Историческая справка: оборона Прибалтики в 41-м году.
Каунас был захвачен 23 июня, Вильнюс — 24 июня, 26 июня были захвачен Даугавпилс, 29 июня — Паневежис и Лиепая. Буквально за 4 дня войны вермахт уже контролировал почти всю территорию Литвы. А за 18 дней войны советские войска отступили на глубину до 450 км и Прибалтика оказалась оккупированной. Учитывая, что 8-я танковая дивизия вермахта к исходу 25 июня подошла к латвийскому городу Даугавпилс, получается, за 4 дня от границы она двигалась в среднем со скоростью 85–90 км в сутки. Невероятный темп наступления! Кстати, в Первой Мировой войне немцы не могли взять Даугавпилс (тогда Двинск) 2,5 года, а во Второй они взяли его ровно за 1 день.
Фактически единственным достойным в смысле военного искусства эпизодом сражения в Прибалтике с советской стороны стала оборона Лиепаи, продлившаяся с 23 по 29 июня. Умело руководил обороной командир 67-й стрелковой дивизии генерал-майор Н. А. Дедаев. Ещё за день до начала войны Дедаев отдал приказ вывести из казарм войска (как бы на учения) и рассредоточить их вокруг города. Таким образом, немецкие бомбардировщики утром 22 июня бомбили в Лиепае пустые казармы гарнизона. Пехотинцы, моряки и отряды литовских ополченцев сражались отчаянно, а потом решительной атакой прорвали кольцо окружения. Значительная часть прорвавшихся с боями дошла до своих. И да — защитники Лиепаи при отходе взорвали все мосты. Генерал Дедаев погиб 25 июня, после войны его могила была найдена и останки перезахоронены на центральном кладбище Лиепаи.
22 июня 1941 года в 3:40 немецкая авиация нанесла удар по аэродромам, а также по районам сосредоточения и выдвигающимся колоннам войск. В 4:00 началась кратковременная артиллерийская подготовка, после чего немецкие войска перешли в наступление, и началось приграничное сражение. В течении дня немецкие войска заняли 14 населенных пунктов, а передовые части 4-й танковой группы вышли в район северо-западнее западнее Каунаса к реке Дубиса. Части 3-й танковой группы форсировали Неман в районах Алитус и Меркине. Таким образом, в результате удара танковых соединений Вермахта, в первый же день войны Северо-Западный фронт оказался расчленённым практически по линии разграничения 8-й и 11-й армий.
На следующий день немецкие войска заняли Каунас, Пренай и Расейняй. Началась оборона Лиепаи. Балтийский флот потерял 6 подлодок, тральщик и торпедный катер. На подступах к Шауляю части Красной Армии нанесли контрудар во фланги 41-го немецкого моторизованного корпуса, чем задержали его продвижение на три дня. В направлении на Алитус — Вильнюс немецкие войска, наступали так, как будто бы советских войск в этом районе не было вообще. В основном, не успев занять позиции, подходившие советские войска уничтожались и рассеивались на марше. 24 июня пал Вильнюс.
25 июня восточнее Расейняй была окружена советская 2-я танковая дивизия. Ставка потребовала организовать новый фронт обороны по рубежу реки Западная Двина, однако уже 26 июня немецкий 56-й моторизованный корпус с ходу форсировал Западную Двину у Даугавпилса, 29 июня 41-й моторизованный корпус — у Крустпилса, а 30 июня 1941 года — у Риги. С выходом немецких войск на рубеж Западной Двины закончилось приграничное сражение в Прибалтике, операция вступила во вторую фазу. Немецкое командование взяло оперативную паузу, которая была связана с тем, что вырвавшимся далеко вперёд моторизованным соединениям для дальнейшего наступления требовалось подождать пехотные части, организовать более или менее сплошной фронт по Западной Двине, наконец, произвести зачистку местности южнее и западнее Западной Двины, где вели боевые действия и пытались вырваться за реку отдельные группы советских войск.
Советские войска начали отчаянную борьбу за уничтожение плацдармов на Западной Двине. С 26 июня 1941 года по 29 июня 1941 года велись бои за плацдарм у Даугавпилса, которые не увенчались успехом — и более того: советские войска ещё и были отброшены от исходных позиций на расстояние до 40 километров. Но в этих боях, например, и 3-я моторизованная дивизия СС «Тотенкопф» понесла немалые потери: до двух третей личного состава. 26 и 27 июня были потеряны Шауляй и Лиепае, а 29 июня пала Юрмала. З0 июня -1 июля шли бои за Ригу, которую Красная Армия не смогла удержать.
3 июля моторизованные части Вермахта возобновили наступление по всему фронту. Немецкие войска взяли Гулбене, отрезав пути отхода 8-й армии за реку Великая и части 8-й армии были вынуждены отступать на север в Эстонию. Теперь Северо-Западный фронт был окончательно разрезан на две половины. 4 июля был потерян Остров, но на следующий день красноармейцы отбили его и 6 июля опять сдали. В связи с активным наступлением немецких войск, стратегия действий советских войск была несколько изменена: теперь отступающим частям советской армии вменялось изматывание противника активной обороной в ходе планомерного отступления. Однако, особых успехов эта тактика не принесла и уже 7 июля немецкие войска вышли к окраинам Пскова, а 9-го — взяли его. В тот же день советская оборона по рубежу реки Великой была прорвана, и Прибалтийская оборонительная операция закончилась, перейдя без паузы в Ленинградскую оборонительную операцию.
По итогам этих боев, Красная армия потеряла 75 тысяч человек убитыми и 13 раненными. Потери немцев составили 4,8 тысячи убитыми и 15 тысяч ранеными. Немцами было уничтожено 1698 советских самолетов. Немцы потеряли 41 машину. Балтийский флот потерял 10 подлодок, 2 эсминца, 4 тральщика, 2 торпедных катера и морского охотника. При этом погибло 1278 членов экипажей. Было потеряно также 1932 танка и бронемашин.
Источник: https://historical-fact.livejournal.com/201523.html
26 июня, четверг, время 08:05
г. Барановичи, резервный штаб округа.
— Сучковатую еловую дубину, обсыпанную красным перцем, этому Кузнецову в тупую задницу с проворотом!!! — от моего вопля дрожат стёкла в кабинете. Генерал Клич страдальчески морщится. То ли уши слабые, то ли воображение богатое.
Передо мной данные авиаразведки и сводка из Москвы о состоянии дел у соседей. Немчура вплотную подходит к Даугавпилсу. Блядский высер! Сидеть не могу, кулаки сжимаются и разжимаются, хочется кого-нибудь убить. Ладно, я знаю, почему Вильнюс так быстро сдали. Остатки 184-й дивизии 29-го стрелкового корпуса уже вышли к нам, так что мы в курсе, как повело себя большинство литовских солдат.
Не помню подробностей разгрома Прибалтийского округа. Я-то в своё время читал, что Кузнецов на фоне остальных округов выглядел прилично. Ага, так прилично, что неприличных слов не хватает! Ну, не военный я историк! Меня тема генерала Павлова зацепила, об остальном я знаю кое-как. Поэтому новость, что Даугавпилс под угрозой — крайне для меня неприятный сюрприз. Это уже Латвия, за ногу и в ноздрю всех предков Кузнецова по материнской, отцовской и двоюродной линии! Он что, взял на себя повышенные обязательства сдавать по одной республике в неделю? Придурок тупой!
— Саша, связь мне с Кузнецовым! — и недоумённо осматриваю место, где только что находился мой адъютант. Он хотя бы приказ дослушал, а то вдруг скорость развил сверхзвуковую.
И вроде щипает Копец эшелоны и колонны войск. Больше эшелоны, а когда нет никого, то ребята ради тренировки долбят железные дороги и мосты. И что-то вспоминается загадочная улыбка Иван Иваныча, когда спрашиваю о результатах тренировок. Мона Лиза, б… с генеральскими звёздами. Одними сухими сводками отделывается.
— Вот что, Иван Иваныч, прямо сейчас, срочно, авиаразведку в район Даугавпилса и сам город сфотографируй. Стой!
Какие они все стремительные сегодня. Не только я чувствую, как задницу начинает подпаливать?
— Отсними дорогу до нашего ближайшего аэродрома. Фото размножить! Не меньше десятка экземпляров. Всё понятно? Тогда вперёд! — лётчикам нужна дорожная карта, наслушался я горьких историй, как они в трёх соснах сориентироваться не могли.
— Владимир Николаевич, вытряси из картографов все карты, если не этого городишки, то хотя бы окрестностей. Нам нужны карты для лётчиков. Фотоснимки это на всякий случай, вдруг нет…
— Теперь дальше, — продолжаю инструктировать Курдюмова, своего второго зама, — останешься за меня. Проследи за комплектованием и материальной базой 17-ой дивизии.
— Из Полоцка имущество дивизии вывезли, — докладывает генерал, — это я точно знаю.
— Проверь ещё раз! С Сопоцкинского плацдарма и всего севера округа глаз не спускать! Генерал Клич тебе в помощь. Резких шагов не делай. Внимательно смотри разведсводки.
— Сопоцкинский плацдарм не пора ли уничтожать? — Курдюмов смотрит с видом: шеф, только скажи. Я тебе сейчас скажу — показываю ему кулак.
— Только попробуй! Положение ни туда Никита, ни сюда Мыкола должно сохраняться, как можно дольше. Как бы тебе объяснить-то? Ты когда-нибудь борьбой занимался? Это захват! Болевой приём. Выгодное для нас положение. Зачем нам от выгод отказываться?
— Брестский прорыв же решено ликвидировать?
Вздыхаю. Всё надо объяснять.
— Южная группировка сильно ослаблена. Помощь оказать не могут, фактически сами нам своё соединение отдали на растерзание. Нам приходится их уничтожать, ловушка своё отработала.
Заканчиваю инструктаж уже при вернувшемся Копце и Саше. Адъютант слегка ведёт головой: связь с Кузнецовым установлена.
Спускаюсь в подвал, Копца с собой. Лязгает стальная дверь за выскочившим из помещения сержантом.
— Фёдор Исидорович? Генерал Павлов.
— Да, Дмитрий Григорич, желаю здравствовать.
— А у меня такое настроение, что здоровья тебе желать не хочется…
Вздыхает.
— Понимаю, Дмитрий Григорич…
— Приглашаешь немцам зайти ко мне с заднего двора, где у меня войск почти нет. Огромное облегчение я от твоего понимания испытываю, прямо слов нет. Ладно, это всё пустые разговоры. Мне вот что от тебя нужно: подробная карта с точным указанием всех твоих аэродромов, мобскладов и мест, где оставлена твоя техника. Танки, бронемашины, автомобили и всё остальное.
Делаю паузу. И добавляю металла в голос.
— Сегодня. Мой лётчик к тебе вылетит немедленно. Передаю трубку Копцу, подробности с ним утрясай.
Копца я жду снаружи, на воле. Надо хоть покурить, чтобы хоть как-то стресс скинуть.
Я думаю и гадаю, куда фон Бок своего Гудериана перебросит, а мой сосед уже обо всём позаботился. Ещё раз ему сучковатую дубину в…
Одно хорошо, прямо по пословице «нет худа без добра». Худо это то, что над округом нависает смертельная угроза. Гот ломится в ворота Даугавпилса по инерции, развивает успех. Но повернуть на юг может в любой момент. А там у меня практически гражданские тылы, пройдёт парадным маршем, постреливая по сторонам только для порядка. Там, на всю Витебскую область три авиаполка, пара дивизий, Смоленское пехотное училище, артиллерийское и миномётное, кавалерийский полк… растопчет и не заметит. Захватит обширные незащищённые территории. Первым делом Витебскую область, затем осадит Смоленск, который по славной древней традиции пустит врагам кровушку, этот город никогда без боя не сдаётся.
Что же я так прокололся? Нехорошую шутку сыграла моя уверенность в моих войсках. Мои бойцы не позволяют немцам передвигаться с такой скоростью. От границы до Даугавпилса по прямой не меньше трёхсот километров. По петляющим дорогам 350–400. Всего за четыре дня! Здорово драпанули, шустрее поляков. Невольно я перенёс на прибалтийцев качества, которые привил своим бойцам и командирам. Мои-то умеют бодрое продвижение немецких колонн превращать в тяжёлый, кровавый квест.
Положим, в Могилёвскую область я Гота уже не пропущу, но ему хватит оперативного пространства для соединения с войсками группы «Юг». Или для удара по моим тылам. Все мои УРы, в том числе у Минска, направлены на запад, немного на север. С востока никакой защиты нет. Нет, пускать его нельзя, без снабжения с Большой земли мне станет скучновато.
Примечание.
Генерал Павлов в курсе о складах на востоке республики и Смоленске. Только без точных подробностей, которые он может получить в любой момент. Справка об артскладах Витебской области. Уточнение: приставка «арт» не означает, что там хранятся боеприпасы только для артиллерии.
69 артиллерийский склад 4 разряда (200 вагонов);
391 артиллерийский склад 4 разряда (200 вагонов);
691 артиллерийский склад 2 разряда (700 вагонов);
Всего по стране на 1 января 1941 года в складах центрального и окружного подчинения хранилось боеприпасов и вооружений в пересчёте на вагоны — 112 533 вагона, что составляло 103,8 % от плановой загруженности.
Источник: https://www.soldat.ru/doc/mobilization/mob/chapter6_2.html
Из регулярных войск в области находилась 50-ая сд в Полоцке и 37-ая сд в Витебске.
— Уже что-нибудь придумали, Дмитрий Григорич?
— Что? — вынырнув из тяжких раздумий, оглядываюсь. Самое утро, а впечатление разгара дня, настолько всё ярко освещается солнцем. Поодаль трётся Саша, а рядом безмятежный Копец повторяет вопрос. Ещё чуть подальше — его порученец.
Само здание штаба прячется рядом с деревьями под маскировочной сеткой, близлежащие территории контролируются жёстко, даже бродячая собака не проскочит. Но где-то поодаль на улице разоряется радио, откуда после новостей звучит песня.
«Только слышно на улице где-то одинокая бродит гармонь…», — красивый голос. Надо бы узнать, кто поёт.
— Придумаю, придумаю, — бурчу я, — но что-то ты слишком беззаботный, Иваныч. Над округом, между прочим, нешуточная угроза нависла.
Легко считываю его недоумённый взгляд: «А ты на что, Дмитрий Григорич? У меня первым делом самолёты, ну, а девушка с именем «стратегия округа», потом». Двоякую реакцию вызывает. С одной стороны, приятно, что меня за высшие, всемогущие силы держат. С другой, тоскливо. Брать на себя главную ответственность — в каком-то смысле обрекать себя на одиночество. Хорошо моему Копецу за моей спиной, уютненько. Но грех жаловаться, работает отлично. ВВС сейчас, это моя главная ударная сила.
— Слушай приказ, Иван Иваныч! Бомбёжки Литвы прекратить! До особого распоряжения, которого долго ждать не придётся. Все авиаполки Витебской области сосредоточить на самом ближнем аэродроме к Литве. Где такие есть?
— В Полоцке.
— Полоцк, Полоцк… — мысленно прокручиваю в голове карту. Да, это несколько ближе к Даугавпилсу, нежели из Минска.
— Подтянуть туда запасы бомб, если не хватает. В расчёте на три полные загрузки. По большей части мелкие, до 10 кг. Но нужны и крупные, нам надо разбомбить все три моста.
— Штук по пятьдесят ФАБ-100, чтобы наверняка, — заводит глаза кверху Копец.
— Хоть по сто. Бери любой ассортимент, нам сейчас не до экономии.
Меня ощутимо корёжит от собственных приказов. Собрать три авиаполка на одном аэродроме? Если немчура пронюхает, от них одни дымящиеся обломки останутся.
— О маскировке особо предупреди. Сам понимаешь, чем грозит такая скученность.
— Может тогда бомберы в Мачулищи переместить? Дальности им с избытком хватит. И с бомбами никаких проблем.
— Давай так. Действуй, — молодец, вовремя поправляет. У меня аж гора с плеч.
Копец скрывается за дверью, ему сейчас составлять приказ и отбивать шифровки. А я оскорамливаюсь, после небольшого перерыва опять достаю «Казбек». Докурив, ухожу в свой кабинет. Кое-что добавить надо к списку дел для Курдюмова. Мне в одном месте понадобится батальон лихих ребят из воздушно-десантной бригады. Копец прав, пока смутно, но план действий начинает вырисовываться. Конкретного места, куда зашлю десантников, ещё не определил, но уверенность, что они понадобяться, крепнет.
Через полчаса уезжаем на аэродром. Копец спохватывается, когда моя птичка готова к взлёту, и я направляю к ней стопы.
— Дмитрий Григорич, совсем забыл! У меня для вас сюрприз! — приходится напрягать связки из-за шума моторов.
— Иваныч, умоляю, не надо сюрпризов. Хватит на сегодня, — чувствую сам, как мои глаза переполняет подозрениями и опасениями.
— Хороший сюрприз, — хохочет Копец, — в Минске увидишь…
Уходит к своему самолёту. Став главкомом ВВС округа, послал врачей-запретителей в дубовый лес. Сильно злоупотреблять я ему не позволяю, но и полностью запретить хоть иногда садиться за штурвал язык не поворачивается. Человек неба. Жить без этого не может. Жалко наша медицина не достигла таких высот, чтобы зрение восстановливать. Хорошо, что только один глаз травмировал. Из полностью слепого и генерала бы не вышло…
Вдыхаю в салоне привычный запах. Смесь перегретого на металле масла, еле слышные бензиновые нотки, а армейскими сапогами пахнет везде, где они есть. Через пять минут перестану ощущать, это только со свежего воздуха. Самолёт выруливает на взлёт.
26 июня, четверг, время 10:00.
г. Минск, штаб округа.
— Паша!!! — удержать восторг внутри невозможно, ошеломлённо гляжу на сияющего Пашу Рычагова, — Ты, что здесь делаешь?! Проверять нас вздумал?!
Уже ощупываю, охлопываю, прижимаю к груди плотную литую фигуру генерал-лейтенанта. Рядом цветёт радостной улыбкой Копец, наша радость захлёстывает остальных генералов и старших офицеров. Озаботился я о присутствии всего состава. Точно по одному эпизоду кинофильма, когда у отрицательного антагониста главного героя переспрашивают: «Кого всех?», тот орёт подчинённому в лицо «Все-е-е-е-х!!!». И тот вызвал всех. Вот и я так же.
— Нет, меня к вам командировали. В помощь округу.
Блеск!!!
— Что?!! Из наркомов тебя пнули?! Класс!!! — мой восторг начинает фонтанировать с новой силой. Подточили гранит сталинского мнения мои хлопоты. Вполне возможно, надо сказать спасибо Лаврентию, кое-что надул я ему в уши, а тот своему сюзерену. Паша — не чиновник, он боевой лётчик. Иосиф Виссарионович разозлился не только из-за недопустимо высокой аварийности, которая, как выяснилось стараниями Лаврентия и моей подачи, вовсе не такая высокая. Сталин рассвирепел ещё от новости, что Паша покрывал своих командиров, по халатности которых произошла одна крупная неприятность, когда разбилось сразу несколько самолётов и не меньше десятка человек погибло.
Рычагов — боевой лётчик и поступил так рефлекторно, прикрывая товарищей. Так он привык в бою поступать, так же делал на посту наркома. Прикрывал боевых товарищей от гнева Сталина, который справедливо считает, что такие выкрутасы называются по-другому. Не прикрывал, а покрывал.
В этом, наверняка, есть и подтекст. Ты считаешь его классным лётчиком и командиром? Ну, и забирай себе. Хм-м, я заберу не только с удовольствием, но и восторгом. Так их ещё и двое! Я так понимаю, поодаль его жена стоит. Тоже лётчик в звании майора. Черты лица грубоватые, не женственные, но вопрос, что нашёл в ней Паша, отпадает сразу, как только замечаешь, как она на него смотрит. От такого взгляда про внешность сразу забудешь. Мгновенно утонешь. Глаза, кстати, яркие и красивые.
— Дмитрий Григорич, чтобы не забыть, — подаёт голос Болдин, — прибыла группа инженеров с Саратовского авиазавода. Уже разместились и приступили к работе в Красной Роще. Партия проката тоже поступила.
— Что-то мне это не нравится, — бурчу подозрительно, — целый ворох хороших новостей. Какие ж нужны плохие, чтобы уравновесить всю эту благодать?
— Так ведь они же есть, Дмитрий Григорич, — «радует» меня Болдин.
— Что?! Что ещё?!
— Так вы знаете. Даугавпилс под угрозой.
— Тьфу на тебя, Иван Васильевич, — с шумом выпускаю воздух из лёгких, — это уже давно не новость. Пожар у нас, Паша. Сейчас примешь участие в обсуждении…
Бросаю взгляд на Машу Нестеренко.
— Супругу твою пустить не могу, сам понимаешь. Пусть подождёт.
Через час ко всем движениям округа, — плановому подвозу боеприпасов и ГСМ, авиаразведке и мерам по уничтожению прорыва севернее Бреста, — добавляются ещё. Близ Полоцка в расположении одного из полков 50-ой стрелковой дивизии забегали вестовые, трезвонят телефоны, командиры батальонов спешат в штаб. Похожее движение происходит в казармах полка НКВД, квартирующего в Минске. Грохот и лязг платформ и вагонов, свистки паровозов на железной дороге, суета железнодорожников. Не проходит и четверти часа, как один за другим поднимаются в небо лёгкие бомбардировщики СБ 121-го авиаполка с одного из аэродромов в Могилёвской области и направляются в сторону Минска. С аэродрома рядом с посёлком со смешным названием Желудок (Гродненская область) поднимается эскадрилья грозных Пе-2 и тоже летит в сторону Минска.
Округ, циклопических размеров многоголовый и многолапый зверь, ощутив опасность с новой стороны, глухо заворчал и начал собираться для удара в новом направлении.
— Паша, сразу говорю, ты за штурвал истребителя не сядешь, — предупредительный выстрел прямо в загоревшиеся глаза Рычагова, когда он услышал о планируемых воздушных налётах.
— Дмитрий Григорич… — мгновенно начинает канючить Рычагов.
— Да, я — Дмитрий Григорич, — соглашаюсь тут же, — а ты, виват мой лысый череп, генерал. Поэтому хватит ныть. Не тебе объяснять, что такое слётанность, которой у тебя неоткуда взяться. О тактике немецких асов понятия не имеешь… да-да, конечно, испанский опыт. Полюбуйся на него напоследок и поставь куда-нибудь в шкафчик. Оттуда тебе мало что пригодится. О нашем опыте, да, мой родной, у нас выработана своя тактика, тоже никакого представления. Так что будь готов учиться!
Шевеления в округе начинаются до конца совещания. После первых решений, когда по штабу засновали связисты, порученцы, комиссары, разведка, связываюсь с Полоцком. С комдивом 50-й дивизии (генерал-майор Евдокимов Василий Павлович), как хорошо, что я оставил её на месте.
— Василь Палыч, здравствуй, — выслушиваю встречные пожелания здравствовать долгие годы, — подробный приказ получишь радиописьмом, а пока слушай обязательные для исполнения рекомендации. Выбери лучшую часть (в радиограмме будет указано: полк с усилением). Лучшую в боевом смысле, а не парадном. Вооружи его под завязку. Не по штату, а под завязку. Если есть у взвода два пулемётчика, дай им второй пулемёт. Боеприпасов тоже дай. Столько, сколько попросят и смогут унести и увезти. ЗСУ у тебя есть? Нет? Тогда батарею зениток с буксировщиками. Танковый взвод добавь. Да, всё под временное командование полка.
— Задача такая, Василь Палыч. Если город… нет, называть не надо! Если город занят, зацепиться за любой краешек. И тогда подтягивай туда всю дивизию и всех чужих — вон. Но если нет, остальным дёргаться не надо.
— Пошлю ещё батальон НКВД, городишко наверняка шпионами кишит. Не знаю, кто из них первым прибудет. Вам ближе, а им собираться быстрее. Пусть твой комполка согласует с ними свои действия. Оперативно комбат НКВД подчиняется твоему комполка, но не вздумайте их в лобовую атаку посылать. Башку сразу всем поотрываю. Это бывшие погранцы, каждый двоих твоих бойцов стоит. А то и троих. У них своя задача — борьба с диверсантами и шпионами.
Надеюсь, не подслушают, не в прифронтовой же мы полосе.
— Успеют наши занять город первыми — хорошо. Не успеют… ещё лучше.
Все, кроме Копца, который лучше всех приспособился к моим бьющим наотмашь эскападам, лукаво улыбается: знаем-знаем, шеф что-то снова затеял. Ничего я не затеял, просто успокоился. Ничего особо страшного не происходит. Ну, войдут немцы в город, ну и что? Потренирую ребят в режиме городских боёв, скоро пригодится. Мосты мы в любом случае перерубим, отбомбимся по скоплению войск на левом берегу, и плацдарм влипнет в окружение. Главное, не спешить и не суетиться. Ситуация та же самая, что и с Сопоцкинским пятачком. Для немцев это тяжёлый чемодан без ручки. Нести невозможно и бросать рука не поднимается.
Моя рука тянется к телефону. Нет, одёргиваю себя и отдёргиваю руку. Пусть идёт, как идёт, мне нервная реакция Москвы ни к чему. Не буду придерживать своих, чтобы позволить немцам войти в город. Что-то я раздухарился не на шутку. Как искусный боксёр на ринге опускает руки, открывается для удара и делает приглашающий жест: давай, действуй, вот он я, открытый и беззащитный. Нет, не настолько я искусен, опять-таки товарищ Сталин спросит: пачиму вы мэдлили, товарищ Павлов?
Но если войдут… я гадко улыбаюсь, Копец зеркалит меня, остальные поглядывают на нас с недоумением. Если войдут, река Двина станет для немцев естественным препятствием на много километров уже с той, нашей стороны. Главное на мою территорию их не пропустить уже по левому берегу, а я не пропущу. Когда летел сюда, ещё многого не знал. Появление Паши будто открыло шлюз хороших новостей. В самом начале совещания, которое всегда начинается с докладов о наличествующих силах, пошли эти новости.
Во-первых, комкор Никитин доложил, что в Смоленске идёт интенсивная подготовка пятнадцати тысяч новобранцев по нашей программе.
— Где только командиров для них взять? — мой вздох Никитин парировал тут же.
— Дмитрий Грыгорыч, так политруки же! Забыли? Их почти тысяча человек!
Точно!!! Действительно забыл, забегался. Я ж сам за неделю до войны вытащил из приграничных армий всех политруков ротного звена. Взводных и ротных командиров мне с избытком хватит! И на батальонное звено останется. Для полков и дивизий мы уж насобираем с бору по сосёнке.
— Так-так, — натурально потираю руки, — через пару-тройку недель будем иметь в Смоленске стрелковый корпус. А то и моторизованный. Пусть неполного состава, но боеспособный.
— Есть ещё остатки 11-ой армии соседей. Заняли границу Витебской области с Литвой, — добавил Болдин, — наберётся на полторы дивизии штатного состава.
А жизнь-то налаживается! 11-ую, так называемую армию, придётся усилить, переформировать и отформатировать, но это дело привычное. Мой округ по прозвищу дракон скоро отрастит себе ещё одну огнедышащую голову и лапу с мощными когтями.
Поэтому я успокоился. Моя задача минимум: превратить немцам лёгкую прогулку в кросс по минному полю, будет выполнена в любом случае. Фон Бок слишком долго перебрасывает стремительного Хайнца. Быстрее нельзя, пока подгонишь ж/д составы, погрузишься. Ехать ещё не один час и лучше ночью, а то мои бомберы нет-нет, да укусят. В спокойном режиме ехать пол-суток. Высаживаться в тылу надо так, чтобы до нас было километров сто, не меньше. Полтысячи вагонов только для танков, своим ходом они тоже могут дойти, что я могу только приветствовать, жгите ценное топливо больше, ещё больше… потому нет. Только железка.
— Мосты к Даугавпилсу надо обрушить. Все! — безапелляционно заявляю, будто кто-то со мной спорит. Их надо рушить в любом случае, прорвутся немцы в город или нет.
— Страшно не люблю этого говорить, Иван Иваныч, — с сожалением смотрю на Копца, — но мосты должны быть обрушены ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Хоть полк бомберов на это положи.
Делаю паузу, чтобы проникся и продолжаю:
— Теперь давай думать, как это сделать с меньшими потерями.
— Пешки, — одним словом подаёт идею Копец.
— Пешки будут заняты. К тому же не всё же ими одними воевать.
Минут двадцать обсуждаем подробности авианалёта. На бумаге получается красиво, посмотрим, как выйдет на оврагах. Паша Рычагов только вопросы задаёт и смотрит на нас с уважением и лёгкой тоской от того, сколько он уже пропустил.
— Теперь пешки. Для них не менее важная работа. Вот это, — тычу пальцем в карту, — надо стереть с лица земли. На месте железной дороги и ж/д развязок должна остаться пустыня.
— Паневежис? — изумляется Болдин и всматривается в карту, чуть пальцем не водит. — Дмитрий Григорич, они же в Вильнюс всё отправят!
Почти все смотрят с удивлением. Копец, понятное дело, привычен, меня Никитин радует. Он морщит лоб, пытается что-то сообразить. Железнодорожная сеть Латвии, если исключить из неё Поневежис, позволит выйти на восток только по двум линиям. Шауляй-Елгава-Рига, это далеко от меня и потому не мои проблемы. И вторая магистраль: Каунас-Вильнюс-Даугавпилс. Даугавпилс будет доступен только со стороны Вильнюса, а там дорога идёт слишком близко к моему округу. Перерезать эту ниточку могу в любой момент. Но торопиться не буду.
— В Вильнюсе сформируется ударный кулак, — рассуждает Болдин, — могут ударить по Минску, могут сместить на восток вплоть до Даугавпилса. На этом отрезке везде есть возможность ударить нас в побрюшье… или вы хотите приходящие эшелоны тоже разбомбить.
— Не-а, — улыбаюсь гадко и с наслаждением. И смотрю на Никитина со значением. По моему примеру через четверть минуты на него смотрят все. И опять он меня радует. Молчит, но глаза загораются, как у кота, который засёк шебуршащую рядом мышку. Хм-м, кажется, я знаю, кто у меня станет следующим командармом. Странное дело, армию легче создать, чем командарма толкового найти.
— Об этом позже. Пока делаем схему удара по Паневежису.
Через час из Мачулищ вылетает тройка Яков, два Як-1 и один Як-4, разведчик с кинокамерой. Тот парень, разведчик уже за двести часов налетал. Одну машину в ноль износил, вернее, мотор, вторую сейчас пилит.
Эта тройка должна пролететь по маршруту, запомнить его. Разведчик проведёт фотосъёмку ж/д узла Поневежиса. Обратно мы решили проложить ещё один маршрут, резервный. Разработка военных операций непростое дело. Посты ВНОС задействуются. Кстати, надо их выносить на территорию Литвы. Подумаем. Кроме того, на заданные позиции выйдут зенитные средства, те же зенитные платформы подойдут или ЗСУ. Это отсечка возможной погони истребителей люфтваффе. Пара эскадрилий прикрытия наготове, опять-таки для горячей встречи нежелательных гостей.
27 июня, пятница, время 05:25.
Минск, аэродром Мачулищи (84-ый иап, 59-ая иад).
— Я, ваш командующий не разрешаю, а приказываю! — обращаюсь почти к полусотне лётчиков, в идеально ровном строю, внимательно ловящих каждое моё слово. — Приказываю вам быть хитрыми, подлыми и коварными бойцами! Вас называют сталинскими соколами! А сокол — птица хищная и кровожадная. Вы должны быть кровожадными, жестокими и беспощадными! Это враг! Они пришли, чтобы уничтожать нас и делать своими рабами. Они развлекаются тем, что расстреливают колонны беженцев и санитарные эшелоны! Не знали? Знайте! Они убивают ваших товарищей, выпрыгнувших из сбитых самолётов. И в воздухе и на земле. Делайте то же самое при каждом удобном случае! Не давайте им спасаться. Подготовка каждого лётчика обходится Германии в пять раз дороже, чем нашего. Одно! — поднимаю вверх указательный палец. — Только одно обстоятельство может спасти жизнь немецкому лётчику — сдача в плен! Немецких лётчиков мы можем терпеть только в двух видах: мёртвые или пленные. Других на нашей земле быть не должно.
Делаю короткую паузу.
— Вы получили боевую задачу. Сотрите всё в порошок! Оставьте за собой горящую пустыню!
Киваю Копцу, тот делает шаг вперёд.
— По машинам!!!
Лётчики срываются с места в бег. Никто не заставляет, сами несутся.
Не ухожу с поля, пока грозные бомбардировщики и юркие истребители не поднимаются в воздух.
— Здорово вы сказали, товарищ генерал, — восторгается Саша.
Ухмыляюсь скептически, но молча. Тебе по должности положено восхищаться. Но сказал я здорово, признаю, а как же.
Отсюда с пешками отправились Миги. Ишачки и чайки идут по своему маршруту, они взлетят с аэродромов Лиды. Оттуда до Поневежиса ближе, от Минска лететь им не с руки, слишком близко к пределу дальности полёта. Ещё один недостаток старых самолётов, 450 километров маловато будет.
Не торопясь, идём к штабу. На крыльце нас встречают комдив Туренко, который улыбается, даже когда не улыбается, и Копец. Рядом на скамейке сидит слегка мрачный Рычагов, с тоской смотрит в небо. Жену его мы отправили в Барановичи, в учебный центр.
— Всё по плану, Дмитрий Григорич. Группа истребителей из Лиды в воздухе.
— Хорошо. Ну, что джентльмены? Отправляемся? — авианалёт на части вермахта, атакующие Даугавпилс, мы решили посмотреть вживую. Кроме Копца. Хватит мне одного Паши. Таким количеством генералов, включая себя, самого любимого я рисковать не готов.
Жалко не видел налёт на Паневежис. Изучал результаты по докладам и фотографиям.
27 июня, пятница, время 06:40.
Литва, Паневежис, ж/д узел.
Схема ж/д узла Паневежиса это буква "К" в нокдауне. Мощный узел, две скобки-галочки впритык… Разведчик накануне «прощупал» зенитную оборону. Подразнил, попорхал над железкой и улетел. На карте появились метки.
Капитан Корнеев, командир эскадрильи пешек вместе с товарищами и зависшими сзади Мигами наблюдает за происходящим внизу. Не в первый раз капитан удивляется эффективности маскировки, стоит отвести взгляд на долю секунды — всё! Потерял стаю чаек из виду.
Ничего, скоро они себя проявят. Самолёты шли с небольшим снижением. Определить, точно ли за солнце за спиной способа нет, но примерно можно. Тени от кабины на носу не должно быть видно и ещё немного довернуть вниз. При этом направление — точно на цель. Короче, опыт нужен… х-ха! Началось! Внизу вспыхнули короткие стрелы, уткнувшиеся в неприметное место, — маскировочные сети у немцев тоже есть, — и тут же проявившие позицию зениток. Стая чаек принимается суетливо её расклёвывать пулемётным огнём и мелкими бомбами. Наши чайки — самые злые и хищные чайки в мире!
Штурмовики демонстрируют свою излюбленную тактику. Подкрадываются на небольшой высоте, перед атакой немного набирают высоту, затем пологое снижение с выходом на цель и пуском ракет. По сходящимся линиям летят ракеты, для зенитных расчётов наступает ужас беспощадной расправы. Счетверённые очереди шкасов перепахивают позиции так, что кошка не уцелеет.
— Внимание первой тройке! Заходим на первую цель, — вслед с отданной командой в душе поднимается злорадное ликование. Капитану, как и всем, врезалось в мозг напутствие командующего: мы должны быть хитрыми, подлыми и вероломными. Таковы правила, которые принесли они. Теперь их салом будем бить по ихним сусалам.
— Я пришел к тебе с приветом! — начинает декламировать капитан, заходя в режим пикирования и внимательно следя за прицелом. Внизу как раз эшелон сворачивает на одну из веток ближней «скобки». Ему нужен дальний конец, по середине и второму концу ударят ведомые.
Штурман в ответ на стихи издаёт одобрительный смешок.
— Рассказать, что солнце встало. Сброс!
Пара ФАБ-100 срывается с подвесок. За ней тут же вторая. Дюжина бомб с усиливающимся свистом, который лётчики, конечно, не слышат, несётся на короткое, в одно касание, свидание с землёй. И всеми, кому «повезёт» оказаться рядом.
— Что оно горячим светом
— По листам затрепетало! — пилот, штурман и радист восторженно орут хором. И друг другу и по эфиру.
— Есть попадание! — влезает штурман, когда остальные переводят дух.
Выводя самолёт из пологого пикирования с поворотом, капитан поворачивает голову. Его затапливает волна ликования. Есть не только попадание, разорвавшее эшелон на две части, есть и угодившие рядом. Большая часть эшелона завалена набок.
— Седьмой! — вызывает капитан и, получив ответ, отдаёт команду. — Скинь одну кассету.
Две пешки уходят на разворот, одна отделяется и заходит на эшелон. Через несколько минут облако мелких бомб накрывает эшелон, корёжит и рвёт его в клочки. Впереди тем же самым занимаются ещё три тройки. Рвут узел, соединяющий «скобки», и вторую «скобку».
Трясёт землю, вверх летят комья земли, искромсанные осколками шпалы и покорёженные рельсы. Иногда части человеческих тел с остатками формы цвета фельдграу. Команды бомбить эшелоны не было, но стояло их много, и стояли они на путях. Постояли бы в сторонке, может, и уцелели бы.
Обратно воздушная эскадра возвращается на высоте не больше километра. Сначала на высоте в четыре километра уходит на восток, сбивая след, снижается и сворачивает на юг. Теперь сверху их заметить крайне затруднительно.
Зато замечают снизу. Корнеев не смог пройти мимо соблазнительной колонны. Танки, грузовики, бронемашины… жалко бомб не осталось. Корнеев, трясясь от смеха, ведёт эскадрилью неровной цепочкой вдоль колонны. По колонне густой метлой проходит шквал пулемётного огня. На высоте около километр, да сбоку, это можно делать безнаказанно.
Смеялся капитан от выкрика одного из товарищей.
— Добро пожаловать в советскую Литву!
Потеряв всего три чайки, эскадра возвращается домой. Штурмовики, вот кто настоящие смертники. Правда, был сбит У-2 с вывозимым лётчиком. Нарвался на зенитку. Два других лётчика погибли на месте.
27 июня, пятница, время 09:15.
Литва, Даугавпилс, окраина города напротив шоссейного моста.
Комроты Ханаев аккуратно осматривает противоположный берег. Район Грива захвачен немцами, на побережье почти никакого движения, но в один просвет в конце улицы, параллельной мосту, постоянно что-то мелькает. Машины, иногда танки, двигаются в обе стороны. Танки, понятное дело, едут в сторону моста.
Концентрация танков на той стороне моста его не пугает. Мост они пристреляли ещё вчера. Батарея 82-мм миномётов, рассосредоточенная по ближайшим улицам, вчера наглядно показала немцам, что соваться на мост не стоит. Прямое попадание или близкий разрыв даже танк сильно огорчит.
На улице, ведущей на мост, два подбитых танка. Они вчера спешили, сильно спешили, поэтому рванули к мосту без разведки и регонсценировки. Выскочивший из боковой улицы БТ-7 чуть не столкнулся с немецко-чешским Pz.38(t). Наш лихой экипаж среагировал мгновенно. Не сбавляя скорости, прыгнул навстречу, но не по-дурацки в лобовую. Он остановился сбоку, немцы или не успели выстрелить или промахнулись. Опомниться не успели, как БТ-7 влепил снаряд в бок башни. С расстояния в пару метров броню лёгкого танка, — нечаянная дуэль случилась справедливой, — можно и ломом вручную пробить.
За победу в поединке пришлось заплатить. Танк был не один, за ним в ста метрах шёл другой, тяжелее и мощнее. 50-мм снаряд сковырнул башню БТ.
Но экипаж танка, пусть ценой своей жизни, прорыв остановил. Уничтоживший его немецкий танк не стал так же без оглядки прыгать вперёд. Медленно пополз вперёд, водя башней по сторонам. И заметно быстрее пополз назад и дальше через мост к своим, когда вокруг начали рваться мины. И правильно сделал, наш танк тоже был не один.
Танку удалось уйти, а вот его пехотному сопровождению — нет. До отделения солдат в мышиной форме остались лежать на мостовой. И ещё, до этого места, пол-взвода, вперемешку с его бойцами. Ну, сейчас-то своих прибрали.
Так что танков Ханаев не боялся. А ещё его сосед, ротный-3, такой же старлей, как и он, Гальперин исхитрился втащить зенитную 25-мм пушку на третий этаж здания. Ну, ладно, там лестницы широкие, какое-то старое здание, но как он зенитчиков уговорил? Теперь из одного окна на мост сбоку смотрит скорострельная пушка. И не по-идиотски высунув ствол из окна, из глубины помещения глядит.
Ханаеву надоело наблюдение, отдал бинокль сержанту и теперь вертит в руках трофейный автомат. Как с ним обращаться, понял быстро, спусковой крючок, ствол с мушкой и многое другое на любом оружии имеет схожий вид и одно назначение. З-забавно! Механизм затвора, возвратного механизма практически не отличается от ППД. И прицельная планка, на сто и на двести метров. Всё. Оружие ближнего боя, чуть лучше пистолета. Для городских боёв нормально. Нет, судя по тому, что мгновенно положили пол-взвода, не нормально, а здорово. Если бы не подошедший танк, тот самый…
Удобная штука, — решает старлей, — берём.
— Как здорово, что вы подоспели, — говорит красноармеец из местных, — как только эти переодетые мост захватили, мы думали — всё.
С переодетыми трудностей не возникло, — вспоминает Ханаев, — как только вышли к мосту, сразу заметили, что они с немцами в одной компании. Всех и вышибли на ту сторону. Может и не всех, но город сейчас погранцы шерстят. У этих ребят не забалуешь.
— А чего вы окруженцев не организовали? — слегка невнятно, не отрываясь от бинокля, спрашивает сержант-наблюдатель. — Так и собирались неполным батальоном город защищать?
— Говорят, пробовал наш майор, — отмахивается паренёк, — а они глаза по пятаку: у нас патронов нет. У нас тоже боеприпасов — кошкины слёзки. Вот и…
— Товарищ старший лейтенант! — оживает постоянно слушающий эфир связист. — Воздух!
Ханаев тут же жестом даёт команду связисту на телефоне, тот передаёт предупреждение по подразделениям.
— Командир, шевеление на том берегу, — докладывает наблюдатель. Ханаев смотрит сам. Хороший ход! Наши миномётчики сейчас по норам и стрелять не смогут. Вот-вот пойдут танки с броневиками, и начнётся карнавал. Только они про зенитку, их поджидающую, не знают. Лишь бы сосед слишком рано стрелять не начал. Лучше уж пару танков пропустить, чем обнаружить себя раньше времени. С парой танков они справятся, бутылками с бензином они запаслись.
Так, а что там с командой «Воздух!»? Ага, — губы старлея раздвигает улыбка, больше похожая на оскал. Кое-кто отменяет эту команду. Комполка их заверял, что командующий их без своего внимания не оставит. Да они и так чувствуют. Никогда до вчерашнего утра старлей не общался с такими добрыми и щедрыми снабженцами. Чуть ли сами не совали им всё, что есть. Он не успевал проговаривать нужное название, как уже получал положительный ответ, и бойцы шустро таскали ящики и мешки.
От щедрот они тут же отсыпали боеприпасов местным. Когда дали им вдобавок ко всему ящик гранат, те чуть не плакали от счастья. А чего им жалеть? Они теперь свои. Комполка, долго не думая, приказал всех записать в полк.
— Мы в 23-й дивизии числимся… — попробовал возразить майор Еськов.
— Вашей дивизии уже не существует, — спокойно огорошивает его комполка, — а если проявится, то вас мы вернём. Рядовых наберёте из новобранцев. И вообще, как я вас буду снабжать, если вы чужие? Ты, майор, с сегодняшнего дня мой зампотылу, как раз у меня его нет. Ставлю первую задачу: набери себе отделение бойцов, постарше и похозяйственнее. Займёшься сбором трофеев…
— Машина нужна, — мгновенно пришёл в себя майор.
Ханаев ещё услышал, что с машиной комполка его обломал, и ушёл заниматься своей ротой. Смешной результат пока получил их полк. Несмотря на потери, возрос в численности. Никак не меньше, чем на полноценную роту. Вот и он получил пополнение из худо-бедно обстрелянных бойцов.
Капитан продолжает скалится, глядя в бинокль. Команду «Воздух!» отменила команда «Аларм!» или что там кричат немецкие лётчики в таких случаях. В эскадрилью немецких бомбардировщиков откуда-то снизу вцепилась стая И-16. Авиация тут, именно тут, может быть только из одного места. Их славного и непробиваемого округа. Значит, командующий где-то рядом, как обещал. Он, уже без бинокля, всмотрелся в яркое небо. Не видно.
— Иди сюда! — Ханаев подманивает пришлого бойца и суёт ему бинокль. — Смотри, как надо воевать.