Глава 3. Тяжело в учении…

1 марта, суббота, 9:00

г. Барановичи, военный городок.

По прошествии недельных хлопот из-за переезда вызвал в новый штаб округа всех офицеров связи. Из всех частей, начиная с уровня начальников связи полка, командиров рот связи и выше. Окунул их в тот же котёл, что до этого младший состав. После утренних мероприятий первого дня выстроил на плацу и толкнул речь. Перед парой сотен офицеров и нескольких сержантов.

— Товарищи командиры и сержанты! С этого дня вы переводитесь под плотную опеку особого отдела. Да вы сами особый отдел. Шифры и коды под строгим секретом, это все знают. Но каждая линия связи тоже важный стратегический объект, который должен быть строго засекречен. Я хочу, чтобы вы это хорошо поняли. Виновные в раскрытии мест нахождения узлов и линий связи будут наказаны. Да-да, я знаю, что в штабах всегда есть узел связи. Я говорю о резервных и дублирующих. Такие тоже будут. Теперь по обучению. Всем учить азбуку морзе и немецкий язык. Морзянка должна от зубов отскакивать, немецкого на первых порах достаточно разговорного. Чтобы подслушивать, если придётся. На это вам даётся месяц. Как всё это надо выучить, мы вам покажем.

После этого генерал дрючил связистов три дня. Для начала запретил им разговаривать вообще. Только перестукиваться морзянкой. Костяшками пальцев по стене, карандашом по столу, как угодно. Занятия в классах проходили очень забавно. Не слышно ни одного слова, только перестукивание, будто сидит в классе стая неутомимых дятлов.

Отпустил с наказом продолжать обучение на месте и угрозой систематических проверок. В последний день заставил изучить полковую радиостанцию. Командиры никак не могли к ним привыкнуть. Самая современная на тот момент техника связи в частях была, но никто ей не пользовался. Опасались. Крестьянское прошлое сказывалось, можно вывести сельского мужика в командиры, попробуй вытравить из командира селянина.

— На первое время, скажем, ближайший месяц, можете разговаривать с соседями, друзьями. Не касаясь военных дел и политики. О рыбалке, бабах и футболе. Помните, что подслушать радиопереговоры очень легко. Кстати, подслушивание разговоров с той стороны реки приветствуется. Заодно и языковая практика, — так он их напутствовал перед отправкой.

Нескольких офицеров, не старше комроты связи частей, показавшихся ему сообразительнее остальных, задержал.

Собрал их на совещание и пригласил ещё кое-кого. Глянул на Крайкова, усмехнулся.

— Ты жаловался, что делать нечего? Вот и настал твой час. Создадите по округу дублирующую проводную связь. План ты уже должен был составить. Уточнишь его с товарищами. Надо предусмотреть резервные линии и всё прочее. Разработаете методы прокладывания линий, так чтобы соблюсти секретность. Подумайте о безопасности, а то какой-нибудь рыбак захочет червей накопать и обрубит линию. Распределите зоны ответственности. Карту всей сети должны иметь у себя только высшие командиры. Я и начальник штаба. Ну, можешь себя к ним причислить. Больше никого. Остальные только свою часть. Работайте. Схему резервных КП возьмёшь у меня, когда обдумаем все мероприятия.

Это Кирилл Арсеньевич подсказал Павлову одно ноу-хау из своего времени. Сетевую структуру связи, подобную интернету. Выход из строя одной или нескольких линий связь не обрушивает. В самом простом варианте выглядит так: есть три пункта А, Б и С, связанные как вершины треугольника. Выход из строя линии А-Б к потере связи между ними не приводит. Пункт А связывается с пунктом Б через С.

2 марта 1941 года. Воскресенье.

г. Барановичи, новый штаб округа

Сразу после сбора связистов вызвал командный состав всех частей, начиная от командиров батальона. Для них тоже заготовил сюрприз. Три дня такого же котла, с утра 3-километровый марш-бросок, физическая подготовка, весь день обучение, вечером огневая подготовка. И воскресенье, выпавшее на этот день, теряет статус выходного дня.

Обучение в форме совещаний с постановкой задачи. Через час или через несколько минут командиры должны были представить свои действия в ответ на вводную. Потом разбор полётов. Генерал иногда не стеснялся крепких выражений.

Через три дня он их отпустил, дав напутственный пендель.

— Боеготовность ниже всякой критики. У вас нет подготовленных разведывательных и диверсионных подразделений, у ваших войск слабая подготовка по всем направлениям. Не надо спорить, я без проверок это знаю. Итак, ставлю задачу. Под запись, — генерал поднял палец, — всё не запомните:

1. Освоить профессию водителя и артиллериста. Достаточно на среднем уровне. Вождение и стрельба прямой наводкой. Экзамен через месяц.

2. Личному составу ваших частей перейти на продемонстрированный вам режим дня. Утренний трёхкилометровый кросс по утрам через месяц заменить на 10-километровый марш-бросок после завтрака на стрельбище. После занятий на стрельбище по огневой и тактической подготовке, марш-бросок обратно в место постоянной дислокации. Обед на стрельбище, возвращение к ужину. И так каждый день за исключением воскресенья. В субботу подводите итоги.

3. С наступлением теплого времени года 10-километровый марш-бросок заменить на 15-километровый. Маршруты от частей до мест занятий представить мне на утверждение через три дня после вашего возвращения в часть. Можете даже идти в соседнюю часть, если расстояние позволяет. А они к вам. Это приветствуется.

4. Выделить из своего состава лучших красноармейцев и самых толковых сержантов и командиров для формирования особых подразделений. По результатам обучения командиры должны выбрать лучших снайперов, сапёров, связистов, артиллеристов. Всех будете обучать рукопашному бою, методам маскировки и незаметного передвижения, немецкому языку. Начинайте присматриваться к личному составу с самого первого дня занятий. Через месяц формируйте разведвзводы и мобильные роты. Подробности будут в отдельном приказе.

5. Личный состав должен стрелять на «отлично». Снайпер должен быть в каждом отделении. Патроны берегите, но особо не жалейте. Как учить навыкам стрельбы, вы знаете. Обратите внимание на подготовку пулемётчиков. В каждом отделении пулемёта не будет, а подготовленный пулемётный расчёт должен быть.

В дальнейшем вас научат правилам стрельбы по воздушным целям. Доведёте их до личного состава, а снайперов и пулемётчиков обучите практически.

6. Развивайте в своих командирах самостоятельность и уверенность в своих силах. Как это сделать? Очень просто. Предоставьте им эту самостоятельность. И проводить разбор полётов после каждого занятия. Спокойно и беспристрастно.

Один командир поднял руку, генерал разрешил.

— В общих чертах, всё понятно, товарищ генерал армии. Но где мы возьмём учителей немецкого языка?

— Вы сами ответили на свой вопрос. Где водятся учителя? В школах, конечно. Учителям за занятия будем платить, тут вопросов нет. Среди ваших красноармейцев и командиров могут оказаться владеющие языком. Могут отыскаться среди местных жителей. Ищите.

Генерал отпускает командиров, толпясь, они выходят из зала. Павлов остаётся в одиночестве в одиночестве, потирая виски пальцами. Что у нас дальше? Артиллеристы, зенитчики, лётчики. Их оставил на десерт. Боги войны и неба должны сказать своё огненное слово. Начертать его в небесах трассерами снарядов и ракет. Из раздумий его выводит вошедший наряд солдат, прибывший для уборки помещения. Генерал уходит в штаб, в кабинете занимает родной стол.

Время до часа икс, который знает только он, Кирилл Арсеньевич, — даже своему генералу этого не говорил, — сокращается как шагреневая кожа. Он может не успеть! — пронзает пугающая мысль. До мороза в желудке. Не его мысль, Павлова.

— Да не паникуй ты, ради бога, — морщится Кирилл Арсеньевич, — а ещё боевой генерал…

— Когда начнётся война? — твёрдо спрашивает генерал, — мне надо знать точно.

— Обойдёшься… — и сразу Кирилл Арсеньевич передумал, уж больно напряжён генерал, — в третьей декаде июня. Немцы сами не знают, когда начнут. Сам знаешь, как это бывает. Сначала хотели в мае, чего-то там не успели подвезти. Пришлось перенести на 15 июня. Тоже что-то не успели сделать, опять перенесли… наша глубокая разведка будет в полном охерении. Но до конца июня они начнут.

Генерал ощутимо успокаивается. Февраль ушёл вместе с оторванными листами календаря. У него впереди почти четыре месяца…

— За четыре месяца можно многое сделать, — утешает его пенсионер, — По-крайней мере ты не совершишь идиотских ошибок, что допустил в моей истории. И нападение для тебя не будет неожиданным. В крайнем случае…

Кирилл Арсеньевич запинается и впадает в раздумья. Кое-что он упустил. Охо-хо, старость не радость. Надо ещё озадачить командиров особого вида игрой, боевые действия в полном окружении. А он только что отпустил всех командиров. Ладно, не всё сразу. Пусть сначала приведут свои части в порядок. А подсохнет грунт, тогда и поиграем.

— Ну, и чего ты замолчал? — вслух подозрительно спросил генерал.

— Не разговаривай со мной голосом! Кто услышит, запишет в сумасшедшие, — строго пресёк его пенсионер. После паузы предлагает:

— Давай позже. Мы оба устали…

— Давай. Но в общих чертах обрисуй сейчас, что ты задумал. А то я не усну.

— Ну, смотри… допустим, ты не сдержишь наступление немцев. Твои войска окажутся в окружении. И что? Ты думаешь, что это конец?

— А что это по-твоему? — раздражённо, чуть не сорвавшись в голос, вопрошает генерал.

— Конец одного означает начало чего-то другого, — философски замечает пенсионер, — Ты заметил, как мы сформировали резервные командные пункты?

— Ну? — кажется, генерал начал догадываться, но боится поверить.

— Баранки гну! Как станет сухо, аккуратно и скрытно перебазируем в те места склады с боеприпасами и продовольствием. Организуем резервные медсанбаты. Глубоко в лесах. Чуешь, куда я клоню?

— …

— Это будут места скрытного базирования твоих войск. Обеспеченные всем необходимым, как минимум, на пару месяцев. В моей истории твои войска после полного разгрома потеряли 300 тысяч солдат. То есть, половина красноармейцев уцелела даже при такой катастрофе. Значит, ты смело можешь рассчитывать на то, что у тебя под рукой останется не менее полумиллиона бойцов.

— Это ты хватанул.

— Ничего не хватанул. Ты приберёшь к рукам местных призывного возраста. И кого-то успеешь призвать. Тебя же не за один день разгромят. Не меньше пары недель провозятся. За это время успеешь призвать народец. В твоём округе местного населения сколько? Миллионов 8-10? И что, из 10 миллионов не сумеешь сотню-другую тысяч набрать? Всего пара процентов населения.

— Это если разгромят. Что ещё вилами на воде писано. В любом случае твой округ окажет самое мощное сопротивление немцам. Как только увидишь, что твои войска не способны сдержать немцев, сразу уводи их в леса на резервные места дислокации. С танками и самолётами.

— И что дальше? Думаешь, обмануть немцев таким простым манёвром?

— … — для начала пенсионер со вкусом выругался. Генерал послушал с интересом.

— Честное слово, ты задолбал меня! Они не погоняться за тобой в леса! Освободил дороги, прекратил огонь, исчез. Им больше ничего не надо. Они пойдут дальше…

— Будут дальше брать наши города, бомбить их…

— Заткнись! Они так и так их будут бомбить. Слушай дальше. К примеру, они прошли Брест, окружили Белостокскую группу, взяли Барановичи, Лиду и подошли к Минску. Сосредоточат вокруг него войска, начнутся городские бои. На южном фланге пойдут в сторону Киева. Отойдут от основной массы твоих войск на полтысячи километров. И тогда ты выйдешь из леса. Одновременно всей массой войск устроишь им пепелище на месте их глубокого тыла. Только взрывай и жги поменьше. Захваченная техника и припасы тебе самому пригодятся. А немцы неожиданно осознают, что сами оказались в окружении. Десятой армией ударишь в направлении Сувалок, разгромишь тылы северной части группы «Центр»…

— Какой центр?

— Морда чукотская! — беззлобно ругнулся пенсионер, — Против тебя стоит группа армий «Центр», разбитая на две части, сувалкинскую и брестскую.

Они помолчали. Генерал переваривал полученную информацию.

— Ну, что, успокоился?

— Ты действительно считаешь, что получится?

— Долбодятел ты! — пенсионер начал раздражаться, — сам рассказывал Жукову, что немцы будут изо всех сил рваться к Москве. На тебя они не обратят внимания, посчитают, что окруженцы опасности не представляют. Они действительно не будут нести особой угрозы. На всех остальных фронтах их будут гонять, как зайцев. Зачем им боятся твоих? И даже пусть они пойдут за тобой в леса. Что их там ждёт? Долгие, затяжные бои, где нет линии фронта, и каждый куст может выстрелить. Они неизбежно увязнут. Помнишь финскую войну? Так теперь вы будет на месте финнов и везде сажать снайперов-кукушек. Допустим, они разгромят тебя полностью. Но в таких условиях они неизбежно потеряют не одну сотню тысяч солдат, кучу боеприпасов и не меньше месяца. За это время их фронт провалится, и блицкриг будет сорван.

— Что за блицкриг?

— Немецкий план быстрого разгрома Красной Армии и взятия Москвы. Слушай, пошли спать, а?

После того вечернего разговора генерал успокоился. Вариант абсолютной катастрофы в целом для страны исключается полностью. Все остальные, даже самые неприятные, ужаса не вызывают. И уже много сделано. Конец очередного дня, на площадке за штабом, народ учится водить грузовик. Генералу не надо, он умеет. Поэтому сидит и снова думает.

— Нефиг думать! — вмешивается Кирилл Арсеньевич, — пора за артиллеристов браться.

На следующий день взялись за артиллеристов. Потом за зенитчиков. За ними настала очередь лётчиков. Затем в голову приходит идея.

В тот день он стоял за бруствером наблюдательного пункта вместе с Копцом и свитой из нескольких офицеров. Генерал-майор Копец*, кажется, самый молодой генерал в его округе. Как подозревал Павлов, почитаемый окружающими женщинами красавчиком. Любой мужчина с генеральским званием в глазах женщин неодолимо привлекателен. А Копец был к тому же возмутительно молод и действительно красив. Формой головы вызвал у Кирилла Арсеньевича ассоциацию со шлемом тевтонского пса-рыцаря. Лоб-скулы-нижняя челюсть одной ширины, мягкие черты лица.

Самый дальний от границы полигон близ Дорогобужа. Высшее командование в его лице проверяет мастерство лётчиков бомбардировочной авиации. ДБ-3 заходили на цель один за другим и кидали макеты 100-килограммовых бомб. Целились в холм на расстоянии полукилометра от НП.

— Так себе, Иван Иваныч, — брюзгливо бросил он в сторону Копца, не отрываясь от бинокля, — боевую задачу одновременно тремя-четырьмя самолётами может и выполнят. Но снайперским такое бомбометание не назовёшь. Что там дальше в концертной программе? Карусель?

Кирилл Арсеньевич, а вслед за ним и Павлов очень досадовали на неразвитую радиосвязь. Не было на самолётах радиостанций. А когда была, как на этой тройке ДБ-3, то её всё равно не было. Связаться невозможно, частота то и дело уплывает, вызывая такое раздражение, что хочется ударить по радиостанции кувалдой. Поэтому Павлов даже не пытался связаться с лётчиками. Обговорили заранее программу, теперь добро пожаловать в зрительный зал. То бишь, НП.

«Каруселью» они обозвали один из вариантов группового бомбометания. Одиночный самолёт на обычной линейной траектории слишком лёгкая мишень. Поэтому Павлов с Копцом попытались усложнить траекторию, это раз, и пустить группу, это два.

— Да, карусель, — подтвердил Копец. Он смотрел на самолёты с надеждой, будто говорил «Не подведите, ребята».

Павлов скептически усмехается. Не нравится ему этот самолёт. Красивый аппарат, мощный, скоростной и… слабо пригодный для реальных боевых действий. Что показала с наглядной жестокостью финская кампания. Его модернизировали, но всё равно. Управлять такой махиной могли только опытные пилоты, а Павлов уже предвидел жестокие и досадные потери в будущем. Не так жалко огромных денег, не меньше полумиллиона на машину, как опытных лётчиков.

Недостатков хватало, но Кирилл Арсеньевич не унывал. Для чего-то он планирует сопровождение истребителями. Можно его кое для чего приспособить.

— Скажи, Иваныч, мне одному кажется, что самолёт… — Кирилла Арсеньевича подмывало сказать «дерьмо», но сдержался, — так себе? Или лётчики — неумехи?

Помрачневший Копец отмолчался.

Тут же в блиндаже за деревянным столом на деревянных же скамейках кратко обсудили итоги с авиационными командирами. «Карусель» показала результаты на грани «удовлетворительно», что Павлов считал провалом, однако лучшего ждать было бы наивностью. Не может грузный бегемот скакать, как трепетная лань.

— Ну, что? — перешёл к заключительному слову Павлов, — Оценку я поставлю «удовлетворительно» с неприятным длинным минусом. Исключительно для вашего душевного равновесия «уд». Потому что сам не вижу никакой возможности бомбометания с нужной точностью. Кроме долгих тренировок. Так что тренируйте лётчиков, оно лишним никогда не будет. Если честно и строго к делу подходить, то результат аховый. Будь это мост, например, то никто бы в него не попал. Карусель, первым делом, тренируйте. Бомбить сложно, зато и сбить труднее.

Кириллу Арсеньевичу приходит в голову идея и Павлов немедленно её доводит до командиров. С удовольствием доводит и лёгкой досадой, почему он не догадался?

— В кабине ведь двое помещаются? Если изыщете возможность разместить троих, размещайте. Будет учебный самолёт. Один лётчик производит бомбометание, другой или двое наблюдают и дают свои поправки. Тогда у нас опыт бомбометания будет в два или три раза эффективнее.

Обычно бывает так: если идею подаёт парень в незначительных чинах, от него обычно отмахиваются. Но генеральские погоны так поступить не позволяют. Практически это приказ, который надо выполнять, попробуй только отмахнись.

— Иван Иваныч возьми-ка на себя заказ макетов бомб. Внешне и по весу должны точно соответствовать. И отдельным видом сделай разрывающиеся при падении. Только тротила пусть там будет килограмма три-пять. Чтобы с воздуха был виден результат. Нечего зря взрывчатку переводить.

Адъютант Копца всё тщательно записывает. После этого Павлов разрешает задавать вопросы. В последнее время офицеры всё меньше и меньше боятся задавать командующему вопросы. В этом отношении Кирилл Арсеньевич жёстко принуждал Павлова придерживаться суворовской установки: всяк солдат должен понимать свой манёвр.

— Скажите, товарищ генерал, а долго нам немцев терпеть? Они ведь скоро по головам нам ходить будут, — за осторожной интонацией чувствовалось напряжение. Задавшего вопрос комполка все поддержали дружным гомоном.

— Открыто глумятся, смеются сволочи. Терпения уже нет.

«М-да… попал», — Кирилл Арсеньевич оглядывал лица, на которых светилась надежда на него, большого генерала. И сам генерал вдруг спросил его мысленно: «А на это что ответишь, умник? Я вот не знаю, что людям сказать». Кирилл Арсеньевич знал, что сказать. Но вот как выход найти? Он ведь обязан, люди на него надеются. У хорошего полководца и бойцы лучше воюют. Вдруг в мозгу щёлкнуло, он даже заулыбался, потом улыбку пригасил.

— Товарищи командиры, вы взрослые люди и должны понимать, что если Москва так требует, то на это есть причины. Какие, нам не говорят, это вызывает вопросы. Я сам только недавно догадался, мне тоже никто не говорил. Это государственная тайна. Очень важная. Я имею право вам рассказать, потому что подписки о неразглашении не давал и до меня этих сведений никто не доводил. Поэтому! — Он поднял палец.

— Поэтому два момента. Это только мои догадки. Но вы должны молчать. Считайте, что я с вас подписку взял…

— Может тогда не стоит? — подал голос один из офицеров, особист.

— Может и не стоит. Но всяк солдат должен понимать свой манёвр, — вздохнул генерал, — Поэтому слушайте.

Он принялся объяснять. Закончил так:

— Понимаете? Мы должны выглядеть невинной жертвой подлой агрессии. Если в военном конфликте будет хоть малейшая возможность обвинить СССР, то это непременно сделают. И тогда весь мир ополчится против нас. Не очень-то весело воевать со всем миром. Или с полумиром, когда остальные ни вашим, ни нашим. В сторонке стоят. Сталин сколачивает антигитлеровскую коалицию. А если начнём мы или нас смогут обвинить в этом, то создание коалиции окажется под угрозой.

— Мы и так в окружении, — продолжил после паузы, — С одной стороны — Япония, с другой Германия, усилившаяся за счёт Австрии, Чехословакии и других оккупированных территорий. Плюс Финляндия, Венгрия, Румыния, Италияв союзниках.

Командиры вздыхали, но молчали. Уже хорошо, виден смысл таких требований со стороны Москвы. И тут командующий их удивил, и как понял Павлов, его авторитет после этого заметно вырос.

— Но я вам жизнь немного могу облегчить. Неофициально я разрешаю вам тараны.

Мгновенно поднялся возбуждённый гомон. Павлов дал им немного пошуметь, потом продолжил:

— Неофициально! И вы своим лётчикам позволите это неофициально. При следующих условиях. Первое: не ближе 10 км от границы. Немецкий пилот не должен дотянуть до границы хоть на самолёте, хоть на парашюте. Поэтому учитывайте ветер.

— Да они уже за 30 километров летают… — буркнул кто-то.

— Второе: используйте самолёты похуже. С моторесурсом, который к концу подходит, устаревших конструкций, старые пулемёты поставьте. Лишь бы летали, худо-бедно. Третье: Рубите так, чтобы немец сразу падал. Четвёртое: самолёт у лётчика может быть развалюхой, но парашют надёжным.

— Вот так! — перекрыл гомон Павлов, — Вот так мы и приказ не нарушим и боевую задачу выполним. Стрелять же мы не будем. А потом скажете, случайность, мы не хотели, ой, какая жалость. Лётчики молодые, неопытные. И будем смотреть на немцев и начальство честными глазами. Всё понятно? И даже на меня будете смотреть такими же честными глазами и врать, что всё получилось случайно.

Через пару минут кучка командиров вываливала из блиндажа, возбуждённо обсуждая слова командующего. Рядом у плеча остановился особист.

— Товарищ генерал, вынужден сообщить об этом начальству. Извините, служба.

«Ага, работа такая», — ухмыльнулся Кирилл Арсеньевич в ответ и на слова особиста и лёгкую панику Павлова.

— Нельзя этого делать, товарищ старший лейтенант госбезопасности, — лениво ответствовал генерал, — доложи своему начальству, что я обрисовал международную обстановку. Без подробностей. Про тараны не упоминай. Иначе своё же начальство подставишь. Им придётся шум поднимать по поводу таранов, а когда вдруг немцы в один день разбомбят все наши казармы и аэродромы, кто будет виноват? Они. Я ведь приказ сверху не отменяю. Только подсказываю, каким способом его выполнять можно.

— Доложу, что вы прорабатывали с лётчиками манёвры, которыми можно вынудить немцев уйти к себе, — после минутной задумчивости сказал особист.

— Молодец! — серьёзно проговорил Павлов, — Тебя учить, только портить. Сам сообразил, далеко пойдёшь.

Особист ушёл, Павлов пошёл вслед за остальными. Особист со своими примочками его не волновал. Какая-то мысль упорно лезла наружу, но никак не могла вылупится… есть! Он поймал её за хвост. Вот она, идея!

Нечего лётчикам летать попусту. Пусть выполняют маленькие, но очень ответственные поручения. У него есть карта с маршрутами ежедневных марш-бросков всех частей. Не всё можно засечь, частично маршруты скрыты лесами, но сейчас зима, скоро распутица, большая часть будет проходить по дорогам. Кстати, надо будет запретить бегать по грязи. Сапоги и форму затаскают в ноль. Надо заменить марш-броски чем-нибудь другим. Да хоть по кругу пусть бегают, попеременно таская друг друга на закорках.

А лётчики будут за ними следить, тренируя наблюдательность. Им же надо доклады писать с указанием численности военнослужащих.

Есть ещё разведывательно-диверсионные группы. Их поставим следить за самолётами и марш-бросками. Прежде всего, за самолётами.

Сопоставлять доклады и анализировать загрузим разведку. Пусть тоже тренируются. Диверсанты ночью будут пытаться снять часовых вокруг частей. Надо обдумать, чтобы друг друга не покалечили и не постреляли. Правила игры превыше всего.

«Какой же я молодец!», — откровенно похвалили себя Кирилл Арсеньевич и Павлов. Одновременно. И мысленно недоумённо переглянулись. Сногсшибательно! Они думали синхронно! В первый раз! Нет, мы точно молодцы.

Так. А что делать с диверсантами? Пустим по их следу НКВД. Пусть тоже тренируются. За особо удачные операции с любой стороны можно даже медаль давать. «За боевые заслуги». «Или орден Почётного Легиона», — пошутил Кирилл Арсеньевич.

Павлов разошёлся, вспомнил о парашютистах и кавдивизии. Кирилл Арсеньевич его остановил: «Не гони лошадей! По ступенькам иди ровно, не перепрыгивай. Что-то мне московские инженеры не звонят. И с заводов вестей нет». Павлов унялся. И тут же вспомнил об организации Технического центра.

Но сначала надо слетать в Ленинград и Казань. И не только туда. Нам нужны самолёты. И не только они.


Козлов Василий Иванович

Над моей идеей Технического центра мы посмеялись, но не отказались. Просто нас опередили. Когда генерал вышел на Козлова Василия Ивановича, зампреда СНК Белоруссии, тот удивил и обрадовал. Выложил на стол бумагу.

Охренеть! — выдыхает генерал, и я его не придерживаю. Полностью с ним согласен.

«Постановление Комитета обороны при СНК СССР об ускоренном строительстве в Минске завода по выпуску ИЛ-2 от 17 февраля 1940 года». Как это прошло мимо меня? То есть, мимо генерала? Ну да, он же тогда начальником Автобронетанкового управления был и кроме своих бронетанков ничего не видел.

Уже и номер присвоили, авиазавод № 453 Наркомата авиационной промышленности СССР. Уже место выделили, в Красной Роще в районе Слепянки. Уже специалисты начинают прибывать. Так-так-так…

— Кроме ИЛ-2 ничего выпускать не будут? — мне очень Як-1 хочется. Вот прямо очень. ББ-1 или по-другому Су-2, очень неплохой самолётик. Это же Сухой! Родоначальник линейки самолётов, которая даже Перестройку пережила!

— Не планируется, — разводит плечами Козлов.

— Но никто не помешает организовать ремонт в случае необходимости, — куда вы денетесь в моём-то округе?

— Как можно ускорить строительство цехов?

— Фонды, — объясняет зампред. Одним словом объясняет всё.

— Я могу дать взаймы, — предложение рождается мгновенно, мне до дрожи в пальцах хочется иметь свой авиазавод, — цемент, металл, финансы, технику, людей. Но самому мне некогда…

— Не страшно, — успокаивает Козлов, — свяжусь с дирекцией, выясню их потребности, передам вам.

— В штаб округа, начальнику штаба генерал-майору Климовских с пометкой о немедленном вручении мне лично, — тут же выношу решение. И это не я, я так не умею, это Павлов. Хреновый он пока генерал, но настоящий военный. Долго не рассусоливает.

Есть у меня пожелания для дирекции. Первым делом им надо начинать с собственного литейного и прокатного производства. А сырьё я им предоставлю. Сломанной до безнадёжного состояния техники у меня много, тысячи единиц. Дюралюминия там много, особенно в авиамоторах. Так-то я должен всё это отправлять на заводы-производители, но война всё спишет. Разведу руками, выпучу глаза: как я вам организую вывоз разбитых над вражеской территорией самолётов и другой техники? Если вдруг найдутся наглые, осмелившиеся потребовать.

Прокат дюраля позволит нам, наконец, отказаться от фанеры при изготовлении самолётов. Помню своё потрясение, когда узнал, что новейшие истребители в будущей войне, ЛАГГи и те же Яки делают из дельта-древесины. Не будет у меня деревянных самолётов! Кроме У-2. Этот пусть. Зато радары брать не будут.

Это не единственная радость, которую мне дарит этот замечательный человек со строгими морщинами на лице.

— В Витебске есть станкостроительный завод, бывший чугунолитейный, — спокойным, без улыбки, голосом зампред приводит меня в экстаз. У меня есть станкостроительный завод!

— Завод сельхозмашин вас, наверное, не заинтересует?

— Если только там трактора не делают.

— Нет, — качает головой, — сеялки, веялки, всякое такое.

— Не заинтересует, — соглашаюсь, — но пусть будет. Не бомбить же мне его.

Шутку Козлов не принял. Шуточки он не уважает, серьёзный мужчина. Думаю, как мне поделиться фондами. За счёт УРов поделюсь. Строить их больше, смысла нет, буду использовать те, что есть и даже расширять, но без капитального строительства. Как? А так. У меня есть станкостроительный завод и куча изломанных Т-26 и БТ-7.

* * *

*Примечание.

Историческая справка.

Иван Иванович Ко́пец (19 сентября 1908 — 22 июня 1941) — лётчик-истребитель, генерал-майор авиации, командующий ВВС Западного фронта в первый день Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза за воздушные бои в Испании.

Общие потери ВВС Западного фронта 22 июня составили 738 самолётов, в том числе 528 было потеряно на земле. Всего исправных самолётов в округе было полторы тысячи.

Совершив облёт разрушенных аэродромов и узнав о масштабах потерь, Копец застрелился в своём служебном кабинете около 18:00 того же дня.

Загрузка...