Глава 6. Всё не так плохо, всё намного хуже

28 марта, пятница, время 11:25.

Высота ХХ.ХХ в районе дислокации 56-ой дивизии.

— Ты безнадёжно проиграл, — тускло и холодно говорю капитану комбату-2, — поглядим ещё, всухую или нет, но проиграл.

Комбат 2-го батальона 184-го полка помалкивает. Спорить не о чём. Комбат-1 того же полка сдерживает ликование. Я его не сдерживаю, у меня его нет ни по поводу победителя учений, ни по какому другому.

Мы на длинном холмике, вершина которого неширокой полосой протянулась метров на сто. Холм и вершина покрыты робкой пока травкой, низенькой, как короткая щётка на голове недавно обритого. Кое-где кустарник. Высота номер там какой-то на карте. Вчера, с местным командованием выбрали её, как основную точку небольших, в масштабе полка, учений.

Я не стал свирепствовать и поднимать подразделения по тревоге, среди ночи, выбивая красноармейцев из привычного режима. У них до обеда марш-броски и прочие тактические занятия, вот в их рамках небольшие учения и провели. Это приграничная часть, боеспособность должна быть на высшем уровне. Кстати, я сам провёл утро по казарменному распорядку. Встал, как все, кросс на три км пробежал, позавтракал… с утра не курил, и пока держусь. Вот первые итоги подведём, тогда позволю себе и генералу папироску.

Ночную, экстремальную тревогу не стал использовать ещё по одной причине. Эффекта неожиданности с моей стороны нет. Вчера мы обсуждали условия учений, и никто местному командованию не мог воспрепятствовать предупредить комбатов. Очковтирательство в этом времени оборотов не набрало, но рисковать не хочу. И необходимости нет. Так что всё было спокойно. Зарядку красноармейцам сократили, завтрак дали на полчаса раньше, объявили о тактических занятиях в форме учений и дали им час на подготовку. И сами готовились. Расставили наблюдателей, пару временных НП снабдили связистами с радиостанциями. После этого поставили комбатам задачу, дали старт и включили отсчёт времени.

— Занять высоту № ХХ.YY, опередив противника. Продержаться полчаса, отбить вероятные атаки. По возможности уничтожить противостоящее подразделение, — так звучала задача.

По мере хода учений, поглядывал на переговаривающихся командиров, стараясь не показывать падающее всё ниже настроение. Мне не повезло ещё и с выбором. Я монетку бросил, кто из нас, я и Анисимов, где будет. Догадался я вчера вовремя вызвать полковника из штаба. «Кто у нас по обороне?», — как-то спросил царь из сказки. Вот и я себя спросил: кто у нас по боевой подготовке? И на самолёте-наблюдателе его сюда и доставили. И моя монетка определила его следить за первым батальоном.

— Он не по уставу сделал, — ухмыляясь, рассказывал полковник, — выделил из батальона восемнадцать человек, самых крепких и быстрых. Разгрузил их, оставил только боезапас и оружие. Потом дал два пулемёта, толкового сержанта, соображающего в картах, и отправил весёлым аллюром на точку.

Любит он пользоваться кавалерийскими терминами, несмотря на то, что всю жизнь в пехоте провёл. Комбат-1 молодец, нестандартное решение принял, поэтому и победил. Комбат-2, поняв, что высота занята, сдуру кинул пару рот в атаку. Хорошо, что только пару. Как они в атаку ходят… у меня при виде этой картинки чуть зубы не заныли. Удручающее зрелище! Налёт неорганизованной орды, вот что это. В реальном бою они бы половину дистанции не пробежали.

Ну, что, начнём?

— Решение выделить быстрый авангард ты, товарищ комбат, принял правильное и удачное. За счёт чего и выиграл, — капитан сияет, но следующие слова быстро гасят его радость, — но это единственный плюс для вас обоих. Хотя нет, ещё один, небольшой. Преодоление батальонами десяти километров по пересечённой местности с частичной загрузкой за час — хороший показатель. Но на этом всё хорошее кончается.

После паузы вопрос комбату-1. Именно в этот момент закуриваю папироску. Люблю сочетать разнообразные удовольствия одновременно.

— Скажи, товарищ капитан, почему твои люди не окопались и не оборудовали хоть какие-то позиции? Хотя бы для пулемётчиков? Да, у вас фора была всего десять-пятнадцать минут, но и за это время многое можно сделать. Твой противник не догадался ударить по тебе миномётами, но нельзя брать в расчёт глупость неприятеля. А в окопах ты был бы в относительной безопасности.

— У меня тоже миномёты есть, — бурчит капитан. Комдив смотрит предостерегающе. Ну, как же, осмеливается спорить с командующим. Выпускаю в сторону струю пахучего дыма. Голову приятно кружит.

— Да, есть, — останавливаю жестом комдива, — но только координаты твоих позиций ему известны, а тебе местоположение его миномётов нет. Так что он мог снести твой авангард с вершины, организовать заградительный огонь по противоположному склону и без хлопот занять вершину. После этого окопался бы, используя воронки от мин. И ты бы его не сковырнул оттуда.

— Так что победа твоя не убедительна, — вздыхаю напоследок и обращаюсь к комбату-2, — твоя атака с бухты-барахты, без предварительного обстрела, выявления и подавления огневых точек выглядит идиотской. Вряд ли хоть кто-то из твоих людей добежал бы до вершины. Три четверти положат ружейно-пулемётным огнём, потом закидают гранатами. Ты ими воспользоваться не успеешь. Они выше, поэтому их гранаты будут лететь дальше, чем на ровном месте, а твои — ближе. Обе роты ты потерял. После этого комбат-1 при поддержке миномётов мог атаковать тебя сразу с двух направлений, имея двукратное преимущество в численности. И если бы его атака была организована по-умному, от твоего батальона ничего не осталось бы. Кроме трофеев.

Гляжу на дорогу чуть вдалеке. По ней весело бежит грузовик. Показываю всем на него.

— Скажи, комбат, а почему бы тебе не выделить ещё одну группу с пулемётом и на дорогу послать? — спрашиваю комбата-1, — если поймал бы грузовик, все проблемы были бы решены. В реальной войне свой не откажется подвезти, вражескому пулю в голову и вперёд. Тогда бы не за пятьдесят минут вторая группа прибежала, а за десять, потом отправляете машину за остальным батальоном. И за фору времени, самое малое, полчаса, успели бы полностью оборудовать пулемётные гнёзда и позиции для миномётов. Занять высоту, товарищи командиры, это означает оборону организовать, а не просто залечь и винтовку нацелить.

По мере моих речей лица всех присутствующих, за исключением моего адъютанта, темнеют всё больше.

— То же самое мог сделать и ты, — бросаю комбату-2. Все толпятся рядом, один я на валунчике сижу. Где его Саша нашёл, без понятия. Поразительная у него способность хоть какой-то комфорт начальству организовывать.

— Михал Сергеич, — гляжу на комдива. Лицо у него неприятное, вызывает ассоциации с жабой и змеёй одновременно. Но он мой подчинённый, так что…

— Что-то у вас вид не очень, — тон у меня благожелательный, — вы ничем не болеете?

— Никак нет, товарищ генерал армии! — по имени-отчеству меня величать не желает. Уставник и педант.

— Значит, нервничаете сверх меры. Отправляйтесь-ка вы на отдых. Отдохнёте на море дней двадцать, подлечитесь, семье время уделите. Василий Иванович, организуй ему это дело.

Командарм Кузнецов согласно кивает.

— Не будет путёвок на море, можно и так. Но в апреле, не позже. К лету все на месте должны быть.

Я их собирал в начале месяца, командиров от уровня батальона и выше. Кое-какие результаты видны, красноармейцы совершают 10-километровые марш-броски довольно бодро. А как со всем остальным? Отдельные диверсионно-разведывательные роты есть в каждой дивизии, за этим я слежу плотно. Что по другим направлениям?

— Василий Иванович, подумай пока над тем, как расширить диверсионную роту до батальона, не разоряя другие подразделения.

— За счёт призывников, — тут же находит решение командарм.

— Резко не надо. Пусть ротный набирает ещё один взвод или даже отделение для начала. Мы пока подумаем, как организовать централизованную подготовку. Не забывайте о подготовке водителей и танкистов своими силами.

После летучего разбора результатов проверяем умения миномётчиков. Обоих батальонов.

— Приемлемо, — опускаю бинокль и слышу еле заметный вздох облегчения. Вдали опадают разрывы мин рядом с длинным шестом с висящей тряпкой. Временная мишень.

Можно в Гродно возвращаться. И затребовать коменданта УРа.

28 марта, пятница, время 18:25.

г. Гродно, штаб 3-ей армии.

— Как вы понимаете, мы не можем ждать милостей от природы и чуда от Москвы. Полностью УРы мы ещё долго не построим, поэтому придётся принимать временное решение.

После обсуждения мы его и принимаем. Поторговались немного.

— Товарищ генерал армии, — полковник Иванов немного возмущён, — шесть ДОСов, что вы нам разрешаете, это чрезвычайно мало.

Конечно, мало, — мысленно соглашаюсь. Только я вас чертей, а пуще, мой генерал Павлов, как облупленных, знаю. Эти шесть ДОТов потихоньку превратятся в восемь, а в итоге, не меньше, чем в дюжину.

— Больше не успеем, — отмахиваюсь, — а границу закрывать надо. Поэтому выбирайте места, где без ДОТов организовать оборону сложно. В остальных местах поставим ДЗОТы. Другие позиции оборудуем.

Поднимаю руку, останавливая готовящиеся возражения.

— На самом деле мы оборудуем намного больше позиций, не такие защищённые, но попадание 76-мм снаряда должны будут выдержать. Такие ДОТы, облегчённого типа, строить намного легче и быстрее. Все шестьсот ДОТов мы не построим, но штук сто-сто пятьдесят, думаю, возможно. Конструкцию пока продумываем.

Подумав, добавляю.

— Пока выбирайте места размещения ДЗОТов и огневых точек облегчённого типа.

— Какие у них будут характеристики?

— Танковая пушка 45-мм, — немного приоткрываю завесу над тайной задумкой, — но больше ничего не спрашивайте.

Командиры и я принимаем общее решение о разбивке УРа на две части и подчинением их командованию 27-ой и 56-ой стрелковым дивизиям. Комендант включается в 56-ую, как комбат, обучение командиров второй половины УРа — на нём и на командире 2-го пулемётно-артиллерийского батальона. Комдивам придётся выделить на УР по целому полку, зато линия будет закрыта.

— Товарищи командиры, это временная мера, — объявляю, ухмыляясь про себя. Известная всем истина: «нет ничего более постоянного, чем временное», она из моей эпохи. Здесь пока не знают.

— Дмитрий Григорич, а как же война малой кровью на чужой территории? — подсекает, но не меня, а генерала, которому я еле успеваю зажать рот, — я так понимаю, мы должны мощным танковым контрударом смять противника и перейти в наступление.

— А у вас есть мощный танковый кулак? Нет. И у меня нет. Нужны средние и тяжёлые штурмовые танки, а у нас их кот наплакал. Будут только в следующем году. А что до этого делать? Сидеть, сложа ручки? К наступлению мы не готовы, и оборона отсутствует. Будем готовить оборону, пока страна куёт нам танки в нужном количестве и потребном качестве. Одним 6-ым мехкорпусом во все стороны не помахаешь.

И тут же задумываюсь, а какого хрена у меня делает самый мощный и боеготовый 6-ой мехкорпус в Белостоке? Удары фон Бок нанесёт в районе Бреста и Сувалок, затем по сходящимся линиям возьмёт за горло Минск. И почти три сотни Т-34 и КВ-1 ни словом против этого не возразят. Слишком далеко, не успеют. Люфтваффе их просто раскатает по грунту непрерывными бомбёжками и всё. И что делать?

Тут вот в чём дело. Перебросить тысячу танков незаметно невозможно. Либо только этой операцией я и буду заниматься. А вот переместить чуть более двух сотен лёгких танков и бронемашин соседнего 13-го корпуса намного проще. И немцев особо не взволнует передислокация этого легковесного недокорпуса. Сдвину я его куда-нибудь севернее Бреста, поближе к возможному танковому прорыву немцев. Там он нужнее будет, южнее Бреста вермахт с танками не полезет, там болота густо идут.

И ещё одно: усиливать 6-ой корпус больше не буду. Вытаскивать из него танки тоже не дело. Рушить сложившуюся часть не стоит. А вот перебросить 29-ую мотодивизию южнее, для перехвата возможных прорывов можно. Пожалуй, стоит усилить их танковым батальоном из Т-34.

Из внутренних диалогов.

— Чего это Жуков всё профукает? — генерал не доволен моей фамильярностью.

— Сам всё увидишь…

Под конец дня ставлю командарма Кузнецова в неловкое положение, а точнее сказать, сажаю в лужу. Холодную и противную. Требую обеспечить мне радиосвязь со штабом округа. На вид уверенно он ведёт меня по коридору в угловую комнату, которая вдруг почему-то оказывается на замке.

— Сейчас выясню у начальника связи, почему радиопереговорная закрыта, — в его глазах с самого начала замечаю лёгкую тень смятения.

— Не надо ничего выяснять, товарищ генерал-лейтенант, — говорю я мягко, но Кузнецов мгновенно спадает с лица. С имени-отчества я перехожу на официальное обращение, и мягкость моего тона только усиливает давящее впечатление. Мгновенно он понимает, что означает эта перемена. Иначе недолго бы он пробыл генералом. А ещё я успокаивающе похлопываю его по плечу, от чего моего командарма, неожиданно лишившегося обнадёживающего индивидуального звания «Василий Иванович», пошатывает.

— Радиорубка, как говорят моряки, должна работать круглые сутки без выходных. Отсутствие дежурного по радиосвязи приравнивается даже не к оставлению поста часовым, а полному снятию караула по произволу его начальника. С объекта стратегической важности.

Мой тон ещё более смягчается, Кузнецов почему-то бледнеет. Мои глаза, чувствую, тоже светлеют. Совсем не от радости или приступа дружелюбия.

— Вы поймите, товарищ генерал-лейтенант, майор не всегда старше лейтенанта, — заботливо снимаю пылинку с его плеча, — особенно с некоторыми приставками к их званию.

Возвращаемся. Только до холла, всё моё я не ношу с собой, всё мое носимое в руках Саши. На выходе из штаба, а до аэродрома слегка взмокший Кузнецов нас провожает, начинаю давать инструкции. Ему и полковнику Анисимову, ответственному за боевую подготовку.

— Товарищ генерал-лейтенант, — мой переход на официальное звание замечает и Анисимов, — завтра с утра жду вашего доклада, что всё у вас в порядке с радиосвязью. Доклада по радио, как вы, надеюсь, понимаете. И поверьте, я не забуду убедиться, что на уровне корпусов, дивизий и полков тоже всё в порядке.

— Теперь ты, Николай Павлович. Продолжишь священную миссию по проверке боеготовности. Основательным галопом, как ты любишь. С 3-ей армией, считай, завершено. Пойдёшь дальше на юг. Следующая остановка — 10-ая армия. С УРами поступишь по той же схеме, что и я. Так же проведи небольшие учения на уровне батальонов. Постарайся без особых материальных затрат. На боеприпасы и тем паче ГСМ. Нам нужно выяснить уровень командиров младшего и среднего звена. Про высшее звено мы уже знаем, что оно ни к чёрту…

Кузнецов дёргается, на что я и рассчитывал.

— Совсем забыл, — хлопаю себя по лбу, — товарищ генерал-лейтенант, надеюсь, вы догадались списать на учения и боевую подготовку хотя бы сотню мин?

Опять бледнеет.

— Коля, — перехожу на совсем интимное обращение к своему полковнику, — подпиши ему ордер на расход боеприпасов, пусть накапливает сверх нормативов. Патронов никогда не бывает слишком много, их либо очень мало, либо просто мало, когда уже не влезают. С горючим та же петрушка.

Анисимов имеет на это право, с моим одобрением никаких сомнений у него не будет. Кивает и снова смотрит на дорогу, по которой весело бежит автомобиль. Сзади порыкивает бронеавтомобиль охраны.

— Я этих ухарей знаю, — киваю на Кузнецова, — пока мы тут в машине едем, его штабные уже всех соседей оповещают о проверке. Что проверяют, как и зачем…

— Дмитрий Григорич… — чуть не стонет Кузнецов.

— А если не оповещают, то они — идиоты, — заканчиваю я. Мне так удобнее и привычнее, нежели насиловать подчинённых, принуждая их утаивать начальственную угрозу от своих соседей. Как-то это не по-товарищески, не по-советски.

Мне так удобнее. Знаю, что нет необходимости проверять все армии, или все корпуса. Проверил в одном месте и улетел в небо. А по войскам долго круги потом расходятся. Все лихорадочно бегают, приводят всё в порядок, усиленно красят траву. Зная, за что конкретно коллеге уже прилетело. По итогу мне весь округ проверять не надо. Не всегда, по-крайней мере. Нагрянул в одно-два место и обратно, к жене и детям. Обещал ещё к Белову в 1 °CАД заглянуть, может, и загляну, но позже.

27 марта, четверг, время 11:25.

Поле и перелесок рядом в двух километрах северо-западнее Пинска.

— Поле-то уж вспахано, тащ капитан! — на капитана Крайкова сияет веснушками молодой солдат. Не только возрастом молодой, небольшой срок службы выдаёт гимнастёрка. Почему-то она всегда себя так ведёт. С точностью до полугода по ней можно определить срок, отбарабаненный красноармейцем.

Капитан задумывается. Портить пашню не хочется, и деваться некуда. Прокладывать линию по краю, где наездили грунтовую дорогу, такая морока. Через лес, только вручную. С одной стороны, не страшно, у него целое отделение, сто метров для них меньше часа. Парни крепкие, наточенные лопаты в кузове машины, но это время. Опять-таки петлю делать.

— Грабли у нас есть?

Оказалось, что есть, сержант позаботился. Молодец! Сам-то он не догадался. Там ещё пара ломов лежит, топоры, короче, шанцевый инструмент у них в наличии и ассортименте. Всё началось почти месяц назад, когда командующий дал ему фронт работ. Поначалу капитан, привычно держа лицо, про себя поморщился. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять. Никого не интересует, хочется тебе в земле ковыряться или не очень. Но с течением времени капитан осознал важность задачи. Прежде всего по вниманию самого командующего, который долго не выпускал его из поля зрения.

— У нас фактически нет связи, товарищ капитан госбезопасности, — немного официально заявил командующий, обычно Павлов не поминал госбезопасность. Симметрично и Крайкову разрешалось именовать его просто генералом. А то и по имени-отчеству.

— Как это нет? А как вы приказы передаёте?

Павлов раздражённо махнул рукой.

— Пользуются гражданскими линиями, по телефону звонят. Радиостанции есть у всех до уровня полка, но никто к ним не подходит. Папуасы хреновы! Боятся!

Генерал объяснил, чего он хочет. Связь по радио это хорошо, но есть недостатки. Разговор подслушать легче лёгкого. Надо шифроваться, любой шифр можно вскрыть или добыть шпионскими способами. Проводная связь в этом смысле надёжнее. Чтобы подслушать, надо знать, где линия, добраться до неё, — а обычно она на своей территории, то есть, сделать это могут только шпионы, — и только потом подключайся и наслаждайся подслушиванием. Пока тебя не застукали за этим неблаговидным занятием.

— Пользоваться радио я их заставлю. Всех. Но иметь резервные линии не помешает, это ещё один канал управления войсками. По узлам связи я расставлю посты ВНОС, и эту сеть раннего оповещения, предупреждения и контроля создашь ты. Они не только за небом будут следить, вообще за всем. Своего рода разведывательная и управляющая сеть на собственной территории, нервная система всего округа. Но пользоваться ею командиры будут только в экстренных случаях, основной канал для них — радио.

После уточнения деталей капитан принялся за дело. Основная тонкость — связь должна быть скрытой. Нельзя на столбах, деревьях и шестах провода развешивать. Глубоко закапывать — слишком много времени уйдёт.

— Людей возьми, сколько надо. Хоть роту. Только секретность как будешь обеспечивать? — нагружал его трудностями генерал.

С секретностью проблем капитан как раз не видел. Хоть и для роты. Всё элементарно. Привозишь людей на место в закрытом кузове, выглядывать запрещаешь. На месте роют длинную траншею, укладывают кабель и уезжают. Роту с севера использовать на юге, южных на западе, западных на востоке и так далее. Можно из Смоленска людей привезти, они вообще не поймут, где находятся.

Вот только долго это, вручную копать, хоть и не глубоко. Генералу достаточно, чтобы рыбак, копая червей, не наткнулся. Или трактор плугом не зацепил. Так что сантиметров шестьдесят-семьдесят в самый раз.

Капитан придумал нужное приспособление, как раз при словах о плуге. Вот что ему нужно! Глубокий узкий плуг! Хм-м… а трактор потянет? Резать на такую глубину?

В итоге, после совещаний с механиками и собственных размышлений додумался до узкого колеса диаметром метра в полтора. Колесо узкое и острое, оно теперь стояло за трактором. На его мощную ось, которая не давала «утонуть» всему колесу, опирались два обрезка рельсов. Чисто оглобли тележные. На концах приварены площадки для груза и дуги для защиты от колеса. Оно не как бритва острое, но всё же.

Капитан боялся, что веса не хватит, но двух красноармейцев габаритами посолиднее обычно хватало. Где грунт плотнее на балки-оглобли вставала ещё пара. А те, на площадках, не бездельничали, подпрыгивали, время от времени, приседали. Колесо и уходило вглубь, вплоть до колёсиков на оси.

За ними разматывали и укладывали кабель, потом ехала машина с остальными довольными парнями в форме. Санаторий, а не работа! Поездка на свежем воздухе в весёлой компании, за них работает трактор, вот это жизнь! Обещала Советская власть счастливое и сытое житьё-бытьё, вот оно! Счастье не бывает полным, и в лесах часто приходится браться за лопаты. Ну, так крепким парням не в тягость пару часов в день руками поработать. Это ж не от зари до зари.

Машина ехала не просто так, а по разрезу, утрамбовывая и заваливая разрез в земле. Один раз по неопытности погнули режущее колесо. Капитан посмотрел бешеными глазами, очень он не любил промахи. Красноармейцы на колесе подпрыгнули не в такт. Пришлось другому попрыгать, а виновному слезть. Выправили. Но теперь строго одновременно.

Надо было площадку между балками поставить, — думает капитан, — в ближайшем МТС слепим…

За неделю бросить линию, длиной в пятьдесят километров, от Барановичей до Пинска это по-стахановски. Капитан надеялся, что до конца мая, как велел генерал, они успеют.

Он ещё больше его зауважал, когда тот нарисовал ему схему и обозвал её «звездой». Но не совсем звезда, потому что концы лучей, идущих из центра, между собой тоже соединены. На сектор велосипедного колеса со спицами больше похоже.

— При таком соединении, чтобы отрезать от сети любой узел, нужны три обрыва, понимаешь? — объяснял генерал, — очень надёжная связь получится.

Первым делом ему надо довести линию до Бреста, а потом на север, огибая Белосток, который будет промежуточным центром.

Они поехали по пашне, красноармейцам пришлось лопатами и граблями восстанавливать культивированное поле. Но это не трудно, траншею копать намного тягомотнее и дольше. А кусочек им надо пересечь небольшой, метров в сто пятьдесят.

29 марта, суббота, время 08:15.

г. Барановичи, штаб округа.

Кирилл Арсеньевич.

— Товарищ Сталин уверен, что Гитлер в этом году не нападёт, — увещевает комиссар Фоминых.

— А если нападёт? Вот не обратит внимания на уверенность Сталина и нападёт? — стараюсь не злиться, но взгляд непроизвольно тяжелеет. Как меня всё достало! Даже к фамилии «Сталин» забыл присовокупить обязательное «товарищ». Хотя правильно. Какой он Гитлеру товарищ? Устроил совещание в своём штабе с утра пораньше, сразу после радиодоклада от командарма Кузнецова. Успел, шельмец! Не успел бы, вылетел бы из генеральской когорты.

Атмосферка царит тревожная. Только что во время зарядки и утренней пробежки, — до сих пор, кстати, не курил, набираю форму, — слышал из громкоговорителя песню про бронетанкистов, сталинских и плечистых. Про руки-крылья и пламенный мотор тоже обязательно. Бодренькое такое из динамиков льётся. А на душе у всех тучки бегают. Уж больно силища за рекой громадная собирается. На пикник собрались?

Все что-то чувствуют спинным мозгом и стараются себя успокоить. А как успокаиваться? Да элементарно! Наша армия рядом, наша доблестная Красная Армия, что от тайги до британских морей всех поставит в позу и… всё сильней. Грозные танки, мощные пушки, быстрые самолёты, всё есть! И Москва говорит, что всё хорошо, с Германией мир и дружба. Эшелоны туда-сюда так и снуют.

Мы — главная защита и повод для спокойствия мирных граждан! Красная Армия ведь всех сильней, не будут же зря каждый день так петь.

И что армия? А доблестная Красная Армия не чешется. Товарищ Сталин сказал, войны в этом году не будет, так что ничего, что у нас чего-то не хватает. В будущем году всё будет. Вот тогда и.

— Что будет тогда? — перевожу взгляд на остальных. Здесь почти все, кроме кадровика, пограничника и некоторых других, что я в Минске оставил.

— Будет плохо, — соглашается начштаба Климовских. Меня это не радует, когда быстро соглашаются. Потом они так же быстро забывают о своём согласии.

— Общие слова. Я вам подробно сейчас объясню, что будет. Немцы разобьют нас в два счёта и через неделю войдут в Минск. И тогда Москва с нас спросит. И что вы ей скажете? Будете лепетать про мнение Сталина? И что вам скажут? Скажут то же самое, что я в ваши головы, блядь, никак вбить не могу! Вы — армия и обязаны быть готовыми всегда!

Перевожу дыхание, немного спустил пар, теперь можно спокойнее.

— Вам скажут именно так, а потом расстреляют всех, кому не повезёт в бою погибнуть. И правильно сделают.

— Андрей Терентьевич, сколько я буду заниматься связью вместо вас? — не сегодня, так завтра никто не уйдёт обиженным, всем перепадёт. Сейчас очередь начальника связи.

— Вы уже давно тут и ни хрена не делаете!

Генерал-майор слегка краснеет от выволочки.

— Я ВЧ-связью с Москвой занимался, Дмитрий Григорич!

Да? — это я так взглядом спрашиваю. И так же молча говорю: ну, ладно, будем считать, прикрылся. И продолжаю, смягчившись.

— Связисты от меня пинок получили, но этого мало. Составьте план периодических проверок знаний немецкого языка и профессиональных навыков. По всем частям. Но это повседневная текучка. Сегодня займитесь вот чем. Подготовьте шифры, кодовые слова и всё прочее. Разошлите по армиям и корпусам. Научите строить разговор так, чтобы строгий доклад напоминал болтовню старых друзей о рыбалке. Или доклад наверх председателя колхоза. Потом, это должно случиться не позже трёх дней, запретите пользоваться гражданской связью. Всем!

Обвожу всех злым взглядом, мой голос начинает неприятно лязгать.

— Никому доклады по гражданским линиям не принимать! Только по радио или своим линиям связи, которых пока нет. Хотя уже есть с Пинском. В ближайшее время будет с Брестом и Кобрином. Но вы этими линиями всё равно пользоваться не будете. В мирное время.

Дальше тон сбавляю. Всегда так со мной происходит, когда объясняю детали.

— Доклад должна делать каждая армия два раза в сутки, если нет происшествий. Утром и вечером. Сделайте расписание. Девять ноль ноль — 3-я армия, девять двадцать — 10-ая армия, потом 4-ая и 13-ая. Вечером так же. И каждый день пусть докладывают. А с восьми до девяти утра корпуса пусть шлют доклады по радио в штабы армиям.

Делаю паузу. Догадается или нет? Ожидание безрезультатно.

— Так, значит, не догадываетесь, товарищ генерал-майор? — смотрю на начальника связи с сожалением, — вы будете слушать доклады корпусов в штабы армий. И если ничего не услышите, то сами знаете, что надо делать. Или этого тоже не знаете?

— Знаю, товарищ генерал армии, — тускнеет генерал.

— Можете пользоваться радио в течение дня. Например, анекдот какой-нибудь можете рассказать начальнику связи армии. Только смотрите, — грожу пальцем, — анекдот не должен быть антисоветским.

От такой шутки мой генерал зеленеет. Остальные тоже скукоживаются. Кажется, я лишку хватил. Зато идея появляется.

— Хорошая идея родилась только что, — извещаю радостно, — рассказывайте анекдоты про Гитлера. Пусть немчура слушает.

Тягостное впечатление сглажено. Мы собрались в субботу, как у всего советского народа, у нас семидневка. Шесть рабочих дней, воскресенье — выходной. Хотя у нас редки выходные даже в воскресенья.

Дальше на очереди инженерная служба. Мне надо торопиться, вечером совещание в Главном военном совете с участием Сталина. Вчера известили. Вот и тороплюсь загрузить всех по самую макушку.

Если я не буду убивать по несколько зайцев за один выстрел, ничего не успею. У меня масса лёгких неисправных танков. На лом их. Но не всё, пушки у них в порядке, как и ряд простых механизмов. Я задумал сделать облегченные огневые точки из танковых башен. Укрепить их защиту, наварить второй слой брони через промежуток к основной. Пространство между ними засыпать гравием. Попробовать, конечно, надо, какой калибр такая защита выдержит. Крупнокалиберную пулю точно сдюжит.

— Понятно вам, товарищи генералы? — займутся этим двое. Главный инженерный генерал-майор Васильев и такой же генерал по УРам Михайлин.

— Надо глубоко продумать систему обороны. Усилить этими точками ДОТы, к которым могут подобраться пехотинцы. 45-мм пушками можно прямо по ДОТу шмалять, ему ничего не будет, а враг будет уничтожен. Возможность круговой обороны обеспечиться тем, что вы сохраните возможность вращения башни. Остальное железо от танка пустите на «стакан», который будет под башней и не слишком длинный выход наружу, либо в ДОТ, либо в другое место. Понятно?

— Сколько таких «стаканов» со «шляпкой» делать?

— Сделайте десяток. Поставьте на место, начав с Гродненского УРа. Опробуйте. Если пойдёт, мы две-три сотни лёгких неисправных танков на это пустим. Двигатели не выбрасывайте. Обдумайте возможность их восстановления. Если мы решим эту проблему на наших заводах, сильно поднимем боеспособность всего округа. Это моторесурс танков, автомашин, тракторов, возможно, самолётов.

— Моторесурс сильно сокращается из-за небрежной эксплуатации, — замечает генерал Васильев.

— Обдумайте меры по повышению культуры эксплуатации, — роняю машинально.

Генералы, и вообще все, смотрят с лёгким недоумением. Иногда прорываются у меня обороты, не свойственные нашему армейско-генеральскому кругу и даже всей эпохе. Но мне есть на что списать. В столицах часто бываю, а ещё немецкий язык учу, — на самом деле совершенствую, — это тоже сказывается.

— Теперь давайте, говорите, что кому нужно и в каких количествах… — составляем общую заявку в наркомат обороны по всем управлениям. Ожидаемо шеф АБТУ затребовал танки Т-34, — увеличил его заявку до двухсот танков, у меня три мехкорпуса «голые», — новые моторы на замену вышедшим из строя, трактора и грузовики.

Подобный же список подаёт Копец, только за самолёты.

— АР-2? — поднимаю на него взгляд, — его же с производства сняли!

— Может где-то осталось? — на мой вопросительный взгляд ответил, — хорошие результаты по бомбометанию даёт. С Пе-2 конкурирует.

— Срочно докладную записку сочиняй! — требую я, — прямо сейчас. С цифрами!

Заметался мой Иваныч, из кабинета к телефону и обратно. Цифирьки по своему управлению добывает. Опять примечательная картинка вырисовывается, Копец по ходу дела излагает. Этот самолёт дал на испытаниях очень приличные показатели. Но госприёмка затребовала увеличения скорости. Всё время им хочется, чтобы бегемоты могли догонять гепардов. Поставили более мощные и тяжёлые моторы, что-то ещё, пересчитали и изменили конструкцию, в результате всё остальное испортили, а скорость до нужного уровня так и не довели. Зато теперь у нас есть Пе-2. Машина не без недостатков, но с перспективой, если специалисты не врут.

Много ещё чего было. По той же связи я не забыл для Крайкова плюс в запасы полевой кабель ПТГ-19. Заявка с сопутствующими бумагами разбухает до десяти листов. Машинистка трещит с пулемётной скоростью.

— Наверняка что-то забыли…

— Бронебойные снаряды, — хмуро подсказывает полковник Иванин, — но можно не записывать, всё равно не дадут.

Точно! Вот про это не вспомнил! И это ни черта не мелочь! Бронебойно-трассирующих 76-мм снарядов у нас не то, что мало, у нас их совсем нет!

Насчёт «можно не записывать» полковник в корне не прав, что я ему тут же объясняю. Обычные бюрократические штучки. Если вдруг начнётся поиск стрелочников, то нам с удовольствием поставят в вину отсутствие заявки. Вы же не просили! — выпучит глаза высокое начальство, — раз не просили, значит, не надо. Вам на месте виднее, что вам нужно.

Но если в наличии неудовлетворённая заявка, то взятки с нас будут хоть чуточку глаже. По сути, у нас сейчас нет штатных противотанковых средств против средних, а в будущем и тяжёлых танков.

Час мы ещё машинистку мучили. Три раза перепечатывали, правда, не с начала до конца, отдельными листами.

— Хватит! Перед смертью не надышимся, — подмахиваю своей начальственной подписью документы, отдаю начштаба. У него тоже право и обязанность подписи есть.

Пора собираться в дорогу. Лететь часа два, на обустройство не меньше часа, обед, зайти в наркомат. А там я столько времени потеряю, что как бы не опоздать. Но нарком обороны маршал Тимошенко, надеюсь, без меня не уйдёт.

29 марта, суббота, время 11:30.

Небо над Барановичами, борт ТБ-7.

Кирилл Арсеньевич.

Обедать на дорогу я не стал, перекусил бутербродами. В самолёте туалета нет. Все пассажиры и экипаж перед полётом обязательно ходят в комнаты размышлений. Кстати, этот вопрос надо решать. Ладно, мне до Москвы два часа всего, а если дальний перелёт на много тысяч километров?

Примерно определился я с задачей, которую надо решить. У меня сотни тысяч народу, тысячи танков, десять тысяч артиллерии и много ещё чего. Всё это надо свести в единый организм, живучий, боеспособный и эффективно управляемый. Из прошлой жизни запал в голову завлекательный оборот: «единый ударный комплекс». Системы обнаружения противника, включая орбитальные спутники, системы наведения ударных самолётов, оповещение наземных войск и флота, системы связи…

Из внутренних диалогов.

— Что такое «орбитальные спутники»? — вклинивается генерал. Б…й высер! Забыл закрыться! Ладно, может больше уважать будет.

— Космические станции, летают вокруг Земли на высоте от 200 до 400 километров. В них куча аппаратуры, могут распознать объект размером до метра. И по радиосвязи дать сведения наземным и воздушным силам. Обзор в несколько тысяч километров.

Ошарашенный генерал замолкает.

Сначала закроемся…

Итак, все эти системы, как нервная система человека в комплексе объединяют все наземные, воздушные и морские силы. Исполняют роль разведчика, корректировщика огня и даже наведения ракеты на цель, хотя последняя опция сейчас недоступна. Управляемых боеприпасов нет, и ещё долго не будет.

Глаза сверху, вот что это. Слышал как-то мнение, над которым некоторые потешаются, но чувствую, резон в нём есть. То, что выше, бьёт то, что ниже. Вертолёты бьют танки, самолёты бьют вертолёты, стратосферные самолёты способны бить остальные аппараты. Тот, кто выше, получает преимущество, поэтому в фильмах о войне есть масса эпизодов о взятии или обороне некоей высоты. Обзор лучше, стрелять удобнее.

И связь, связь, связь! Теоретически можно связаться напрямую даже с отдельным танком и давать ему наводку на противника. Чисто теоретически. Хотя в моём времени, возможно, так и делают.

И вот когда мой округ будет пусть сложным, но многоуровневым и эффективным ударным комплексом, тогда… нет, и тогда я не достоин победы. После этого встаёт вопрос о гвоздях. О всех многочисленных и многообразных мелочах, отсутствие каждой из которых способно привести к поражению. К примеру, очень важный «гвоздик» — бронебойно-трассирующие снаряды. И это «гвоздя» в нашей кузне нет.

Вот такая трудная двухуровневая задача. Создание и настройка сложного механизма, а потом снабжение всем необходимым и расшивка узких мест. Она почти не выполнима. Очень надеюсь на слово «почти», оно даёт зазор, вселяющий надежду. Пока что у меня нет армии, у меня ополчение, которое притворяется армией. Боевые задачи средней сложности мой округ выполнять не способен.

29 марта, суббота, время 16:05.

Москва, наркомат обороны, кабинет наркома.

— Бронебойно-трассирующих не дам, — спокойно и категорично заявляет маршал, — их просто нет.

— У Жукова есть, хоть и немного. У меня ни одного нет, — отступать не собираюсь.

— По Жукову основной удар будет…

— А по мне отвлекающий, — делаю манёвр, разговор с наркомом один в один боевые действия, — который превратится в основной, потому что мне обороняться нечем.

Мы поминаем расчёты генштаба РККА. Генералитет армии резонно полагает, что главный удар немцы нанесут по югу. Украина, Донбасс, Крым, выход на Кавказ. Этим самым они лишают СССР огромной ресурсной базы и если не захватывают Кавказ, то серьёзно затрудняют связь с ним. Планируют прибрать к рукам нефтеносные районы Грозного и Баку. В принципе, они правы, но я тоже прав.

Мои бронебойно-трассирующие где-то всё-таки лежат. Это в процентах их мало, а так-то на первое время всем пограничным округам хватило бы. Полторы-две сотни тысяч их всего, лично мне десятка полтора хватит. Хотя, конечно, я полсотни тысяч запросил. Патронов слишком много не бывает.

— А я, между прочим, Москву прикрываю, — наращиваю давление.

— До чего ж ты настырный! — раздражается маршал.

Вот не пойму я его! В моё время московские чиновники себя так вели. Жлобились на каждую копейку, как будто из своего кармана отдавали. Так и Тимошенко с дефицитными снарядами жмётся. Я привёз с собой начальника АБТУ* полковника Иванина, не всё же мне по наркомату и ГАУ РККА** бегать. Ему ничего не дали, вот и пробую через наркома.

— Семён Константиныч! Я ж большевисткий генерал, мне положено быть таким, неудержимым, — улыбаюсь во всю ширь. Маршал слегка смягчается, снимает трубку.

— Григорь Иваныч, — мелочиться ему не с руки и меньше, чем с шефом ГАУ маршалом Куликом, разговаривать не по чину, — здравствуй. Тебе с западного особого уже приходили? Понятно. Да, знаю, я знаю. Ты вот что, поставь в очередь на первое место, всё-таки особый округ. И отправь пару тысяч бронебойных на 76 миллиметров…

— Пять, Семён Константиныч! — громко шепчу я, — Пять тысяч!

— Григорь Иваныч, пять тысяч. Две будет мало. Ну, это понятно. Пока, Григорь Иваныч.

Кладёт трубку и смотрит слегка осуждающе. Сижу неподвижно, но как бы развожу руками, куда деваться-то, товарищ маршал? Что-то он подозрительно мягкий сегодня, может ещё что-то попросить?

— Тяжёлые платформы тебе зачем? Да ещё сотня штук?

— Тяжёлые грузы перевозить, — я невозмутим, — гаубичные батареи хочу на них ставить. О бронепоездах думаю. В целом, потребность в них большая, танки КВ как перевозить? Железнодорожники меня давно трясут…

Ещё одна виза, как победный скальп на поясе удачливого и смелого индейца. Урезал наполовину, что, безусловно, гадство. Я ещё не вполне привык к местным реалиям, когда в заявках начальству всегда указывают количество в два-три раза больше потребного. Опытным путём все давно поняли, сколько надо просить, чтобы получить примерно по потребностям, а я всё приловчаюсь.

Полевой кабель не урезает, визирует все пять тысяч километров. Конечно, это не гарантия, что будет всё, это почти гарантия, что будет половина. Мне хватит. Но чем больше позиций он пропускает, тем больше растёт подозрение. Это мой генерал мог не заметить, он в чём-то остаётся, хоть и хитрым, но наивным крестьянином. Бюрократические штучки для него лес тёмный, чужой и неизведанный. Подозрение моё вполне определённое, маршал чего-то от меня хочет.

Над строчкой с бомбардировщиком АР-2 он смеётся.

— Этого давно нет. Если только у соседей выпросишь, — думаю, вряд ли, если и дадут, то последний хлам, да взамен последние штаны попытаются снять. — Что-то твой Копец совсем зарапортовался.

Станки и ремонтное оборудование пропускает. Условно.

— По возможности. Если сверхплановый выпуск будет. Сам знаешь, как у нас всё расписано.

Вздыхаю. Не, ну его нахер! Договориться напрямую с заводами можно, тут ничего сложного нет. Я им подброшу металл, даже дюрали немного могу дать, цемента подбросить, а это фонды. И тогда у них будет возможность выпустить сверх плана. Могут перехватить, ушлых ребят вокруг полно, но я знаю, как дела делаются. Только сам я этим заниматься не буду, пробивные мужички, да с большими ромбами и шпалами, у меня найдутся. Усилю их тяжёлой артиллерией в виде самых горластых комиссаров, — а армейские комиссары как бы ни самые наглые, — и дело будет в шляпе.

Изучаю возвращённую мне бумагу. Не то, чтобы совсем всё хорошо, но вполне, вполне. Была б везде зелёная и широкая улица, я бы насторожился. Мой генерал — нет, а я — да. Но, слава богу… не, не ко времени. Слава ВКП(б), всё в пределах нормы. Хорошей такой, благожелательной нормы.

— По ЗСУ что-то не то? — напротив строчки с зенитными самоходными установками знак вопроса.

— Не слышал бы товарищ Сталин про эти установки, решили бы сами. А так…

А так, это камень в мой огород. Понял, не дурак. Признаю, моя ошибка. Как только Сталин вникает в какую-то тему, все остальные становятся жутко осторожными.

— Дмитрий Григорич, — мы выходим из кабинета, нам пора в Кремль, — тут такое дело. Боевые действия в случае чего придётся вести вблизи от границы. Ты подведи мобсклады ближе. У Гомеля, например, у тебя склад стоит…

— Барановичи подойдут? — если бы я не ждал чего-то подобного, мог бы что-то неправильное сказать, но мозг включился и рванул на полную моментально, как разогретая машина при резко отпущенном сцеплении, — достаточно близко, крупный железнодорожный узел, войска рядом.

— Подойдут, — кивает нарком, — про остальные тоже подумай.

— Думаю, думаю, — вздыхаю тяжело, сочувственно и понимающе, — надо бы их ещё разнести. Сильные у меня подозрения, что немцы своей авиаразведкой какие-то из них вычислили.

— Разнеси. Только вглубь не уводи, — расслабляется маршал.

— Единственно мне приказ нужен, — небрежно бросаю я. Наступает момент «Икс», пиковой важности момент. Именно поэтому мой тон такой лёгкий, между делом.

— Какой приказ? — маршал скрывает прорывающееся напряжение.

— Начальники складов непосредственной и прямой связи с наркоматом не имеют. В случае внезапного нападения как они получат приказ о переходе в моё подчинение?

Мы выходим на улицу, я с удовольствием вдыхаю по-весеннему свежий воздух, провожаю взглядом двух симпатичных девушек, спешащих куда-то по противоположной стороне.

— И что ты предлагаешь?

— Да очевидно же, — вытаскиваю пачку «Казбека», пока объясняю, перекурю. Организм настойчиво требует. Особенно сейчас, когда я так счастливо преодолел острый момент. Не ждал бы, мог не среагировать правильно. Зато теперь можно и допинг принять. Честно заработал.

— Напишите приказ, что с момента официального объявления войны все мобилизационные склады без дополнительных указаний переходят под начало командующих округами.

Маршал напряжённо размышляет, закинув руки за спину.

— Иначе в случае чего нас ждёт чистой воды кошмар, — растолковываю я, — склады непосредственно подчиняются вам, а связь может нарушиться. Мало ли как бомбы лягут. Немецкие. И даже если будет действующая радиостанция, не по радио же вам приказы отдавать.

— В этом году нападения не будет.

Блядский высер! И этот туда же!

— Не будет, так приказ и не сработает, — с наслаждением пыхаю дымом, — это соломка, которую надо подстелить на всякий случай. Мало ли что. Фортуна любит рисковых, а осторожные на ней катаются.

На последнюю фразу маршал хмыкает. Хмыкает и что-то сдвигается. Резон в моих словах непробиваемый. Хуже в любом случае не будет, — лучшая мантра для соблазнения чиновника. Распоряжение или приказ издать, плёвое дело, раз материальных затрат не надо. А взамен реальная защита от неприятных случайностей.

— Хорошо, — соглашается, хотя смотрит с сомнением, — так и сделаем. Но ты, в случае чего, особо не резвись.

— Исключительно в пределах необходимого, — я такой лапочка, аж самому противно. Этот сомневающийся взгляд возьму на вооружение. Есть чему поучиться у маршала, есть! Хорошо так выстраивать подчинённых. Типа, ты — молодец, но смотри у меня, не расслабляйся!

Хрен там я буду себя ограничивать. Я же знаю, что будет потом. После 22 июня всех ударит такой шок, что в моей истории Тимошенко и шеф Генштаба Жуков, — у нас его так и поставили на эту должность, — вообще про эти склады забудут. У меня глаза на лоб чуть не вылезли, когда узнал. Шесть миллионов винтовок и тридцать миллионов выстрелов, — всё упоминать язык устанет, — как корова языком слизала. Что-то успели уничтожить, а чем-то фрицев снабдили. А как же! Для них и старались! Но не это меня больше всего потрясло. Тимошенко и Жуков потребовали от ГАУ снабдить войска всем необходимым, начисто забыв про мобсклады. Как-то мне в голову не лезет, как можно на таком посту просто забыть о таком важном. Это тот самый ресурс, в который и предполагалось первым делом руку запустить, если что.

Словно офисная неопытная девочка-неумеха, которая мало что знает и ничего не понимает, честное слово. В моё время так часто промахи объясняли: ой, у нас тут девочка сидит, она немного ошиблась, частицу «не» в предложении пропустила… хуже, чем в мультфильме «казнить нельзя помиловать».

Нет, из-под Гомеля я склад выведу. Но не в Барановичи. К своему штабу я отведу склады из Гродно и Бреста. Что-то там оставлю, без приличного боезапаса мои армии не останутся. Главное, чтобы обещанный приказ был.

* * *

* АБТУ — автобронетанковое управление

** ГАУ РККА — Главное артиллерийское управление Красной Армии. Заведовало всеми вопросами артиллерийского обеспечения. Вооружением армии всеми видами артиллерии, включая миномёты и зенитки, снабжением боеприпасами, разработками новых видов артсистем, кадрами, ремонтом и т. д.

Кроме того снабжение РККА боеприпасами всех видов, в том числе для стрелкового оружия, тоже шло через ГАУ.

Загрузка...