Дубовая Гряда

2

Мать Володи пролила много слез. Искала сына в траншеях, в окопах, на болоте. Все казалось, что где-то тут, возле деревни, он лежит убитый. Так говорила и односельчанам. Но найти не смогла. И тогда закралась мысль, что сын ушел с красноармейцами.

Было у нее еще двое детей, жил с ней и ее отец, дед Андрей, совсем седой, но еще крепкий старик. Перед самой войной мать тяжело болела. Уходя на фронт, муж сказал старшему сыну, Володе:

— Ты останешься хозяином, сынок. Слушайся маму, береги младших.

Вспоминая теперь эти слова, женщина всхлипывала. Так, ничего не зная о сыне, она и жила. Однажды нашла в соседней деревне икону и повесила ее в углу. Ходили слухи, что, если немцы явятся в избу и не увидят иконы, тут же перестреляют всех. А если двери избы окажутся запертыми, непременно перебьют стекла в окнах. Поэтому мать и не запирала дверь, и ей часто казалось, что по избе кто-то ходит. Бывало, спросит: «Это ты, сынок?» И, не слыша ответа, заплачет, натянув, как малое дитя, одеяло на голову.

Как-то утром, когда все еще спали, кто-то сильно хлопнул дверью. Женщина вскочила. В избе возле шкафа стоял высокий парень с винтовкой в руке.

— Подымайся, — пискливым голосом приказал он.

— Что вам нужно? — спросила мать.

— Надень юбку, тогда скажу.

Женщина оделась, сунула босые ноги в ботинки и даже повязала платок.

— Ты Бойкач Мария Андреевна? — спросил незваный гость, вытаскивая из кармана пиджака потрепанный блокнот.

— Я.

— Сколько большевистских командиров и комиссаров переодела в гражданское?

— Каких командиров? — пожала плечами Мария.

— Тут, поблизости от вашей деревни, они были окружены германскими освободителями и разбежались, — заглянул парень в блокнот. — Не признаешься?

Он подошел к кровати, где спал старик, стянул с него одеяло и тоже приказал встать. Перерыв всю постель, залез на печь и сбросил оттуда солдатскую гимнастерку и брюки. Потом открыл дверцы шкафа, вытащил белье, костюм, пальто и начал заворачивать все это в скатерть.

Мать возмутилась:

— Что же ты делаешь? Отдай костюм, это сыночка, Володи. Что хочешь бери, а костюмчик не трогай. Пускай останется мне на память. Ты же свой, из Дубравки, через нашу деревню в школу ходил. Говорят, Комячову избу ты поджег…

— Что?! Я вас всех сожгу! Из-за вашей деревни мне пять лет условно припаяли. Думаешь, я тебя не знаю? Твоего мужа — колхозного активиста, заведующего фермой? Твоего сына, Володьку-комсомольца? Он меня еще в стенной газете разрисовывал! Жаль, что морду ему тогда не набил!

— Стыдно так говорить, — сказала Мария.

— Стыд не дым, глаза не выест. На, распишись вот здесь и… помалкивай.

— Расписаться? На чистом листе бумаги?

— Я потом напишу все, что надо.

— Ишь ты, дуру нашел. Ну, уж нет, не дождешься…

— Ах, так? Сейчас же пойдешь со мной в волость, в полицию. Одна такая умная нашлась, стоит вон на улице под конвоем. И ты собирайся!

— Да кто ты такой, чтобы приказывать? Пользуешься тем, что никакой власти нет, так пришел грабить!

— Я — власть, я — полицейский! — вскипел детина и толкнул Марию кулаком.

Дети заплакали, бросились к матери. Старик отец присел на край кровати и тяжело вздохнул.

Мария вышла на улицу, а следом за ней, уцепившись в подол материнской юбки, бежал черноголовый мальчуган. Полицай оторвал малыша от женщины, и тот громко, горько заплакал. Возле соседнего двора прохаживались еще двое полицаев, а недалеко от них, прислонившись к углу избы, стояла арестованная. У Марии потемнело в глазах: она узнала Веру. «Бог ты мой, неужели нашли? Тогда всем нам конец». Но, взглянув на спокойное лицо соседки, сразу поняла, что тревога напрасна. Даже пошутить постаралась:

— Видишь, каких преступников поймали: старых баб, своих матерей!

Вера не ответила, лишь пониже надвинула платок на глаза.

На окраине деревни их уже ожидала запряженная в телегу лошадь. Полицаи побросали на подводу узлы и расселись сами, так что женщинам пришлось шагать рядом. Вскоре деревня осталась позади.

На песчаной дороге, ведущей в волость, порывы ветра то там, то сям поднимали пыль. Нагулявшись вволю на большаке, пыльные вихри кружили в спелой ржи, гнули к земле колосья, тревожно шептались с ними. Темная тучка, появившаяся из-за горизонта, быстро росла, затягивая все небо. Хлынул дождь.

Только после полудня вернулась Мария домой. Вернулась одна, без Веры.

Не прошло и нескольких минут, как прибежала Верина дочь Лида.

— Где мама? — взволнованно спросила она. — Скажите, тетенька, только правду! Ее не убили?

— Возьми себя в руки, Лида, — Мария с трудом подавила тяжелый вздох. — Твою маму отправили в Жлобин. Там допросят и отпустят: у них никаких доказательств нет. В полицию сообщили, что она прячет раненого политрука Сергеева. Не иначе кто-то из нашей деревни подсказал, потому что, когда здесь проходил фронт, все знали фамилию политрука.

— Ой, тетенька, я ни есть, ни пить ему не носила. Боюсь открывать, потом не замаскирую. Мама хотела сегодня перевязку сделать, бинты выстирала… И как это полицейские их не заметили: ведь бинты висят возле печки на жердочке.

— Разве это дурачье догадается, — поморщилась Мария.

— Дурачье-то дурачье, — вмешался дед Андрей, — а хорошо, что я убедил вас спрятать Сергеева там. Вы в кладовку хотели, а человек не иголка. И его погубили бы, и сами угодили бы в петлю.

— Правда, дедушка, нашли бы. Везде искали: и под полом, и на чердаке, и в погребе, и в хлеву. А туда заглянуть ума не хватило.

Дед Андрей соорудил для политрука надежное убежище. В хлеву, в двух метрах от задней стены, он сколотил еще одну стену до самой крыши. Под нее сделал лаз, который замаскировывали мятой соломой и разным мусором.

— Я знал, что спрятать человека в теперешнее время очень трудно, — продолжал рассуждать старик. — Разные люди в деревне есть. Одни хотят на чужом горе нажиться, перед немцами выслужиться, другие по дурости болтать начнут, а враг и подслушает.

— Беги, Лидочка, домой, я скоро приду, и сделаем перевязку, — сказала Мария. — Хорошо, что дождь хлещет, ни одна собака на улицу не сунется.

Лида потуже повязала платок и быстро ушла. А хозяйка, проводив ее теплым взглядом, озабоченно покачала головой:

— Боюсь, как бы с собаками не нагрянули. Тогда наверняка найдут. Но не стоит пугать девочку.

Дед Андрей попытался успокоить ее:

— Кто в такую непогоду сюда с собаками поедет? Да и времени вон сколько прошло. Надо было Вере признаться, что подобрала раненого красноармейца. Мол, перевязала, он посидел несколько дней и ушел. А куда — кто его знает.

— Но Вера ни в чем не призналась.

— Это хуже… Начнут пытать… И политрук, небось, волнуется, он же все слышал.

Мария задумалась, машинально подошла к окну. Внезапно, вспомнив свое обещание, заспешила во двор, сорвала несколько листиков подорожника и, оглянувшись вокруг, вдоль забора направилась к соседнему двору. Лида через окно увидела ее, открыла сени. Захватив приготовленную еду и бинты, обе поспешили в хлев.

Политрук еще утром догадался, что с его хозяйкой что-то случилось, и не зажигал фонаря. А теперь, услышав знакомые голоса, он обрадовался и начал искать спички. Наконец трепетный огонек засветился.

— Что случилось? — спросил Сергеев.

— Ой, и не говорите, — заспешила Мария. — Веру арестовали, вместе с нею и меня сгоняли в волость. Там уже и власть свою успели организовать, да только из кого… Бог ты мой, Кичка Яков из Панышей — начальник полиции. Хоть весь свет обойди, большего дурака не сыщешь! Василь Шайдоб, вы его видели, он из нашей деревни, — тоже какой-то начальник…

— Кто-кто?

— Старик у нас есть, единоличник, ему кличку дали: Шайдоб. Раскулаченный был когда-то. Вот его-то сын, Василь, и стал теперь начальством. А еще к Лиде в женихи метил…

— Вы бы так и сказали: высокий, стройный, блондин. Вспомнил! А где Вера?

— В Жлобин увезли.

— В Жлобин? — удивился Сергеев.

— Кто-то донес, что она вас спрятала.

— Был бы я на ногах… — политрук оборвал фразу, задумался. Свет фонаря падал на его лицо, и видно было, как на лбу выступили капельки пота.

— Володи вашего дома нет? — наконец спросил Сергеев.

— Нет.

— Так вот что, Лида, ты должна выручить мать. Это же тот Василь, с которым вы вместе в школу ходили. И, помнится, Вера говорила, что у него к тебе особое отношение. Нужно так подойти к нему, чтобы послушался, помог освободить мать.

— Ой, он такой противный! — поморщилась девушка.

— Правильно человек говорит, — строго остановила ее Мария. — Или Миколу боишься?

— А это еще кто? — спросил Сергеев.

— Да ее хлопец.

— Ну что вы, тетенька, — смутилась Лида.

— Я не знаю старого Шайдоба. Но вот думаю: не он ли видел меня на поле? — размышлял Сергеев. — Когда я переползал в рожь, какой-то старик ходил возле траншеи. Видно, следил, кто меня подберет. Ведь, по вашим словам, кроме этого человека, в деревне нет ни одного, кто был бы так враждебно настроен к нам?

— Ни одного, — подтвердила Мария. — От отца и Василь о вас узнал. Значит, мог и донести о Вере.

— Сегодня суббота. Василь придет домой, и я смогу с ним встретиться… — начала, но тут же умолкла, опустила голову Лида.

— Только сразу о матери разговор не заводи, иначе догадается, что к чему. Сделай вид, что тебе нравится его новый пост, и только, — посоветовал политрук.

— Давайте перевяжу ноги, да поешьте.

Сергеев сел на топчане, начал разматывать бинты.

— Эта уже в порядке, а на второй пятка никак не заживает, — поморщился он.

— Приложу подорожник, быстро затянет. О, да вы недели через две танцевать будете!

Подождав, пока политрук пообедает, Мария и девушка ушли.

— Тетенька, я одна дома оставаться боюсь, — пожаловалась Лида.

— Приходи ко мне ночевать…

И женские голоса затихли.

Сергеев прилег, прислонившись головой к стене. Рядом, в сухом бревне, старательно работал короед. Он то поскрипывал, вгрызаясь в древесину, то шуршал, отгребая труху. «Пили́, проклятый, точи насквозь голову воина, — подумал Сергеев и еще крепче прижался затылком к бревну. — Довоевался, боец-защитник, до того, что люди в своих углах боятся жить. А тоже кричал — шапками закидаем врага, на своей земле воевать не будем!..»

От горьких этих дум даже глаза закрыл. И будто поплыли перед мысленным взором кадры трагического фильма.

Вот жена разорвала конверт, зарыдала и рухнула на постель, комкая небольшую бумажку: «Убит…» А Сергеев на фронте, рядом гибнут его товарищи… Всплывают в памяти родные места. И здесь свистят пули, вражеские снаряды рвутся в бору, куда он мальчишкой бегал собирать птичьи яйца… А вот и поле… Сколько он слышал об этой земельке рассказов от матери, от людей! В детстве брала его мать с собой на узкую полоску.

Что сейчас мама делает? Отправляет младшего брата, Митю, на фронт. Он уже большой, идет добровольцем. Почему-то Митя очень похож на соседкиного Володю. И характером, и привычками, и стремлениями. Наши дети, одной школы и воспитания одного, потому и похожи…

Мысли начали путаться, наплывать одна на другую. И Сергеев незаметно для себя задремал.

А в это время Лиде не сиделось дома, она часто выбегала на улицу, чтобы как будто случайно встретить Василя. Но попадались только женщины, тут же принимавшиеся участливо утешать девушку. Встретилась она и со стариком Шайдобом. Тот поздоровался, спросил;

— За что же твою мать арестовали? А?

— Откуда я знаю?

— Не горюй, если не виновата, отпустят. — Шайдоб втянул голову в плечи и зашагал дальше, переваливаясь с ноги на ногу. Лиде показалось, будто он усмехнулся. Неужели прав Сергеев, подозревая именно его?

Сразу расхотелось встречаться с Василем. Вернулась в избу, сбросила туфли, упала на кровать. Но тут в дверь кто-то постучал.

— Войдите, — не поднимаясь с постели, глухо сказала Лида.

В избу вошел Микола Вересов. Был он годом старше Лиды, недавно пошел восемнадцатый. Вместе с нею учился в школе и перед войной закончил десятилетку.

— Ты плакала? — участливо спросил Микола, наклоняясь над девушкой.

— Нет.

— По глазам вижу, плакала.

Лида спрыгнула на пол, парень бережно обнял ее, прижал к груди, вдыхая запах волос и глядя в заплаканные глаза. Волосы пахли так же, как в тот первый раз, минувшей зимой, когда он робко дотронулся губами до нежной щеки девушки. Но Лида сразу же высвободилась, снова прилегла на постель.

Микола пододвинул стул, сел рядом. Он уже знал, что случилось с матерью девушки, но не мог придумать, как успокоить любимую. Сидел и молчал, глядя в черные глаза, в которых, как крупные дождевые капли, светились слезы. Никогда Лида не казалась ему такой красивой, как в эти минуты. Покрытое ровным загаром лицо, полные румяные губы, чуть вздернутый нос — все казалось необыкновенным. Хотелось сказать, что он будет с нею всегда, но решимости не хватало. А Лида вдруг приподнялась на локте, глубоко вздохнула и не без заметного усилия произнесла:

— Нам с тобой пока встречаться нельзя.

— Почему? — опешил от неожиданности парень.

— Я должна встретиться с Василем.

— Должна? — Микола вскочил со стула. — Понимаю: понравился командир взвода полиции?!

— А я и не знала, что он командир. Тем лучше: сделаем так, чтобы маму отпустили.

— Но при чем тут наши с тобой отношения? Сходи и попроси, предложи деньги…

— Так они и пожалеют меня, как же!

Микола и сам понимал, что совет его не из лучших. Отошел к окну, задумался. Как это Лида будет встречаться с полицаем, которого он ненавидит? Разве можно с этим согласиться? Но, если подумать трезво, Лида права. Полицай может съездить к немцам, сказать, что мать девушки приходится ему родственницей, и ее отпустят…

— Как ты с ним будешь встречаться? — спросил Микола.

— Сама не знаю. Но до чего же противно играть такую роль!

— Милая моя, как я услышал, что твою маму арестовали, словно сердце оборвалось. — Он сжал руки девушки. — Согласен, встречайся, раз без этого не обойтись. Но только… только… я один буду тебя целовать, хорошо?.. Василь уже дома, так что спеши.

— Когда же он пришел?

— Не знаю. Шел сюда и видел, как он с каким-то полицаем во дворе хохочет, а отец тащит в избу бутыль самогона. Так что иди, а то как бы к Алене не отправился, у нее сегодня молодежь собирается.

— К Алене я не пойду, не до этого. Если бы где-нибудь в другом месте встретиться и поговорить.

— Пойдем на улицу. И меня проводишь, и Василя увидишь. Он, небось, в хате не сидит.

— Пойдем, — согласилась Лида.

Вышли из дома, и Микола взял Лиду за руку. Ох, как не хотелось оставлять ее одну, но ничего не поделаешь, нужно…

— Дальше грязно, пойду один.

И они расстались. Лида шла медленно. Родная деревня казалась ей чужой, незнакомой. Подруги не приходят — наверное, боятся. Со двора Шайдобов слышался громкий разговор. Из ворот на улицу вышел незнакомый человек, а за ним Василь. Незнакомого заметно пошатывало, и Лида прибавила шагу. Заметив ее, пьяный широко расставил руки.

— Ого, какая красавица! Василь, у тебя тут девчата получше, чем у нас.

Лида прислонилась к забору, не зная как быть. Василь ткнул своего друга кулаком под бок, подошел к ней, поздоровался.

— Ты завтра будешь дома? — спросила девушка.

— А тебе зачем?

— Просто поговорить захотелось. Или ты уже успел зазнаться, так что и не подступись?

— Выдумала… Где ты вечером будешь?

— У Марии.

И, высокая, статная, Лида быстро зашагала прочь.

С трудом оторвав от нее взгляд, Василь спросил:

— Красивая, а?

— И не говори, — махнул его друг рукой и забеспокоился: — Пойдем быстрее, я опаздываю.

Он взял Василя под руку и поволок в конец деревни. По дороге что-то доказывал, смеялся, но Василь не слушал его. Сам принялся рассказывать, как еще в девятом классе влюбился в Лиду, но потом появился другой, и они поссорились.

— А ты его — под пяту!

— Теперь моя будет. Видел сегодня у начальника полиции женщину? Так это ее мать. Кажется мне, что насчет политрука донес мой старик, вот ее и арестовали. А зря: ну что может сделать в наше время недобитый комиссар? Перевязали, и поплелся куда-то дальше.

— Попадись он мне, жилы вытянул бы! — скрипнул зубами полицай. — А она где?

— Кто?

— Да баба та!

— Дурак ты. Я же говорю: это Лидина мать.

— Этой девке надо в морду плюнуть, а он о любви плетет. Нужна она тебе. В Германию поедем, женимся на немочках. Вася, дружище! Хватит с меня подручными делами заниматься. Наступила пора другими путями деньги зарабатывать. И жену возьму по душе. А там что? — полицейский ткнул пальцем на запад, где вечерняя заря зажгла черные обрывки туч. — Будь здоров, Василь! Иди домой, а то еще скажешь, будто я без тебя боюсь.

Полицейский вытащил пистолет, несколько раз выстрелил вверх.

— Дурак, — вполголоса произнес Василь и повернул в деревню.

Сидя возле плиты, Мария и Лида ожидали, пока догорит смоляк. Дети и старый Андрей улеглись спать. На припечке возле хозяйки старательно мылась кошка.

— Гостей намывает. Не иначе… — не успела Мария докончить фразу, как в сенях стукнула дверь, и в избу вошел Василь.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — Давно я у вас не был.

— Володи нет, вот никто из молодых и не приходит, — в тон ему ответила хозяйка.

— А Лида? — усмехнулся Василь. — Разве она старуха?

— Что Лида? Родня…

— Вот и берите меня к себе за сына.

— Большая честь иметь такого сына, — с напускным уважением ответила Мария, приглашая Василя садиться. — Немножко керосина еще осталось, ради такого гостя надо лампу зажечь.

Василь знал, что Мария, умная женщина, имеет влияние не только на Лиду, но и на других соседей. Поэтому он старался быть приветливым и сдержанным.

— Зачем из-за меня последний керосин жечь?

Но хозяйка настояла на своем и вскоре незаметно вышла из избы. Лида спросила:

— Помнишь, как ты мечтал учиться в медицинском институте?

— Война все карты перепутала, — улыбнулся Василь, — теперь приходится плыть по волнам судьбы.

— Пожалуй, ты единственный из наших десятиклассников неплохо устроился.

— А что? Многие, не разобравшись, пошли в Красную Армию и либо успели сложить головы, либо топают где-то под Москвой. А мне пока везет.

— Слушай, Василь, ты не знаешь, что будет с мамой?

— Есть приказ немецкого командования: всем, кто прячет большевиков, — расстрел, кто помогает немцам — тем награда. Плохо, что ее направили в Жлобин. Тут бы я помог.

— Обыск делали ваши полицейские, — заметила Лида.

— Знаю. И ничего не нашли. Нужно подумать, как сделать, чтобы отпустили.

Василь взял девушку за руку, вздохнул.

— Вася, — попросила Лида, — будь другом, сделай. Ты же знаешь, у нас никого нет. Сколько будет стоить…

— Что? За деньги я ничего не делаю, ясно?

— Так, может, кому-нибудь придется сунуть.

— Это другое дело. Хотя — не нужно никакого выкупа. Как вы будете жить без отца?

Ему стало очень жалко девушку. Чуть не сказал, что даже в полицию пошел из-за нее, но удержался.

Хозяйка вернулась с бутылкой самогона и пригласила к столу. Василь выпил рюмку, другую. И вскоре парня словно подменили. Начал клясться в большом уважении к Марии, чуть слезу не пустил по ее сыну.

— Будь Володя здесь, я как друга взял бы его к себе во взвод. Он же умница, а мне дали каких-то оболтусов, вот и командуй ими. Да и начальник у нас дурак, долго не продержится. Ездил я с ним в город к коменданту. По дороге говорю: там не поймут, кто из нас начальник, у тебя повязка на рукаве и у меня. И посоветовал достать из сумки еще две повязки, нацепить через плечо на грудь. Представляете? Послушался! Так и ввалился в комендатуру! Меня смех душит, а он голову задрал и шагает. Вдруг выходит какой-то человек из кабинета и спрашивает, кто он такой. Отрапортовал: «Начальник полиции Яков Кичка!» Тот схватил дурня за повязки да как трясанет, а я боком, боком на улицу выскочил. На обратном пути он со мной всю дорогу не разговаривал… Ой, зря я разболтался. Мы подписку давали никому ничего не рассказывать, но я вам верю, тетенька, я вас люблю. Я и Лидину маму люблю и освобожу ее. А Лида — она хитрая. Тайком сговорилась с Миколой в пединститут уехать. Если бы вы знали, как я переживал! Хорошо, что жизнь изменилась, Лида, твоя мать через неделю может оказаться дома, но все зависит от тебя.

— Ты молодец, Василь. И отец и мать у тебя хорошие… Все же свои люди, нужно жалеть друг друга, — заметила Мария.

— Советская власть не давала моему отцу хорошо жить, а он это умеет. Мы все умеем, скажете, не так?

— Так, так, — согласилась хозяйка. — Вас тут и сравнить не с кем. Ты, наверное, слышал — отдадут твоему отцу землю, которая была у вас до колхоза, или нет?

— Пожалуй, нет. Говорят, какую-то общину создадут до тех пор, пока люди не отвыкнут от коллективной работы. Вроде переходного этапа к единоличной жизни. А вообще — все дрянь. Земля только старикам нужна, а нам подавай марочки, верно?

Он глянул на Лиду и тут же перевел взгляд на Марию.

— Правильно, Вася, — согласилась та.

— Спасибо за хлеб-соль, мне пора, — поднялся Василь со стула.

— Лида проводит тебя, — подмигнула хозяйка девушке.

«Отпустят Веру, — обрадовалась Мария. — Нужно завтра пораньше к Сергееву сходить. Без него мы не догадались бы так сделать. И Лида молодчина, знает, как вести себя».

Со двора слышались голоса, радостный смех Василя. Ему и в голову не приходило, почему это Лида стала такой ласковой. Считал, что так и должно быть: при «новом порядке» он сразу стал важной фигурой. Теперь все кланяются, а из-за боязни или из уважения — значения не имеет.

Утром Мария истопила печь, приготовила завтрак и только начала укладывать картофельные оладьи в котелок, как во дворе послышался голос Василя.

— Доброе утро, дедушка Андрей, — громко поздоровался он.

Мария быстренько прикрыла котелок полотенцем.

— Теща жива? — с порога спросил Василь. — Как раз на завтрак.

— Верно, — ответила Мария. — Теперь от мужчин зависит и жизнь женщин.

Василь проскрежетал, словно рашпилем, подкованными каблуками немецких ботинок по полу, поставил в угол винтовку и спросил:

— А где Лида?

— Еще спит.

— Ну и соня! — засмеялся парень и направился в соседнюю комнату. Лида действительно спала. Василь постоял, не решаясь подойти к кровати, наконец сделал несколько шагов и громко стукнул каблуками. Лида подняла голову с подушки, удивленно взглянула на него.

— Что, испугалась? — улыбнулся Василь.

— Нет, — девушка прикрыла глаза рукой. — Странный сон видела.

— Странный?

— Да… Будто прибегает на пригуменье, к дубам, какой-то огромный человек, в одной сорочке, босиком, похожий на дикаря, и давай муравейник возле пня топтать, во все стороны разбрасывать. Мы с мамой стоим возле гумна и смотрим на него. А потом как напали муравьи на дикаря, так он и по лицу себя бил, и по шее, и колени тер. Не выдержав, завыл, как зверь, и покатился в болото. И зачем он полез на этот муравейник? — улыбнулась Лида.

— Действительно, сон интересный и странный. Но ты, небось, выдумала его. Знаю твои способности.

— Не веришь — не надо. А ты почему так рано?

— Бессонница одолела. Лезут разные мысли в голову. Решил, не откладывая, ехать в Жлобин. Встречусь с кем-нибудь из комендатуры, там есть знакомые. А завтра официально зайду. Скажу, что арестовали мою тетку, так будет вернее… Видишь, что я для тебя делаю. Ни для кого не стал бы так стараться.

Он хотел нагнуться к Лиде, поцеловать, но удержался: пожалуй, рановато. Вместо этого сунул руку в карман за папиросой и с напускной озабоченностью пробормотал:

— Никак часами не обзаведусь, не знаю, сколько сейчас времени.

— А я тебе подарок сделаю! — воскликнула Лида, вспомнив, что видела часы на руке у Сергеева. — Подарю… папины…

— Разве у твоего отца были часы? — рассмеялся Василь. — Не выдумывай. Я же знаю, что всех вас по утрам будили петухи.

— А вот и были! Только папа не носил их!

— Ну, если так, то… никому об этом не рассказывай. А то больше не увидишь. Я, конечно, не позволяю, но мои хлопцы достают их черт знает где, а жалоб ни от кого не поступает.

— У меня не найдут, — едва заметно усмехнулась Лида.

— Ладно, пора мне. Пойду.

И, взяв винтовку, Василь вышел из избы.