Душа без признаков жизни

ГЛАВА 10.2. Феликс. Хранилище знаний

Напитки в баре действовали, как обычный алкоголь — светились лаймовым и тыквенным цветом, но после того как попадали внутрь: растворялись и выпархивали из носа обратно. Словно дым.

Кастивиль жевал неоновый стебель и запивал мятным вином. Иногда журил отдыхающих студентов. Те — молча кряхтели в ответ. Возможно, обменивались мнением об учителе, но только друг с другом.

Феликс попробовал коктейли со вкусом миндаля и эдемских яблок. Ощутил приятное теплое чувство в груди. Слегка опьянел. Язык принял решение жить самостоятельно. Изо рта пополз словесный водопад. Феликс признался, что его зовут не Августин, но учитель лишь рассмеялся, пояснив: последний раз он позиционировал себя, как Августин, а внешний вид выбирал пятисотлетней давности. Добавил, что узнает людей по энергетике, а не по форме причиндалов. К тому же ему не нравится ни имя «Августин», ни имя «Феликс». Всё — дерьмо.

Чересчур часто Феликс стал задавать себе вопрос: все ли умные люди такие жесткие? Кастивиль вёл себя грубо и бестактно. Видимо, когда осознаешь бессмысленность жизни, то становишься собой. А когда ты становишься собой — другим это не по нраву, ведь каждый человек неосознанный эгоист, что хочет установить выгодные ему правила. Таким, как Кастивиль, плевать на мнение других и их правила. Он умен, одинок и прямолинеен.

Этот вопрос всегда был для Феликса до боли сложным: быть собой или быть одиночкой?

Кастивиль жаловался на учеников. Рассказывал, как тяжело сейчас найти достойных стать хотя бы асурами. Называл всех бездарными потребителями. Идиотами. И безмозглыми роками.

— Я всё еще не могу вспомнить, кто такие судьи-кочевники.

— Такие же судьи, что заседают в Трибунале. Решают судьбы опасных асуров. Вам выдают специальные посохи, усиливающие способности по трансформации энергии и материи, такие же, как у херувимов на Тапе, которые создают новые миры. Обычные посохи ваджра, как мой, годятся разве что в зубах ковырять.

Он попробовал поковыряться острием на конце посоха меж резцов, но не смог и заворчал. Харкнул на пол. Стражнице под ноги.

— Ты ведь тоже херувим. Почему не судья?

— Я предпочитаю учить, а не судить, — усмехнулся Кастивиль, потормошив белые крылья за спиной. — Тебе еще не назначали обряд перерождения? — уточнил он, но заметив недоумевающее лицо Феликса, добавил: — Это когда ты отправляешься в святилище и серафимы производят тебя в высшие.

— Почему вы все говорите — высшие, если называетесь дэвами? И… почему все так плохо относятся к… аталам?

Кастивиль быстро заморгал и засмеялся.

— Неужто за права демонов теперь борешься? О, простите… аталов, — с иронией спросил он. — Помнится, ты толкал речи о недопустимости посвящения в высшие — животных. А теперь вдруг борец за права униженных?

Феликс отрицательно повертел головой, не отвечая на вопрос, и заметил под задравшимся рукавом Кастивиля нечитаемые символы. Он осмотрел свое запястье и обнаружил такую же татуировку, но чуть короче. У его товарища метка прорисовывалась до локтя и подсвечивалась.

— Эти демоны — грязь и зараза на просторах Обители. Ты забыл, что они вселяются в чужие тела и крадут энергетику? Забыл? То-то же! Отвратительные создания.

За стуком бокалов Феликс услышал, как заиграла музыка. Посреди зала на барную стойку запрыгнула девушка с золотистыми волосами, огнистым румянцем на белых щеках и фиалковыми глазами.

В голову ворвался ее прекрасный голос с песней о любовных утехах. Тело особы обтягивал голубой откровенный комбинезон, и Феликс невольно засмотрелся, ощутив прилив желания, когда певица одарила пикантным взглядом. Затем девушку подхватил высокий мужчина и закружился с ней в танце, выронив стакан с черным пивом.

Феликс понаблюдал за ними и отвернулся. Блондинки — в его вкусе, а отсутствие возможности насладиться женщиной нагоняет тоску. Уже подумывал скрыться от Кастивиля, чтобы задрать какой-нибудь милой девушке юбку и вспомнить, что он мужчина, а не комок вороньих перьев.

На соседнем столе херувим расстелил двухметровую карту и начал громкое обсуждение. За его спиной торчал горящий посох.

Кастивиль подтолкнул в плечо и шепнул:

— А вот и твой будущий коллега. Судья-кочевник — Фагави́р Ян Паси́филь. Еще один сварг, считающий, что за высокое происхождение ему ноги должны облизывать.

Недовольно морщась, Кастивиль снова сплюнул.

Феликс присмотрелся к кочевнику в красной переливающейся броне. Благодаря массивным плечам, высокому росту и громоздкому прикиду — он походил на великана. Фагавир гоготал басом над чужими предположениями (а его окружила целая толпа советчиков) и тыкал пальцем в карту, на которой сменялись названия и рисунки.

— Почему эта карта постоянно меняется?

— Артефакт. Карта Обители, а здесь стабильно всё переделывают. По настроению серафимов, на практике учеников, во время психических обострений у горе-активистов. Взять ту же долину неподвижных планет… Вечно что-то переустраивают! Хотел недавно на пляж сгонять, а там, — несколько ругательств, и Кастивиль продолжил: — джунгли!

Некоторое время мы помолчали, отдавая дань загубленному отпуску. Однако голоса толпы побыть в тишине не дали. Гул поднялся невыносимый.

— Бесполезно искать в Обители, — выпалил Фагавир, — скорей всего этот придурок отправился на планеты манов или талов, чтобы выставить себя каким-нибудь божеством среди местного населения. Обычное дело для сбрендивших асуров.

Все рассмеялись, но одна девушка нахмурилась.

— Этот очередной сбрендивший асур может быть причастен к распаду призраков на планетах сваргов. Тебе нужно быть осторожней. Говорят, что даже на Гува́те происходит нечто странное. Там самоуничтожаются души роков.

— Не бойся, черешенка моя, — проворковал кочевник и прижал ее к себе. — Эти ублюдки исправно жрут навоз с моих подошв.

Кастивиль ударил бокалом по столу, отвернулся от них — и театрально изобразил, что блюет.

— Для кого Закон писался, спрашивается, — проворчал он, скрипя зубами. — Нет. Всё равно у нас разные касты спят между собой!

— А что плохого?

Феликса удивляло это правило, но он уже осознал: любовные отношения между разными кастами — это вроде отношений подростка с пенсионером.

— От такого коктейля энергетики и появляются низшие.

— Ты хочешь сказать, что все души — это дети других душ?!

Феликс выкатил глаза и резко откинулся в кресле, так, что оно со скрежетом отъехало назад.

— Души рождаются у высших, когда они вступают в плотскую связь. Происходит слияние двух энергий и у одного из высших образуется новый дух. Подумай, что за фрукт получится при слиянии манра и херувима? Максимум — бессознательный комок энергии, рок или… демон. Гува́тская бездна!

Кастивиль поднялся с места, залпом осушил треснутый бокал и направился к выходу во двор.

— Скоро вернусь! Перекурю.

Феликс смутился, обдумывая возможность заполучить здесь ребенка, кашлянул и постучал пальцами по бокалу.

За соседним столом не утихали разговоры о роках, которые распадаются после каждого перерождения и об участившихся случаях «очернения» высших. Так все называли преступников — очерненные дэвы.

Кочевник раскидал по столам листы с фотографиями. Когда Феликс дотронулся до листка, сознание отключилось, словно в глазах погас экран телевизора. Хлынули видения. В голове зазвучал мужской голос, подобный тем, что можно услышать в новостях:

Во́льгант Саку́нт нарушил заповедь Древнего Закона 7.13, гласящую, что дэвам запрещено вмешиваться в процесс перерождений манров и ракшасов.

Приговор: очищение.

Последний раз был замечен на среднем планетарном уровне — ман, планета — Кинви́н. При наличии каких-либо сведений — незамедлительно сообщить в Шпиль судей Трибунала.

Феликс просмотрел еще несколько листков — каждый забивал голову галлюциногенными картинками и голосами.

Кастивиль не возвращался. От скуки пришлось рассматривать гостей заведения. Многие из них притихли, изучая листовки. Другие разговаривали, пили, курили, целовались. Кто-то дремал. Девушки за соседним столом играли в карты. Парочка влюбленных в углу поссорилась, но быстро помирилась.

По залу разлилась блюзовая музыка. И Феликс вдруг затосковал.

Под сердце заползла некая хандра. Но в чем ее источник? Скучает ли он по земле, по своей жизни или душа страдает оттого, что жена встречается с его убийцей? Может, желает поскорее забыть обо всем, вернуться и стать судьей-кочевником?

Феликс выдохнул. Ощутил подергивание пальцев, прыгающее на скакалке сердцебиение, и закрыл глаза.

Громогласный голос Фагавира снова раздался за соседним столом:

— Не все демоны так уж плохи. Помните моего напарника? Крутой был демон! С гипертрофированным азартом. От того и погиб. Я лично наблюдал, как его сожрали на Гувате. До последнего не верил, что роки способны есть души, пока сам там не побывал. Дно гуватское, я ничем не смог ему помочь! Отвратительная дыра!

Судья рьяно любил бить кулаками по всему, до чего дотянется. Стол под натиском грубой силы то и дело постанывал.

— Я бы посмотрела на это, — отозвалась стражница с синей кожей и огромными черными глазами.

— Вау, — бросил другой асур. — Какая ты садистка, Лайла. У тебя, так понимаю, атрофировано чувство сострадания?

— Немного найдется, но если не уберешь руку с моей задницы, то к твоему стручку я его не применю, когда отрежу!

Феликс отхлебнул мятного, бодрящего рома, не понимая, куда попал. В загробный мир? Или ночной клуб?

Они те же гнилые люди, какими были до гибели. Алчные, лицемерные, жестокие. Пучину скверны, что разрастается в каждой душе — никакая смерть или правда не высушит. Гниль лишь углубляется. Костенеет. Становится частью тебя. Ее запах Феликс чувствовал на Земле. Ее смрад разгуливает здесь: он запутался в паутине на потолке; на дне пустых бутылок, грудой скинутых за барную стойку; он осел в глазах этих людей и в их лживой улыбке; он пропитал воздух и ждет своего часа.

Размышления прервал Кастивиль, который так драматично махал в сторону выхода, будто хотел создать тайфун.

Хранилище знаний

Хранилище знаний напоминало собор размером со скалу. Помещения вели не только вверх, но и глубоко под землю.

Едва Феликс вошел — сильно зазвенело в голове, а глазам предстало бесконечное количество книг и свитков. Приятный запах древних шелестящих страниц заполнял анфиладу. Сквозняк гонял его между колонн и лестниц.

Многотомные знания. Миллионы лет истории хранятся на этих извивающихся полках, которые переплетаются и создают целый лабиринт вокруг центрального атриума.

По словам Кастивиля, основные рукописи находятся здесь, но часть спрятана в подвалах, куда вход разрешен лишь по указанию серафимов.

Феликс шаркал ногами по каменному полу. Ловил каждый разговор. Всё равно о чем. Занудные жалобы стражников о бесконечно длинной смене? Поподробней! Рассказы библиотекарей о тлетворно вонючих мышах в подвале? Что-что? Дайте два! Любой звук вытягивал уши рупором. Попутно Феликс старался рассмотреть названия книг.

В углу томились могучие валы похрустывающих манускриптов — их, один за другим, восстанавливали асуры. Не вручную, конечно. Куда проще — суют в серебристую пыхтящую коробку и достают копию. А у самих важное дело: вино пригубливать. Принюхавшись, можно учуять запах свежих книг (ну и выпивки). Феликс предвкушал, как по возвращении прошуршит все ряды этих величественных библиотек, где полки скрипят под тяжестью вкусных знаний.

Книга — единственная любовь, которую он знал когда-то. В детстве. Под красивой или ветхой обложкой скрывалось спасение и компания. Феликс не был силен или ловок. Знания… вот что стало его оружием, клинком: опасным или полезным. Их нельзя было отобрать. Мысли — не убить. Ему нравилось представлять, что открывая книгу, мир вокруг исчезает, растворяется, а на смену приходит совсем иной — тот, где никто тебя не унизит, не предаст, не станет издеваться. И он прикасался к мягким, шуршащим страницам вновь и вновь, проникаясь иллюзией, возвращаясь «домой».

— Потом расскажу, что нового привезли за время твоего отсутствия, если хочешь, — предложил учитель.

Феликс сказал, что хочет и попытался вспомнить, о чем они говорили. Это место заставило забыть даже о том, зачем он сюда прибыл.

Чересчур много всего цепляло взгляд. Он обратил внимание и на стены с колоннами, которые прорезали цветные гравюры с изображением исторических событий. Историю в Обители определенно восхваляют. Пустого кусочка обоев не сыщешь. Кругом запечатлены сцены прошлого и портреты людей — красивых либо очень уродливых: с тремя глазами, рогами или поросячьей кожей, но здесь таких много ходит. Не удивишь.

Голова снова задребезжала. Феликс потер зудящий висок — гул усилился, кажется, кто-то выгрызает путь в мозги, завывает и вопит. Скорее! Я здесь! Забери! Бьет и бьет по черепу.

— Что скривился? — Кастивиль потрепал за плечо.

— Меня кто-то зовет…

— Конечно, зовет. Посох. В нем частичка твоей души. Если будешь где-то оставлять, он дыру в голове тебе выжрет, пока не вернешься.

«То есть, эта вещь как мой ребенок?» — подумал Феликс.

Каким-то образом он смог угомонить надоедливое хныканье в голове, помассировал лоб и зашагал дальше.

Несколько залов были украшены пейзажами самых красивых мест галактики. Среди них отыскалась карта Земли. Голограммами по ней бегали маленькие фигурки призраков с упоминанием астрального этажа — они тихо цокотали по стенам, шебуршились, точно муравьи.

Захотелось остановиться, изучить местность других планет. Это ведь поразительно! Столько цивилизаций существует в галактике, а люди и о своей-то не всё знают. Порыв любопытства прервал Кастивиль — учитель потащил Феликса прочь.

Книжные полки остались позади.

Глазам предстал купольный зал, уставленный артефактами. Они были понатыканы, как грибы в лесу после дождя. Здесь хранились: карты Обители, какую он видел в баре, оружие, накрахмаленная одежда и украшения, переливающиеся от лучей центральной люстры.

— Вот и он! — с воодушевлением бросил Кастивиль. — Этот посох называют — ва́джра.

Они вошли в полупустую, прохладную комнату с пьедесталом посередине, на котором крутился и позвякивал золотистый посох, украшенный зеленым кристаллом.

Голова загудела. Словно втиснулась в плотный слой жгучего воздуха сауны.

— Он мой? — уточнил Феликс, подходя ближе. Взял посох в руки и почувствовал, как каждый дюйм тела пронизывает прилив жара, прилив сил и уверенности. Посыпались искры. По комнате разлетелись световые волны. — И что именно эта штука делает?

— Поможет тебе связывать темную материю и кварки. Научись управлять бетоном и строительными кирпичами материи и сможешь создавать всё из ничего. Посох усиливает твою энергетику и тем самым дает больше возможностей объединять отдельно существующие частицы. Соединять между собой темную материю и кварки в адроны, адроны в атомы, а атомы в молекулы.

— Это какая-то магия?

— Да по сути… физика. Мы же не первые люди. Твой отец лично выбирал материалы для создания ваджры. Когда-то у него был похожий.

Феликс пошатнулся и поставил посох на место:

— Ты сказал — отец? Я… я могу с ним увидеться?

— Нет, конечно. Он серафим и давно находится в высшем мире на планете Сатьян.

«Единственный, кто мог бы мне объяснить, что происходит, пребывает неизвестно где. Хотя чему я удивляюсь?» — рассудил Феликс. Он собрался было вцепиться в Кастивиля с тирадой вопросов, но в один миг вокруг тела вспыхнул синий огненный шар, в пламени которого проявилась физиономия рассерженного Глэма.

— С тобой хотят связаться через портальную свечу, — пояснил Кастивиль.

— И как мне ответить?

Кастивиль пошарил в кармане мантии и достал комок голубого воска, кинул Феликсу и велел поджечь фитиль от полыхающего вокруг шара. Феликс вытянул руку и почувствовал укус огненного языка.

В глазах взорвался яркий свет и перед ним уже стояли Андриан с Гламентилом. Судя по выражению лиц — с огромным желанием его избить. А посох засунуть в задницу.

— Ты хоть представляешь, что мог натворить?! — завопил Глэм.

— И вот этот визг я слушал полдня, — пожаловался Андриан, но мгновенно притих под пожирающим взглядом наставника.

На плече блондина теперь сидело нечто, похожее на комок змей, но присмотревшись, Феликс понял, что у рептилии тело ящерицы с двумя змеиными головами, и чем больше Гламентил выплескивал злость, тем сильнее оно рычало, шипело и клацало маленькими оливковыми челюстями.

— Глэм? Тебе то, что нужно от Августина? — удивился Кастивиль.

Волосы на голове Гламентила встали дыбом.

— Августина? — медленно переспросил он и уменьшился в размерах. — Это… это тем, который сразу херувимом должен стать?

— Как тебя вообще асуром сделали, если ты даже одну душу от другой не в состоянии отличить?

Андриан фыркнул и с глумливой улыбкой процедил сквозь зубы:

— Замечательно. Феликс и так считает, что ему все должны ноги облизывать, так теперь еще, оказывается, после смерти он станет важной персоной.

— В смысле после смерти? — взвизгнул Кастивиль. — Глэм?!

Феликс почувствовал пинок коленом в поясницу и понял, что падает в портал.