Двойной генерал

Глава 22. Бои местного значения — 2

5 июля, суббота, время 17:40.

Минск, штаб округа.

— Ты даже лучше всё сделал, Николай Палыч, не зря я тебя в генералы сватаю, — на мои слова без пяти минут генерал довольно улыбается.

— А вот в городишке этом ты слегка накосячил, — литовские названия городов мне приходится сначала долго заучивать по бумажке, прежде чем пользоваться свободно, — три сотни санитарных потерь в размен на пять сотен немецких солдат многовато.

— В мою же пользу, Дмитрий Григорич! — пробует возразить Анисимов.

— Неожиданность нападения, большой перевес сил… кстати, а чего ты поскромничал? — нахожу ещё один повод для придирок. — Есть ещё одно правило войны.

Не тороплюсь с посвящением в сокровенные тайны искусства войны. Потянувшись, встаю из-за стола с картой, отхожу к окну. И уже оттуда вбиваю ему в мозг этот принцип.

— Чем больше перевес сил, тем меньше потерь, — и ещё пауза, для лучшего закрепления. — Сам должен понимать. Если три бойца одновременно стреляют в одного вражеского солдата, они наверняка с ним справятся. Причем не в три раза легче, у врага ни одного шанса.

— Я понимаю, — Анисимов задумчив, — только на войне часто бывает наоборот…

— Никогда такого не бывает, чтобы нельзя было организовать хотя бы точечный перевес, — пускаюсь в объяснения, расхаживая по комнате. Прямо учителем себя чувствую.

— Понятно? — снова сажусь напротив него. Анисимов замедленно кивает, почти физически чувствую, как мои слова укладыватся у него в голове.

Я объяснил всё на примере гипотетического отражения танковой атаки. К примеру, батарея сорокопяток против шести немецких T-III. Можно представить и худшее соотношение, но в данном случае у сорокопяток есть хоть какой-то, пусть небольшой шанс.

В лоб они ничего не сделают. Но залпом, по предварительной договорённости, запросто снимут гусеницу с передового танка. Что делает танк, когда на полном ходу с него срывается гусеница? Он разворачивается боком. И есть шанс влепить, — дружно, всей батареей, — ему снаряд. Мы недавно что узнали? А то, что глупые немцы оформили люки в боках башни. И люк этот пробьёт что угодно. Из четырех снарядов попади хоть один — танку конец.

Вот и получается, что всего двумя залпами из этих мелкашек серьёзный танк немцы теряют. Сорокопятка маленькая, её после каждого уничтоженного танка можно перекатывать в сторону. И если позиции оборудованы продуманно, если есть миномётное прикрытие, которое может выбросить дымовые мины, если расчёты хорошо обучены, есть все шансы на победу.

Вот стрельба залпом по одному танку это и есть создание точечного перевеса в отдельно взятом бою. Сложись всё совсем плохо, батарея не меньше двух танков уничтожит. Для 41-го года размен батареи сорокопяток на два средних танка вполне допустим. Сорокопяток у нас намного больше, а лично я постараюсь организовать размен в свою пользу.

Хорошие новости мне Анисимов принёс. Дорога Вильнюс — Даугавпилс не просто блокирована, а надёжно перекрыта. 11-ая армия открывает реабилитационный период, взяла оба фамильно родственных литовских городишки, как их… Швенчонис и Швенчонеляй.

30 июня, понедельник, время 09:35

Литовская ж/д, примерно посередине перегона Швенчонеляй — Дукштас

— Давай! — сержант, сидящий спиной у дерева, отдаёт неуставную команду. Солдат с подрывной машинкой в нескольких метрах поодаль энергично крутит ручку.

— Б-дум-м-м! — дисциплинированно отвечает фугас под полотном железной дороги и выбрасывает вверх перевернутый конус гравия и дыма. Встаёт на дыбы и валится пара шпал, задираются вверх изогнутые рельсы.

Диверсионная группа быстро собирается. Сапёр хозяйственно сматывает провод, пригодится ещё. Радист сворачивает радиостанцию. Через десять минут восемь бойцов в маскхалатах исчезает в лесу.

На привале, на холме в нескольких километрах самый любопытный боец пристаёт к сержанту.

— Тащ сержант, а на кой мы столько ждали? Пришли бы, подорвали, заминировали и ушли…

— Будешь много знать — быстро состаришься, — сержант встречает любопытство подчинённого не ласково, но быстро смягчается.

— Не знаю я. Могу только догадываться. Сразу не взорвали, значит, что? Значит, чего-то ждали. Вопрос! — сержант поднимает палец. — Вопрос: чего?

Сидящие рядом бойцы поневоле заинтересовываются, но их ждёт разочарование.

— А вот чего мы ждали, я не знаю, а знал бы — не сказал. Хорошо знаю одно: действия всех подразделений должны быть согласованы. Поэтому взорвать мы должны были именно в этот момент, ни раньше, ни позже.

30 июня, понедельник, время 09:45

КП 11-ой армии невдалеке от Швенчониса.

Полковник Анисимов.

Зачем именно в этот момент вывели из строя железную дорогу восточнее Швенчонеляя, досконально ведаю только я. ВРИО командующего 11-ой армии полковник Анисимов. И штаб, конечно, но штабные до мелочей всего плана тоже не знают.

Генерал Павлов мне не всегда понятен. Поначалу даже пугал, но с какого-то момента начало доходить, что всё просто. Ни о чём догадываться не надо, всё говориться прямо и в лоб. Очень подкупает. Не понятен только в мелочах, до определённого момента, когда его задумки срабатывают.

Вот, например, какое-то время не только я, многие не понимали, зачем он позволил немцам начать охват Бреста. Вплоть до момента, когда они застряли намертво. Горжусь тем, что как-то догадался сопоставить дальнобойность немецких гаубиц и глубину, на которую зашли немецкие танки. Вот оно в чём дело! Перед немцами закрыли двери, когда они вышли за пределы действия немецкой артиллерии. А воздушная поддержка вызвала серьёзные возражения со стороны орлов Копца.

Задачу мне Павлов поставил неприлично простую. Он просто обстановкой не владел, а я на месте быстро выяснил, что в Швенчонисе немцев практически нет. Комендатура и до роты солдат при поддержке пары не очень серьёзных танков. На ж/д узле Швенчонеляе побольше, до пехотного полка и лёгкой танковой роты. В любом случае, подорвать железку в нескольких местах не сложно. Подошедшие ремонтные платформы тоже пустить под откос. Попытку подогнать войска по железке, — если немцы додумаются до такой глупости, — тоже легко пресечь. Не война, а игра в казаки-разбойники. Плотно охранять полторы сотни км железной дороги войск не напасёшься, и смысла нет. Мы можем артиллерией обстрелять, воздушный налёт организовать.

Короче говоря, это задача не для армии, пусть и до предела потрёпанной, как 11-ая, а максимум для батальона. Да рота диверсантов справится.

А вот от идеи захвата ж/д узла меня аж затрясло внутри от предвкушения.

Вот и поставил себе задачу много масштабнее запросов командующего.

— Полк-2 вышел на исходные позиции, — докладывает капитан, исполняющий роль начальника штаба моей ударной группировки примерно до двух полков.

— Давай подумаем ещё раз, как нам ловчее действовать, — садимся с ним за карту. Надо всё проверить. Натаскиваю этого капитана на роль главного штабиста. Кроме бывшего начштаба батальона у меня под рукой никого нет.

30 июня, понедельник, время 11:25

Литовская ж/д, примерно посередине перегона Швенчонеляй — Дукштас.

Диверсионная рота.

— Задачу нам поставили такую, — лейтенант оглядывает своих сержантов, в том числе и того, кто не раскрыл своим бойцам тайну момента подрыва железной дороги.

Задачу лейтенант ставит за десять минут.

— Вопросы есть? — сержанты от уточнений воздерживаются, лейтенант заключает. — Тогда по коням.

Подрыв железной дороги вызывает ряд шаблонных действий. Пока непуганые немцы посылают со стороны Швенчонеляя ремплатформу с паровозом. Она нарывается на мину, диверсанты берут в привычку тройное минирование, когда за полкилометра от места повреждения полотна в обе стороны ставятся ещё мины. Именно для ремонтников. Это резко увеличивает время восстановления дороги.

К уже сошедшей с рельсов платформе подходит поезд серьёзнее. Кроме паровоза, катящего впереди платформу с гравием осторожности ради, платформа с рельсами и шпалами, какими-то механизмами и приспособлениями. Есть еще несколько вагонов-теплушек. Из них высыпают солдаты.

Лейтенант, комроты диверсантов, поднимает и резко опускает руку. Из придорожного леса выходит цепь бойцов в маскхалатах, не меньше сотни. У каждого десятого ручной пулемёт, есть автоматчики.

Никто не кричит, не шумит, ровная цепь молча преодолевает расстояние чуть более полусотни метров. Ошарашенные немцы не двигаются, как бандерлоги под страшным немигающим взглядом Каа.

— Фо-о! Б-д-у-м-м! — выстрел из СВТ обрывает попытку немецкого командира подать команду.

— Не жизнь, а сплошные огорчения, — бурчит лейтенант, выходя из леса, — даже немного пострелять не удалось.

Веселья ноль, а рутины хоть отбавляй. Разоружай эту толпу, организовывай. Хорошо, подчинённых много.

— Аккуратнее, бл…! — совсем с ума сошли, бросают оружие в кучу, как дрова. Пусть и трофейное, но это же оружие, уважительнее надо!

Через час поезд начинает движение обратно. Пленных загоняют обратно в вагоны, только на этот раз им приходится размещаться плотнее. Домой они возвращаются с гостями. Отводить за много километров в расположение части, отвлекая людей на конвой, лейтенант не собирается.

Он бы и отвёл, да приказ однозначен. Хорошо, дали время на допрос пленных. Теперь он примерно представляет, где, что и как. И удалось быстро стереть с лица удивление от приказа. Они не штурмовое подразделение, чтобы в открытую атаку кидать. Как водится, приказы командования не обсуждаются, зато никто не мешает ему использовать свои методы.

Во-первых, отбросив в сторону брезгливость, переодеться в форму немецкого коллеги. Благо застрелили лейтенанта вермахта в голову, форма не испачкалась. Почти. После этого можно не прятаться, ходить открыто.

Ещё через час ремонтный эшелон вползает в депо. Вместе с гражданскими спецами, машинистом и рембригадой, лейтенант успешно отбрехался от охраны. Акцент плохо заметен, когда энергичная речь насыщена ругательствами и эмоциями. Со своими гражданскими договорился заранее и быстро.

— А если немцы нас за помощь вам к стенке поставят? — осторожно интересуется бригадир ремонтников, пожилой пышноусый железнодорожник. И не хочется ему вылезать вперёд, но положение обязывает, и взгляды бригады подталкивают.

— А если мы вас прямо сейчас к стенке поставим? Измена Родине, сотрудничество с фашистами, — резонно спрашивает лейтенант и через паузу меняет кнут на пряник. — Вы как думаете, зачем мы туда лезем? Некому вас будет к стенке ставить…

И не удержался от напоминания.

— …кроме нас.

Причину возвращения лейтенант обозначает сразу. Перемежая словами «шайсе», «думкопф» (по адресу тупых штатских) и прочими. Выезжать на ремонт путей, где с рельсов сошла платформа, без мощного тягача и, соответственно, аппарелей типичная русиш глупость.

Начинается неторопливый захват ремонтной базы железнодорожников. Командованию уходит короткая шифрограмма. Пленных загоняют в один угол. Некоторые из них раздеты до белья, зато в сторону вокзала уходит пара отделений «немецких» солдат с двумя «фельдфебелями» и самим дважды лейтенантом.

Уже в начале перрона им попадается пехотный гауптман с ординарцем. На глазах немногочисленных гражданских лейтенант после отдания чести старшему по званию наносит ему резкий удар в бок. Следующий удар по затылку — неожиданное изменение траектории козырнувшей руки. Двое подскочившим к ним солдат быстро разбираются с ординарцем. Впавшую во временное беспамятство парочку волокут в здание вокзала.

Через полминуты немногочисленная публика забивается по разным углам. Основные выходы блокируются. Отделение «сошедших с ума солдат вермахта» с жестоким азартом избивает ногами разоруженный военный патруль.

Лейтенант смотрит в окно на привокзальную площадь, суживает глаза.

— Петрищев! Саенко! Быстро сюда!

Через пять минут тяжёлой работы, вышедший в сторону города лейтенант оглядывает шесть тел немецких солдат, валяющихся в пределах тридцати метров от здания вокзала.

— Немного кроваво получилось, — вышедшие за ним два бойца неуверенно улыбаются. — Соберите оружие, документы и пусть пленные ими займутся. Отволоките их вон к тем кустам.

Могло получиться намного кровавее. Первая мысль именно такого плана была — уложить всех из пулемёта. Заодно опробовать немецкую машинку МГ-34. Природная брезгливость, — возись потом с трупами, — помогла найти более ловкое и, — что скрывать? — безопасное решение.

Выйти из вокзала и приказать унтеру, что-то втолковывающему своим солдатам, немедленно разместиться в здании вокзала недолго. Не получится? Пулемёт вот он, за спиной, готов к бою. Подтолкнуть немчуру очень просто.

— Быстро, быстро! Русские диверсанты близко! Немедленно возьмите вокзал под охрану!

Дисциплинированные немцы после лающих команд обер-фельдфебеля колонной по два побежали к входу.

— По одному, по одному! — командует незнакомый им «лейтенант».

По одному они и забегали в здание, там их заворачивали направо, где очередной влезший в ловушку бравый зольдатен получал прикладом по забронированной каской голове и падал на пол. Заботливые руки тут же избавляли его от оружия и амуниции.

— Аларм! Цурюк! — До этого момента работа спорилась, ей мешает заподозривший неладное обер-фельдфебель. Поздно. Сухой автоматный треск прерывает попытку оставшихся шестерых вместе с командиром солдат отступить и занять оборонительную позицию. И асфальтовое покрытие исключает наличие естественных складок местности, за которыми можно укрыться.

— Один живой! — кричат солдаты лейтенанту.

— Оказать пострадавшему первую помощь! — немедленно приказывает лейтенант. Он же не зверь какой-то. Поэтому через полчаса тяжелораненый умирает в здании вокзала в окружении камрадов, перебинтованный и утешенный глотком шнапса.

Лейтенант слушает доклады своих сержантов. Здание вокзала под полным контролем, огневые точки оборудуются внутри и снаружи. Находящиеся на путях эшелоны взяты под контроль. Всё в порядке. Можно начинать. Он выходит на перрон к путям и выпускает вверх белую ракету.

Задумка у него простая. Сейчас его люди, уже не замаскированные немецкой формой, начнут продвижение в сторону вокзала, уничтожая всех, кто под руку попадётся. Немцы поневоле начнут стягиваться к зданию вокзала, где он их и примет под своё «командование». Если всё получится. Если не получится — расстреляет, подло, в спину.

По сигналу белой ракетой начнутся действия не только его роты. Штурм всего городка с разных концов.

30 июня, понедельник, время 21:10

ж/д станция Швенчонеляй.

Полковник Анисимов.

Последние четверть часа почти успешно борюсь с глупой улыбкой. Лицо сейчас ощущается полем упорного боя между самообладанием полководца и простым детским счастьем мальчишки, дорвавшегося до редкостной игрушки, которой ни у кого больше нет. А у меня их много! Снова привожу в порядок лицо, расплывающееся в довольной улыбке.

Три эшелона! Три полновесных эшелона с трофеями. Продовольствием, другим имуществом, самыми разными боеприпасами. Пять пулемётов МГ-34 с изрядным боезапасом, это мелочь. А вот дюжина Эрликонов, зенитных пулемётов, щедро заливает в грудь сладкий елей. На пару танков Т-III уже не знаю, как реагировать, пусть они и после ремонта. Две пушки 88 мм Флак на колёсном ходу. Дмитрий Григорич что-то говорил про эти пушки… ах, да! Зенитные и длинноствольные, обладают огромной бронепробиваемостью. Практически единственное средство борьбы с нашим КВ-2.

Залезаю на платформу с этими пушками, оглядываю и оглаживаю гладкие стальные поверхности. Назначение всех устройств не знаю.

Пыхтя, полноватый майор-интендант влезает следом.

— Что будем делать с продуктами, товарищ полковник?

Вот ещё одно дело, приятное, но с опасным душком. Кормятся немецкие солдаты изрядно, нашим генералам на зависть. И даже лётчикам. Ладно, что-то с этим делать надо.

— Фрукты, шоколад и прочий десерт дели на три части. Одну отправить в ближайшие пионерлагеря, пусть детишки хотя бы на зуб попробуют. Вторую — лётчикам. Третью оставим у себя, для диверсантов и штурмовых подразделений.

Майор записывает, распоряжение длинное. Между делом пытаюсь хоть шапочно разобраться с пушкой, не пойму, где у неё прицел…

— Половину в Лынтупы, — городишко по нашим масштабам почти стратегический, местный транспортный узелок, потому наша главная база там. Половину Эрликонов — туда. Всё остальное, — танки, пушки, пулемёты, — оставлю здесь.

Почти сутки выжидал удобного момента. Когда в Швенчоленяй прибудут эшелоны, станция-то промежуточная, стоящие там не успеют уйти или вот-вот ушли. И когда эшелоны только подходили к городку, километрах в десяти от него железнодорожные пути были взорваны. Вот эта любезная парочка и застряла здесь, меня дожидаясь. Иначе, зачем мне захватывать этот никчёмный городишко? Мне и задачу такую никто не ставил.

Вспоминаю, что мне втолковывал Дмитрий Григорич.

— Николай Палыч, усвой простую арифметику. Если мы подбили немецкий танк, какой урон мы противнику нанесли?

— Один танк, — удивляюсь вопросу.

— Нет. Немцы большую часть танков ремонтируют и снова в бой. Думаю, три из четырёх они в строй возвращают. Да и четвёртый… никто не мешает в переплавку отправить. Отличное сырьё для металлургических заводов.

— Дмитрий Григорич, откуда вы это знаете?

— Пленных, Николай Палыч, надо допрашивать внимательно и вдумчиво, — наставительно ответил Павлов. — Танки они постоянно ремонтируют, недаром у них такой большой моторесурс, не то, что у наших.

— Но если ты захватил немецкий танк, что это значит? — Павлов поднял палец вверх. — Во-первых, это безвозвратная потеря. Танка у них нет, и не будет. Но при этом у нас появляется танк, понимаешь? Пусть ты разнесёшь его в мелкие клочки, ты лишишь врага только одного танка. А при захвате — двух! Потому что у нас лишний танк появляется.

— И что в итоге? При захвате выгода в два танка. У немцев на один меньше, у нас — на один больше. А при уничтожении только одна четвёртая, потому что три из четырёх подбитых танков возвращаются в строй.

И вроде просто всё, но как-то сразу не доходит. Вот сейчас дошло, когда сам увидел и пощупал грозные машины.

Есть ещё одна выгода. Когда бойцы видят эту технику вблизи, да ещё изучают её, — кстати, надо озаботиться, — они перестают её бояться. Неизвестное пугает намного больше.

— Запасы консервов куда девать будем? — последний вопрос у интенданта остался.

— Прибережём для тех, кому они нужнее всего, — решение в этом случае на поверхности, — для диверсантов, это первое. У них полевых кухонь на выходе нет. И в полки, в качестве НЗ. На обеспечение передовых частей в случае затяжных боёв.

Спрыгиваем с платформы, ко мне подбегает порученец.

— Товарищ полковник, комбат-3 запрашивает разрешения на штурм немецких казарм…

Перестрелка с переменной интенсивностью постоянно доносится с окраины города. Там засели не меньше двух батальонов, хотя сейчас, может, уже и меньше.

— Штурм запрещаю. Выводите артдивизион на прямую наводку и хороните их там вместе с обломками, — указание Павлова беречь личный состав не забываю. — Но сначала предложите им сдаться.

Уже в штабном вагоне слышу артиллерийскую канонаду. Разберутся без меня. Надо оборону городка организовывать.

— Приступим, товарищи, — оглядываю штабных. Жалкое, надо сказать, зрелище. Основной состав: от лейтенанта до капитана. И это штаб армии, грёбаная скотоферма…

Ничего. Рецепт выстраивания обороны я знаю. Пример Павлова перед глазами. Так что начнём со связи.

5 июля, суббота, время 18:25.

Минск, штаб округа.

— Больше так не делай, — разбор полётов будущего генерала подходит к концу. — Диверсионное подразделение использовать в качестве штурмового? Надо кое-что тебе объяснить.

Размышляю, как это сделать ловчее.

— Вот представь, машина у тебя застряла, надо накидать что-то под колёса, чтобы она выбралась. А в кузове у тебя горбыль, просто пилёные доски и шпунтованные отшлифованные. И ты, вместо того, чтобы кинуть под колёса в воду и грязь дешёвый горбыль, хватаешься за самые дорогие, шпунтованные доски. Вот это ты и сделал, пустив вперёд диверсантов.

Смущается мой полковник, вроде доходит до него.

— И ещё одно. Зачем ты начал захватывать городок, двигая войска сплошным фронтом? Не так это делается. Надо быстро, пока немцы не опомнились, мобильными группами захватывать ключевые места по всему городу. А к казармам танки бы подвёл. У них же артиллерии не было.

— Так у меня ж танков тоже не было, — вскидывается полковник.

— Ну, теперь-то есть, — намекаю на трофейные.

28 июня, суббота, время 09:15.

Район с. Олыка (треугольник Луцк — Ровно — Дубно)

Генерал-майор Рокоссовский К.К. Командир 9-го мехкорпуса (КОВО)

Вместо предисловия: Рокоссовский открывает склады ГАУ.

https://youtu.be/kZs4tuWqvSg

— Дивизионы готовы к отражению атаки, — докладывает полковник Черняев.

— Вижу, — НП удачно расположен, всё, как на ладони.

Все эти дни действия корпуса напоминают работу сантехника, воюющего со старой ржавой трубой, которую прорывает в разных местах. Трассу Луцк — Ровно мы перекрыли, но теперь немцы пытаются пробиться с юга. Вот это они зря. Второстепенная дорога через Олык проходит по узкому перешейку среди длинной цепи озёр и болот. Мост через речку Путиловка мы взорвать не успели, немецкие мотоциклисты подошли раньше. Зато теперь огромным массам войск придётся тесниться в узком проходе.

За эти дни счёт к немцам накопился огромный. Ещё за время марша в район боевых действий. Нагляделись мы всякого. Немецкие юнкерсы бомбили всех подряд. Беженцев, отступающие части, нас. Куда делась наша авиация, стало понятно, когда в процессе боёв обнаружил разбомбленные аэродромы с разбитой и сожженной авиатехникой.

Отмечаю одну приятную странность. Подозреваю, что нам могло достаться значительно сильнее. Не меньше двух бомбёжек в походном строю мы избежали. Уже звучала команда «Воздух!» при появлении юнкерсов, как вдруг, будто испугавшись этого крика, немцы резко сворачивали и уходили в сторону. А откуда-то сверху на них набрасывались краснозвёздные истребители.

Появиться эти неизвестно откуда взявшиеся Яки могли откуда угодно, но после боя всегда уходили на север. Там у нас уцелели какие-то авиачасти?

Не так часто они спасали от изматывающих бомбёжек, как хотелось бы. Так что насмотрелись мы на усеянные трупами и разбитыми машинами дороги. И неоплаченный счёт к врагу всё копится и копится.

С этими 85-мм пушками мне здорово повезло. Их прислали в округ совсем немного и не для меня. Но в условиях начавшегося хаоса я прибрал их к рукам. Оба дивизиона. По назначению зенитные, но раз могут стрелять прямой наводкой, то почему бы и нет? Мощность для наземных целей избыточная, но это как раз тот случай, когда кашу маслом не испортишь.

— Константин Константиныч, — Черняеву смотрит с любопытством, — а вас не накажут? Приказ ведь дан атаковать.

— А мы что, нарушаем его? — нашёл, о чём беспокоиться. Василий Михайлович показал себя инициативным и толковым командиром, так что объяснять ему ничего не нужно. И без биноклей и стереотруб можно легко увидеть превосходство немцев в людях и технике. При таком соотношении переходить в контрнаступление равноценно самоубийству.

— Мы, Василь Михалыч, приказ не нарушаем. Сейчас проведём артподготовку, а потом ударим.

— Началось, — через несколько минут бормочет Черняев. Он наблюдает в свой бинокль.

Накатывающийся ромб немецких войск со всего маху будто наталкивается на огромной толщины невидимую стену. Сначала вижу, как первый залп превращает передовые части в жуткое месиво, затем до нас доносится грохот выстрелов и гул разрывов.

Только первый залп одновременно дружный. Потом стрельба сливается в непрерывную канонаду. Немцы не останавливаются, продолжают переть вперёд. Ничего удивительного. Разворачиваться назад или даже пятиться поздно. Пропускная способность моста не велика. Полдня будут обратно уползать. Так что некуда им деваться.

Для снаряда из 85-мм орудия всё равно, что перед ним: мотоцикл, бронемашина или танк. Хотя нет, танк он насквозь всё-таки не прошивает.

Через пятнадцать минут для немцев всё кончено.

— Всё, Василь Михалыч, беги, прячь свои пушки. Сейчас юнкерсы прилетят, будут с тобой счёты сводить.

Полковник, откозыряв, убегает, а я требую связь с Новиковым.

— Николай Саныч, сейчас немцы по нам отбомбятся, а ты сразу занимай те высотки. Нечего им без присмотра стоять.

Пока юнкерсы не прилетели, любуюсь пейзажем. Пробую высчитать количество подбитых танков, не получается. Дым от передних скрывает те, что сзади. Ладно, пора уходить в защищённый блиндаж, порученец и связист уже переминаются с ноги на ногу. Летят голубчики, сейчас у нас будет шумно. А это что?

Так. Отступление в заранее заготовленный блиндаж отменяется. Лейтенант и сержант-связист пока ничего не замечают, а я останавливаюсь. Да, это они. Давненько вас не было видно. На самом деле всего пару дней, но столько всего за эти дни произошло.

— Воздух, товарищ генерал, — не смело говорит лейтенант. Заботливый, но не внимательный.

— Отставить воздух, — показываю глазами.

Эскадрилья Яков ударила по заходящим на нас юнкерсам с каким-то азиатским, и непонятно почему сработавшим коварством. Пришли с севера и напали снизу. Почему я заметил первым, мне давно ясно. Особое зрение военачальника. Вырабатывается годами. Острота зрения тут ни при чём, какое-то особое чутьё появляется. Одного взгляда на карту или окрестности хватает, чтобы определить, где поставить артиллерию, куда спрятать танки, и как выстроить оборону в целом.

У каждого своё. Профессиональный гимнаст сделает двойное сальто из положения сидя на стуле, опытный учитель научит таблице умножения даже дебила, медвежатник гвоздём откроет замок, столяр при необходимости снимет стружку толщиной в одну сотую миллиметра. Военачальник за секунду примет верное решение, даже не имея полного представления об обстановке. Как раз то, что постоянно приходилось делать в последние дни.

— Смотрите, смотрите! — не удерживается от восторженного возгласа сержант. Яки сходу сбивают три юнкерса, есть чему радоваться.

Наблюдаю за ними с тройным удовольствием. Всегда приятно, когда наши бьют не наших. А уж сколько мы от них натерпелись! Втройне приятно видеть, как метелят твоих обидчиков.

Наблюдаю то в бинокль, то так. Первой же атакой Яки сшибают три юнкерса, а потом завертелось. Только сейчас понимаю, почему немцы их не заметили. Камуфляжная зелёная раскраска сверху, вот почему юнкерсы их не заметили.

Вдруг один Як сталкивается с шарахнувшимся в сторону лаптёжником. Это не намеренный таран, нашим истребителям это ни к чему. Оба лётчика выпрыгивают, в небе расцветают ещё два белых купола. Их уже четверо, но наш только один.

Хотел было отдать приказ кого-нибудь послать к нашему пилоту. Передумал. Без меня сообразят.

Опускаю бинокль. Яки улетают. Больше им делать нечего, из восьми немецких бомбардировщиков удалось улизнуть только одному. Полностью они нас не спасли, вслед за первыми прилетает вторая волна.

Как раз ко мне успевают привезти лётчика. Сидим в блиндаже с молоденьким лейтенантом, вопросов у меня куча, но для начала наливаю в кружку немного спирта. Лейтенантик принюхивается.

— Водички бы, товарищ генерал…

Со снисходительной усмешкой мой лейтенант протягивает фляжку. И заботливо прикрывает кружку своей фуражкой, когда от сотрясения земли сверху сыпется всякий мусор. Только после того, как снявший шлем лётчик выпучивает глаза от проглоченного спирта, позволяю себе задать вопрос.

— И откуда вы такие лихие взялись?

— 10-ая авиадивизия, Западный фронт.

Чувствую, как моих распирает от вопросов. С нами уже и начштаба и зампотылу. Всем интересно, поэтому задаю естественный вопрос.

— И как у вас дела? — тут же вижу в глазах въерошенного из-за мокрых от пота волос лейтенантика обидную снисходительность. По более основательному поводу, чем из-за неумения спирт хлестать.

— Да уж не как у вас.

Проглатывая обиду, мои выслушивают.

— У нас они так свободно не летают. Мы их быстро отучили. Ни одного города не отдали…

— И Брест? — не верит мой начштаба. Честно говоря, я тоже не верю.

— А чо Брест? — пожимает плечами лейтенантик. — Население эвакуировали, войска отвели…

— Сдали всё-таки? — с тайной надеждой спрашивает начштаба Маслов.

— …войска отвели, — не обращает внимания лётчик, — оставили небольшой гарнизон. Для порядку. Короче, мы из города ушли, но и немцев не пустили. Сначала каждый день воздушные бои там были, сейчас спокойно.

Неожиданно паренёк засмеялся. Раскованно и непринуждённо.

— Павлов немцам у Бреста веселье устроил. Сотня самолётов отбомбилась, три дня там леса горели. Вот после этого они и успокоились.

Некоторое время все молчат, оглушённые новостями. Это как? Мы тут не знаем, куда от немцев деваться, давят так, что кости трещат, а наши северные соседи в ус не дуют?

— Врёшь, поди, лейтенант, — бурчит Маслов.

— Это мы летаем вам помогать, а не наоборот, — аргумент из разряда «против лома нет приёма». Очередной «бу-ду-дум», привет от второй волны бомбардировщиков, отзывается вытряхнутой сверху пылью. Подтверждение словам лётчика, которые и без того не оспоришь.

Через час мы его провожаем. За лётчиком прилетел У-2, сел прямо на дорогу. И хорошо, всё, что мне нужно, я теперь знаю, а общаться с этим нахальным сосунком больше никакого желания.

Оба лётчика с помощью моих солдат разворачивают самолёт в обратную сторону. Над нами кружат два Яка. Ишь, как командование заботиться о своих подчинённых, сопровождение прислало.

Рокочет мотор, набирая скорость, самолётик разгоняется. Наш нечаянный гость напоследок машет рукой, машинально отвечаю тем же. Возвращаемся назад, когда У-2 превращается в малозаметную точку. Все молчат.

Хоть что-то проясняется. Я теперь знаю, что на северную сторону можно опереться. Оттуда немцы точно не ударят. И если что, можно и прижаться спиной к соседу или помощь от него получить.

2 июля, среда, время 16:40

Москва, Ставка Главного Командования

— Почему вы не нанесли контрудар юго-западнее Даугавпилса. Можно ведь было окружить и уничтожить ту передовую немецкую группу, — Лев Захарович смотрит требовательно и почти обвиняюще.

Моя реакция немного не адекватная. Нет, поначалу я чуть рот от удивления не открыл, потом меня трясёт от смеха. Мехлис багровеет.

— Что вас так развеселило, товарищ Павлов? — спокойно спрашивает вождь. Готовящийся что-то выкрикнуть Мехлис немедленно затыкается.

— Мне и тогда и сейчас нечем контрударять и окружать. Товарищ Мехлис совершенно упускает из виду, что это 56-й механизированный корпус вермахта, передовые части которого тогда подошли к Даугавпилсу, угрожал моим глубоким тылам. Это район моих далёких тылов, товарищи. В Даугавпилс мне пришлось спешно перебрасывать дивизию из Полоцка. Ближе у меня ничего не было.

— У вас там 11-ая армия рядом, — не сдаётся Мехлис.

— Во-первых, я здесь ещё и для того, чтобы решить вопрос с её переподчинением моему фронту…

— Считайте, что этот вопрос решён, товарищ Павлов, — пыхает трубкой Сталин. — Думаю, что товарищи нэ будут возражать.

Дожидаюсь, пока он обведёт всех взглядом и получит молчаливое согласие.

— Во-вторых, давайте быть точным, товарищ Мехлис. Это не 11-ая армия там стоит. Это наименование «11 армия» дислоцируется в том районе. Численно это полторы дивизии деморализованных красноармейцев, без техники, без боеприпасов и почти без артиллерии. На тот момент они не были способны не то, что на контрнаступление, а даже на оборону.

Удерживаюсь от едкого замечания, что это слишком резвое отступление Кузнецова поставило меня в сложное положение, а совсем не наоборот. А то расстреляют мужика сгоряча.

— Идёт война товарищи. У меня потери каждый день, а я не получил пока ни одного самолёта. Если убыли танков почти нет, то потери авиапарка приближаются к двум сотням самолётов. Немного танков мне прислали, но меня немцы лучше снабжают, сейчас у фронта до восьмидесяти трофейных танков разных типов.

На мои слова о переходе на немецкое обеспечение народ как-то нервно хихикает. Меня действительно снабжают скупо. Вроде война началась, все должны шуршать, как наскипидаренные. И я понимаю, где тут собака порылась. Мои соседи всё просрали. Кузнецов уже профукал полторы тысячи самолётов и примерно столько же танков. Теперь Жуков начинает оспаривать у него первенство по количеству подарков немцам. И он его обгонит, техники у него намного больше, значит, больше и похерит.

А раз они остались голыми, то надо срочно их обеспечивать. Не могут же войска остаться совсем без танков и самолётов. Поэтому все силы брошены на то, чтобы заткнуть образовавшиеся дыры. А Павлов? Перебьётся Павлов. У него и так всё хорошо.

В итоге получается, что обильнее всего снабжают тех, кто хуже всех работает. Вот такая логика жизни. Непробиваемая.

— Товарищ Павлов, доложите обстановку на вашем фронте.

Требование Сталина можно удовлетворить только у карты. Выхожу. Чуть прикрываю глаза, попадая в сноп яркого света из окна. Тяжёлые чёрные шторы раздвинуты, до времени светомаскировки ещё далеко.

— На западном направлении без изменений. Немцы с той стороны особой активности не проявляют. Сопоцкинский плацдарм тоже остаётся. Не вижу причин его ликвидировать…

— Почему? — вскидывается Мехлис.

— Оперативная необходимость. Долго объяснять, — отмахиваюсь небрежно. — Силами 6-ой кавдивизии и 85-й стрелковой занял города Друски… нинкай, — выговариваю кое-как, — и Меркине. Передовые части кавдивизии дошли до Алитуса, но были вынуждены откатиться назад, как только натолкнулись на крупные силы немцев.

— В итоге мои войска заняли район Друскининкай — Меркине — Варена — Эйшишкес. Дополнительно туда введён 21-ый стрелковый корпус. Таким образом, организована оборона фронта на этом участке. 21-ый корпус соседствует с 20-ым мехкорпусом…

— Насколько боеспособен 20-ый мехкорпус? — интересуется Сталин.

— Вполне готов, товарищ Сталин, — мой доклад дышит бодростью, — по мощи он до полностью укомплектованного мехкорпуса не дотягивает. В своих планах мы приравниваем его к моторизованному корпусу. Но двести средних танков, — Т-34 и большую часть трофейных средних танков я ему отдал, — это серьёзная сила. Немецкую танковую дивизию они раздавят.

— Восточнее Минска оборона поручена 44-ому стрелковому корпусу. Дальше 11-ая армия, которую мы сейчас пополняем людьми, техникой и снабжаем боеприпасами, с приданными ей частями Полоцкой дивизии. Таким образом, в течение недели-двух оборона границы с Литвой будет полностью сформирована.

А теперь ещё хороших новостей. Сначала нахожу этот мелкий городишко, потом тычу указкой.

— Согласно моему приказу части 44-го корпуса с участием подразделений 11-ой армии взяли городок Швенчонеляй. Это примерно в середине железнодорожного перегона Вильнюс — Даугавпилс. Таким образом, эта линия снабжения 56-ого мехкорпуса вермахта перерезана. Наряду с разгромом ж/д узла Паневежис это сильно осложняет снабжение немецких войск у Даугавпилса. Севзапфронт получил передышку. По моей оценке, не менее недели, из которой всего два дня осталось, да? Затем Паневежис восстановят, если уже не восстановили, и к тому моменту Севзапфронт должен окончательно подтянуть войска и сформировать линию обороны по Западной Двине.

Бросаю мельком взгляд. Сталин откровенно доволен. Старается держать строгий вид, но мы хорошо его знаем.

— Что у вас на юге, товарищ Павлов? — отнимает трубку от рта Сталин.

— На юге у меня непроходимое для техники заболоченное Полесье. Так что и войск у меня там мало. Мало, но для тех условий достаточно. Должен сказать, что авиаподдержку частям Юго-Западного фронта я прекратил. Вследствие потерь в самолётах. Они относительно не велики, но вести борьбу с тремя воздушными флотами люфтваффе у меня сил не хватает. И аэродромов подскока у меня там нет. Так что извини, Георгий Константинович, дальше сам как-нибудь.

— Как у вас с мобилизацией? — Молотов задаёт вопрос ближе к гражданским делам.

— Примерно через месяц доведу численность 11-ой уже моей армии до полноценного стрелкового корпуса. Будет пополнение в двадцать тысяч человек. К тому времени пехотное училище по ускоренной программе выпустит курсантов 2-го курса. Присвоим им звание младший лейтенант, доучатся на ходу. К сформированному корпусу присоединю 44-ый корпус, 17-ую Полоцкую дивизию, что-нибудь ещё и получу полноценную армию.

— Ещё десять тысяч человек уже направлены в части для доукомплектования по нормам военного времени. Через месяц будут готовы ещё двадцать, кроме тех, кто уйдёт в 11-ую армию, но из них я хочу сформировать отдельный корпус. На базе Могилёвской 161-ой дивизии. Южное направление надо усиливать и резервы не помешают.

На последних словах Жуков мрачнеет. Камешек в его огород. И взгляд Сталина и некоторых других это подтверждает.

— Теперь. Что мне нужно? Во-первых, выпускников военных училищ. Чтобы восполнить потери и восстановить потрёпанные в боях соединения. Танкистов, артиллеристов, но больше всего пехотинцев. С тысячу пехотинцев, человек по двести артиллеристов и танкистов. Дефицит младших командиров — главный сдерживающий фактор.

Дождавшись кивка Сталина, продолжаю.

— Опыт боёв показал следующее. Лучший бомбардировщик Пе-2. ТБ-7 очень не плох, как сверхдальний бомбардировщик. МиГ-3 хорош только на больших высотах. Неожиданно хорошо себя показывают И-16, но у них ряд серьёзных недостатков, среди которых главный — низкая скорость. Ил-2 мне не нравится. Бомбят они практически вслепую, дополнительное бронирование, сказывающееся на скорости и маневренности, не эффективно. Это самолёт, товарищи! Как ни старайся, он даже противопульную броню не поднимет. Атаки у них малоэффективны и самоубийственны. Намного лучше, как штурмовик, показала себя «чайка». И-153.

Пережидаю шёпоток, проносящийся вдоль стола.

— Сам удивляюсь. Машины, по сути, предыдущего поколения, но в бою великолепны. Мессеры боятся И-16. Нападают на них только в случае двойного перевеса. Как истребитель мне больше нравится, если не брать во внимание И-16, Як-1. Но машина не доработана, товарищи. Сейчас на Минском авиазаводе пытаются построить цельнометаллический вариант, так что я пока подожду.

— Что скажете про ЛаГГи? — это Жигарев интересуется, главком ВВС.

— ЛаГГи надо снимать с производства, — здесь я рублю с плеча, — либо резко снижать объёмы, после доведения его до ума.

— Дело тут, товарищи, в концепции. ЛаГГ очень сложен в управлении, кстати, как и МиГ-3. Требуется много времени на подготовку пилота. Много времени, много топлива и сожжённого моторесурса. ЛаГГ требует для себя пилота-аса. Такая у него концепция. В отличие от Яка, например, на котором летать и учиться намного проще. Если конструкторы ЛаГГа добьются ТТХ выше, чем у мессершмитта, — хотя бы не намного, — то выпускать его можно. Небольшими партиями и для специальных авиачастей, сформированных из самых искусных и опытных пилотов. Такие авиачасти можно создавать, как охотников за истребителями. И они могут сказать своё слово в борьбе за господство в воздухе.

У меня тоже есть вопросы.

— Проблема бронебойных снарядов решена? Нам ведь до сих пор сложно бороться с тяжёлыми танками последних модификаций.

По отведённым в сторону глазам Ванникова понимаю, что нет. Надо смягчить.

— Тогда надо больше делать зенитных пушек 52-К. Отличное противотанковое средство. Нам в этом вопросе немцы подсказку дают. Против наших КВ и Т-34 они используют зенитные пушки Флак-18/36/37 калибра 88-мм.

После меня длинное и скучное объяснение, сильно смахивающее на самооправдание, последовало от Жукова. После пяти минут доклада прекращаю его слушать. Он в самом начале сделал несколько рефлекторных движений а-ля Кирпонос из моего времени. И только с числа 26–27 начал как-то выправлять положение. Ну, и за север он спокоен. Через меня-то немцы не прошли. И всё равно, по моим прогнозам, пусть не четыре тысячи танков, но полторы-две он точно потеряет. Треугольник Луцк-Ровно-Дубно он продул почти точно так же, как и Кирпонос.

3 июля, четверг, время 10:25

г. Пермь, завод № 19

Мне понравился здешний директор. Кожевников. Я-то собирался стучать кулаком по столу, скандалить. До сих пор не получил всю сотню моторов М-63 для ишачков и чаек. Только одна партия в двадцать пять штук была.

— И где мои моторы, Герман Васильевич? — развеиваю непонимание на его лице. — Те, что вам на капремонт отправляли, М-63.

— Так отправили, товарищ генерал. Вчера. Вы разминулись немного.

Немного даже досадно, запал впустую ушёл, придраться не к чему. Хотя…

— Долго, Герман Васильевич, очень долго. Война идёт, если вы не заметили. А самолёты простаивают. Мне и эта сотня штук так, на маленькую ложку.

Директор задумывается. Зачем-то вызывает секретаршу. Средних лет симпатичная дама сразу заходит с подносом. От чая не откажусь, в здешних краях прохладнее, чем у нас. И сейчас по небу весело бегут стада кучерявых облаков, то и дело прикрывая нас от солнца.

— А если я прямо к вам группу специалистов отправлю? Вместе со станками? Как бы в долгую командировку?

— Какая у них производительность будет?

— Моторов двадцать. Поднажмут, да вы с кадрами подсобите, то и тридцать в неделю.

— Давайте!

Моё последнее слово обернулось тем, что вылетел обратно в Москву только пятого числа. Ничего. Как раз мне «Редуты» должны подогнать…