Его Величество бомж (СИ)

Глава 8

Когда к вечеру в нашем королевстве наступило временное затишье, начальство ушло, все дневные работники тоже по домам, и поступлений новых нет, округу не будоражит нервнопаралитический сигнал сирены скорой помощи, Никитична со скрипом меня отпускает,

— Иди уж, егоза! Да телефон возьми, коли что, я наберу, тогда мигом вниз!

— Слушаюсь, мой генерал! — подношу руку лодочкой ко лбу, в шутку отдавая честь суровой компаньонке.

— Ох, что и будет, — ворчит вслед, потому что мне второго предложения не надо, я уже полетела…

Застаю неспящего красавца за трапезой, ну наконец-то! Лёху где-то носит. Костя тут же отставляет контейнер с курицей на тумбу, но я возвращаю,

— Нет, нет! Давай-ка подкрепляйся! Я теперь не спешу!

Но он мотает головой. Подсаживаюсь к нему на кровать,

— Тогда буду кормить! — он пальцем указывает на меня, потом на себя и согласно кивает, — хочешь, чтобы кормила? — уточняю. Он улыбается довольно и снова показывает на меня, — чтобы с тобой ела? — вот теперь он кивает энергично, угадала.

Так и кормлю: кусочек ему, кусочек себе. Ему, понятное дело, больше. Смотрю, термос так и не открывал,

— А лапшу будешь? — он с большим сомнением снова кивает, значит, не понял или понял, но не всё. Проверим на практике. Беру глубокую тарелку в тумбе и наливаю до краёв горячим содержимым. От блюда поднимается ароматный пар, не запах — песня! Думаю, должно понравиться.

Костя уже водит носом, явно и до него пары долетели,

— Попробуем? — предлагаю ложку, но сначала слегка дую, не хватало ещё его ошпарить. Потом даю.

Вот именно такой реакции я и ожидала. Он пробует и замирает, жмурится, а на лице блаженство!

— Нравится? — открывает глаза, там восторг!

Боже, как легко, оказывается, радовать! Как легко можно стать, для кого-то нуждающегося источником счастья, при этом обретая не меньшее. Счастье, выходит, реальная материя! Им можно делиться! Его можно дарить и получать взамен, в ответ на свои дары! А, может, и гораздо больше, чем подарил сам!

Вот так мы и обмениваемся счастьем, и оно сейчас у нас общее!

Тарелка лапши и приличный кусок куры сражают Константина наповал. С трапезой закончено, а он, не умея выразиться по-иному, снова пытается меня отблагодарить, как в прошлый раз, но я останавливаю, хотя честно сказать, мне это очень понравилось,

— Ну, перестань, понимаю, что так спасибо говоришь, но мне достаточно, твоего довольного лица.

Тогда он подтягивает меня к себе поближе, прижимает спиной к своему животу и, обхватив руками, кладёт сзади голову на плечо. Что ещё мне остаётся? Рука сама находит его щёку и гладит. А он губами ловит ладонь и всё равно умудряется поцеловать.

— И откуда же ты взялся такой странный? — глажу и сама с собой разговариваю, — такой удивительный?

Потом приходит идея. Ну и подумаешь, что он неразговорчив от слова «совсем»! Кивать-то или отрицательно мотать головой может? Может!

— Кость, давай поговорим? — он отпускает, но когда поворачиваюсь лицом, сталкиваюсь с виновато поникшей головой, — и что? Подумаешь, молчишь, я спрашивать буду, а ты захочешь ответить, кивнёшь! — он сразу и подтверждает.

Что же спросить-то?..

— Ты здешний? Всегда жил в этих краях? — отрицательно мотает головой, — понятно.

— У тебя есть семья? Жена, дети? — наморщил лоб, вспоминает, что ли? Или такое впечатление, что он не совсем понимает вопрос. Странно, может, не хочет отвечать? Но я, на всякий случай рисую руками женский силуэт и маленьких человечков, в ответ отрицание.

— Родители: отец, мать? — показывает указательный палец, — один? Отец? — кивает.

— Друзья? — да, — враги? — тоже кивает и хмурится.

— Из-за них попал в беду? — задумывается ненадолго, на лицо набегает тень недовольства, опять кивает, — ясно. Кто-то целенаправленно тебе испортил жизнь? — ещё больше хмурится.

— Тебя ищут? — пожимает плечами, — уточняю, — друзья ищут? — в лице вижу сомнение, — а враги? — теперь уже уверенно кивает, — хреново…

Перехожу к вопросу, в котором нет особого смысла, но только не для меня,

— Костя, у тебя есть девушка? — он глядит недоумённо, будто я спросила, какую-то немыслимость, о которой он не имеет понятия, — ну, подружка? Невеста? Любимая? — опять помогаю руками, как могу, то изображая женскую фигуру, то глаза закатываю мечтательно, то хватаясь за сердце, а у самой сердце останавливается, что ответит?

Он явно тормозит, то ли не понимает, то ли прикидывается, но похоже, усиленно соображает. Потом читаю язык глухонемых в его исполнении: повторяет женский силуэт, отрицательный жест, касается области сердца, снова отрицательный, потом приставляет пятерню к затылку и кивает.

И что обозначает эта пантомима?!

Разобраться мешает Лёха,

— Привет, парочка, — бросает, будто ровесникам, — если что, я ужастик пошёл смотреть в триста двадцатую, там, у пацана ноут с собой, клёво!

— Счастливо! — смеюсь вслед и вспоминаю сегодняшний разговор, — Костя, помыться не хочешь? — в ответ энергичное «Да» в исполнении головы.

— Поехали в приёмное. В служебной душевой ванна, сподручней будет.

Прикатываю из коридора кресло, он, тем же манером, что и днём, перегружается, и мы двигаемся в лифт…

Пока спускаемся, он умудряется не глядя, поймать мою руку, лежащую на ручке каталки за его спиной, и прижать к щеке. Не целует, не гладит, просто прижал или сам к ней прижался и сверху прикрыл своей огромной горячей ладонью. Так нежно, так ласково и так искренне демонстрируя признательность и потребность во мне.

Кому и когда я была нужна? Наследили проходимцы в моей жизни, а мне тогда казалось, что нужна, и что любят по-настоящему. Пару раз нарывалась, как доверчивый потерявшийся щенок, который льнёт к каждому, кто протянет руку, не ожидая удара, так и я верила и тянулась. Сколько пинков нужно щенку, чтобы он разуверился? Может одного достаточно? А я вот ведусь опять…

Неужели Костя такой же? Не верю, просто не могу! Вместо этого, почти пою и чуть ли не целую его в макушку!..

Заезжаем в приёмное отделение, на воротах Никитична со шваброй! А вот это препятствие посуровее многих, Костик сразу становится, как-то меньше в размерах, а я импровизирую на ходу,

— Анна Никитична, Вам бы передохнуть, пол уже сияет, как зеркало, а Вы всё при швабре, — забегаю вперёд, не давая вставить слова, — как тут без меня? Ничего не случилось?

— Слава Богу, тишина, — Никитична опускает орудие труда. На чистоте у неё не пунктик, а жирный восклицательный знак, поэтому каждая похвала в адрес чистоты во вверенном хозяйстве, ложится благодатью на её чуткое санитарское сердце, — могла бы и не спешить, — добреет она, однако, игнорирует Костю, хотя прекрасно видит, что мы вдвоём.

— Анна Никитична, — бессовестно наглею, — не в службу, а в дружбу: не раздобудете ли ещё одну смену одежды для Константина? — вижу, моя идея Никитичне не по сердцу. Ну, так у меня ж своё сердце есть, оно подсказывает, что всё правильно делаю. Мне скрывать нечего,

— А, мы пока в душ… служебный, — сразу объясняюсь, — там ванна, можно голову нагнуть или даже по пояс вымыться, нам с ногами никак!

— Идите уж, — губы поджаты, лоб наморщен, а взгляд суров, но я целую её в пухлую и совсем не морщинистую щёку и шепчу,

— Что бы я без Вас делала, дорогая моя! — против такой сладкой лести, ясное дело ей не устоять,

— Найду что-нибудь…

Прихватив всё необходимое, качу наш транспорт в служебную комнату гигиены. Она не так просторна, как та, где я отмывала Костю в прошлую смену, но зато здесь значительно теплее и имеется ванна, так необходимая в наших обстоятельствах.

Установив низкий пластиковый табурет прямо возле неё, объясняю, как мне представляется процедура,

— Смотри! Ты садишься сюда, нагибаешься через край, а я поливаю сверху, — снимаю лейку с подставки и демонстрирую, — моешься по пояс и волосы. Вот мыло, — сразу ставлю баллон с жидкостью с жасминовым ароматом прямо на дно, — всё ясно?

В ответ получаю энергичный кивок и предполагаю, что мы договорились. Но ровно до того момента, как Костя усевшись на табурете, стягивает майку и, нагнувшись, упирает руки в противоположный край ванны, и всё!

Судя по его разумению, теперь дело за мной. И, главное, даже не поспоришь! Не с кем!

— Это ты здорово устроился, — смеюсь, сначала расплетая его богатство, а потом, отрегулировав комфортную температуру воды, поливаю из душа.

Переключаю поток в кран и, набрав в ладонь побольше жидкого мыла, пропитываю волосы. Разбираю густые длинные пряди, прохожусь пальцами по коже головы, скольжу за ушами и захватываю шею, осторожно обходя, чудовищную красоту, и даже не замечаю, как начинаю получать удовольствие от этой процедуры.

Интересно, ему-то комфортно? Намыливаю спину, осторожно проскальзываю подмышками и, насколько могу дотянуться, захватываю мыльной пеной плоский живот, остро выпирающие рёбра и грудь.

И увлёкшись процессом, соображая, как бы чего не пропустить, не сразу замечаю, что его руки напряжены, крепко вцепившись пальцами в борт!

— Больно? — пугаюсь, — я что-то задела? Причинила боль? — Костя, не поднимая головы и кивает, и отрицает одновременно. Лицо скрыто плотным занавесом мокрых волос, вот и пойми!

Начинаю торопливо и неуклюже смывать пену. Снова поливаю из лейки, но теперь уж очень осторожно касаюсь. Что я там не заметила у него в прошлый раз? Болит? Он ведь и не пожалуется!

Смыв всё дочиста, промакиваю очередной простынёй из запасов Никитичны влажное тело, особенно аккуратно по вышивке, в то же время, стараясь собрать всю влагу. Как там под этим рисунком просушить кожу? Как он сам это делает?

А он никак не делает и ничего, застыл статуей, будто окаменел!

— Так дело не пойдёт! — отжимая воду, скручиваю в тугой жгут мокрую гриву и наматываю абсолютно типичный женский пучок ему на макушке. Какая разница, нас никто не видит, лишь бы держался, а потом побуждаю его разогнуться и взглянуть на меня, — что с тобой? Костя, что случилось? Где болит? — не скажет, конечно, но показать-то можно!

А он и показывает! Развернувшись от края ванны, обхватывает меня своими здоровенными ручищами, и буквально вжимает в себя. Отчего мне приходится сделать лишний шажок и оказаться между широко расставленных ног. Его подбородок попадает в аккурат на мою грудь, и почти вровень, лишь немного снизу-вверх Константин упирает в меня свой одуревший взгляд. Именно одуревший!

Ни хрена у него не болит! У него искрит, да ещё и начинаю чувствовать подтверждающий знак, упирающийся в меня чуть выше колен!

— Да ну тебя, балда! — даже злюсь немного, — напугал! Я думала, задела что-то больное! Клеймо твоё зацепила!

На что он, не колеблясь и не пряча взгляда, берёт мою руку и, заведя себе за шею, кладёт прямо на рисунок и прижимает довольно сильно! Так что ладонью начинаю ощущать жёсткую шершавость отдельных нитей. Что это значит? Ему не больно? Или это, какое-то особое доверие? Вот и пойми…

Наш нелепый диалог тупого с немым нарушает истошный вой сирены неотложки, нарастающий с каждой секундой,

— Дальше сам! — даже радуюсь, что могу сбежать сейчас, слишком много впечатлений разом тоже вредно, — вот станок, вот зеркало, брейся, мойся, только повязки не мочи, а мне пора! — он отпускает с сожалением, всё же задержав мою ладонь возле своих губ…