Жизненно необходимое нам подкрепление доехало до остатков форта Патронум как раз к тому моменту, когда в случае поражения обороняющихся, кочевники добивали бы последних выживших.
Возглавляли эти отряды очень хмурые и очень потрепанные жизнью бойцы.
— Что-то вы быстро, — медленно проговорил колонель, наблюдая, как командиры спешиваются и идут навстречу.
— Удивительно, что мы вообще приехали, — усмехнулся один из мужчин. — К нам пришла пустая лошадь.
— А к нам лошадь принесла остатки седока, — проговорил второй командир.
Упрекнуть их было нельзя — засада для гонцов слишком очевидна, вот только это не объясняет, почему стройка осталась без защиты.
— Кто отдал приказ снять патрули и защитные отряды? — спросил Кирион.
Капитаны переглянулись:
— Никто, Ваше Высочество.
Плохо. Значит, где-то в степи лежат тела еще нескольких сотен наших бойцов. Очень плохо.
Остаток дня мы обсуждали стратегии защиты и обороны. Точнее, мужчины обсуждали, я наблюдала и с сожалением отмечала свою полную некомпетентность в этом вопросе.
— Нам нужно вернуться в столицу, — заявил Кирион, едва мы переступили порог моего шатра.
— Аргументируй? — устало спросила я, тяжело присаживаясь на лежанку.
— Отсюда ты не можешь ничего сделать. И Даян не может, потому что, скорее всего, не знает. А помощь нужна сейчас. Защита, медикаменты, провизия, свободные руки.
Я прикрыла глаза, обдумывая его слова.
— Что у тебя случилось с Вальтером? Я думал, он фаворит.
— Был, — жестко усмехнулась я.
— И?
— И я стала свидетелем одного очень содержательного и не очень приятного диалога, — ответила, посмотрев на брата. — Он попал на отбор, потому что оре-Роул выставила его на спор. Потому что Вальтер терпеть не может всех аристократок.
— Ну, с его историей в анамнезе не мудрено, — пожал плечами Кирион.
— Наверное, — пожала плечами я.
— Но тебя это задело, — произнес брат.
Не спрашивая, утверждая.
— Задело, — тихо подтвердила я.
— Ты же знаешь, что это значит, да, сестренка? — Кирион склонил голову набок, внимательно смотря на меня. — Он что-то затронул в твоей железной душе, и от того тебе так обидно.
— Это не важно, — спокойно ответила я. — Можно выходить замуж по расчету за человека, чьи мотивы не романтичны, но не агрессивны и прозрачны. Строить союз с тем, что ненавидит тебя, как вершину государственной формы правления — мертворожденная идея.
Кирион вздохнул:
— Мне жаль, сестренка.
— Мне тоже. У нас есть с собой какие-нибудь знаки отличия? Надо бы наградить его за спасение моей наследной особы.
— Есть пара медалей и даже какой-то орден.
Я кивнула, и брат продолжил:
— Выпиши ему орден. Это даст некоторые привилегии, и никто не посмеет назвать тебя неблагодарной сволочью.
— Мне придется самой вручать, да? — уныло спросила я.
Кирион достал из кармана часы на цепочке, откинул крышку, долго всматривался в циферблат и, наконец, ответил:
— Не обязательно. Можешь сходить сейчас, он наверняка спит после таких-то приключений. И после этого мы отбудем.
— Идет, — кивнула я, усмехнувшись.
Выйти, как обычный боевой маг в настоящее столкновение с кочевниками я смогла, а встретиться лицом к лицу с Вальтером мне не хватало духа.
Походный лазарет стоял в наиболее защищенном месте — у единственных остатков предыдущей крепостной стены. Наспех сшитые меж собой брезентовые полотнища даже в сумраке ночи казались лоскутным одеялом. Я глубоко вздохнула, прежде чем шагнуть из тени в слабый свет костров и факелов. Пахло огнем, болью и тленом.
В кострах постоянно кипятили воду, таская ее под навес, а факелами выжившие пытались разогнать угнетающую тьму. Говорят, жители мира Огня могут делиться силой друг с другом через свое пламя. Жаль, у моего народа нет такого дара. А потому неровный свет от факелов вырывал из тьмы ряд накрытых какими-то тряпками тел. И я мрачно отметила про себя, что днем их было значительно меньше.
Я шагнула под навес и нацепила свою лучшую королевскую маску. Люди стонали. Люди страдали. А я шла от лежанки к лежанке, касаясь каждой руки и улыбаясь так тепло, как была способна. Благодарила за службу, восхищалась отвагой, слушала какие-то просьбы. Несмотря на все указы, на Фронтир попадали и семейные парни, и единственные кормильцы, и обремененные недееспособными родственниками.
Утром я попросила пофамильный список всех бойцов Патронума. Сейчас я поняла, что в этом списке придется проставить немало крестов — лежанки изрядно опустели.
Вальтер оре-Марлоу лежал дальше от входа, отгороженный от прочих тонкой тряпкой.
— Как он? — тихо спросила я у дежурного лекаря. Человека без лица, без сил и без какой-либо надежды.
Мужчина проследил взглядом и чуть заторможенно ответил:
— Тяжело, но выживет.
Я кивнула и шагнула за импровизированную перегородку.
Вальтер спал. На деревянной чурке рядом едва горела керосиновая лампа, стояла тарелка с водой и тряпица в ней.
Жар?
Я медленно и очень осторожно коснулась лба мужчины, и в первое мгновение он показался мне раскаленно-горячим, а во-второе — ледяным. Но мгновение испуга прошло, и я поняла, что Вальтер в порядке. Дыхание ровное, горячки нет. Я осторожно приподняла край покрывала, чтобы убедиться, что бинты чистые, и кровь не идет.
Закусила губу и замерла на миг. Сказать? Не сказать? Проснется? Не проснется?
Кто-то заворочался и громко застонал, и это вырывало меня из собственных мыслей. Я осторожно положила рядом с лампой шкатулку с орденом и бумагами о даруемых в соответствии с орденом привилегиях. Склонилась к Вальтеру и легонько коснулась губами его лба.
— Прощай, — тихо выдохнула я и ушла, не оборачиваясь.
Казалось, в спину мне раздался тихий вздох. Показалось? Показалось. Среди этих стонов всякое может показаться.