Душа без признаков жизни

ГЛАВА 37. Феликс. Шпиль Трибунала

Судьи Трибунала выбираются серафимами,

курирующими Обитель. Однако судьи-кочевники

могут быть выбраны Советом Старейшин

среди благочестивых херувимов.

«Сердца Обители: реалии и заблуждения»

Джангернау, Старейшина Трибунала

Газон, раскисший от полива, возлегал вечным сном. Среди зеленой шерсти резвились тысячи голубых бутонов, лавиной растекшихся вокруг башни, что названа — Шпиль Трибунала.

Башня так высоко уходит в шелковое голубое небо, что ее шпиль теряется в кучерявой пушнине облаков. Но все знают: бриллиантовый шпиль увековечен флюгером со скульптурой Прародителей, а в руках отцов — манускрипт Древнего Закона. Закона, по которому вот уже миллионы лет члены Трибунала вершат судьбы душ Обители Джамп.

Феликс чувствовал себя, как облака, разрезаемые шпилем.

Пучки набухшей ваты летят и не остановятся перед гибелью о стены башни, летят, чтобы никогда не вернуться. Если всё пойдет не по плану — сегодняшний день станет последним и для Феликса.

Нога ступила за золотые ворота.

Жизнь раскололась на «до» и «после».

Пути назад нет. Ему не сбежать. Рядом бряцают сапогами стражи. Руки не заковали и на том спасибо. Кто-то здесь еще доверяет Феликсу. Или Августину? Нет, лучше остаться Феликсом. Слишком много он пережил в этом теле, чтобы с ним расстаться. Феликс не знал, в чем его обвиняют. Зато знал — кто. И, войдя в зал судебного заседания, он увидел Дариса — в черной мантии с красными вставками, — окруженного своей свитой: Рэдом и Блайком. Там же стоял и Волаг — король планеты Акхета. И Астафамон — король Андакара. Однако Феликса волновал лишь один союзник Дариса, который стоял, опустив глаза в пол, из-за кого так сильно сдавило грудь, что не вздохнуть.

Этель.

В изысканном светло-вишневом платье и с рубиновыми волосами, зачесанными к лицу, видимо, чтобы не смотреть в глаза «любимому».

Дарис, увидев Феликса, даже не шелохнулся. Спокоен, как величественные скалы, что сокрушают волны и заостряются дикими ветрами. Да, наставник всегда таким был. И он многому Феликса научил. А теперь желает его смерти? Какая гадкая ирония.

Феликс сдержался, шествуя по гладкой ковровой дорожке, под равнодушным взглядом разноцветных глаз. Желчь обжигала. Хотелось вцепиться в горло наставника и вырвать ему кадык. Всё равно не умрет. Так хоть помучается минуту-другую.

В зале пахло можжевельником, зеленым чаем и ладаном. Дребезжал непрерывный гомон — судьи громко спорили. Кажется, большинство из них несогласно с арестом Феликса. Это обнадеживало.

Двенадцать херувимов Трибунала. Они восседали на тронах из сияющего золота и серебра, в длинных белых рясах, на головах — хрустальные венцы, украшенные драгоценностями. Феликс вспомнил судью Рафаила. Местный председатель. Его престол располагается на центральном возвышении.

По правую сторону зала щебетали тридцать три присяжных заседателя: маны — в золотом, сварги — в зеленом, ракшасы — в оранжевом и красном, а парочка асуров — в фиолетовом. Каждый одет в цвет своей касты, в цвет своей ауры.

Никого из них Феликс не помнил. Память после перерождения не возвращается полностью, для этого Прародители и придумали Исток подсознания.

Величественные часы за престолами чикнули и гулко забились. Феликс ахнул. Он, наконец, заметил у трибуны обвиняемого преступника.

Гламентил!

Вторая трибуна предназначалась Феликсу.

В разуме заискрились догадки. Это из-за того случая со Стасом?

Долго раздумывать не пришлось. Раздался удар в гонг. Инструмент используют вместо молотка: объявляют о начале заседания или утихомиривают присутствующих. Контролирует гонг Рафаил. По приказу председателя инструмент издает звук, взрывающий барабанные перепонки.

Гламентил окинул Феликса взглядом и бледными, иссохшими губами попросил прощения.

За что он извиняется, интересно?

Бедный Глэм. Даже не знает, во что ввязался. Это я нужен Дарису. А бедняга просто удачно вписался в его планы.

Зазвучал гимн.

Медовой, но крепкой мелодией песнь растеклась по фигурам присутствующих, пригладила стены и подняла с места каждого ребенка Обители. Когда гимн затих, голос Рафаила волной расплылся по залу:

—Слушается дело Гламентила Ашвас Блайта и Августина Мрит Талуд. По сколько суть обвинений уже изложена, а обвиняемый асур Гламентил сказал свое слово, суд переходит к рассмотрению показаний свидетелей. После чего будет дано слово манру Августину. Возражения имеются?

Феликс поднял два пальцы вверх.

— Уважаемый Трибунал, прошу ныне звать меня — Феликс.

— Принимается, — кивнул Рафаил и мгновением зло сузил глаза.

Ну конечно… Последний раз в этой башне меня торжественно объявляли будущим судьей-кочевником Трибунала, а теперь судят, как преступника. Гляньте на эти рожи! Будто я над их дочерями надругался. Вообще не смотрят на меня. Позорище! Что им там наговорили?

Рафаил продолжил:

— Трибунал вызывает асура Вольганта Сакунт. Стража, прошу подвести свидетеля к центральной трибуне.

Вольгант? Преступник свидетельствует против других преступников? И какая ему выгода? Да я его даже ни разу не видел!

У Феликса затрепетала судорога в горле. Мозаика из тысячи элементов и ребрами пары несчастных кусочков никак не соединялась. Проклятый Дарис!

— Асур Вольгант, — начал Рафаил, — учитель и советник Трибунала Дарис Расат обвинил асура Гламентила во вмешательстве в процесс перерождения душ. Обвиняемый приводил живых людей в Обитель и совместно с манром Феликсом — с помощью украденного пектораля — выселял из тела души на планете Земля. Однако по нашим данным вы желаете сообщить Трибуналу дополнительную информацию.

Украденного пектораля, значит? Ну, Дарис…

— Именно, — рявкнул Вольгант. — С надеждой на милость Трибунала я хочу признаться… Все понимают, что я из касты жинов и наша энергетика слаба. Мы редко становимся асурами. И уж точно недостаточно сильны, чтобы самостоятельно объединять души манров с животными. Я знаю всё об этой противозаконной процедуре, но не хочу единолично нести ответственность за то, на что вовсе не способен. Любой идиот поймет: я не мог сам совершать подобные преступления! Поэтому хочу признаться. Мой сообщник очень сильный сварг из древнего могущественного рода — Гламентил Ашвас Блайт.

Шумное перешептывание.

Феликс раскрыл рот и уставился на Дариса, который неподвижно стоял у трибун, заложив руки за спину. Что за нелепую игру он затеял?

«И зачем ввели запрет ссылаться на воспоминания преступников в Истоке?» — подумал Феликс, но затем сам же вспомнил ответ. Воспоминания можно стереть. Или подделать. Когда-то души подобное проворачивали, так что сейчас Исток в судах не используется.

Внимательно присмотревшись к лицу Вольганта, Рафаил уточнил:

— Имеются ли доказательства, подтверждающие ваши доводы?

— Исчезновение учителя Кастивиля Шамбал Дратокс, — незамедлительно воскликнул Вольгант. Присяжные начали неистовствовать. — Мы убили его шастром палачей, а кинжал закинули в пустоты космоса.

— Кто убил? Вы и асур Гламентил?

— Присяжный лжет, — отмахнулся другой судья. На его затылке пружинил пышный серебряный хвост, белая ряса стекала до пола, из-за широких плеч он походил на раздутый айсберг. — Вольгант сам себя выдал. Гламентил в это время находился в тюрьме.

Приятно осознавать, что хоть кто-то за нас вступается.

— Трибунал даст мне договорить? — скривился Вольгант и откинул черные сальные пряди. Его нос, больше напоминающий клюв, задергался. — Я убил его вместе с асуром Лилиджой Лир Вальгала.

Одна девочка из присяжных уронила стакан с водой, и тот разлетелся по полу с мелодичным звоном. Рядом с ней сидела ее близняшка. Сестры ошалело переглядывались. И вдруг Феликс узнал гидру на шее одной из них.

Шелли…

— Ложь! Эта гнида лжет! Лжет! Он прикрывает Дариса! — взвыл Гламентил, словно израненное животное и бросился на свидетеля с кулаками.

Стражи подхватили обвиняемого и оттащили. Голос у Глэма заржавел от долгого заточения в карцере, он жутко хрипел, но продолжал кричать о лжи Вольганта, пока окончательно не надорвал связки.

Феликс сам едва сдержал язык за скрежетающими зубами. Гламентил оперся о трибуну и закрылся руками. Несколько присяжных хохотнули над мыслью, что Вольгант прикрывает обвинителя.

Теперь уже перешептывались и судьи, которые ранее сидели со стальными лицами.

— Говорить разрешается, только когда Трибунал обращается напрямую, — отчитал Рафаил ледяным тоном.

Обвиняемый кивнул. Что он скажет? Голос сорвал.

— Лилиджой была готова на всё, ради спасения любовника. Когда Кастивиль заподозрил неладное и попытался узнать тайну Глэма, мы отправились за ним. На плато зарождений. Я и Лили, — продолжил гнуть свое Вольгант. — Видите ли, одна из созданных душ — его подопечный Андриан.

— Как два асура убили одного из самых могущественных херувимов Обители? — издал смешок один из судей.

— Элементарно. Воткнули шастр палачей ему в спину. У меня всё. — Он повернулся к обвиняемому и пожал плечами. — Прости, Глэм.

— Хорошо, Вольгант. В случае объявления Гламентила виновным, мы рассмотрим прошение о смягчении наказания.

— Что угодно, только душу мою не уничтожайте, — буркнул Вольгант, покидая трибуну.

Запах аммиака и бензина тянулся за ним шлейфом.

Пока Вольганта сменяли другие свидетели, зал снова утонул в шепоте. Еще три ракшаса и пять манров подтвердили, что вместо того, чтобы заниматься наставничеством, Гламентил постоянно покидал Обитель, путешествуя по другим планетам галактики. Его видели на Лире, Кинвине, Суре, Говине — везде, где массово распадались призраки. Особо ярко разглагольствовал о преступлениях Глэма некий херувим по имени Тракс, удивительно осведомленный обо всех передвижениях обвиняемого. Это, конечно, ложь, но Тракс говорил убедительно.

Феликс не мог понять, как обвинения связаны с ним самим. Если кто-то объединяет души, то этого даже никто не замечает, как в случае с Андрианом. Подобное — редкость. Только безумцы, вроде Вольганта, промышляют подобным. Но их единицы.

Эта лживая трель ведет к чему-то другому.

Дарис — гроссмейстер шахмат судьбы. Заранее просчитал каждый ход и расставил фигуры. Играя за черных, умудряется контролировать ходы белых.

Когда свидетели закончились — а их было двенадцать! — Трибунал обратился к Дарису.

— Обвинитель, просим высказаться по части обвинений манра Феликса Мрит Талуд.

Взоры присутствующих переключились на Феликса. Присяжные глядели во все глаза. Судьи отпрянули от тронов и заинтересованно склонились.

Дарис говорил медленно и уверенно, словно исполнял душетрогающую симфонию на сцене. Отголоски его слов кружилось под купальным потолком. Трибунал внимательно слушал, впитывал каждое слово.

— Наставником Феликса я являюсь вот уже несколько веков. С тех самых пор, как его душа зародилась на плато. Мы очень близки. И я безумно гордился, что мой подопечный первый раз за всю историю Обители станет херувимом, перепрыгнув касту асуров. Это честь для наставника. Немыслимая честь… Никому такого не удавалось…

Учитель тоскливо обратил лицо к потолку. У него удивительно проницательное, философское лицо — у самих мудрецов таких не бывает. Это образ со страниц книг. Безупречно сказочный. Человек без обыденных слабостей. Без пристрастий. Он никогда не был иным, не показывал другую свою сторону веками. Присяжные слушали затаив дыхание, будто дыханием Дариса можно сдуть. И он продолжал:

— К сожалению, гордость меня ослепила... Недавно, совершенно случайно, я узнал правду. Распахнул глаза, которые застила пелена любви. Любви к другу. Узнал, как именно любимый ученик сумел добиться такого потрясающего результата за короткий срок. И поверьте, я корю себя за тот день. Хочу стереть свою память, лишь бы не делать то, что делаю сейчас перед вами. Я не хочу рушить жизнь того, кого люблю. О ком заботился веками! Но я… обязан. — Дарис выдержал должную паузу. — Феликс не взращивал в себе энергетику, подобно питающемуся водой цветку. Нет... Он цветок, который научился крепнуть, пожирая другие цветы Обители. Гламентил лишь соучастник: помогал Феликсу отправляться на другие планеты и пожирать призраков. Вот как Феликс Талуд стал херувимом. И скоро станет серафимом. Вот куда пропадают души призраков. Они не распадаются. Их едят.

Феликс едва удержался на ногах.

Голоса смешались в оглушительный гул.

Присутствующие начали ахать, кричать, падать с трибун (кто-то в обморок), призывали немедленно заковать Феликса от пяток до ушей. Потрясенные до смерти. Никто в Обители не способен пожирать души, чтобы увеличивать энергетику. Это ломает саму систему каст.

— Тишина! — закричал Рафаил под пронзительное содрогание гонга.

«Вот оно! — понял Феликс. — Вот чем занимается Дарис! Пожирает чужие души, чтобы вырастить силу. Творец всемогущий… Он обратил мои же угрозы против меня».

— Если позволите, уважаемый Трибунал, есть несколько свидетелей. Они видели Феликса и Гламентила на планете Акхета.

Судья Рафаил, кажется, пока не успел оправиться от заявления, и другой судья с серебристыми волосами кивнул Дарису.

Первым трибуну занял Волаг.

Тот самый король Волаг, который угрожал содрать заживо кожу с каждого, кто поможет Дарису! И рассказ его оказался пестрее ядовитых цветов радуги. Он рассказал, как Феликс и Гламентил уничтожили пятнадцать душ демонов на его планете, и как он едва смог их остановить.

Затем выступили другие. Феликс узнал только Астафамона — короля Андакара, четырехглазого гротескного паука с ежиком фиолетовых волос, насупленного и костлявого, черного точно кусок обсидиана.

Остальные свидетели — из талов. Феликс мало что знал об этой касте, никогда не гулял на их планетах, слишком там мрачно, материки уничтожены ядерным оружием. Талы — мастера войны. Свирепы, безжалостны и технократичны. Не каста, а кошмар для Обители. Именно они создали космические корабли и умудряются посещать планеты манов. Те самые пришельцы. Мечтают порабощать чужие миры. Но Трибунал контролирует их вылазки.

Присяжные подняли новый шквал проклятий в сторону Феликса, такой громкий, что в нем утонул звук гонга. Невыносимая какофония! Голова загудела, как металлический станок.

Потом — мир перед глазами раскололся.

Горькая субстанция закрутилась в горле, Феликс подумал, что его сейчас вырвет, настолько всё скрутилось в животе, в сердце; всё тело — один тугой узел, вот-вот лопнет.

В свидетели вызвали Этель.

Побледневшая, она прикрывала глаза, боясь встретиться со взглядом Феликса, хрустела пальцами и глотала слезы. Затем начала говорить, но голос ее звучал чужим и дрожащим:

— Феликс прибыл на Акхету с пекторалем и амулетом материализации. Когда мы встретились, он уже уничтожил десять моих братьев и выпустил роков в лес, чтобы скрыть свое преступление. Я виновата. Я не сдала его королю Волагу, потому что надеялась, что Феликс сделает меня асуром. И я готова понести наказание… Но я умоляю Трибунал не уничтожать душу этого человека. Умоляю помиловать! — Через каждые несколько слов Этель вытирала лицо рукавом, на красной ткани красовалось мокрое пятно от слез. — Я верю, он исправится. Прошу… Умоляю Трибунал помиловать его очищением.

Дарис покачал головой, смотря на демонессу, но не более. Как и во время всего слушания, он не проронил ни одной эмоции — спокоен, точно бороздящая океан белая акула.

— Очищением? — в бешенстве закричал Феликс. — Замечательно, Этель! Просто восхитительно! Перспектива потерять память определенно лучше, чем смерть, — проголосил он. — Убейте меня сразу! Закончим этот цирк! Поздравляю, Дарис! Мне и сказать нечего. Захлебнулся в болоте лжи, коим ты заполнил зал!

— Ты имеешь право говорить, только когда спрашивают, — вскинулся один из судей.

— Думаю, Трибунал как раз готов перейти к позиции обвиняемого, — парировал Рафаил коллеге.

И суд предоставил слово.

Однако Феликс молчал. Он смотрел на присутствующих и читал презрение в их глазах; смотрел на сдавшегося фиктивному правосудию Глэма, который обнимал трибуну, уткнувшись в нее носом; смотрел на Этель и улавливал ее сахарный табачный запах.

Да что можно сказать?

У Феликса даже память не стабилизировалась, и ничего, и никого он не помнит. В голове — пустота и ярость. Такого поворота событий он не ожидал. Слова Этель стали последней каплей... Если мозги и шевелились в попытке найти выход, то теперь там остались две извилины, рассуждающие о предательстве. О предательстве девушки, которая призналась ему в любви! Всего несколько дней назад!

Из молчания Феликса вырвал стук каблуков о мрамор.

— Стойте! Я здесь, здесь!

Знакомый голос…

Феликс обернулся и ахнул. Красная Лилиджой оперлась о колени и старалась отдышаться; за ней появился Парсифаль — король Расата, родной планеты Дариса.

«А почему он не рядом с Дарисом? — подумал Феликс. — Уж этот точно должен быть на стороне земляка. Или он не пускал в заседание Лили?»

— Замечательно, что вы явились, Лилиджой, — глухо выговорил один из судей. — Трибунал вынужден взять вас под стражу.

— Что? Нет… Стойте! — взвизгнула она. Трое стражников вмиг окружили ее в кольцо. Лилиджой топталась на месте, намереваясь вырваться и побежать к Глэму. — Парсифаль! Расскажи правду, умоляю! Ты же знаешь, чем это грозит, понимаешь, какие будут последствия! Ну же, Парси!

Парсифаль вгляделся в лицо своего сородича. Дарис на мгновение повёл подбородком. Король вздохнул. Напомаженные персиковые волосы, в глазах рдеют гранаты, на белёсых щеках жуткий шрам в виде зигзага — Парсифаль откидывал назад жемчужный плащ и шел так суетливо, будто его сейчас разорвет. Затем он застыл посередине зала. Как металл, охлажденный ледяной водой.

Наконец, губы его зашевелились:

— Прошу Трибунал выслушать мое признание, — начал король Расата. — Я обязан поведать вам истину, уважаемые судьи. — Он прокрутился и обвел пальцем каждого демона. — Как и свидетели, что ее скрывают…

— Что же это за истина? — спросил заинтригованный Рафаил.

— Истина в том, что настоящий преступник стоит вон там, — хмуро ответил Парсифаль и указал на Дариса.

Темный учитель хохотнул. Этот звук, словно разрезал пространство и перевернул зал вверх дном, чересчур неуместная эмоция, чересчур не вяжется с хитро-мудрым образом наставника.

— Ты выжил из ума, брат? — процедил Дарис и подошел.

Король не шелохнулся.

— Ты прав. Все демоны — братья. Потому что только демоны могут понять боль и мучения друг друга. Но своей кичливостью ты погубишь нас, Дарис. Мы защищаем тебя, прикрываем… Но ты хоть представляешь, чем это может обернуться? Я больше не намерен терпеть твои выходки! — Парсифаль сделал несколько шагов к столу Трибунала. — Дарис! Вот истинный преступник. Он пожирает души, а теперь хочет скрыть свои преступления, чтобы отправиться в высший мир и завершить свой безумный план. И дерьмом буду, если позволю! Слышите?! — Король повернулся к демонам. — Я не дам вам разделить его участь! Не позволю!

Около минуты все молчат, а потом — воцаряется хаос.

***

Присяжные кричат и спорят, никто не знает, кому верить. Лилиджой выскальзывает из рук стражи и целует Гламентила — асур оживает, точно политый цветок, — с трибун к ней бросаются близняшки.

Бьет гонг.

Феликс понимает, что у него появился шанс и с надеждой смотрит на Этель. Демонесса обнимает себя и дрожит. Глядит на него в ответ.

— Я всё прощу! Только расскажи правду, — кричит ей Феликс. — Ты пыталась меня убить, но если сейчас скажешь правду, то искупишь вину. Какой выбор бы ты не сделала, пути назад не будет. Решай!

Этель замирает, до крови обкусывая губы, мечется взглядом с Дариса на Феликса.

«Давай же, скажи что-нибудь, — молится он мысленно. — Не смей ошибаться в выборе, не смей…»

Трибунал, наконец-то, успокаивает народ (от удара гонга уже кровь из ушей). Этель бросается к Феликсу, встает прямо перед ним, раскидывает руки в стороны и вопит:

— Дарис убийца! Это правда, свидетели лгут! Волаг, скажи им!

Вместо ответа, Волаг рычит, сплевывает и кидается на Астафамона. Они дерутся, падают на пол, а в следующую секунду — в кулаке Волага блестит шастр палачей. Дарис не успевает крикнуть, как раздается свистящий звук.

Вспышка. А дальше — черная брань.

Волаг выпустил из кинжала душу Кастивиля, и тот незамедлительно вскидывается на Дариса:

— Ты сукин сын! Ты! Убил меня?! Во имя Прародителей, мы же друзья! Пили вместе, обучали. Как ты мог?!

Все смотрят на Дариса.

— Он пытался убить и меня, когда я хотела выяснить правду, — восклицает Лилиджой в осоловелые лица судей, — но Касти спас меня. Дарис всё подстроил! Этот кусок…

Договаривать ей не приходится.

Стены начинают трястись, идут ходуном. С трибун сыплются стаканы. Стекло звенит о мрамор. Половина присутствующих падает и катается среди осколков, оставляя красные разводы на белом камне.

Осознав, что партия проиграна, Дарис взрывается от ярости, точно термоядерная бомба — пламенный напор оглушительной энергетической волной двигается на Лилиджой.

Гламентил срывается с места и выскакивает перед девушкой. Принимает удар на себя. Пытается отбиться. По залу разлетаются молнии. Пламенная волна шипит и поглощает. Ноги Глэма подкашиваются. Он старается сдержать испепеляющую атаку Дариса, но оливковая кожа лопается, из зеленых глаз брызжет кровь, кости обнажаются, он орет… а в следующую секунду — рассыпается…

Кучка плазмы и пепла…

И больше ничего.

С губ Лилиджой слетает душераздирающий стон. Она падает на колени. Судорожно ёрзает в ошметках Гламентила. Близняшки верещат и оттаскивают мать, которая вдруг решает выцарапать глаза Дариса ногтями.

Еще две волны. Уходят в сторону Трибун. Судьи отбивают их с помощью посохов.

Дарис создает червоточину, к нему подоспевают Вольгант, Рэд и Блайк, но стража и Кастивиль вцепляются в них. Темный учитель уже собирается скрыться, как путь его перегораживают Парсифаль и Волаг.

— Вспомните, кто ваш враг! — говорит Дарис, явно не желая нападать.

— Сейчас наш враг ты, брат…

— Предатели… — шипит наставник.

Мгновение — и из горла Дариса вырывается хрип. Он ошарашенно оборачивается.

Этель вонзила шастр палачей ему в спину.

Безумным взглядом Дарис одаривает королей и рассыпается в пепел.

В зале жуткий шум.

Все ревут, вопят и не замечают, что преступник пойман.

Феликс смотрит на ошметки Гламентила. Подрагивающими ладонями Лилиджой собирает остатки души любимого в свой золотой кулон. Близняшки гладят ее по спине, а сами льют слезы водопадами.

Гидра тихо скулит, принюхивается, пока не понимает, что Глэм исчез окончательно.

«Не Гламентил должен был сегодня погибнуть, а я», — думает Феликс, медленно опускаясь на колени.