На молодых березках еще кое-где держались желтые листья, а с ольхи они осыпались зелеными. Чуть пожухлые, листья шуршали под ногами и не давали глубоко проваливаться в набрякшее водой болото. Усталые партизаны шли в Дубовую Гряду. Тамошние жители уже знали, кто из их односельчан в партизанах, поэтому группа не боялась иногда появляться в деревне и днем. Шайдобиху предупредили, что, если погибнет хоть одна партизанская семья, будет уничтожен и ее сын, и сама она. Этого оказалось достаточно, чтобы даже Василь больше не слышал от матери ни одного доноса или оговора.
Хлопцы решили зайти домой, чтобы ночью помочь родным вывезти из деревни и припрятать в тайниках собранное в конце лета зерно. Тетка Вера узнала о судьбе дочери и совсем поникла. Надо было и ей помочь.
Наконец добрались до канавы и тут, на мокром торфе, увидели множество отпечатков шипов и каблуков.
— Немцы прошли. Но только в одну сторону, к деревне, — сказал Микола. — И совсем недавно.
Володя поднес к глазам бинокль.
— Вижу. Шестнадцать. Сожгли мосты на шоссе, вот и приходится им топать пешком. Ничего, скоро летать заставим. Но что им в деревне надо?
Ребята направились по следам фашистов, но, выбравшись из болота, повернули назад, потому что дальше тропинка исчезла. Решили поставить мину и устроить засаду. Немецким штыком Володя выкопал в торфе ямку, дно ее сразу начало заплывать водой, и пришлось его немножко присыпать. Крышка противопехотной мины нажимного действия оказалась на одном уровне с поверхностью тропинки. Как же ее замаскировать? Навалить торфу — может взорваться от тяжести, присыпать листьями — сразу заметят. Но хлопцы нашли выход, Прикрыли мину тонкими прутьями, натеребили из ближайшего стога сена и растрясли его не только на мину, но и по всей тропинке до самого края болота. Залечь решили в кустах по обе стороны канавы и, как только раздастся взрыв, сразу открыть огонь.
Володя проверил, кому и откуда придется стрелять. Ивана и Федора с ручным пулеметом он перевел подальше от мины, но ближе к тропинке, чтобы они могли бить по шеренге в лоб. А сам вместе с Зиной залег почти напротив заминированного места. Вскоре партизанам надоело ждать появления фашистов, и они начали переговариваться.
— Чего ты там ерзаешь? — заворчал Микола на Анатолия. — Голову маскируй, а он ноги в грязь вбивает.
— Я упор делаю, чтобы можно было сразу вскочить.
— Собираешься удирать?
— Не удирать, а догонять.
— Тихо вы там! Скоро должны показаться, — прикрикнул Володя и посмотрел на Зину. — Ну, ты и замаскировалась, даже ноги в траве.
— Мне очень удобно. Вон просека, все хорошо видно.
— Молодец, правильно.
— Идут! — предупредил кто-то с другой стороны канавы.
Володя поднялся на колени и опять посмотрел в бинокль.
— Вот гады, группами движутся. Приготовиться!
Гитлеровцы приближались. Хотя и знали ребята некоторые немецкие слова, запомнившиеся на уроках в школе, но о чем фашисты разговаривают, понять не могли. Первым шагал пулеметчик, за ним солдаты с переброшенными через плечи вязанками лука, а некоторые несли в руках пилотки, полные куриных яиц. Вторую группу возглавлял длиннющий фон Шпрейк. Пулеметчик угодил ногой прямо на мину, и грянул такой взрыв, что, казалось, содрогнулось болото. Бросая гранаты, фашисты отошли назад. Одна граната разорвалась недалеко от Зины, и девушка вскрикнула.
— Ты ранена? — испугался за нее Володя.
— Нет, немца убила.
— Не поднимай голову, перезаряди винтовку! — крикнул юноша и выскочил на бровку.
Он увидел, что несколько гитлеровцев бегут к деревне, а остальные свернули в кусты. Только один спрятался в картофельной ботве.
— Микола, догоняй его! — показал Володя.
Стало тихо, все продолжали лежать на своих местах. Володя наблюдал, как Микола топчется в ботве, разыскивая немца. Но тот вдруг сам поднялся из борозды, подняв над головой дрожащие руки.
На месте стычки остались четыре трупа. Среди убитых оказался и сельскохозяйственный комендант майор фон Шпрейк. После взрыва он бросился к просеке, хотел метнуть гранату, но Зина успела выстрелить на миг раньше, и граната разорвалась у гитлеровца в руке.
Собрав трофейное оружие, партизаны направились к Миколе.
Пленный немец оказался антифашистом. Звали его Фридрих Бауер. Уезжая на восточный фронт, он поклялся своей семье, что не убьет ни одного советского человека. В мундире Бауера был зашит документ, свидетельствовавший о том, что Фридрих является членом Коммунистической партии Германии. Этот документ он и показал Миколе. И все же немецкий солдат не совсем верил, что ему сохранят жизнь. Ведь геббельсовская пропаганда все время трубила о том, как жестоко расправляются коммунисты, особенно партизаны, с пленными. Однако юноша, который стоял перед Бауером, смотрел на него без враждебности.
— Не подстроено ли все это? — взглянув на документ, усомнился Володя.
Микола не согласился.
— По рукам видно, что человек рабочий, — сказал он. — И фотографию посмотри: четверо детей.
Поняв, что Володя ему все еще не верит, Фридрих прижал руку к груди:
— Товарищи, немецкий коммунист говорит вам правду.
В Дубовой Гряде поднялся переполох. Мало того, что сельскохозяйственный комендант приказал в трехдневный срок доставить на станцию по восемьдесят пудов зерна с каждого двора, по две тонны картофеля, а со всей деревни шесть коров, десять свиней, сотню кур и пятьсот яиц, так еще и бой произошел неподалеку. Люди не знали, что делать. Но появление на улице партизан с пленным немцем и известие об убийстве фон Шпреика обрадовало крестьян. Особенно ликовал старый Рыгор, которого комендант назначил ответственным за сдачу принудительной дани.
Старик в тот же вечер обошел все избы и предупредил каждого односельчанина, чтобы зерно поскорее спрятали. А сам решил доложить в комендатуру, что земля у них плохая и у людей ничего нет.
Всю ночь партизаны помогали зарывать зерно в ямы. Работал и Фридрих.
Начинало светать. Неимоверно уставший за прошлый день и минувшую ночь, Володя сидел, опершись локтями о край стола, и дремал. Вдруг в дверь кто-то постучался. Мария спросила, кто там, и по голосу из-за двери Володя узнал Войтика, отца связного-полицейского.
— Открой, мама, — сказал он.
Порог переступил человек средних лет. Он прошагал семь километров для того, чтобы предупредить жителей Дубовой Гряды: сегодня в деревню нагрянут эсэсовцы. Узнал об этом его сын. Немцы хотят выяснить, кто убил Шпрейка и трех солдат. Они считают, что в районе действует группа красноармейцев, этой же ночью взорвавшая на железной дороге поезд. Вот и должны крестьяне говорить, что видели именно эту группу.
— Передайте Леше, что мы очень благодарны ему, — сказал Володя. — И вам большое спасибо, товарищ Войтик.
Они вместе вышли из дома.
По дороге Войтик сообщил, что завтра в их деревню приедет Василь. Но Володя не придал этому значения, попрощался и побежал к деду Рыгору. Он попросил старика, чтобы тот обошел все дворы и предупредил, как нужно отвечать фашистам.
— А я этим эсэсам скажу, — хитро усмехнулся старик, — что в деревню пришли десантники, угрожали мне расстрелом, отобрали последнее сало, да и подались куда-то под Жлобин. Нехай догоняют.
— Правильно, так и скажи, — рассмеялся Володя и отправился домой.
Покинув Дубовую Гряду, партизаны остановились на дневку в Волчьем Логе. Вечером они хотели вернуться в деревню и узнать, что там делали гитлеровцы. С вершины высокой ели Володя долго наблюдал за тем, как по дороге проехали мотоциклисты, вслед за двумя пароконными телегами прошла большая группа солдат.
А немцы даже не думали, что на борьбу с ними поднялись деревенские жители. Они считали, что все убийства и диверсии совершают либо красноармейцы, попавшие в окружение, либо пленные, бежавшие из лагерей. Однако события, происходившие в окрестностях Дубовой Гряды, все же насторожили эсэсовцев. Вот почему, прибыв на место, они начали обыскивать избы, хлевы, повети и гумна. Но, конечно, никаких следов красноармейцев не нашли.
Немецкие офицеры и переводчик расположились в избе тетки Алены, где на стене по-прежнему висел портрет фюрера. Первым на допрос вызвали Рыгора. Тот пришел в залатанном, обшарпанном кожушке и зимней шапке, которую теперь не снимал и летом. Увидев, что эсэсовский офицер, сняв фуражку, причесывается перед зеркалом, Рыгор поспешил сдернуть шапку с головы, шершавой ладонью пригладил редкие седые волосы и, заложив руки за спину, встал перед столом.
— Кто вы? — усевшись на стул, через переводчика спросил офицер.
— Теперь? Никто, — ответил старик.
— А раньше?
— В таких летах, как вы, пан офицер, я был бомбардиром-наводчиком шестьдесят первого полка. В армии генерала Брусилова, если слышали о таком. Имел три Георгиевских креста, значит, только одного не хватило до полного кавалера. Ну, а как началась революция, у меня их… того, содрали. Жалко было, да что поделаешь.
— Я спрашиваю, что вы делали перед этой войной?
— Ах, перед этой? Конюхом в колхозе работал, потому как лошадей люблю. Вот у нас на батарее были кони — не чета теперешним: аж за Варшаву зашли!
— Где ваш староста?
— Откуда мне знать? — Рыгор пожал плечами. — Не сказали, куда увозят.
— А вы не хотите оказаться вместе с ним?
— За что, пан начальник?
— Вчера вы получили приказ. Собираетесь его выполнять?
— Да как же выполнить, как? Ваши вчера сами ходили по избам, видели, что у кого есть. Разве можно последнее отбирать у людей? Бог накажет!
— Где ваша молодежь?
— Минуточку, — Рыгор сунул шапку под мышку и начал загибать пальцы. — Василь Шайдоб у вас, полицейским служит. Микола, сын Вересихи, тоже у вас. Девушку, которая его любила, на железнодорожной станции убили… Вот вам уже трое… Семью Зубенков, извиняюсь, перестреляли, пришлось их старшему сыну, Анатолию, податься в Бобруйск к тетке…
— Где Бойкач?
— Володька? Нашли о ком спрашивать! Он же малость умом тронутый, вечно сует нос куда не просят. И теперь… Поеду, говорит, белый свет погляжу, да и махнул в Германию.
— Кто же у вас тут бандит? Кто вчера убил фон Шпрейка? — теряя терпение, крикнул офицер.
Но это не испугало Рыгора. Он даже позволил себе улыбнуться:
— Кто, кто… Нагрянула полная деревня красноармейцев — узнай, кого из них как зовут…
Офицер переглянулся с другими эсэсовцами. Посыпались вопросы. Сколько было красноармейцев? Какое у них оружие? Куда ушли? Куда девался солдат из группы фон Шпрейка?
Рыгор отвечал обстоятельно и спокойно. А исчезнувшего солдата даже пожалел: мол, скрутили красноармейцы бедняге руки и увели с собой.
Наконец офицер приказал отпустить старика и вызвать Марию и Вересиху.
Мария сразу расплакалась, начала жаловаться, что сын ее ненормальный, потому и отправился Европу смотреть. А с Вересихой получилось хуже. Ведь по всем данным Микола, ее сын, — отъявленный бандит! Не появлялся ли он в деревне после побега? Если так, матери от расстрела не уйти!
Для пущей убедительности один из гитлеровцев размахнулся и ударил женщину рукояткой пистолета по лицу. Вересиха упала, ее подняли и вытолкнули за дверь.
Вызвали и еще нескольких женщин. Их тоже расспрашивали о красноармейцах и о пропавшем немецком солдате. Эсэсовцев удивляло, что все говорят одно и то же — очевидно, в деревне действительно побывали советские окруженцы.
Допрос окончился. Медленно проехали по улице две повозки с трупами. Так и пришлось эсэсовцам покинуть деревню, ничего не добившись от крестьян.
Обо всем, что происходило в Дубовой Гряде, партизаны узнали в тот же вечер от своих родственников и односельчан. Володя не ожидал, что налет эсэсовцев закончится без жертв, и теперь не скрывал радости. Вначале он хотел вместе с группой вернуться в отряд, но Микола напомнил о Василе.
— Надо прикончить этого гада, — твердо сказал хлопец. — За Лиду мы обязаны отомстить.
Ребята дружно согласились. Только Фридриха пришлось запереть в амбаре, оставив с ним Ивана.
Никто не знал, с какой целью Василь приедет в выходной день в деревню Марковщина, знакомую всем хлопцам. Деревня эта тянулась вдоль железной дороги и одним концом упиралась в осушенное болото. Отсюда и решили войти. Володе было известно, что, кроме Лешки Войтика из Марковщины, служит в полиции еще один парень, по фамилии Зыга. Заядлый пьяница, он до войны два года просидел в тюрьме за воровство. Чтобы случайно не наткнуться на Зыгу, партизаны шли по деревне настолько осторожно, что не залаяла ни одна собака.
Было сыро, все время сеял мелкий дождь. В избе Войтика почему-то светилось окно, и это насторожило ребят. Володя послал Мишу разведать, нет ли у связного чужих, но в избе слышался только плач ребенка и голос укачивающей его женщины. Командир приказал всем пройти в огород и ожидать, пока он вернется.
Через окно Володя увидел в избе сестру Алексея с ребенком на руках и тихонько постучался.
— Леша, кто-то стучит, — послышался ее голос.
Алексей потушил лампу и открыл дверь.
— Хорошо, что пришел! — шепнул он.
Связной сообщил, что утренним поездом должен приехать с тремя полицейскими Василь, решивший жениться на здешней девушке. После свадьбы он хочет забрать из Дубовой Гряды мать и сестру, а потом вывести на чистую воду всех, кто взрывает мосты и убивает немцев и полицаев. Ругал дураков эсэсовцев: не смогли найти виновных. Ничего, скоро он покажет, как нужно разоблачать бандитов!
Володя знал, что Илья Карпович не похвалит его за самовольную «охоту». Еще вчера, после диверсии, группа должна была вернуться в отряд. Но, подумав, решил: будь что будет.
Алексей оделся и провел хлопцев к месту, где можно было устроить засаду. Метрах в двухстах от железнодорожного полотна начинались огороды, обнесенные колючей проволокой. На участке рядом с переулком партизаны сняли проволоку и залегли между грядами. Нудно было взять полицаев без выстрела, чтобы не привлечь внимание немцев, ехавших в поезде.
Со стороны Жлобина послышался гудок паровоза. Вскоре над полотном дороги появились клубы густого дыма и на разъезде заскрежетали колодки тормозов. Володя с Миколой лежали впереди всех и видели, как с подножки вагона спрыгнули четверо полицаев, сразу направившихся к переулку. Они громко разговаривали, смеялись, подходя все ближе и ближе. И не успел Володя скомандовать «руки вверх!», как Микола уже стоял перед Василем. Тот и еще один полицай подняли руки, но двое остальных метнулись в разные стороны. Володя вскинул автомат и короткой очередью срезал одного, побежавшего к деревне. В ту же секунду он почувствовал резкую боль в левой руке — в нее угодила пуля второго полицаи.
— Ах ты, гад недобитый!
Но и тому не удалось уйти: заметив силуэт бегущего по огороду человека, Федя свалил его очередью из ручного пулемета.
А из вагонов все еще стоявшего на разъезде поезда уже гремели автоматная пальба всполошившихся гитлеровцев.
Надо было немедленно уходить, и партизаны погнали захваченных полицаев за избы, к кустам, видневшимся неподалеку в расплывчатом предрассветном сумраке.
— Товарищ командир, ты ранен? — встревоженно спросил Миша.
— Ничего страшного.
Володя остановился, провожая глазами тронувшийся поезд.
— Небось, не сунулись, побоялись, — довольно усмехнулся он.
А Федор все еще не был уверен в том, что действительно прикончил «своего» полицая.
— Может, вернуться и добить? — предложил он.
— Что ж, теперь это можно, — согласился командир группы.
И тут неожиданно для всех вмешался Василь.
— Не надо, это Зыга, — сказал он. — Будет отстреливатъся. Не ходи.
— Слышите? Шайдоб жалеет меня, — зло рассмеялся Володя и сбросил шинель. Пуля пробила левую руку ниже локтя, не затронув, к счастью, кость. Зина перевязала рану бинтом, который всегда брала с собой на всякий случай.
Василь с ужасом смотрел на хлопцев. И когда Микола подтолкнул его, приказывая шагать быстрее, полицай заскулил:
— Братцы, я виноват… Знаю, что пощады мне не будет… Но тяжело умирать от ваших рук, пускай бы кто-нибудь другой…
— Ты знаешь, кого этот гад застрелил? — обратился Володя ко второму полицейскому. — Нашу партизанку-комсомолку.
— Он мне говорил.
— Согласен его прикончить?
— Могу, — не раздумывая, согласился пленный.
— Вот и отлично. Твой друг по оружию тебя и убьет, — мрачно «утешил» Шайдоба Володя.
В условленном месте их встретили Иван и Фридрих. У полицаев глаза полезли на лоб от удивления, когда они увидели немца.
Командир отряда начал беспокоиться: группа подрывников давно должна была вернуться, а ее нет и нет.
«Хоть бы с ними чего-нибудь не случилось», — думал Илья Карпович. Сергеев, больше знавший Володю, успокаивал его:
— Парень с головой, на рожон не попрет. Прежде чем что-то начать, основательно обдумает, посоветуется со своими хлопцами. Я за них не волнуюсь.
В эту минуту им доложили о возвращении группы. Командир и комиссар вышли из землянки.
— Ты где пропадал? — строго спросил Илья Карпович.
Володя подробно рассказал обо всех перипетиях похода, не скрыв ничего. Командир внимательно выслушал, но счел нужным предупредить, что в дальнейшем не потерпит никакого самоуправства.
— Ты обязан только выполнять мои или комиссара приказания, понял? — в заключение добавил он.
Володя насупился:
— Так я и знал, что вы будете меня ругать. Но иначе поступить не мог.
Илья Карпович ушел в землянку, а Сергеев, внимательно приглядевшись к Володе, спросил у ребят:
— Что это с ним?
Но все словно воды в рот набрали. Только Микола отважился внести некоторую ясность:
— Легко ли двое суток глаз не смыкать.
— Ладно, хлопцы, идите отдыхать. Пленных допросим потом.
Зина принесла санитарный пакет, йод и еще раз перевязала Володе рану. Рука посинела и вспухла.
Шли дни. Командование так и не узнало, что командир диверсионной группы ранен. Отряд готовился к подходу, а куда — Володе пока не говорили.
— Что это за секретная операция у нас готовится? — не выдержав, спросил он у Сергеева.
Тот усмехнулся и ответил, что ему, пожалуй, об этом не нужно знать.
— Большего секрета, чем ваше нахождение в хлеве пожалуй, не было, — Володя сделал ударение на послед них словах.
— Ну и ядовитый же ты стал, чертяка, — засмеяло комиссар и взял юношу за руку.
Тот невольно вскрикнул.
— Ты ранен?
Пришлось признаться.
— Почему скрывал?
— Думал, само заживет.
— А мы как знали, когда решали, какую группу ставить для охраны лагеря. Отряд уходит взрывать мост через Березину. Разведка установила, что гитлеровцы усилили охрану мостов, но, надеюсь, удастся разбить с помощью минометов.
— Ни пуха вам, ни пера. Придется мне малость сидеть: рукой не могу пошевелить.
Сергеев сообщил, что суд над полицаями состоится после возвращения отряда в лагерь. На допросе выяснилось: Василь участвовал в массовых расстрелах советских людей в районе Жлобина, собственноручно расстрелял командира Красной Армии, живыми бросал еврейских детей в яму. По его доносу арестовали Савку, который теперь на каторжных работах в Германии. А Лиду все еще держат в тюрьме. Его сослуживец попал в полицию не по собственной воле, а по принуждению гитлеровцев, называвших это мобилизацией.
После обеда в лагере осталось совсем немного партизан. Без дела Володя сидеть не мог и, вырезав кусок дубовой коры, принялся распаривать его. Зина спросила, для чего понадобилась кора, но юноша не ответил. Долго наблюдала она за непонятной работой Володи, наконец догадалась:
— Знаю! Ты хочешь вырезать барельеф Ленина, да?
— А помнишь нашу школьную газету «Искры Ильича»? Я в ней всегда Ленина рисовал. Скоро Октябрьские праздники. К этому времени и барельеф закончу.
Отряд вернулся на следующий день к вечеру. Володя, услышав, как по корням деревьев застучали колеса телег, поспешил навстречу. Или от усталости, или от постигшей неудачи лица партизан показались ему необычно суровыми. Увидев юношу, учитель Деревяко сказал:
— Наконец-то и мне посчастливилось увидеть красоту мощных ночных взрывов.
— Если наших взрывов, так хорошо, — улыбнулся Володя.
— Наших, конечно, наших! Мост взорвали, но и нам не повезло: двое убиты, пятеро ранены.
— Кто погиб?
— Один местный, из Ольховки, а второй — пулеметчик, родом из Саратовской области. Под Гомелем попал в окружение и остался здесь.
— Знаю, его доктор Ярошев рекомендовал. Хороший был парень. Как же это?
— Связь с Красным Берегом мы перерезали, охрану разогнали, но очень долго провозились на мосту. Откуда ни возьмись — машина с немцами, и давай они из минометов и пулеметов бить. Пули не доставали, а мины засыпали мост и шоссе. Если бы не эта проклятая машина…
— Почему же дорогу не заминировали?
— Да ведь связь ликвидировали. Никто не думал, что немцы неожиданно нагрянут.
Сергеев послал Федю Кисляка за доктором.
Утром приехал Ярошев. Из землянки вынесли тяжелораненого партизана. У него была пробита осколком мины грудь, и парень, часто дыша, стонал. Доктор сделал укол, начал вынимать осколок. Раненый громко закричал от боли — и весь лагерь будто замер. Не было слышно ни смеха, ни разговоров, ни даже шагов и лесного шума. Часовой, охранявший землянку, где сидел Василь, издали наблюдал за тем, что делает врач.
А Василю показалось, что это кричит его напарник-полицейский. «Или режут, или ноги на огне жгут», — подумал полицай, прислушиваясь к шагам часового. Но они почему-то затихли. Шайдоб осмотрел все углы землянки и в одном из них вырвал большой корень. Потом стал копать руками и обломком корня яму. Не слыша шагов снаружи, он лихорадочно рыл лаз в песчаной почве, как лисица, забираясь глубже и глубже. Запах земли казался таким же, как на кладбище во время похорон отца, и Василь спешил вырваться на поверхность. Последний кусок дерна он подмял под себя вместе с молоденькой березкой и, высунув голову из образовавшейся дыры, полными страха глазами осмотрелся вокруг. Было тихо. И, подняв плечами пласт гнилых листьев, полицай на четвереньках заспешил к ближайшей густой елке.
В ту же минуту чья-то сильная рука схватила его за ворот и прижала к земле.
— Отпусти, ты же свой хлопец, — взмолился Василь. — У меня есть золото. Я тебе…
Грянул выстрел. Со всех сторон к землянке сбегались партизаны. Вскинув винтовку на плечо, навстречу им шагнул Анатолий. «Жаль, легкая смерть досталась этому гаду», — подумал он.
— Ты что сделал? — крикнул Володя, увидев убитого Шайдоба. — Его же сегодня судить должны были!
— Судить? А если он убежать хотел? Вот и не удержался…