Душа без признаков жизни

ГЛАВА 1. Феликс. Шпиль Трибунала

Даже слепой поверит, что мир, о котором

рассказывают зрячие — существует.

Ведь уши позволят убедиться в реальности того,

что не под силу узреть в теле слепого…

Цитата из дневника Августина

Изречение отца

Ощущая на ключицах горячие поцелуи блондинки, Августин не мог понять: как убить лучшего друга?

И ведь не просто убить — уничтожить саму душу. Именно это сделает Трибунал, когда узнает правду, но разве есть иной выход? Наказание одно. Смерть...

От выбора Августина зависела судьба тысяч беззащитных — от решения предать того, кого любишь.

Пальцы второй девушки скользнули вдоль позвоночника, пробудив дрожь в пояснице. Августин повернул голову и разглядел на миловидном лице десятки персиковых веснушек.

А сколько лет он знал своего друга? Сотни? Тысячи? И ведь подумать не мог, кем тот является. Что скрывает…

Блондинка толкнула в грудь. Пришлось сесть на громадный круглый стол. Прохладный камень коснулся обнаженной кожи. Шепот рыжей красавицы обжег висок: девушка залезла на поверхность стола и прижалась сзади.

Огонь и лед.

Такой контраст — снедал душу, такой диссонанс — рвал сердце изнутри.

Тридцать три судьи в сияющих золотых мантиях, восседая за этим каменным гигантом, будут решать судьбу опаснейшего преступника, желавшего поработить всю Обитель.

Если Августин признается в его грехах...

— Мы плохо себя вели, господин, — промурлыкала девушка, ласкающая шею языком. — Нас до́лжно покарать.

— Магическим посохом, — добавила рыжая. — Где он? Ты обещал показать.

— В хранилище. Но второй всегда при мне, — усмехнулся Августин, пытаясь вспомнить имена любовниц. — И он рад служить.

Запах орхидей проник в легкие, когда блондинка потянулась с поцелуями к губам. Крепко обхватив ее бедра, Августин приподнял девушку и уложил на стол. Внизу живота всё выло и требовало, однако разум желал лишь покоя: освобождения от давящих мыслей, от бремени ответственности за неверное решение.

Чем он заслужил такое наказание?

В голове звенело. Хотелось, чтобы мир остановился, позволил забыть тот день, что затянул в водоворот сомнений. Выдохнув, Августин рывком подтянул блондинку ближе, впечатал в свое тело, укусил за мочку и задвигался, утопая в сладком забвении. Удовольствие обволакивало — за считаные секунды заполнило целиком. Только вот разум крепко держался за нить совести. Отрезвлял.

Потом... Я приму решение, когда вернусь... Он обещал всё исправить. Он вовсе не плохой человек. Просто... потерял истинный путь, сошёл с правильной дороги...

Качаясь на волнах женских стонов, Августин расслышал нервный кашель со стороны двери. Наслаждение разнесло вдребезги. А еще — стало зябко. Не без магических стараний гостя.

Обязательно было мешать?

Лишь один херувим мог вскрыть замок в зал совета.

Зубы мерзко скрипнули. Августин с неохотой отстранился от раскаленного девичьего тела, хотя пот уже ниспадал ручьями.

— Учитель Касти, — воскликнула рыжая.

— Для вас, детки, я Кастивиль Шамбал Дратокс, — раздался отрывистый надменный голос. — Это новый способ подготовки к предстоящему экзамену? Очень сомневаюсь. Живо укатились отсюда, леди! Нам с будущим судьей-кочевником нужно поговорить.

Глупо было надеяться, что удастся спрятаться от Кастивиля — того, кто яростней всех чертыхался, услышав объявление Августина о возвращении на Землю.

Учитель смотрел с немым укором. Розовые радужки сильно контрастировали с молочным одеянием и короткой шерстью, покрывающей кожу. Как Августин не пытался уговорить Кастивиля избавиться от этой шкуры — без толку. В своем образе он настолько белый, что как будто светится мириадами лун.

Волосы скатываются снежной лавиной до пояса. Обруч на лбу сияет яркими грудами разноцветных камней — умения хозяина давно превышают количество символов и драгоценностей, которые могут там уместиться.

Никто не сомневается в авторитете учителя материализации. От сплетен это, конечно, не спасает. С такими способностями нужно создавать новые планеты в других галактиках, а не сидеть в каменных стенах чертогов просвещения.

Однако Кастивиля не волнует мнение других. Никогда.

Мрачная гримаса учителя ничуть не пугала. Наоборот. Забавляла.

Ведь за последние сотни лет, добиться такого внимания, пусть и порицательного, довелось лишь Августину. Это своего рода честь! Обычно Кастивилю нет дела до других и безразлично: есть ли рядом близкие люди. Он любит одиночество. И называть всех тупицами. Но только не своего любимого ученика, коим умудрился стать Августин.

Девушки смутились и похватали одежду. Блондинка ретиво чмокнула в щеку и пожелала удачи.

— Я всего лишь показывал им башню, — посетовал Августин и взмахнул в сторону трех статуй из золота, что гордо взирали с пьедесталов. — Рассказывал о прародителях. Очень… любознательные девочки.

— Да, видел, как ты вколачиваешь в них знания. Подумать только, на столе Трибунала! Хотя чему я удивляюсь? Держишь планку идиотизма. Молодец.

— Какая разница, всё равно отправляюсь на Землю через пару часов, — прокряхтел нерадивый ученик, натягивая белые штаны. — А студентки так просили… Кто я, чтобы им отказывать?

— Адекватный взрослый мужчина. Пошли, тебя ждут, — сказал учитель отворачиваясь.

— Кто?

— Будущая жена.

Августин застегнул пуговицу под горлом и заулыбался, точно ребенок, получивший долгожданный подарок на день рождения.

И с чего вдруг она решила встретиться раньше срока? Соскучилась? Передумала? В любом случае общество наречённой радовало.

— Ей не откажешь…

Ухмыльнувшись, он последовал за учителем.

В коридорах башни оказалось куда светлее и жарче. Да и запах поменялся. Розы и ваниль. Круго́м фруктовые и цветочные горшки — выстроились, точно солдаты и приветствуют шествующих.

Пока брели к выходу, Августин упрашивал учителя материализовать какой-нибудь крепкий напиток, ибо в бар заскочить он не успеет. Но получил локтем в ребро. Зато по дороге умудрился сорвать с ветки апельсин.

Перед перерождением безумно хочется есть. И напиться.

— Вот оно тебе надо? — выпалил Кастивиль, откинув подол шелестящей мантии. — Потом снова восстанавливать память об Обители. Может, отбросишь глупости и, наконец-то, проведем церемонию перерождения высшим? Неужели тебе не хочется получить максимальный уровень сил? Ты ведь так долго шел к триумфу, а у самого носа победы — убегаешь на Землю. Немыслимо!

— Это как последний секс в твоей жизни.

Великодушие учителя слегка удивило: больно несвойственно оно ворчливому херувиму. Августин ожидал моральной порки. Однако всё обошлось, так что настроение улучшилось. День вполне себе прекрасный. Апельсин вкусный. Красивая девушка жаждет встречи. Августин расслабился и призадумался: не рассказать ли Кастивилю правду?

Опасно…

В гневе учитель подобен извергающемуся вулкану.

И почему я никому не могу доверять? Вокруг — тысячи людей, что зовутся друзьями. Но я один. Один в своих бедах и страхах. Нет ни одного человека, кто встал бы рядом, на кого можно положиться.

Лицо собеседника захлестнула волна растерянности.

— В этом нет никакого смысла.

— В жизни вообще нет смысла, — с иронией заметил Августин и сжег в ладони шкурку апельсина. Дотла. — Твои слова, между прочим! Всё бессмысленно и осознавая это — мы становимся свободны. Однако для меня важна не цель, а новый взгляд. Я отправляюсь в приключения не ради победы над злодеем, а ради новых впечатлений. Здесь аналогично. Мне это необходимо.

— Надеюсь, помрёшь в детстве от чумы и вернешься.

— Мечтай! Планирую прожить до состояния сухофрукта и умереть в объятьях трех ласкающих меня дам.

Кастивиль фыркнул.

— Что можно делать с тремя девушками одновременно?

— Много чего, когда у тебя есть воображение.

— И как такой способный человек умудряется быть таким скудоумным одновременно? Тысячи преступников разнесло по галактике, а тебе лишь бы погулять, Августин!

— Как же ты любишь бурчать. Фригидный зануда! И зови меня Феликс. Мои будущие родители уже выбрали имя. Ф-е-еликс-с-с Лар-р-рский, — просмаковал он и энергично шаркнул по мрамору сапогом.

— Будто животное кто-то подманивает.

— Зато у вас на планете такие имена, что язык в три узла завяжется. И почему тебя зовут Кастивиль, а не Кастивилианосумосдан?

— Это лишь половина имени, которым меня назвали на Шамбале.

— Тогда я удивлен, что ты его сократил, а не получаешь удовольствие от мучений студентов.

Учитель ухмыльнулся и указал в сторону выхода.

— Загляну к судье Рафаилу и вернусь, а подруга ждет тебя на улице.

Двери главного входа распахнулись и, ступив за порог, Августин стал оглядываться в поисках девушки. Но не увидел.

Уже сбежала?

Кожу поцеловал свежий ветер, а в нос занырнул приторный запах цветов, рассыпанных по газону, будто тысячи аквамариновых солдат, берущих крепость штурмом.

И куда это пропала моя ненаглядная?

Августина сморила скука. Несколько минут он расхаживал от угла до угла, любуясь величественным зданием.

Шпиль Трибунала. Настолько древний, что первыми в нем заседали еще Прародители. Ходят слухи: здесь бывал даже Творец.

Другие сооружения на планете сторонятся позолоченных зубцов башни. Вокруг лишь растительность и невероятно глубокое озеро. Шпиль красив и высокомерен, каким и полагается быть королю правосудия.

Посчитав, что ждать бесполезно, Августин поправил мантию и отправился в сторону душистых садов. Тропа под ногами извивалась каменной змеей, разветвлялась и десятками концов впадала в кристальное озеро. Над головой шуршали изумрудные листья. Мимо мелькали редкие прохожие.

Кроме деревьев, кустов и статуй знаменитых дэв — смотреть здесь не на что. Августин по обычаю представил, как в будущем воздвигнут и его изваяние. Алмазное, золотое... Или сапфировое? Глупые мечты.

В сотый раз он пересчитал лица прошлых судей Трибунала и, убедившись, что ничего не поменялось, принялся высматривать знакомых.

Меж плотных кущ — разглядеть сложно, у озера — никого.

Августин уже было хотел вернуться в башню, как вдруг заметил серебряные волосы Мирилайлы. Девушка пыталась оживить несколько фиолетовых увядших роз, чьи стебли облепили многовековые стволы.

— Сейчас угадаю, ты струсила и решила снова перерождаться с ним?

Августин обхватил тонкое запястье и поцеловал тыльную сторону ладони. Нежно. Как целуют новорожденного. Затем сцепил свои пальцы с женскими и выставил руки над цветами.

Засохшие лепестки задрожали. Потянулись к трем солнцам, освещающим лазурные небеса.

Мирилайла поколебалась и отступила.

Сорвав оживший бутон, Августин протянул его девушке.

— Зачем возвращать жизнь тому, что ты собираешься уничтожить? — вздохнула она, сдавливая лепестки в кулаке.

— А зачем уничтожать то, что приносит тебе счастье? — Августин взял ее под локоть. — Прогуляемся?

Будущая супруга кивнула и, вдохнув запах фиолетовой розы, зашагала рядом.

— Эти отношения не приносят мне счастья. Ты заблуждаешься.

— А ему?

Мирилайла поджала губы, после чего тихо произнесла:

— Неважно.

— Тогда почему коришь себя?

Вздрогнув, девушка покрепче сжала мужской локоть и заговорила с шелковыми лентами на своей груди:

— Ты лезешь туда, где не смыслишь. Откуда тебе знать, каково мне? На тебе нет проклятий.

Августин открыл рот, но вместо слов — вырвался крик.

Ногу свело в судорогах.

Шаркая по тропинке, он пнул корягу, которая вдруг зашипела и выгнулась дугой, обнажив иглы на спине. Сквозь тонкую кожу белых сапог иголки вонзились в ступню.

— А-а-а, дно гуватское! Что за демон?!

Коряга фыркнула и улизнула под куст.

— Кажется, это был плюющий ёж, — звонко рассмеялась девушка и потянула Августина к воде. — Он ядовит. Сядь. Надо промыть.

— Никогда не пойму, зачем в Обители опасных животных оставляют!

— Безобидное существо. Это ты его ударил. Живодёр.

Августин плюхнулся на прогретый берег озера и стал выдергивать иглы из пальцев. С каждым движением — боль усиливалась. Мирилайла села перед ним на колени, стянула продырявленный сапог.

Зрелище — не из приятных. Кожа покраснела и покрылась жгучими волдырями. Девушка скрестила пальцы. Из озера вылетело несколько водяных струек, которые сразу окольцевали ступню Августина. Резь сменилась чувством прохлады.

— И когда мне ждать суженую? — зевнул Августин, наблюдая, как затягиваются язвы.

На вид не скажешь, что эта девушка может заботиться о других. Ледяная и жесткая, как сталь на морозе.

— Планирую перерождение через двенадцать лет.

— Ух ты, значит, у меня будет молодая жена? — защебетал Августин самым обольстительным тоном. — Отлично, погуляю до тридцати на славу, пока моя девочка будет в куклы играть.

— Очень смешно, — протянула Мирилайла и внимательно посмотрела в глаза. — Ты уже договорился с Касти? Он сведет нас?

Августин невольно залюбовался аккуратным носиком и мягкими блестящими кудрями.

— Несомненно. Знаешь, двенадцать лет это довольно долго по человеческим меркам. Может, останусь сегодня, и проведем тестовою ночь? М? Только ты, я и...

— Еще пара распутных девиц, что за тобой увиваются?

— Вообще, я хотел сказать — бокал любовного вина, но твоя идея мне нравится больше. Только кивни, и я похищу тебя. Прямо сейчас! Ознакомлю… с меню моих умений.

— Заманчиво, — девушка наигранно улыбнулась. — О твоих талантах я наслышана. Ты ведь знаменитый Августин Мрит Талуд. Первый человек, который умудрился сразу стать херувимом, не имея статуса асура.

— Тебя это манит? Так, может, примешь предложение? Учитывая, что половину разговора я представляю тебя без одежды, а ты в восторге… от моих талантов.

Девушка шлепнула его по ноге, отчего Августин взвыл, как подстреленный волк.

— Отправляйся на Землю, уважаемый судья. Последнее перерождение самое запоминающееся. Почти единственное, что ты будешь помнить, став херувимом.

— Не волнуйся, я планирую развлечься от души. И даже о тебе успею позаботиться.

— Как скажешь, но главное: он должен быть близко, однако не должен быть рядом со мной, помнишь?

— Мы обо всём договорились! Вообще сочувствую, что ты не можешь переродиться на своей планете. К черту магию, почему бы тебе не переродиться без нее?

— Я не могу перерождаться сама. И уж тем более на своей планете. Я привязана к этому человеку, но не хочу быть с ним! Ты моя надежда хоть одно перерождение за последние семьсот лет провести одной.

— Чем он так мешает? Он ведь... правда любит тебя.

Августин заглянул в золотистые глаза. А в них — злость. Для Мирилайлы само существование подобного мужчины в ее судьбе было унизительным. Все его проявления чувств она считала ребячеством. Благородные поступки и слова – ложью.

Чем угодно, только не любовью.

— Он подавляет мою энергетику. Я не могу переродиться асуром, понимаешь? И всё из-за него! Прошу тебя, на Земле ты должен быть рядом со мной!

— Обещаю, — Августин обхватил ее теплые ладони. — Не волнуйся. Мы будем вместе. Учитывая, какая мощная энергетика у нас обоих, мы обязательно понравимся друг другу.

Рот девушки скривился в печали, она зажмурилась.

— Неизвестно как он среагирует…

— Известно, — перебил Августин. — Будет в ярости. Когда бывало иначе?

Закончив промывать раны, Мирилайла села рядом и пустым взглядом уперлась в рваные облака. Положила голову Августину на плечо.

Пора было уходить. Но не хотелось. Аура девушки одаривала сочной белой энергией, прогоняла мрачные размышления.

Обняв изящную талию, Августин прошептал:

— И всё же, ну... разок? Тебе понравится.

Девушка засмеялась и взмахнула серебристыми волосами.

— До встречи, моя будущая любовь, — усмехнулась она, послала воздушный поцелуй и оставила Августина сидеть одного.

Впрочем, ненадолго. Через несколько минут вернулся Кастивиль.

— Не передумал?

— Лишь сильнее захотел. На Земле меня определенно ждут очень интересные дела, — пропел Августин, неосознанно поглаживая место, где сидела подруга.

— Творец всемогущий, как скажешь, — прорычал учитель, вытащил посох из-за спины и создал портал.

— Провожать не стану. Раздражаешь своей тупостью.

— Я тоже люблю тебя. А обняться на прощанье? Серьезно, даже до червоточины на Землю не проведешь? Ухожу в тоскливом одиночестве?

— Тебя хотел проводить наш любимый демон. Свяжись с ним. Он ждет.

Нет! Только не он. Не сейчас... Обязательно портить настроение перед последним перерождением?

— Сказал, что ты с ним не попрощался и не предупредил о резком отбытии. Странно с твоей стороны.

Куда важней, что из-за него мы все в заднице.

На мгновение показалось, что Кастивиль о чём-то подозревает. В сердце зароилась надежда. Вдруг это знание касается их общего друга? А мрачность, сковавшая белое широкоскулое лицо, — следствие их общего страха.

Августин не мог быть уверен. Оттого — молчал. Куда вероятней, что еще никто в галактике не знает о грядущей катастрофе.

Прошлой ночью он не спал. Совсем. Блуждал вокруг массивного ствола древа жизни — обдумывал прошлое и предсказывал будущее.

Это была отвратительная ночь. Худшая из всех.

Колупая кристалл на посохе, Августин видел перед глазами бесстрастный образ человека, который всегда знал истину. Кладезь мудрости. Демона, который научился проникать в глубины человеческой сущности и находить слабые места: для исцеления или гибели. Его боялись и уважали. Завидовали той стойкости, что в нем живет. Ведь он никогда не жаловался. Когда его оскорбляли — он усмехался. Когда отказывали переродиться высшим — приходил к совету Трибунала снова.

И Августину по сей день больно, что другу многое не позволено из-за происхождения. Негласное правило. Демоны не могут получить высокий статус в обществе. Не могут отправиться дальше.

Когда все вокруг уходили в высший мир — друг всегда оставался. Сделался своего рода реликтом Обители.

Вернувшись из воспоминаний, Августин проговорил:

— Не сегодня. Мы слегка повздорили. Он… не поддержал мое решение.

— Во имя прародителей, вам обоим сотни лет, а ведете себя, как первородки. Ладно... Дело ваше. Последние слова перед уходом?

— Не пинай ежей, — хохотнул Августин и прыгнул в портал.

Стужа царапнула щеки.

Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.

Доля секунды и Августин провалился пятками в липкой пушнине платформы.

Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.

Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом, которым предстоит стать. Пока этот ребенок лишь пустая оболочка.

Сегодня всё изменится.

Энергетическое ядро под платформой — гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску.

Августину нравился запах лесной малины, коим пахла воздушная площадь; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам, перемещающим души между планетами Обители — возникало желание остаться.

Нельзя…

Под ногами то и дело раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными, липкими. И кто придумал сделать в Цитадели пол, как мочалку?

Неожиданно пришлось замереть.

В голове раздался голос из полыхающей геенны:

— Категоричность взглядов — сорняк, ограничивающий мозги.

Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно.

Обычно у друга голос приятный, а этот — словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать другим в голову, но их голос всегда слышится исконным — тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов просто убийственный.

— Молчи, если не можешь назвать хоть одну причину, по которой я должен простить тебя, — выпалил Августин, забыв про шагающих рядом асуров.

Ребята недоумевающе уставились в ответ, переглянулись, не понимая, к кому из них вообще обратились.

Один — черничноволосый с голубиными крыльями, щуплый. Другой — округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают. Кошмар.

— Я размышляю вслух.

Асуры скривились.

— Не собираюсь оправдываться перед тобой, — возродился голос. — Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы ведь семья. Или ты стал слишком высок для таких, как я… отбросов?

Августина потрясла легкость, с которой демон его попрекал.

— Не говори ерунды! — снова заорал он. — Ты дорог мне. Но ты не прав! То, что ты делал и продолжаешь делать — отвратительно! Ты забиваешь эти гвозди, разрушая последнее доверие к своей касте. И за эти ошибки, пострадает весь твой народ и вся наша Обитель.

— Ты еще червяка не способен создать, зато рассуждаешь о глобальных проблемах галактики, будто ее Творец. Мой народ уже страдает. Хуже ему не сделать. И Обители ничего не грозит. Я и мои братья жаждем лишь справедливости.

Августин собрался возразить, но осекся. Перед входом в пирамиду к нему стали подходить другие души: одни желали успехов, вторые восхищались достижениями. В ответ приходилось бесконечно благодарить, поддерживать беседы, улыбаться, сбегать от слишком назойливых девушек и снова улыбаться — так, что губы начали выть от напряжения.

Со временем он стал воспринимать всех, как пищащих под ухом комаров.

И когда я успел стать настолько популярным?

Никто не перепрыгивал целую ступень в иерархии. Не одна душа в галактике! Это верно. Однако у Августина не было настроения радоваться. Ведь мозги терроризирует причина его негодования и срочного перерождения.

Предатель? Преступник? Убийца? Как величать этого демона?

— Тело уже подготовили? — негромко спросил виновник анархии в голове, но каждое его слово воспринималось, как удар камнем по мозгам.

— Не надо переводить тему!

— Считаю неуместным продолжать нашу конфронтацию.

— Слушай, прости, — прошептал Августин в ладонь, чтобы не создавать душам поводов для лишних сплетен. Не хочется увидеть в вестнике заголовок о том, что в судьи нынче отбирают чокнутых. — Ты обязан всё рассказать. Это ужасно, понимаешь? Обещай, что когда я вернусь, этот вопрос будет решен!

Отповеди не последовало.

Августин тоскливо выдохнул и зашел в пирамиду. Оказался в совсем другом мире.

Главный коридор длинный, как кишка, свет исходит лишь от факелов. И зачем нагонять такой мрак на новеньких? Даже какая-то заунывная песня вечно играет, от которой волосы в ужасе подпрыгивают.

Преодолев главный зал и несколько лестниц, Августин прибыл в место отправления. Масштабная червоточина крутилась посередине пола, подобно водовороту. Шелестела. Воняла гарью.

Обернувшись, он помахал толпящимся в конце зала душам. Все знали, что Августин любит покидать Обитель в одиночестве и не лезли под ноги. Ссориться с будущим судьей Трибунала – затея бедовая.

Отскочив в сторону, Августин вскрикнул. Узкие, будто паучьи, пальцы впились в плечо.

— Зачем так подкрадываться?!

За спиной стоял проводник: вечно перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость, о которой ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.

— Шевели задом! Стоишь, мнёшься, — закрякал проводник.

Поправив капюшон, под которым пряталось иссохшее как изюм лицо, он закопошился и вытащил из кармана заплесневелую бумажку.

Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом, и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.

Нет, он может заменить ее новой! Просто не хочет. Видимо, ему нравится лицезреть отвращение на чужих физиономиях.

Ради смеха Августин пробежался по инструкции взглядом.

Не брать амулетов материализации, пекторалей, портальных свечей...

— Дай сюда! И не задерживай остальных.

— Повежливее. Хочешь, чтобы толпа моих поклонников тебя сожрала?

Проводник изобразил испуг.

— О, трясусь и падаю. Живо прыгай! И только попробуй что-нибудь протащить, найду и кости набелю, понял?

— Да понял, понял.

Августин зачесал волосы и подошел к червоточине, растекающейся на полу широким озером.

Шаг вперед. К свободе. К забвению. Тьма затянула и испепелила временное тело, разорвала материю в пыль, обнажив кости души.

В гаснущем свете Августин смог расслышать лишь последние слова. Слова человека, которого он считал другом:

— Жаль. Безумно жаль, что ты не оставил мне выбора. Должен был сразу понять, что я не позволю тебе вернуться. Ты сгниешь на Земле. Прощай. Прощай навсегда, друг мой. И прости. Знай, так было необходимо.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ

Жгучая боль пронзила грудь и разошлась по телу. Звук одиночного выстрела взорвался в голове досточтимого судьи Феликса, и он осознал: это конец.

Смерть. Она пришла за ним, неожиданно и негласно, не предупредив и не оставив возможности умолить о пощаде. Об отсрочке. О милости. Пришла в образе молодого незнакомого парня с малахитовыми глазами, который продолжал стоять за спиной, и когда Феликс повернул голову, и когда упал, и когда рубашка цвета восходящего солнца почернела от горячей крови.

Взгляд, источающий презрение, стал подарком, который преподнес незнакомец на смертном одре. И Феликс смог ответить лишь лицом, исказившимся от ужаса. Упасть на асфальт. Последний раз в жизни вдохнуть запах земли, сквозь боль и стоны, укутанный сыростью и тоскливыми песнями ветров сентября.

Феликс отвел карие глаза — всегда строгие и спокойные, теперь отдающие дикой страстью получить ответ. Откинул голову в небеса, пропитанные черным обсидианом.

А дальше? Дальше — пустота…