Душа без признаков жизни

ГЛАВА 19.1. Феликс

Если прыгнул ты в могилу, к нам вернуться не под силу;

ты не плачь о злой судьбе, истину найдёшь в себе.

В темных уголках души — якорь клятый сокруши;

коль найдёшь путеводитель, за тобой придёт хранитель.

Песня местных призраков…

Сырой вечер декабря был таким промозглым, что мог впитаться под цокольный эпидермис, но Феликсу почувствовать атаку погоды — не грозило. Он не ощущал боль. Ни от холода. Ни от огня. Ни от кинжала в сердце.

Однако им овладевало нечто куда сокрушительней, чем физические истязания. Резь и жжение, которые он чувствовал, не оставляют никогда, с каждой секундой становятся мучительней, затягивают в глубокую черную пропасть твоего сознания, и нет способа это остановить. Ведь ты мертв. Но боль еще здесь. И нет ей конца.

Феликс бродил по городу потерянным мальчиком. Он не смотрел, куда движется. Было неважно. Мог уйти и в пустоту. Опустив глаза, он семенил вдоль забора кладбища, опоясывая вытянутые из земли каменные языки. Размышлял.

«Значит… она знала, — подумал Феликс. — И молчала как ни в чём не бывало!»

Особенно иступлял тот факт, что Марлин не набросилась с обвинениями, не сказала, что он ублюдок, и даже не выказала чувств мимолетным недовольным взглядом. Просто молчала. Без эмоций. Марлин! Девушка, которая плачет, видя бездомных котят под окнами, потому что Феликс не разрешил их приютить.

Он не помнил, сколько раз ходил налево за три года брака. Пять? Семь? Не помнил тех женщин. Феликс не заводил настоящих любовных романов: продолжительных и вызывающих желание уйти из семьи, а лишь изредка спал с другими женщинами. Каждый раз с новой.

Похоть, не больше.

Если бы Марлин закатила скандал, он бы всё отрицал. Если бы захотела уйти — он бы не отпустил. Она нужна ему. Как сердце или легкие. Пусть он позволял себе не заботиться о них, выкуривая по выходным кубинские сигары, но без органов ему — не жить. Как не жить и без Марлин… Угроза потери — и Феликс бы немедленно бросил утехи. Не отпустил бы жену… только не ее.

Могла хоть пощечину дать! Нет… она тихо и скрытно меня презирала. Надела чёртову маску! Какого хрена, Мари?! Несправедливо!

Завернув на бетонную дорогу кладбища, Феликс нахмурился.

Компания призраков въелась в него разномастными глазами. Знакомые лица. Недавно спрашивали, как он умер… Феликс ответил, будто еще жив, но настолько крут, что может выходить из тела. Этакий астральный пилигрим. Почти правда. Звучало и слово «самостоятельно». Ну здесь он, положим, соврал. Зато, другие призраки теперь смотрят с благоговением.

Город кишил неупокоенными душами. Некоторые любят поговорить, рассказать о себе, кто-то давно рехнулся и не понимает, где он. Или кто он… Свихнувшихся мало. Их почти всегда видно — одеты в старинное тряпье, пестрящее отголосками многовековой истории.

Сам Феликс так и шастал в черном легком пальто — последнее, что он надел вечером тридцатого сентября по дороге домой. До того, как пуля проделала в груди зияющую, горячую дыру.

Грустные мысли. Лучше не вспоминать.

Он брел до своей могилы. Возле собственных костей, гниющих под землей в деревянной коробке, Феликс чувствовал себя умиротворенно.

— Нет, не понимаю! Почему я здесь?! — вопил призрак парня, пинающий лавочку и одетый в дорогой коричневый костюм.

Феликс обратил на этого нытика внимание лишь по одной причине: рядом с парнем сидел гибрид. Ни призрак, ни человек... Чёрт-те что! Одним видом оно вызывало леденящую дрожь. На плечах существа переливался в лунном свете длинный черный плащ с широкими полями капюшона, и словно из мрачной бездонной пещеры смотрели рубиновые глаза. Из рукавов торчали белые когти на узкой костлявой руке.

— Тебя убили. При насильственной смерти такое бывает, — ответило создание весьма мягким для монстра голосом. — Ты не можешь упокоиться, потому что слишком привязался к своему мешку с костями.

Парень судорожно схватился за голову и оперся локтями о колени, тихо постанывая.

— Простите, — вмешался Феликс. — Я могу присоединиться к разговору?

Жуткое существо устало вздохнуло и склонило голову набок, осматривая Феликса, точно хорька на выставке.

— Как ты умер? — резко выпалило оно. — У тебя странная энергетика…

Привычный вопрос. У призраков он за место: «как дела?» или «какая у вас погода?» Они кичатся красивыми историями смерти. Инфаркт? Рак? Упал со стремянки? Скука. Таинственный незнакомец застрелил в темном переулке? Ах, как прекрасно! Как романтично!

— Долгая история, — сварливо отмахнулся Феликс и спросил (хотя знал ответ): — Что… кто вы такой?

Существо приблизилось, чуть паря над землей.

— Люди на Мрите называют мне подобных — Смерть. Знаешь, есть дурацкие рисунки, где мы в руках с палкой, украшенной железным крючком?

— Косой? — засмеялся паренек на лавочке.

Смех его смахивал на скрытое сумасшествие. Факт того, что он свихнулся сразу после смерти — отметал вывод, будто призраки теряют рассудок только спустя десятки лет.

— А кто ты на самом деле? Асур… или херувим?

Смерть окаменела от вопроса.

— Ты помнишь Обитель?!

Феликс осознал, что зря спросил. Очень зря.

Гламентил же предупреждал никому не рассказывать, чтоб тебя!

— Немного. Я планирую туда вернуться, но судя по вашему разговору, после смерти не всегда попадаешь в Обитель.

— Гуватская бездна… Есть души манов, способные помнить Обитель? Любопытно, — воскликнула Смерть. Голос исходил, словно из глубин колодца: таинственный, проникновенный. — Мое настоящее имя — Калитурнак Андакар. И да, я асур.

— И что делаешь на Земле? Разве ты не должен заниматься чем-то важным на планетах высших? Или наставничать в Обители?

— Часть асуров отправляется к манрам. На планетарные уровни манов и сваргов, чтобы помогать душам на астральном этаже.

— Эй! — простонал призрак незнакомого парня. — Мы тут обо мне говорили. Помогай! Не хочу существовать в образе призрака!

— Тогда прости своих убийц и двигайся дальше, Демьян, — ответил Калитурнак.

— Простить?! — завопил парень. — Они меня на куски покромсали и в реку забросили, словно дерьмо в канализацию!

— Ты помнишь, как тебя расчленяли? — воскликнул Феликс и издал смешок, какой можно услышать от Санта-Клауса.

Демьян уставился в одну точку перед собой. Пустые глаза. Испуганные. Возможно, каждое мгновение смерти проносится перед парнем в эту секунду, фрагмент за фрагментом, в замедленной съемке, странное однако чувство — призракам обыденное, но не настолько настоящее, чтобы стать до конца обыденным, — осознавать себя собственным эхом прошлого, видеть, как прошлое рубят на кровавые куски. Феликс сжал губы и потер шею, мысленно порадовался, что Андриан убил его быстро.

Калитурнак беспомощно вздохнул и добавил:

— И так изо дня в день.

— Очень странно выглядишь для асура, — с учтивостью выговорил Феликс. — Те, кого я помню в Обители, были…

— Красивей? Ага. Но я выходец из аталов и предпочитаю внешность, полученную на моей планете Андакар. И, кстати, я дама, малыш. — Она сбросила с головы капюшон. По плечам рассыпались ярко-красные, восковые пряди волос. Кожа ее — черная подводная бездна, куда не проникает и частица света, а глаза алые и на один комплект больше: переливались, как четыре вишни. — Я демонесса. Моих собратьев, если сумеем стать асурами, вечно отправляют на подобную работёнку.

— Звучит дискриминационно.

— Лучше, чем жить в Обители, где демонов воспринимают, как…

Калитурнак недоговорила, но явно хотела выругаться парочкой крепких слов. Принижение одних душ перед другими Феликсу казалось странным. Загробный расизм, не иначе.

Нытик — с кривой гримасой шимпанзе — подскочил со скамьи и исчез между грядой могил.

— Та-а-ак, — Феликс сел на место Демьяна. Мимо пробегали дети-призраки, о чём-то щебеча. Он улыбался им, а они улыбались ему. Грустное зрелище. Но эти дети не выглядят несчастными. Свыклись. — Почему не все души возвращаются в Обитель?

— По разным причинам. Во-первых, самоубийцы, — зевнула Калитурнак и стала загибать когтистые пальцы, — им тяжело вернуться. Это произойдет, либо когда самоубийца осознает всю глупость своего поступка, либо спустя пятьсот лет по вашему исчислению, но чаще всего душа разлагается на атомы.

— Когда сходит с ума?

— Ага…

— То есть душа может погибнуть? — удивился Феликс и одновременно захотел стукнуться головой о стену, вспомнив недавнюю попытку самоубийства.

Мать родная, я чуть не остался гнить на Земле веками?!

— Угу...

Феликс многозначительно вылупился на нее. С рыбой в аквариуме диалог и то продуктивней. Калитурнак продолжила со скукой в голосе:

— Если долгое время находится вне тела и вдалеке от Обители.

— А во-вторых?

— Насильственная смерть, как в случае с Демьяном. От него жестоко избавились, и парень не может этого простить. А некоторые души не возвращаются, пока не исполнят последнюю волю или потому что хотят помочь любимому человеку, или… — Она махнула рукой. — Короче, всё в этом роде.

Феликс покоробился.

С таким количеством незаконченных дел, как у меня, Обитель не светит.

— А сам-то, почему здесь? — полюбопытствовала демонесса, борясь с когтем, застрявшим в прутьях лавочки. — Какие важные дела тебя держат?

— Я не мертв…

Калитурнак выпучила четыре глаза-вишни.

— Ты полон сюрпризов. Где же твое тело?

— На чердаке пылится, — ухмыльнулся Феликс.

Она, кажется, восприняла ответ как юмор. Какие шутки, если так и есть.

— Астральные практики, что ли? Похоже, ты не знаешь еще одну причину остаться призраком… навечно. Если тело погибнет, когда тебя в нем нет, ты никогда не вернешься.

Феликс осоловел.

— Он заслужил, — послышался голос за спиной. Знакомый, строгий голос…