Сегодня в меню рассольник, благо, что огурцы тёть Верины остались, и макароны с сосисками. Почти общепит, но на большее меня просто не хватает! И так за окном уже темень, а я только первое сварила. И, как эти семейные дамы, у которых ещё в придачу семеро по лавкам, всё успевают?
— Давай поедим, Берти, потом перевязки надо сделать, а дальше продолжишь посвящать меня в свои дворцовые интриги. Он поддерживает сразу,
— Так вкусно пахнет, Тань, сейчас слюной захлебнусь! — надо же! Тань! Где бы записать!
— Да ладно, всё на скорую руку, льстец! А ещё герцог!
— Да уж, какой герцог! Не знаю, кто я теперь…
Обедаем, а мне не терпится узнать ещё кое-что. Как только возникает пауза, пока разливаю чай, перехожу к делу,
— Тебя там ждут? Ну, кроме отца кто-нибудь?
— Герцогини нет! — вот так, с места в карьер, — и не было.
— А, как же вот это? — изображаю корону, в аккурат так, как он мне изобразил при первом разговоре, когда я сама спрашивала и сама же, отвечала.
— Это — корона! — сразу признал.
— Я догадалась! А кому она принадлежит?
— Ми джениторе! Папе! — радостно отвечает, — а потом мне перейдёт! Если домой вернусь, конечно! Других сыновей у него нет.
— А, что ты имел в виду, когда показал это? — Костик явно тупит! Или изображает, что тупит! Мне быстро надоедает его недопонимание, приходится резать прямо, — невеста есть? Принцесса там, какая-нибудь? Ты кого-то любишь?!
Он просиял тут же,
— Тебя, моя богиня! — вот сказал бы — Таня, поверила, а так опять за своё идолопоклонство принялся.
Ну, это понятно, — соглашаюсь. Матерь Божья, я уже соглашаюсь! Ни хрена от него не добьёшься, — чай остывает, пей. Вот печенье, и займёмся тобой всерьёз.
Там у него, наверное, баб целый гарем остался, и принцесс караван стоит у ворот в очередь на руку и сердце, а я со своими глупостями лезу! И ведь не спросишь вот так в лоб,
— Костя, я тебе нужна? Как женщина, как жена! Нужна? — а он чаёк прихлёбывает и произносит мечтательно,
— Вот если бы у меня было право на одно желание, я бы знаешь, что загадал?
— Что? — сейчас выдаст!
— Только не убивай!
— Обещаю! — мне вообще, легко пообещать не убивать.
— Чтобы ты превратилась в обычную… — ну, Костик, не подведи! — принцессу, а я бы на тебе женился! У-ух! — аж, вспотел от собственной решимости!
— Я убью тебя, лодочник! — само как-то выстрелилось! — он, конечно, надулся сразу,
— А, ещё обещала… И почему сразу лодочник? — мне и смешно, и не очень! Как объяснить, что это я так обрадовалась и расстроилась: с одной стороны, богиню ему не надо, а с другой, подавай принцессу! Он же добавляет, — я вспомнил!
— Что?
— Вот про это! — корону показывает.
— И?!
— Когда взойду на престол, женюсь! И будет у меня королева!
— Ну, понятно, — тут ничего не светит, -
Все могут короли, все могут короли!
И судьбы всей земли вершат они порой,
Но, что ни говори, жениться по любви
Не может ни один, ни один король! — мне до Пугачёвой, конечно, далековато, но смысл передать сумела.
— Вот, именно! — подтверждает без пяти минут король, — на богине не женишься, даже если очень захочешь! Или сразу убьёт, или сначала в лодочника превратит, а потом убьёт всё равно!
— Если тут останешься, может и получится, — ведём такие разговоры, будто он уже мне предложил, а я будто бы согласилась! И осталось обсудить чисто технические вопросы. Кто бы послушал эти бредни…
Перевязка прошла успешно, укусы заживают, шов тоже не воспалился, несмотря на вчерашние наши упражнения. Парень явно из тех, на ком заживает быстро, регенерация прекрасная, и ноги уже в порядке,
— Просто, чудо, какое-то!
— Ещё бы! Сама богиня Дадиан врачует! — этого ничем не удивишь, — конечно, быстро!
Мы валяемся на диване и просто отдыхаем. Ну, как просто: целуемся. Так, лёгкие поцелуи, некрепкие объятия. Я лично больше поперёк батьки в пекло не полезу, но и Костик не спешит с инициативой.
Тут, как раз осеняет, надо же когда-то выяснить,
— Берти, что у тебя на спине? Откуда это странное изображение взялось?
— Фамильный знак, — отвечает абсолютно спокойно.
— Зачем? Как он там возник?
— Я наследник, это печать — доказательство моей подлинности.
— Хочешь сказать, что иллюзором тебя не подменить?
— Зришь в корень, не подменить. Разве что для толпы, но кому надо, поймут.
— А, как это сделано? Прошито насквозь?
— Да, — так легко, будто ему пуговку к рубашке пришили!
— Так больно же?
— Терпимо. Тем более не всё сразу. Постепенно.
— И прижилось?! — вот что ещё удивляет.
— Там нитки специальные. Ритуал особый, их сначала в крови вымачивали, а потом ещё кое-что сделали.
— В, твоей? — логично, что не в чужой, иначе, точно, отторжение обеспечено, если до шока не дойдёт раньше.
— В, моей, — жуть какая!
— А, попроще ничего нельзя придумать? Побезобидней?
— Не знаю, так принято, будущий король во избежание подмены, должен иметь неопровержимый знак, неотъемлемый от него самого. Таких походя не наделать, таинство ритуала хранится в секрете, я сам толком не знаю, — потом усмехается, — представь, я даже не видел его ни разу! Разве что у отца.
— Я, зато видела, там какие-то шпаги и листья, вернее, ветви с листьями.
— Это герб рода, под которым существует королевство.
— Дай рассмотреть ещё раз!
— Пожалуйста, — Костик легким движением руки расстаётся с футболкой и, перевернувшись на живот, подставляет мне спину.
— Красиво! — делюсь впечатлениями, сдвинув полураспустившуюся косу. Правда! Если откинуть мысли о технической стороне вопроса и не думать о причинённой боли, вышивка сделана профессионально. Ни одного лишнего стежка! Впервые могу, не таясь в подробностях рассмотреть все детали картины.
— Расскажи! — просит, а сам обхватил подушку, расслаблен. Сейчас Костя напоминает мне домашнего кота, растянувшегося на хозяйской постели, требующего ласки, чтобы его почесали за ушком, погладили спинку, а он бы на это блаженно замурчал.
И я начинаю водить пальчиком по контурам рисунка, повторяя изгибы ветвей и листьев. Прочерчиваю силуэты холодного оружия, повторяю извитые узоры лиан и комментирую,
— Вот тут, какой-то непонятный цветок, а что значит этот крючочек, а почему шпага в ножнах?
Он слушает, что-то поправляет, дополняет, я, честно говоря, всё мимо ушей пропускаю и, нагулявшись по всей этой красоте, забредаю в более чувствительную зону…
Успела заметить, как Костик, опять Костик, всё-таки, мне так привычней, реагирует, когда с волосами занимаюсь. Вот в бане дулся на меня — коварную Дадиан, решившую его совратить и извести весь род, а почти сразу расслабился, только за голову принялась.
Так и сейчас, от красивых серебристых вьюнов, что раскинулись сверху вниз вдоль позвоночника, поднимаюсь потихоньку к шее, а оттуда к затылку. Его формальная косица давно расплелась и удерживалась лишь на паре последних перехлёстов, а от моего вмешательства, просто рассыпалась по плечам.
А мне только того и надо! Так приятно бродить в этих дебрях, волосы шелковистой волной текут сквозь пальцы. Я сгребаю снова и опять пропускаю, как через зубцы гребня, подхватываю снизу, задеваю кожу, немного оттягиваю пряди, поднимаюсь от затылка выше. Слегка задевая ногтями, легонько царапаю, рисуя невидимые зигзаги и полосы на коже, от макушки к затылку, ото лба к макушке, от висков к ушам. Немного щекочу за ушком, легонько целую, а потом чуточку прихватываю зубами мочку. Она мягкая, горячая, знаю, что невероятно чувствительная.
Костик забывает на полуслове, что объяснял про ножны и шпаги, и я с удовлетворением слышу заинтересованный стон.
Ну, что ж, пройдёмся дальше. Провожу ладонями по плечам, быстрым движением просовываюсь по грудь, мои ладони будто невзначай проскальзывают по соскам и сбегают вниз до живота, выпархивают из-под Костика и невинно возвращаются к волосам.
Мне интересно ловить его реакции, познавать их, запоминать, и очень приятно просто касаться, будоражить, и замечать волшебство, в котором я и, правда, кое-что могу.
Это же красиво! Магическое действо, когда любимый мужчина на твоих глазах сначала вроде бы незаметно, а потом всё сильней оживает и реагирует, и сам не понимает, когда упала та самая последняя капля на чашу весов, и возбуждение перевесило все другие чувства и желания!
А я эту каплю ловлю, смакую и знаю, что создала своими руками, губами, смешными словечками, ничего не значащими, но произнесёнными щекотным шёпотом прямо на ушко. Так близко, чтобы касание губ к чувствительным незаметным глазу волоскам и оказалось той самой последней каплей!
Я уже наколдовала, но будто не понимаю, из баловства начинаю сплетать мелкие отдельные косички, бросать их, доведя до середины и, начинать новые, тут можно долго заниматься, но не успеваю, как, впрочем, и рассчитывала,
— Богиня? — вопрос естественно адресован мне, но довольно хрипло и как-то слегка фамильярно, без особого пиитета, ни Наисветлейшая, ни Наимудрейшая.
— Что? — предполагаю, сейчас впадёт в мольбы о прощении и будет долго маяться в борьбе с самим собой, но Костик удивляет,
— Сколько раз я там, на смертную казнь наработал? — так запросто спрашивает.
— Да я уж и со счёта сбилась! — похоже, свыкся, и мне на этот раз даже смешно.
— Вот и я запамятовал, а если так, — тут он быстро переворачивается, причём, очень ловко, а я оказываюсь под ним, — то одной больше, одной меньше, какая разница?
— Думаю, никакой! Что три года расстрела, что пять! Выживешь! — это уже вдогонку получилось, последнее, пока поцелуем не заткнул! Ну и, понеслось…
… Диван всё-таки будет поудобней, чем банная скамья, помягче, да и пошире, есть, где отдохнуть после бурной страсти. Но почему-то я устроилась у Костика на груди. Честно говоря, мне на ней можно целиком разместиться, но я пытаюсь-таки освободить моего горячего мужчину от лишней тяжести.
Тщетно, лёгким движением руки Костик пресекает мои жалкие попытки отползти на другую половину.
— Тяжело же, — оправдываюсь, — я уже всё плечо тебе отлежала.
— Ты? — хмыкает удивлённо, — знаешь, сколько доспехи весят? Не смеши!
— Хочешь сказать, что я невесома?
— Конечно, богиня не может быть тяжёлой. Ты — пушинка!
Если по-честному, мне самой не хочется перебираться на холодный одинокий край ложа, с Костиком уютно, тепло и надёжно, как за каменной стеной! Вот так бы лежала и никуда не уходила! Я бы так с ним всю жизнь могла провести…
Но мой любопытный мозг, едва освободившись от тумана эмоций, задаётся вопросом: много ли за этой стеной побывало женщин? Я ему подтверждаю, что, наверное, не мало, тогда вопрос меняется: я в этом рейтинге, на каком месте?
Глупо спрашивать любовника после страсти, где я там по его шкале любви, не сильно ли затерялась? Язык сам повернулся, но, как говорится, начал издалека,
— Берти?
— Ммм?
— Много ли у тебя было женщин?
— В Обероне, как и во всём королевстве, население принято считать по взрослым мужчинам, — спасибо, конечно, за информацию, очень помогло…
— У тебя в постели много женщин побывало? — теперь-то хоть доходчиво?
— А-а, ты о любовных утехах? — догадливый мой, — не знаю, не считал, — потом подумав, гордо заявляет, — любая подданная почла бы за честь разделить со мной постель.
— Многих осчастливил?
— Вряд ли… Герцогство довольно велико, а у меня то походы, то турниры, то государственные дела, и десятой части не успел, — вот так спокойно на голубом глазу!
— М-да… — лучше бы не спрашивала. А он дальше развивает,
— Я не считал и не запоминал, а теперь понял, почему после соития с богами простому человеку нет смысла жить дальше.
— Почему? — чего опять удумал? Мне казалось, успокоился.
— С, тобой, Дадиан, никто не сравнится, ни одна смертная! Хоть весть Оберон перебери, да хоть и всё королевство! — вот льстец,
— Это ты ещё с Чичолиной не попробовал! — там, наверное, такие чудеса на виражах!
— Как ты сказала? Чичо…?
— Чичолина!
— Чичола — любимая сука отца, тёмно-рыжего окраса, поэтому и назвали Шкваркой. Всегда приносит здоровое потомство, и помёты у неё большие: щенков по восемь — десять. Ты хочешь сказать, что соитие с ней?.. — вот и договорились,
— Извращенец! — смеюсь, — а я и не знала, что Чичолина означает Шкварочка!
Упоминание о собаке косвенным образом возвращает Костика к разговорам о доме,
— Мне надо вернуться! Дадиан, верни меня туда хотя бы ненадолго! — он, приподнявшись на локте, разворачивает меня к себе лицом, — потом, что хочешь, но я должен увидеть отца, сказать, что жив! — в глазах мольба и тревога.
— Как мне тебя вернуть? — была бы богиней, и то бы подумала ещё, возвращать ли такой клад, а так и говорить не, о чем!
— Да, как угодно! Хотя бы помоги с порталом! Открой его снова!
— Знаешь, Берти, испытания продолжаются, откроешь сам!
— Меня к нему не подпускают, я пробовал… — вот это новость! А на лице Костика полное уныние.
— Ты знаешь, где он находится?
— Знаю! Возвращался туда не раз! Но попасть не смог!
— Очень интересно, он недалеко?
— Недалеко! В том-то и дело, что рядом, но попасть не могу! — куда он вывалился из своего Оберона интересно? На какую-нибудь частную территорию или военный полигон?
— Показать сможешь?
— Смогу! Но сначала надо вернуться в город, портал там, — круто: в центре мегаполиса портал в другой мир! Хотелось бы посмотреть, как он выглядит!..
— Завтра последний выходной, а твоя нога ещё не зажила толком, так что никуда не поедем, — приходится слегка разочаровать торопыгу, утешительно поглаживаю начинающую колоться щёку, — а вот после смены, третьего дня обещаю вывезти тебя. Покажешь, где скрывается дверь в другой мир?
— Богиня! Великодушная моя! Наидобрейшая, Наисветлейшая! — Костик взвивается от восторга! И принимается осыпать поцелуями!
Мне щекотно, смешно и весело, и не сразу доходит, что если мы найдём этот портал то, возможно, я потеряю своего герцога навсегда.
А он уже строит планы,
— Не только дверь покажу, мы туда войдём вместе! — потом немного трезвеет, — если захочешь, конечно.
Хочу ли я в другой мир? Не очень, сказать, по правде. Мне как-то дома спокойнее. Он тут с трудом адаптируется, а я что там делать буду? Всё чуждое, не одного знакомого лица…
Но Костик моё раздумчивое молчание принимает на свой счёт,
— Ну, ясно, зачем я нужен Великой Всемогущей Дадиан, если у неё все и так под властью! — давно ли в ноги валился при каждом удобном случае, а теперь, вроде как, и претензии предъявлять вздумал,
— Эй, герцог! Не рано ли завозмущался? Я ж ещё ничего не ответила!
— Так ты согласна?! — вот как отказать человеку, у которого в синих глазах плещется столько восторга и надежд?
— Посмотрим, — говорю уклончиво, — сначала доберёмся до портала. Может, он в таком чудесном месте, что и не попадём никогда.
— Всё в твоих руках, богинюшка!
— Как? Как ты меня назвал? — вот только такой кликухи мне и не хватало!
— Может… может, позволишь мне хотя бы иногда, хотя бы в постели забывать, что ты не простая девушка? — аж, растерялся. Естественно, чего может захотеться в постели мужчине, над головой которого всё время висит Дамоклов меч? А я рада,
— С удовольствием! Вот и зови просто Таней! — но главное, что меня волнует, — лучше подумал бы о том, что тебя с той стороны двери могут поджидать не с хлебом-солью.
— Подумал, много раз… Они наверняка считают, что я сгинул на перекрёстках миров. Слишком давно не возвращаюсь, а в иномирье долго не протянешь, — вздыхает и целует меня в висок, — если бы моя Дадиан не обратила внимание, меня бы уже и не было.
То, что я сыграла важную роль в судьбе Костика, не спорю, но что в том есть моя божественная воля, увольте,
— Тебе просто, повезло! Наверное, в рубашке родился?
— Как это? — объяснять ему про плодный пузырь не вижу смысла,
— Везунчик ты, Роберто!
— А-а, это да! Меня же сама богиня Дадиан выбрала, — соглашается, ну и дальше его логика приводит к закономерному вопросу,
— Наимудрейшая! То есть, Тань, скажи мне непонятливому болвану, зачем тебе идти в то скорбное место, которое называешь больницей, и работать там, если мы уже встретились?
— Потому что я, в то, как ты выражаешься, скорбное место, хожу, вернее, езжу уже девять лет и работаю там, — так-то Костик верно рассуждает, прямо, как моя исчезнувшая мамочка любила говаривать: «главное, Татка, найти хорошего мужика, уцепиться за него покрепче, и жизнь заиграет такими красками, что ещё ослепнешь!»