Глава 13

Как только наступает час Х, пустеют коридоры административного этажа, уходит дневной персонал и наступает относительное затишье, а приёмник погружается в лёгкую дрёму, набираясь сил перед очередным вряд ли томным вечером и весёленькой ночкой, Никитична сама меня отпускает,

— Беги! — это короткое слово — самое лучшее, что она могла бы сейчас сказать, и санитарка не подвела! Краткость — сестра таланта, — телефон!

— Спасибо, Анна Никитична! — у меня даже длиннее вышло, и я уже лечу мухой!

Осторожно скребусь в дверь. Тихо. Тогда приоткрываю. Лёхи, как обычно, нет, наверное, в триста двадцатой опять открыт киноклуб, а Костик спит.

Мне бы уйти, ну, спит человек и спит, чего мешать? Но не хочется, не могу. Наоборот, крадусь тихонько, беззвучно приседаю на Лёхину кровать, а сама рассматриваю спящего красавца.

Он спокоен, раскинулся на спине, ноги в кои-то веки распрямил, хорошо, что у кровати спинка сквозная. Дыхание ровное. Приходит откуда-то фраза «спит богатырским сном».

Лицо умиротворённое, и я вдруг вижу его вновь, как в первый раз!

Нездешнее лицо! Он, как будто, сошёл со старинной фрески: откинутые назад длинные волосы, отращённые по странной моде, высокий открытый лоб, красиво очерченные дуги бровей, идеально гармоничный мужской нос, отнюдь не пухлые, но и не тонкие губы, твёрдый и чёткий абрис, которых, немного теряется в усах и короткой аккуратной бородке.

И моя фантазия дорисовывает нужные детали: стальные доспехи, железные перчатки, а в руке меч или один из тех клинков, что красуются на его спине!

Уфф! Что за дурь лезет в голову?..

Какие доспехи? Какие клинки?! Ему отлично идёт современная футболка, а лицо кажется нездешним и фресочным лишь от того, что он ещё достаточно худой! Вот отчего эти немного заострённые скулы, некая аскетичность времён средневековых рыцарей. Сделай он современную спортивную стрижку или даже модельную, ещё пара недель нормального питания, и аура таинственной нездешности пропадёт сама собой. Станет обычным современным мужчиной. Разве что ростом будет выделяться…

Нельзя так внимательно и сосредоточенно разглядывать человека, когда он спит!

Просыпается! Открывает глаза и ещё сонный, тёплый, не совсем сообразивший, что да, как, сразу улыбается. Он, наверное, такой приятный со сна? Расслабленный, немного медлительный и неуклюжий, такой немного соня ещё, что нет у меня сил, бороться со своим любопытством, хочется проверить, хочется ощутить!

Я поднимаюсь с Лёхиной койки и делаю всего пару шагов. Два коротких шага, которыми отвечаю на все его сомнения, зачем я здесь, почему с ним? Кто он для меня?

Ответ прост: мой мужчина! Поэтому я здесь и сейчас иду к нему, не думая и не взвешивая, так ведёт сердце!

И преодолев такое короткое — длинное расстояние в один метр, от статуса симпатичный пациент до статуса мой мужчина, я хочу оказаться в крепких сильных руках. Именно таких, о каких мечтала, ждала, ошибалась, искала и не находила! Но надо же было судьбе послать это чудо именно в нашу больницу, именно в моё дежурство!

Он приподнимается на локтях, чтобы сесть, но я не даю ему, сама нагибаясь сверху к его лицу.

Глаза! Сколько же ты ещё будешь так изумлённо смотреть, будто я невидаль какая-то? Будто не может по определению нормальная девушка обратить внимание на такого, как ты? Разве настолько плох, что не в силах представить себе подобного чуда?!

Я просто возьму и поцелую тебя прямо в эти удивлённые сомневающиеся озёра! Ты зажмуришься, затаишь дыхание, боясь спугнуть наваждение, и… поверишь, что это реальность!..

А я не остановлюсь, чтобы не дай Бог, тебя снова не обуяли сомнения, прочерчу поцелуями дорожку до твоих губ, твоих мужественных, твёрдых, совершенно мужских губ, чтобы поставить на них печать, после которой ты уже больше не будешь сомневаться, что моё сердце отдано тебе!..

Похоже, печать подождёт!..

Лёха!

— Оо, Танюха, привет! — самое время! — а что вы тут делаете? Решили поцеловаться?! Ну, извините, что помешал! — смеётся засранец, — я сейчас уйду! Тань, не в службу, а в дружбу, спаси, пока я не умер!

— Что с тобой приключилось? — магия разрушена, нить прервалась, чары спали! Костик трясёт головой, будто избавляется от наваждения, а я поднимаюсь с кровати.

— На вот! — рыжий протягивает длинную линейку, единственной свободной рукой, — почеши мне спину под гипсом, а то сейчас сдохну! Сил уже никаких нет!

И попробуйте обижаться после этого? Парень умирает, надо спасать! Смеясь, просовываю линейку между его панцирем и спиной и начинаю водить ею туда-сюда. Лёха извивается насколько позволяет смирительная гипсовая рубашка, урчит и блаженно закатывает глаза!

А тут ещё и Никитична подаёт сигнал тревоги! Надо бежать! Похоже, чарам придётся немного подождать…

* * *

Чары просто опадают пустой мишурой, ненужной и бессмысленной после праздника, буквально несколько минут спустя, когда я оказываюсь в своём отделении!

— Танюха! Скорая к нам! — торопит Никитична, — сказали через пять минут! Тяжёлого везут, попал под поезд!

Обзваниваю травматологов, реанимацию! К моменту прибытия скорой, все наготове!

Боже! Молодой парнишка, примерно, Лёхиного возраста!

— Зацепер! — всё самое впечатляющее к нам привозит Миха со своей бригадой, видно судьба у парня такая! И прозвище, соответствующее приклеилось — Архангел Михаил, — слыхала про дураков, которые крюками цепляются к машинам, электричкам и катаются сзади?

— Слыхала, — стараюсь даже не глядеть, что там от него осталось, а Миха ещё и пластиковый мешок притаскивает,

— Вот… запчасти… в смысле ноги!

Каталка с пациентом уже умчалась в операционную, а доктор напоследок заглянув в пакет, бросает сокрушённо,

— Не пригодится, месиво! Самого бы спасти!

Скорая уезжает, а вот мешок остаётся, съезжает боком и начинает растекаться по полу.

— Куда его? — Никитична подхватывает край, не глядя вовнутрь. И тут же хватается за сердце.

— В морг, — не представляю, куда ещё можно его убрать! — Вася помоги! — обращаюсь к охраннику, — с Михалычем опустите вниз! — не думала, что задам непосильную задачу охраннику и лифтёру.

Но оказалось, что так! Вася отказывается наотрез, лифтёр бледнее полотна, убегает в лифт, а я, осевшей кулём на кушетку Никитичне, меряю давление и скорей закидываю нитроглицерин под язык.

А мешок стоит посередине, вернее, снова съезжает на бок.

И тут появляется Костя! С какого момента он с нами, не представляю, не до него было. Тяжело поднимается с каталки, недрогнувшей рукой собирает содержимое, опять частично выехавшее, и, завязав его глухим узлом, вручает охраннику с таким видом, что если тот откажется, то сам станет содержимым пакета!

И Вася безропотно берёт и отправляется за лифтёром. Морг в подвале, слышу, как туда опускается кабина лифта…

А Константин спокойно моет в раковине руки и снова усаживается на каталку, немного кривясь от боли в потревоженных ступнях.

* * *

Дальнейшее дежурство проходит штатно, я бы даже сказала, скучно. Есть в природе некоторое равновесие, одного такого пациента за смену предостаточно, чтобы оставшееся время прошло тихо…

Но только не у меня в голове! Да и в душе смута! Мало того, что добрая память услужливо подбрасывает недавние картинки искалеченного тела, пакета этого злосчастного, так ещё и Костя, который вроде бы помог, снова выручил в трудную минуту.

Как он был отрешённо спокоен и чёток, не морщась, не трясясь, собрал всё, замотал узлом! И как при этом был безапелляционно властен, направив трусливого Васю, куда надо! Под таким психологическим, хоть и молчаливым давлением, я бы тоже спорить не стала!

Кто ты, Костя? Террорист? Спецназовец? Секретный агент на особом задании, у которого на счету таких вот, как выразился Миха, запчастей не один пакет?..

Мы вместе до утра. Никитична освобождена от нагрузки и отдыхает у себя, если что, сразу её в отделение отправлю, хотела уже, да она воспротивилась,

— Не впервой, передохну и отпустит, — отмахивается, — это я из-за парнишки переволновалась, у меня внучок Егорка на него похож чем-то, вот и кольнуло…

А парнишка не выжил, кровотечение остановить не удалось…

Косте нетрудно догадаться, что настроение у меня никуда не годится, но он и не настаивает ни на чём, только сидит рядом в своём кресле и, поймав мою ладонь, мягко поглаживает медленными успокаивающими движениями. Я сначала не могу на него взглянуть, гоняя нехорошие сомнительные мысли, но, всё же решаюсь, взглядываю. Ничего не говорю, а он читает,

— Кто ты? — прикрывает глаза, а потом, притягивает к себе, прижимает к груди, и я чувствую, что надо просто поверить. От его тёплых и нежных объятий успокаиваюсь и засыпаю…

* * *

Утром, после такой чудо — ночки, проведённой, однако вместе, не вижу смысла задерживаться дольше. Отпустившая было тревога, тонкой змейкой просачивается в мозг, споря с сердцем. Надо всё как-то обдумать, утрясти на свежую голову, отдалившись от события хотя бы на пару дней, поэтому за полчаса до конца смены, увожу Константина в отделение. Антонина лишь кивает при виде нас, а в палате Лёха дрыхнет сном младенца — счастливец!

Костя перебирается на койку, напоследок целую его в щёку, не задерживаясь ни мигом дольше, чем предусмотрено обычным, ничего не значащим дежурным поцелуем, ловлю в васильковых глазах то ли непонимание, то ли ещё какой вопрос, но сейчас нет сил, вглядываться и вдумываться, ничего не могу ответить, мне нужно время…

* * *

А времени отпущено немного, вернее, чуть меньше, чем до следующей смены, на третий последний мой выходной.

Сначала вижу на телефоне несколько кряду упущенных от Лёхи, вот, что значит уйти в магазин без мобильника! А потом он оживает прямо у меня в руках требовательным звонком от старшей медсестры, включаю, не успеваю даже поздороваться,

— Танюшка, приезжай скорее! — Голос у Ирины Геннадьевны срывается, видно бежит, куда-то, — с парнем твоим беда!..

…И отключается! Бросаю продукты и мчусь обратно туда, откуда только что пришла.

Там, на площадке перед Тамариным универсамом обычно притормаживают таксисты в надежде найти обратного пассажира до города. Хотя они народ ушлый, когда в посёлок везут, всегда спрашивают двойной тариф, мол возвращаться порожняком придётся. А потом всё равно ждут, кто же откажется срубить лишнюю копейку!

Вот на такого и надеюсь! По крайней мере, когда шла из магазина, кажется, стояла легковушка на площадке…

Загрузка...