У дверей приёмника оказываемся с Никитичной одновременно. Пока из скорой выкатывают носилки, она успевает окинуть меня цепким взором инквизитора, да я уже и сама почувствовала,
— Ты мыла его что ли? Или сама с ним искупалась?! — форменная куртка спереди прилипла влажной тканью к груди и животу и теперь неприятно холодит.
— Просто немного вымокла, — оправдываюсь.
— Марш переодеваться! — суровый приказ санитарки, — не хватало ещё, чтобы морозом прохватило! Бегом! — пулей бегу к своему шкафчику в раздевалку, работники скорой — народ быстрый и нервный, у меня одна минута на всё!
Возвращаюсь. Привезли молодого любителя быстрой езды, конечно же, сильно под парами, лыка не вяжет. Голова и лицо в крови, подозрение на черепно-мозговую травму,
— Забирай подарочек! — шутит Миха — знакомый фельдшер, — решил с деревом пободаться, придурок! Лучше бы сразу башкой в ствол! Такую тачку в хлам!
Пока дожидаемся дежурного травматолога, жертва аварии умудряется очнуться, соскочить с носилок и рвануть на выход,
— Василий, на ворота! — это я охраннику, где его черти носят?!
Миха с напарником отлавливают недобитка уже у дверей. Они закрыты, далеко бы не сбежал, да выпачкает сейчас в крови все стены, а Никитичне потом отмывай!
— Под кайфом идиот, даже не чувствует ни хрена, — пыхтят фельдшера, возвращая бегуна на место.
Наконец приходит доктор, после осмотра, во время которого жертва собственной дури несколько утихает, отправляет его на КТ.
Провожаю скорую, заполняю документы, какая же неподходящая фамилия у человека: Степенный! Потом по телефону, найденному у лихача, звоню, по видимому матери, потому что Mutter — вроде, как оно самое по-немецки.
На том конце долго не берут трубку, а взяв, так же долго тормозят, не понимая, кто звонит с телефона любимого чада. Потом считают, что это вымогатели — шантажисты хотят денег с них содрать, и ядовито сообщают, что изо всех утюгов предупреждают, чтобы не велись! И они, стало быть, не поведутся.
— Не надо мне денег от вас! — уже теряю терпение, — приезжайте в больницу, тут ваше чучело с разбитой башкой, а машина где-то на дороге брошена! — а дальше наступает ступор, потом рыдания и долгие выяснения, по какому адресу ехать!
Устала за один звонок! Сижу никакая! Никитична уже вылетает на метле, вернее, выезжает на швабре,
— Ты про своего купальщика не забыла, Танюха? Или утопила, как щенка, поэтому и не спешишь?
— Бляха-муха! Совсем из головы вылетел! — срываюсь с места.
— Там в кандейке смена белья ему, — смеётся санитарка.
Подхватываю по пути одежду и в душевую!
Захожу. Сидит мой патриций в полной задумчивости, закинув через плечо край простыни, будто это тога, только не хватает Римского Колизея на фоне, да и причесон не в тему. Они там стриглись коротко, а тут почти просохшей упругой волной, спускается по плечам шикарная грива, не у каждой девицы такое богатство имеется, вот у меня, например, и половины нет.
Вижу, побрился. Не без ранений, конечно, но ничего, ровненько. Совладал с разовым станком, уже успех!
— Извини, — оправдываюсь, — там раненого с аварии привезли, быстро не получилось, вот одежда, — передаю чистые обноски, и понимаю, что такую красоту надо оформлять в другую оправу, — завтра куплю тебе что-нибудь новое, а пока походи в этом, хотя бы чистое всё.
Константин, вместо того, чтобы привычно кивнуть и взять штаны с майкой, поступает очень странно, чем несказанно меня пугает: сползает коленями на пол и, понуро опустив голову и обхватив мои ноги, тычется в них лбом!
— Господи! Костя! Ну, что ещё за новая хрень?! — отскакиваю.
Тогда он совсем поникает и просто опускается лбом в кафельный пол. Что с ним делать?!
— Ты с ума сошёл?! — приседаю рядом, — что ещё стряслось? За что ты просишь прощения?! Я не понимаю? Ты не виноват ни в чём! Ну же! Поднимайся! — отрываю его голову от пола.
Тогда он подползает ближе и кладёт её мне на колени, в каком-то дурном порыве начинает лихорадочно целовать руки, и я вижу слёзы!
— Хочешь, чтобы я свихнулась? — уточняю, чего же ещё, при таких-то заскоках? Но что там у него в голове и представить сложно, поэтому на всякий случай успокаиваю, — не надо, ты хороший, ни в чём не виноват, не обидел меня, ничем. Я тебя не оставлю, ты поправишься, мы найдём твоего отца, друзей… помогу во всём.
Хоть бы всхлипнул, что ли! Видеть, как здоровенный мужик абсолютно молча, беззвучно обречённо плачет — то ещё испытание! Не в силах совладать со своей жалостью, глажу его по волосам, целую в макушку, она пахнет жасмином и ещё, чем-то неуловимо приятным, мужским.
Наконец, успокаивается, и я помогаю ему подняться,
— Давай-ка оденься, и пойдём, чего-нибудь съедим! Ты съел ватрушки, которые я утром принесла? — надо его отвлечь.
Отрицает.
— Вот, значит, оденешься, и поедем к тебе в палату пить с ними чай.
Он, просветлев, вскидывает на меня вопросительный взгляд,
— Да, да! Вместе будем чай пить! — улыбается. Эх, если бы всё так просто можно было понимать без слов…
Намытый, побритый и довольный мой странный герой смотрится молодцом. Главное, во взгляде появились живость и интерес.
Лёха, заскочив на секунду, как шайтан, ухватывает ватрушку с нашего барского стола и сматывается снова в триста двадцатую смотреть видосы, похоже, там неплохая компания подобралась. Не отделение, а пионерский лагерь, если бы не травмы, дискотеку могли организовать!
А мы, устроившись друг против друга: он на своей койке, я на Лёхиной, пьём чай с ватрушками. С утра они, ясное дело, были вкусней, но и сейчас неплохи.
У нас немой диалог, только глазами. Вот что он мне хочет сказать?
— Прости, что не сумел сдержаться? — так я ж не глупая девочка — подросток, мужскую физиологию слегка представляю, всё же медик. Поэтому, улыбаюсь, и весь мой вид говорит,
— Проехали, забей! — только он почему-то хмурится при этом! Не понял моего ответа? Или я чего-то не поняла? И вот как мне всё это расшифровать? Надо учиться языку мимики, вдруг, он на всю жизнь останется немым, как мы общаться будем?
Всю жизнь?! Я так сказала? Нет! Я так подумала! А он-то читает с лица намного лучше меня! Показалось, сначала обрадовался, а когда усомнилась, сразу сник!
И оправдываться некогда, в кармане зазуммерил на беззвучке мобильник! Вынимаю, так и есть, Никитична сигналит, надо бежать! Костя внимательно смотрит на мой престарелый гаджет, наверное, у него был крутой айфон в былые времена, но уж, что есть, лишь бы этот не сдох.
— Я побежала, — целую его в щёку уже довольно спокойно, — труба зовёт! — а ты закончишь с чаем и спать! — оборачиваюсь в дверях и машу рукой, он явно разочарован, успокаиваю, — завтра загляну!..
Ну и понеслась ночка, как звезда по кочкам! — не моя поговорка, Никитичны, это я ещё смягчила!
К утру такое чувство, что у нас перебывала половина города! Переломы, травмы — это логично зимой, если, где гололёд дворник песочком не припорошил, то можно географию улиц изучать.
Но тут-то помимо, всякого разного ещё до кучи: малыш с бусами, это уж, как водится, добрался до шкатулки с мамкиными драгоценностями, разодрал нитку и наелся. Пара спарринг — партнёров с взаимными увечьями, чуть не продолжили прямо у нас в приёмнике выяснять отношения, гипертонический криз, в общем, медицинская энциклопедия вперемешку с цирком собрались…
После ночного сумасшествия наступает период относительного затишья, Никитична в своей кандейке храпит прямо на стуле за чашкой чая. У меня тоже глаза слипаются, хоть руками держи.
В последний предрассветный час сон особенно сладок. Если бы в это время была дома, пушкой не разбудишь, а здесь и устраиваться не стоит, просто за письменным столом, как сидела, положила голову на руки и провалилась…
Не заметила, и меня накрыло словно волшебной пеленой, под которой ничего не слышно и спокойно, и ещё… кто-то гладит по голове, согревает поцелуями озябшие занемевшие руки, заботливо накрывает плечи, съехавшей со спины косынкой. Как же хорошо! Так бы спать целую вечность и не просыпаться…
Но и тут покоя нет, трезвонят в дверь приёмного! Не могу, не хочу открывать глаза, нет сил подняться. Там есть, кому поближе встретить, например, охраннику. Но эта отсрочка ни о чём, так, лишняя минутка, чтобы прийти в себя. Усилием воли отрываю от стола голову и открываю глаза. Первое, что вижу перед собой, вернее, кого вижу — Костя!
Сидит передо мной на своём кресле и глядит совершенно не сонными глазами! Я бы сказала, телячьими! А, как ещё назвать сине-фиалковый пьяно-счастливый взгляд, которым меня словно пытаются проглотить целиком?!
Если я всё правильно трактую на этот раз, то Константин влип! Причём, по самые уши! И я, наверное, тоже, правда, покуда, пока не знаю…
Трактовать, однако, некогда, вслед за Васей — охранником врывается достаточно солидная, но нервная перепуганная пара: женщина в слезах и мужчина с дрожащими руками,
— Где наш сын?!
— Понятия не имею! — первое, что приходит в голову. Потом, кажется, понимаю, кто такие, — фамилия?
— Степенный! — рапортует дядя. Ну, точно, тот самый лихач, с которого началась безумная ночь!
— Вот насчёт степенности, я бы сильно усомнилась, — бросаю колкость, но им не до шуток, — в нейрохирургии с ЧМТ.
— С, чем? — не понимает женщина, думаю, та самая Mutter, которая не хотела поначалу со мной разговаривать.
— У вашего сына черепно-мозговая травма, — поясняю разборчиво, — его обследовали, оказали необходимую помощь, госпитализировали, он сейчас в палате.
— К нему можно? — угу, прямо сейчас все приходите! У нас и так ночь открытых дверей!
— После восьми тридцати можно будет пообщаться с доктором, вот телефон отделения, — пишу по памяти на листок, можете звонить, но тоже после восьми.
— А, сейчас нам куда?! — гневается Vater. Эх, жаль я не посмотрела, как он записан в телефоне у любящего отпрыска!
— Да, кстати, можете забрать личные вещи сына, — достаю из сейфа файл с телефоном, бумажником и дорогой по виду зажигалкой.
— А, где часы?! — странный, всё-таки, у парня отец! Я бы в данной ситуации часами интересовалась в самую последнюю очередь.
— Может, в пакете с одеждой? — честно говоря, никаких часов не помню, — сейчас.
Иду к Никитичне. Она так и храпит в своей чайной комнате, приходится будить.
— А? Что? Смена закончилась? — озирается спросонья.
— Рано радуешься, не торопись. Предки обдолбанного лихача примчались, надо вещи им сдать. И ещё, не было ли при нём наручных часов?
— Лихача? — подтормаживает. Припомнив, заверяет, — не было, я бы тебе сразу отдала! — и, кряхтя, поднимается с насиженного места, — сейчас принесу, всё что было.
Возвращаюсь, передаю файл со всеми ценностями,
— Получите по описи, распишитесь. Одежду тоже забирайте, сейчас санитарка принесёт.
— Уже несу! — Никитична вразвалочку заходит в кабинет и подаёт набитый доверху огромный пакет для мусора, — обувка на дне.
Vater вываливает содержимое тут же на пол и начинает перетряхивать всё до синей порошины, однако ничего интересного, похоже, не находит, горсть мелочи, высыпавшаяся из кармана джинсов его не впечатляет.
— Но, но! — останавливает его санитарка, — хватит мне тут грязь разводить, я вообще-то, полы мыла!
— Арсений, не надо! — зарёванная мамаша, наконец-то, вклинивается в процесс, но Арсению плевать на её уговоры,
— Где мои часы?! — вопит он не своим голосом и, запинаясь за одежду непутёвого отпрыска, так и оставшуюся валяться на полу, надвигается прямо на меня, будто я — главный подозреваемый в пропаже его драгоценности!
— Ваши? — пытаюсь призвать его к здравомыслию, — наверное, должны быть при Вас…
— Да ты знаешь, сучка, сколько они стоят?!
— Понятия не имею, — пожимаю плечами. Внешне сохраняю спокойствие, но внутри холодеет, где же Вася?! Куда опять подевался этот чёртов охранник?! Когда нужен, не дозовёшься, не дождёшься!
— Васька! — орёт Никитична, буквально читая мои мысли, — потом, слабо веря, что на призыв откликнуться, принимает огонь на себя, пытаясь вклиниться между нами, — мужик, ты чего?! — но Арсений, не глядя отстраняет её рукой, выбрав в жертвы именно меня. Ну, естественно! Кто бы сомневался, с девчонкой бараньего веса воевать легко! Я вжимаюсь в шкаф, и, когда расправы уже не избежать, откуда-то возникает… Константин!
Нависнув над далеко не мелким и не тощим, опешившим Арсением, он просто и непринуждённо берёт его сзади за шею своей огромной лапой и приподнимает над полом! Лишь на миг, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы в следующее мгновение, снова почувствовав под ногами земную твердь, скандалист осел на пол и начал молча собирать пожитки сына обратно в пакет для мусора, подтверждая, наконец-то, свою мирную фамилию.
— Вот так-то лучше, — хвалит Никитична и, абсолютно влюблёнными глазами взирает на Костю.
— Простите, — шепчет насмерть перепуганная Mutter, — он не в себе. Часы безумно дорогие, Швейцарские! Игорёк украл. Наверное, уже проиграть успел, а он всё поверить не может, что сына упустил.
— Что случилось?! — Вася, мать его ети! Своевременное явление охранника народу! — я в туалете был! — докладывает.
— Кто бы сомневался! — плюхаюсь на стул.
И тут же подскакиваю, Костя, держась за притолоку, возвращается в смежную комнату, где скрывался до поры до времени, чтобы не попасть никому на глаза и не компрометировать моё доброе имя. А я даже не заметила, как испарился и, честно говоря, забыла о нём!
— Давай-ка вместе, — подставляю плечо.
— Спаситель ты наш! — Никитична с другой стороны свой бок подстраивает.
Хлипкая, конечно, из меня опора, санитарка посолидней будет, но вместе мы помогаем Косте сесть, а я с ужасом замечаю, как сквозь бинты проступает кровь!..