Незаметно отцвели сады. Еще более сиротливо выглядели теперь пепелища сгоревших деревень, прятавшиеся до этого в буйной кипени цветения. Все птицы уселись в гнезда, только изредка просчитает годы кукушка да на рассвете защелкает соловей. Отряд жил как обычно, пополнялся новыми силами, продолжал расти.
Недавно разведчики выяснили, что в Слободе размещен немецкий полк под командованием старшего брата бывшего сельскохозяйственного коменданта фон Шпрейка. Командир полка отличился в боях под Харьковом и получил месячный отпуск. Вот и решил отомстить партизанам за брата, разработав собственную тактику борьбы с ними, позволявшую без потерь уничтожать «бандитов». Нужно сказать, что тактика оправдывала себя. Кроме убитых в Дубовой Гряде подрывников, на счету Шпрейка было еще человек двадцать. А заключалась тактика в том, что ночью он приводил полк к определенной деревне в партизанской зоне и окружал ее. Когда жители просыпались и, как обычно, шли к колодцам по воду, несколько солдат появлялись на улице и тут же исчезали. Люди сразу поднимали тревогу, партизаны спешили в более укрытые места, а именно там и ожидали их гитлеровские пулеметчики.
Володя решил отомстить за друзей, и в первую очередь — самому полковнику Шпрейку. Он добился перевода в свою группу Гриши из Вепрят, у которого успела зажить рука, и Виктора, младшего брата Миши. В деревнях группа на ночевки больше не останавливалась, а отдыхала где-нибудь в лесу или на болоте. Чего только ни придумывал молодой командир, чтобы уничтожить хотя бы нескольких солдат из проклятого полка, но все напрасно. На ночные операции полк двигался осторожно, избегая дорог, и поэтому ставить на них мины не имело смысла.
Как-то вечером подрывники заметили, что фашисты покинули Слободу и пешком, по полям и перелескам, направились в глубь партизанской зоны. Группа решила идти следом, ничем не обнаруживая себя. После полуночи фашисты подошли к большой деревне и окружили ее. Подрывники задумали минировать все дороги, ведущие из деревни. Но только начали готовить мины, как заметили приближающиеся к деревне два синих огонька, а вскоре услышали и глухой шум мотора.
— Машина! — понял командир. — Толик, давай с пулеметом к луже. Как только притормозит, бей. А мы с Зиной и Миколой заляжем с этой стороны.
Черная, как жук, легковая машина медленно ползла по дороге. Шумел под ветром придорожный кустарник во ржи. Кричала перепелка. Гул мотора нарастал. Оттянув затвор автомата, Володя подполз ближе к обочине. Около лужи автомобиль почти совсем остановился. И тут зачастил пулемет, зазвенели осколки стекла. Шофер был сразу убит, но второй гитлеровец успел распахнуть дверцу, выстрелил из автомата и вывалился из машины. Володя бросился к нему.
— Хлопцы, сюда!
Подоспевшие ребята схватили немца, у которого была перебита рука, и поволокли в кусты. Там, обыскав, приказали идти к лесу. Пленный отказался, и пришлось нести его на руках. Лишь Анатолий попытался возразить:
— С какой стати тащить такого откормленного борова? Пристукнуть, и делу конец.
Но командир не согласился:
— Ты что, не видишь? Это какая-то важная птица.
Погони не было, и партизаны двигались не спеша. Наконец, уже на рассвете, немец согласился идти самостоятельно и вдруг заговорил по-русски. Как же удивился Володя, узнав в нем своего давнишнего знакомого!
— Вы в сорок первом были подполковником? И долго стояли в деревне Галы? — спросил юноша.
Полковник внимательно посмотрел на него, тяжело вздохнул и с обидой в голосе попросил закурить.
— Кто взял у него сигареты? Верните, — приказал Володя.
Глубоко затянувшись табачным дымом, полковник заговорил:
— Я тоже узнал тебя, Вольдемар. Разве я плохо к тебе относился? Я понимаю такую войну, когда солдат борется с солдатом, офицер с офицером. А кто воюет здесь? Бандиты! Это несправедливо. Мирных людей я не убивал и убивать не собирался — я честный немецкий офицер.
— По-вашему, партизаны, защищающие свою Родину, бандиты?
— А кто же, если они убили моего брата?
— Значит, вы…
— Полковник фон Шпрейк.
Пауза затянулась на несколько минут. С трудом справившись с радостным волнением — подумать только, сам командир полка угодил в плен! — Володя спокойно спросил:
— А как назвать вас, честного немецкого офицера, предлагавшего мне поехать на каторгу в Германию?
— Тогда было другое время, а сейчас всем ясно, что Гитлер войну проиграл. Вольдемар, если ты не намерен меня убить, перевяжи рану и отведи к вашему командиру.
— Убивать? — усмехнулся юноша. — Не собираюсь. Вас будут судить. А с командиром скоро увидитесь.
После перевязки немец зашагал бодрее. Володя вспомнил свой плен. Тогда, чтобы взять его за подбородок, полковник надевал перчатку. А сейчас идет с грязными окровавленными руками и просит помощи. «Ишь ты, он не считает такую войну справедливое. Напал на чужую землю, и тех, кто ее защищает, называет бандитами. Вбил себе в башку, что, когда они нас уничтожат, это справедливо, а когда мы их, так нет».
Наконец добрались до лагеря. Володя с подчеркнутой иронией представил пленного Илье Карповичу:
— Товарищ командир, это лучший гитлеровский стратег по борьбе с партизанами.
Полковник вытянулся, привычно щелкнул каблуками.
— Вы давно на нашей земле? — спросил командир.
— Я первый нажал ручку ваших дверей.
— Без стука?
— Да.
— И в каком месте вы нажали ее?
— У Бреста.
— И не поняли там, что в наш дом без стука нельзя входить?
— Мы считали, что там была единственная злая собака на пороге России.
— Так… А что думаете теперь?
— Теперь? — полковник опустил голову, помолчал. — После битвы на Волге во мне произошел перелом. Но я и теперь верен своему оружию. А вообще за последнее время я привык делиться мыслями только с самим собой.
— Вы считаете свои действия справедливыми?
— В моих действиях выражалась политика моего государства.
— А вы признаете, что были на неправильном пути?
— Я еще не ощущаю этого.
— Следовательно, все эти годы вы думали только о своих возможностях одержать победу? Что ж, теперь придется подумать о другом. Уведите, завтра продолжим разговор.
Из показаний пленного стало известно, что его полк пробудет в Слободе еще два дня. Диверсионная группа Володи готовилась уйти из отряда на более продолжительное время. Ведь некоторые группы подрывников уже догоняли ее по количеству спущенных под откос вражеских эшелонов.
Гитлеровцы укрепляли охрану железнодорожных коммуникаций. Разбирали крестьянские избы, перевозили бревна, и наполовину вкапывали их в землю. Делали деревянные завалы с песком, устанавливали пулеметы и минометы. В лесной местности такие укрепленные точки строили в километре одна от другой. Днем между ними ходили по насыпи патрули, а по ночам несли охрану секреты и засады.
Подобраться к дороге было почти невозможно, и Володя спешил, чтобы засветло приехать в назначенное место.
Приближаясь к одной из деревень, хлопцы заметили, как из ворот крайнего двора вылетают всполошенные куры. Это насторожило подрывников, они остановились. Через минуту из хлева вышел гитлеровец, держа в руках несколько кур.
— Опять ввяжемся и сорвем диверсию, — сказал Володя. — Поедем к Курганам, оставим там лошадей и на железку.
Партизаны повернули коней и объехали деревню.
День выдался жаркий, в сосновом бору было душно и сухо. К лесной полосе рядом с насыпью партизаны подошли тихо. Анатолий по березняку пробрался на проселочную дорогу и увидел отпечатки подкованных конских копыт. Хорошенько рассмотрев их, Толик вернулся к командиру.
— Недавно на нескольких подводах проехали немцы, — доложил он.
Володя решил поставить в колее противотанковую мину. И пока хлопцы устанавливали ее, совсем рядом, за низкорослым березняком, спокойно расхаживали двое фашистских солдат, охранявших участок железнодорожного пути. К вечеру их сменили двое других — один длинный, второй коротышка. В это время и прогремел взрыв.
Партизаны разглядывали место взрыва из-за стволов деревьев. Там, хрипя и вскидывая ноги, лежали на земле две лошади, с кудахтаньем разбегались в разные стороны куры, стонали раненые немцы.
Солдаты на железнодорожном полотне сначала нырнули за насыпь, потом подбежали к подорвавшейся повозке. Из одного укрепленного пункта гитлеровцы выпустили несколько мин, разорвавшихся далеко в лесу. Быстро примчалась дрезина, доставившая двух человек в белых халатах.
Солнце скрылось. Над срубленными соснами возле насыпи собирался сизый туман. Особенно густо висел он над котлованом, где замаскировалась группа фашистов с пулеметами, направленными в сторону леса. Вторая группа залегла метрах в трехстах левее подрывников. Между той и другой по-прежнему шагали патрули. Володя, находившийся почти напротив котлована, начал тихонько отходить, поманив за собой остальных ребят. Сумрак сгущался, и патруль на железнодорожном пути стал едва различим. Со стороны Бобруйска промчался паровоз с двумя платформами спереди.
— Проверил дорогу. Значит, за ним пойдет ценный эшелон. Ни в коем случае не пропустить! — прошептал командир. — Давайте тол.
Путь, по которому поезда шли в сторону фронта, находился на другой стороне насыпи. Володя приказал подрывникам осторожно перебраться через полотно, немного отойти и охранять его, пока сам он будет закладывать мину.
Ползли тихо, одни за другим, и последним — командир. Он быстро выгреб песок из-под рельса и подложил плитку тола. Рельсы словно пульсировали от приближающегося перестука колес, из-за леса на повороте уже показались огни локомотива. Володя присыпал тол песком, пристроил на рельс капсюль, прилепив его кусочком хлеба, и беззвучно соскользнул с насыпи. Приготовил автомат и замер в напряженном, томительном ожидании.
Приближался патруль. «Если заметят мину, открою огонь», — подумал юноша. Но немцы прошли заминированное место. А поезд все ближе и ближе…
Володя вскочил и со всех ног бросился догонять успевших отойти товарищей. Взрывной волной его подтолкнуло в спину, и, обернувшись, командир увидел, как с насыпи по крутому откосу сползает паровоз, из поврежденной топки которого поднимаются фейерверки искр. На радостях юноша выпустил по эшелону длинную автоматную очередь, но тут впереди него разорвалась мина. Володя повернул в сторону, и сразу вторая мина грохнула позади. «Вилка!» — мелькнула мысль, и перед глазами блеснуло красное пламя…
Около вагонов кричали немцы, в небо одна за другой взлетали ракеты, и подрывники не могли отправиться на поиски своего командира. Сколько времени пролежал Володя без сознания, он не знал. Когда он пришел в себя, ему показалось, что все лицо иссечено осколками, и юноша провел по нему ладонью. Но ран не было, лишь из носа текла кровь. Попробовал подняться, но сразу зашумело в ушах, затошнило. Показалось, будто летит в какую-то узкую щель.
Очнулся, когда друзья уже несли его на руках. Зина шла впереди и поддерживала голову.
— Пустите, я сам пойду, — с трудом произнес Володя.
— Молчи, скоро отдохнем, — ответил Анатолий.
Подрывники остановились в молодом сосняке и опустили командира на влажную от росы траву. Володя попросил пить. Зина плакала. Хлопцы перевязали ему бок и сняли сапоги. В них оказалась кровь.
После непродолжительного отдыха Володя почувствовал себя лучше. Обсаженный старыми березами тракт был изрезан колесами машин. Установив мину, подрывники хотели было направиться в небольшую деревушку возле болота, но Володя не согласился.
— У меня хватит сил перебраться через болото, а дальше поедем, — решительно сказал он.
Друзья заколебались: легко сказать — в таком состоянии перебраться через болото… Но на околице деревни вдруг взлетела ракета и осветила их.
— Видали? — превозмогая боль, усмехнулся командир группы. — Пошли быстрей!
Только выбравшись на другую сторону болота, подрывники узнали, что прошлым вечером в той деревне остановилось около тридцати немецких грузовиков. Услышав взрыв и стрельбу на железной дороге, фашисты подняли тревогу.
Утром группа на лошадях подъехала к переезду, который тоже охранял немецкий патруль. Зина пошла вперед, наблюдая за ним, потом махнула рукой. Подвода птицей перемахнула через переезд, и двое немецких солдат лишь с удивлением проводили ее глазами.
— Ну, скоро и дома будем, — с облегчением произнес правивший лошадьми Анатолий, когда въехали в лес.
В лагере в тот же день доктор Ярошев вытащил осколки на ног Володи, Его уложили на телеге в сосняке, а на ночь переносили в шалаш.
Разведка особого отдела выяснила, что группа уничтожила поезд с гитлеровскими летчиками, направлявшимися на фронт. Паровоз и четыре разбитых пассажирских вагона лежат под откосом. Но Володя не чувствовал радости. Ноги его распухли и посинели, болело в боку. Зина неотлучно находилась возле него.
— Что-то не лучше, а хуже мне становится, — сказал юноша. — Боюсь, как бы не было заражения.
— Нет, Володенька, ты уже лучше выглядишь. Твое счастье, что мина перелетела, а то бы…
— Вот ты со мной и поехала бы тогда учиться, — улыбнулся Володя.
Их беседу прервал Сергеев, сообщивший, что ночью с Большой земли прилетит самолет, который доставит Володю через линию фронта в госпиталь.
— Я и здесь поправлюсь, — отказался юноша. — Или хотите избавиться от меня?
— Прикажут, и полетишь. Мы хотим, чтобы ты был жив. Это же для тебя командир вызвал самолет.
Почувствовав слезы на глазах, Володя отвернулся.
— Чего ты? Поправишься и вернешься. Зина тебя подождет, — сказал Сергеев.
Хлопец и сам понимал, что ему необходимо госпитальное лечение, но было очень жалко расставаться с отрядом и с друзьями.
— А что ты будешь делать? — спросил он Зину, когда комиссар ушел.
— Буду мстить за тебя. Вместе со всей нашей группой.
— Правильно. Зиночка, из группы не уходи. Я попрошу Илью Карповича назначить командиром Миколу. Он смелый и хороший парень. Скоро поправится Федя, а там, может быть, вернусь и я. Сегодня любопытный сон видел. Будто стою на берегу Днепра, по воде льдины плывут, а в ясном небе летят журавли. Смотрю — один отстал, быстро машет крыльями и, курлыкая, догоняет свой клин.
— И догнал?
— Догнал… Так вместе с остальными и исчез в синей дали…
Дотемна разговаривали Володя с Зиной. К ним часто подходили товарищи, узнавшие, что юноша покидает отряд.
Ночью Володю перевезли на большую поляну, где горели три костра. Провожать его пришли командиры, друзья и даже Фридрих. Вскоре из темно-синего неба вынырнул самолет и покатился по ровной земле. Из него выгрузили взрывчатку, автоматы, патроны. Зина молча держала Володю за руку. Партизаны попрощались с ним, пожелав быстрее поправиться и вернуться в свой родной белорусский край. Володю внесли в машину. Взревел мотор. Самолет поднялся и вскоре исчез за вершинами сосен. Партизаны начали расходиться, а Зина все еще продолжала стоять и махать белым платочком.
1965 г.