На следующий день я пообщался с Лишовой. Перед поточной лекцией она собралась опять усесться рядом. Но я попросил её не утруждаться, и отсесть в другую часть аудитории.

— А может быть мне хочется, Андреев! — ослепительно улыбнулась она, пытаясь привычно надавить шармом и обаянием.

— Увы, Виктория. Жизнь не игра в хочу — не хочу. Уверяю тебя, человеку, из-за которого два, в общем-то, нормальных парня получили по роже, лучше держаться от меня подальше.

Я вдруг понял, что говорю голосом для допросов, чисто по-сурковски.

— Ты ничего не знаешь! — она побледнела.

— Тебя проводить, или свистнуть погромче, чтоб метла прилетела?

Она молча схватила сумку и ушла в другой конец помещения.


Гнусный Сурков, ни секунды не стесняясь, как и я слупил с врача справку, об уходе за больной родственницей. У того в саквояже лежала пачка чистых бланков. И теперь наверняка прекрасно проводит время дома. И я решил, что пора мне уже и себе создать уют.

До воскресенья я его себе и создавал. То есть в институт я, конечно, ходил. Но в остальном по новой мотался по городу, пытаясь создать себе хотя бы минимально привычный комфорт. Это сейчас — та еще задача.

Приятной неожиданностью стало то, что Тамара Пылаева — дипломированный повар. Медбрат Федор пребывал в восторге. Когда я привозил им продукты, он сказал, что давно так вкусно не ел.

В воскресенье, утром, мы с Сурковым выехали из города по Московскому шоссе. Доехали до Чудова, развернулись и поехали обратно.

— Вот здесь, Серега.

Мы не стали съезжать, просто проехали, сбросив скорость. Обычный карман-стоянка. С другой стороны — густой лес. Да и вокруг этой стоянки — тоже.

— Здесь, Сурков, утром седьмого ноября остановится Костя Могила. В багажнике у него будет лежать двадцать килограмм американских долларов в стодолларовых купюрах. Он в машине будет с товарищем. Тоже крутым бойцом. Их будет сопровождать еще одна машина — Москвич-412, в ней будут еще двое. Тоже вооружены. Давай думать, как нам тут справиться. И это, Сурков, я очень хочу избежать трупов.

— Ты ебнулся, Дух. И как прикажешь здесь работать?

— А я пока ничего и не предлагаю. Давай думать.

— Точно остановятся?

— Да.

Я надеюсь, что в процессе подготовки мы наткнемся на то, что я скрываю. А дело в том, что мне рассказали однажды, что здесь, возле этой стоянки орудует банда. И, не надеясь на случай, заранее подкидывает под колеса приглянувшихся машин — ежи, что прокалывают шины. Для замены колеса авто заезжает в этот карман, в котором его грабят.

Это и произошло с Могилой. У него спустило колесо, и его попытались здесь опустить на деньги. Грабители очень потом жалели. А я считаю, что это — весьма удачный расклад, чтобы нам вмешаться.

Загрузка...