Его Величество бомж (СИ)

Глава 22

Усаживаюсь на скамье позади Костика и кладу руки ему на плечи, они напряжены и ссутулены, голова опущена. Глажу их, немного разминаю, потом запутываюсь пальцами в волосах и провожу борозды по коже ото лба до затылка, замечаю, как его постепенно отпускает, и как он сам подставляется под мои руки. Спускаюсь к шее по обе стороны и, подхватив снизу подбородок, приподнимаю голову так, чтобы увидеть его лицо.

Он смотрит на меня каким-то больным взглядом. Что в нём за страдание, какая такая боль, не пойму. Но не разбираться хочется, а утешить, успокоить, осчастливить. И я нагибаюсь так низко, что касаюсь губами и обиженных взволнованных глаз, и мягких, слегка дрожащих податливо-нежных губ.

Он с тяжёлым вздохом принимает поцелуй, то ли не желает целоваться, то ли снова впадает в самоедство, но мне не важно, я сама хочу целовать его, и не имеет значения, кто тут герцог, а кто простая медсестра, я покажу, как надо мне — богине Дадиан!

Костик, слегка замявшись, всё-таки, принимает приглашение на второй раунд и отвечает. Этот поцелуй вверх ногами такой странный и непривычный, но именно он зарождает то новое и важное, после чего всё идёт по-другому.

Оторвавшись от поцелуя, попадаю в его руки, он принимает меня, и, доверившись, нагибаюсь ещё ниже, так что мой сосок оказывается прямо в его губах. Костик быстро схватывает неожиданную добычу и смыкает их, сжимает довольно чувствительно, но не больно. И начинает играть, перекатывая языком и посасывая, словно вкусный леденец, так что меня прошивает токами возбуждения сверху донизу, хотя в моём положении, трудно определить, где верх, а где низ.

Не смолчать, стон вырывается сам собой, особенно удивлённый и страстный от взгляда на Костю, вернее, на его возбуждение.

Услышав ответную реакцию, он стаскивает меня со скамьи. Ничего, что при этом я совершаю в воздухе невероятный кульбит, главное оказываюсь у него на ногах верхом! Кама Сутра отдыхает! Кружится голова, но ещё до того, как обретаю равновесие, снова обретаю его губы… и руки.

Что я там творила над ним, намыливая и массируя? Он умеет не хуже. Его огромные ладони нисколько не меньше знают, как дарить утончённую ласку, как найти те самые чувствительные точки во мне, как зацепить нужные крючки, теперь я извиваюсь от желания, горю!

Но, какими-то нерасплавленными остатками мозгов вспоминаю: рана! Скорее съезжаю к коленям, чтобы не задеть, а он напротив подтягивает выше и тут, волей не волей, случается наша встреча, в том самом месте, которое изменить нельзя.

Я уже готова, да и он не меньше. Теперь не рычит и не делает мне больно, осторожен.

Поддерживает своими горячими ручищами, глаза горят, что-то шепчет всё время ласково, быстро, непонятно. Я трепещу и млею, он такой огромный и такой нежный и нетерпеливый одновременно. И я нетерпелива! Уже жду его, и уже знаю, что именно его и ждала всегда!

Какое удивительное ощущение быть пушинкой, маленькой, хрупкой Дюймовочкой в руках великана, в его власти. И чувствовать себя невероятной драгоценностью, которую боятся обидеть или сломать!

А, что же тогда было в начале? Откуда взялась та отчаянная агрессия? Или не агрессия, но какая-то животная грубость, словно, он нарочно желал причинить боль?

Теперь, словно другой человек! И я эту перемену очень чутко ловлю, моё тело ловит. Я снова тянусь к нему и смелею, ловлю его губы, щедро разбрасываю поцелуи по лицу и шее. Шепчу его имя прямо на ушко, прикусываю слегка мочку. Он возбуждённо стонет, мычит что-то нечленораздельное, не важное, но такое, отчего понимаю: на подходе.

На этот раз Костик не подводит и не разочаровывает! Принять его кажется не просто, но мы удивительным образом, как-то совпадаем. А варианта не принять, вообще не существует! Он — моя потребность, здесь и сейчас, и других вариантов нет!..

Костя, оказывается, отменный любовник! Сильный, уверенный, главный! Именно такой, о которых обычно говорят: «чего, вернее, кого хотят женщины». До опыта Чичолины мне, как до Луны, уж не знаю, как бы она оценила, но ей не светит, а я улетаю!

Он в унисон со мной с минимальной задержкой, содрогается в последнем спазме и, прошептав очередное красивое слово прямо в мои губы, так и не отпустившие его во время нашего слияния, откидывается спиной на скамью, всё ещё не размыкая объятий, увлекая за собой.

Я лежу на могучей, равномерно вздымающейся груди, слышу стук его сердца, а может, своего, и таю…

Через несколько вдохов, осознаю, что, ему, наверное, тяжело. Да ещё и ногу потревожила! Сползаю, отпускает меня, отправляюсь на скамью.

Молчим… Странное чувство, вроде всё было хорошо, и ему явно понравилось, но почему тогда молчит, уйдя в себя, и на лице залегла мрачная тень?

Не говоря ни слова, принимаюсь за его волосы. Рядом со скамьёй большой бак с тёплой комфортной водой, не вставая, зачерпываю ковшом и поливаю неширокой струёй Костику на голову, он безучастен. Намыливаю шампунем, разбираю на пряди, пробираю пальцами по коже, от такого массажа сама не отказалась бы. Вот и он вроде понемногу расслабляется, принимая заботу, похоже, голова — его слабое место. Смываю пену несколько раз, чтобы выполоскать такую роскошь, ещё постараться надо!

Напоследок, не удержавшись, обхожу спереди и умываю. Едва убираю ладонь от лица, слышу,

— Зачем? — он даже не открыл глаза, просто спросил абсолютно бесцветным голосом.

Ничего не понимаю! Уже на грани истерики! Выходит, вынудила его, сама напросилась! А ему неприятно, но деваться некуда, живёт же в моём доме, значит, обязан!

Вот это позор! Никогда, ни разу в жизни не было ещё такого конфуза! И что теперь? Сделанного не вернёшь!

Ну, раз уж, позор состоялся, хотя бы проясню ситуацию до конца,

— Что зачем?

— Есть смысл омыть мужчину перед соитием, но для чего после?

— Надо было голову оставить грязной, чтобы с колтунами ходил? Или тебе неприятно, что я вымыла? Так отказался бы!

— Если сейчас убьёшь, то какая разница, чистая у покойника голова или нет! — сказать, что фигею, ничего не сказать, пока хватаю ртом воздух, Костик констатирует, — значит, не сейчас, — а потом добивает окончательно, — хочешь, чтобы я сам?

Надо срочно вмешиваться в этот монолог, а то чего доброго, договорится до харакири,

— Я, что похожа на самку каракурта? После секса должна убить самца? Или съесть?

— Значит, всё сделано специально, чтобы уничтожить мой род? — логика у парня, мама не горюй! — лучше я сам это пресеку, мои близкие без вины страдать не будут!

Мне уже тошно от банной жары, давненько тут заседаем, а я ещё и сама не мыта, зато после таких умозаключений моего несчастного любовника, начинает темнеть в глазах. Окунаю голову в чан с холодной водой и немного прихожу в себя,

— Давай-ка иди в предбанник, и жди меня там! Никуда не уходи! И ничего не делай! Я сейчас ополоснусь и выйду, тогда и поговорим о твоём светлом будущем!

Костя, согнувшись в три погибели, чтобы не врезаться в потолок и дверную балку, уходит, а я остаюсь в полной растерянности.

Что там у них за порядки по ту сторону мира? Бабы убивают мужиков после страстной любви? А мужики перед этим набрасываются на них так, что ещё не понятно, кому хуже! Может, после такой дикой оргии их реально есть за что убивать?

Но мне-то не за что! Всё у нас, не считая первой неудачной попытки, прошло гармонично и прекрасно! Намного прекраснее, чем с кем бы то ни было! И уж точно, я его хотя бы по этой причине должна беречь, а никак не лишать жизни, даже из чувства собственного эгоизма…

И потом, как он себе представляет, я его убью? Чем? Кулаком? Круто: нянчилась, заботилась, выхаживала, чтобы трах-тибидох и замочить!

Это выходит, он считает меня конченой стервой и моральной уродкой?! Надо разбираться! Вымывшись наспех, решительно выхожу за Костей.

Несчастный так и сидит голышом, совершенно понурый и, можно сказать, уже убитый, хотя я его не собираюсь!

— Что ж ты, герцог мой, не весел? — спрашиваю, заворачиваясь в любимый махровый халат, — что головушку повесил? — честно стараюсь всё обратить в шутку, но он не понимает юмора,

— Ты хочешь, чтобы я ещё и веселился?! Ну, давай попробуем! На всё воля твоя, Всевластнейшая!

— Я, прежде всего, хочу, чтобы объяснил мне, с чего тебя убивать? Ты же не маньяк-насильник, я сама начала! И мне… понравилось, — признаюсь, хотя отродясь, никому таких признаний не делала.

— Всегда рад угодить, Наипрекраснейшая! Мне тоже понравилось и тоже хотелось! Давно! Но я не собирался переступать черту! Не сдержался, должен был, но не смог, безвольный дурак! А теперь по закону, простой смертный, вступивший в телесную связь с богиней, должен быть казнён. Ты опять забыла? — вглядывается в меня, ища подвоха, — или снова проверяешь? А если избегну наказания, в ответе будет весь мой род и даже те, кто ещё не родился!

Господи, какая белиберда у него в голове! Смысла доказывать, что не богиня, больше не вижу, надоело! Будем выкручиваться так,

— Не забыла! И не играю! Но ты же сам сказал, что избранный! Значит, не простой смертный! На хрена мне убивать избранного? Испытывала, испытывала, потом лечила, заботилась, и вот так из-за фигни, возьму и укокошу? Не дождёшься! А на твою родню плевала я три кучи, мне ты нужен! Живой и здоровый!

— Это невозможно! — отрицает, а в синих глазищах надежда, — я не верю, Дадиан!

— Да, пожалуйста! Только вот не верить богине — точно грех! За это и наказание схлопотать недолго!

— Любое! — валиться опять на колени, а я замечаю, как на бедре под плёнкой сначала появляется красная точка, постепенно разливающаяся в кровавое пятно,

— Похоже, ты уже его схлопотал!

Мы спешно вытираемся, одеваемся, чтобы побыстрее перебежать в дом и заняться перевязкой.

— Ну, так и есть, шов лопнул! — ругаю его, как маленького, распаковав ногу, там естественно, разрыв, — кто тебя просил бухаться на колени? Смотри! Что теперь делать?

— Шей, — смеётся, — хоть крестиком, хоть ноликом! Не привыкать!

— А, чего, радуешься-то? Теперь, когда голос прорезался, терпеть труднее! — хотя, если выбирать между парой швов и харакири, думаю, я бы тоже веселилась.

Вот и Костик, поскрипел зубами, посопел, но вытерпел и не пикнул. Молодец!..

Наспех пожарив яичницу, высушившись и собравшись, убегаю в амбулаторию помогать Марии Семёновне. Напоследок, всё-таки, уточняю,

— Берти, ты понял, что я не хочу тебя потерять? И с твоей роднёй ничего не случится до седьмого колена, если кто-нибудь другой, конечно, не напросится.

— Понял, моя Великодушная, — подтверждает и, как обычно, целует руки.

— Вот сюда! — указываю пальчиком на щёку, — он тут же принимается целовать в указанное место, а я добавляю, словно припечатываю, — когда вернусь, хочу видеть моего избранного герцога Оберонского целым и невредимым!

— Есть, моя богиня! — хороший ответ, вполне чёткий, надеюсь, так и будет!..