El creador en su laberinto

Безнаказанность

Звука машины я ещё не слышал — далековато, но фары уже блеснули. А по этой дороге, хорошо просматриваемой из окна моей бытовки, никто не ездит случайно. Уж тем более — посреди ночи. Хорошо. Залпом выпиваю пятьдесят граммов «Хеннесси», закусываю тушёнкой с ножа, закуриваю самокрутку.

Бытовка убогая, конечно, но зато она протапливается прекрасно — на улице дубак, а тут только в тельняшке сидеть. Мне это нравится. В смысле, нравится сидеть в тельнике: напоминает обо днях получше.

Получше и для меня, и для всей страны.

Накидываю ватник, беру на всякий случай обрез, выхожу встречать гостей. Вокруг — небольшое поле, полукругом его обнимает лес, вдалеке виднеются дорога и деревня с бывшим совхозом-орденоносцем. Сейчас от совхоза уже одно название, сами понимаете. Холодно, но зато луна полная, её свет отражается от снега. Так что довольно светло.

Здесь всего два строения: моя бытовка и небольшой сарайчик, ничем не примечательный. Но это если не знать, что внутри.

Вы слышали о биотермических ямах? Они же ямы Беккари?

Устройство элементарное: технически это просто-напросто гидроизолированный колодец. Пол залит бетоном, стенки тоже герметичные, да ещё со слоем теплоизоляции. Размеры большие: метров десять глубины, сам колодец примерно три на три. Стенки торчат над землёй где-то на полметра, колодец сверху закрыт листовым железом, есть запирающийся люк и вентиляционное отверстие. Вокруг этой штуки и возводят сарайчик: просто для ограничения доступа и удобства работы.

Лучший способ утилизации трупов животных и прочих биологических отходов, если у вас под рукой нет крематория. Крематорий-то оборудовать дорого, а яма Беккари — пффф, это проще некуда.

Принцип действия? Внутрь закладывают дохлых бурёнок, свиней и всё такое прочее. Иной раз даже из больнички привозят биоматериал: отрезанные руки-ноги, внутренние органы. У них там печник трижды за год в запое, зато я всегда на посту.

Всё это пересыпают каустической содой: сильная щёлочь, растворяет всё на свете, хоть и… ну, за определённое время. В колодце сразу же начинаются химические реакции. Такая яма называется биотермической потому, что температура в ней скоро очень сильно поднимается. Прямо баня! Даже в самом сарайчике жарко, а уж какая вонища стоит — думаю, вы догадываетесь. Поэтому работать надо строго в спецодежде.

Через несколько месяцев мы получаем абсолютно однородный компост без особого запаха, да ещё и стерильный — яма убивает любые бактерии, даже страшное дерьмо типа сибирской язвы, за это её и ценят. Материал совершенно безопасен, прекрасно подходит для удобрения почвы. При этом никакой угрозы окружающей среде: хоть в метре от сарая копай колодец для воды. Но этого никто не делает, конечно.

Да, вот такой вопрос я несколько лет назад браткам и задал:

— Вы слышали о биотермических ямах?

Они очень живо заинтересовались. Особенно тем фактом, что материал получается однородный: ни костей, ничего. В жизни не догадаешься, что в яму закладывали.

Допустим, нужно вам спрятать труп. Закопать? Отличная идея, но это дело очень трудоёмкое. К тому же зимой — практически нереально, земля-то промерзает. А ещё, если это делать в глуши — тачка оставит подозрительные следы. Если не в глуши — то кто-то может случайно обнаружить свежую могилу, надёжно замаскировать её нелегко. Палево.

Кислота? Киношек вы насмотрелись, ребята. На практике почти нереализуемо.

Утопить? Вообще несерьёзно: и самый надёжный груз не гарантирует, что останки никогда не всплывут. Можно топить в болоте, однако болота есть не везде. Плюс — болото превратит труп в мумию и превосходно сохранит его. Это вечная улика против вас. Даже века спустя археологи могут найти и установить все данные…

Сжечь? Круто. Но без толкового крематория спалить тело до состояния золы, чтобы и следа от костей не осталось — очень непросто. Потребуются покрышки, а они страшно воняют, дымят, привлекают кучу внимания. И для криминалистов там всё равно кое-что остаётся.

Ну а крематорий… там нужны подвязки, которые есть не у всех. И много лишних глаз с ушами, как ни крути.

Зато я работаю один, и моя яма всех означенных недостатков лишена. Да, разлагается тело в ней долго, но ведь никто здесь искать не станет. Вы же сами впервые услышали о такой штуковине? То-то и оно. А если всё же придёт следаку в голову... какой дебил в яму полезет? Никакой. Я даже не представляю, как это технически осуществить. Внутри жарища, едкая щёлочь, страшно ядовитые испарения. Химвойска звать, разве что. Когда же образуется компост, уже поздно что-то исследовать.

Короче, мой бизнес процветает.

Они подъезжают. На этот раз «бэха», «семёрка». В прошлый раз был «рубль-сорок». Бритые черепа, кожаные курки, спортивные штаны с полосками. Кабаны страшные, каждый меня больше в два раза. Спортсмены.

— Здорово, братан!

— Здорово, коль не шутите. Давайте быстро, мне спать пора. С утра в город пилить…

Они вытаскивают мужика из багажника. Он голый, на голове мешок. Что-то скулит, но совсем нечленораздельно: видимо, рот заклеен.

Мне становится немного не по себе, но буквально на мгновение. Живой, блин. Такого ещё не было…

— А чо вы его не убили-то?

— Да этого пидора убить мало! Хотим как следует наказать.

«Этот пидор» начинает дёргаться в истерике. С жизнью он уже давно попрощался, это ясно, однако теперь дошло: смерть будет особенно страшной. Я понятия не имею, чем этот человек провинился перед моими клиентами. Возможно, ничем — просто от безнаказанности у них крыша поехала. Но это не моё дело.

Мне плевать. А вот им кажется, будто я сомневаюсь.

— Так чо, живого в яму нельзя?..

— Да можно. Но это дороже выйдет.

— Сколько?

— Ну… сто сверху.

— Баксов?

— Нет, блядь, «деревянных»! Баксов, конечно.

Полминуты они думают. Переглядываются. Денег у ребят — как у дурака фантиков, но моё заведение — не стрип-клуб. Тут не так весело сотками бросаться. В итоге злой огонь в глазах побеждает жадность, которая глубоко внутри. Им хочется это сделать, очень сильно хочется…

— Без базара.

Мужик брыкается. Ему дают под рёбра, бросают на снег, долго мутузят ногами. Тело всё в кровоподтёках, буквально живого места нет. Хер на морозе так сжался, что его и не видно. Я тем временем курю. Моя работа — в сарае, а доставить тело до него — задача клиента. Правила всегда одни.

— Он из братвы?

— А ты с какой целью интересуешься?

— Для себя интересуюсь.

Обычно никаких вопросов не задаю, но мне в самом деле стало любопытно, какого человека решили скинуть в яму живьём.

— Не из братвы, если ты этой темы ссышь. Коммерс.

— Хорошо.

Коммерс ещё даже не представляет, что его ждёт. Не могу вообразить смерти дерьмовее. Задыхаться испарениями щелочи и продуктами разложения в парилке… нет, это должно быть быстро, но наверняка просто до предела омерзительно.

Заходим в предбанник сарая. Я надеваю защитный комбез и противогаз. Братки обойдутся без комбезов, однако защита органов зрения и дыхания внутри необходима. Инструктаж на эту тему я всегда провожу. Я же ответственное лицо.

Можно обойтись очками и респиратором, если действовать быстро, но армейский противогаз мне удобнее.

С делом справляемся быстро. После избиения жертва уже особенно не сопротивляется, только жалобно мычит. Я открываю дверь в основное помещение. Обдаёт теплом — на контрасте с промёрзшим предбанником. Снимаю с люка навесной замок. Коммерс отправляется вниз — к щёлочи и трупам разной стадии разложения. Несколько из них — человеческие.

Лязгает крышка. Щёлкает замок.

Вот мы снова на морозе. Перетянутый резинкой рулончик мелких купюр перемещается из кармана кожанки в карман ватника. Мою сотню сверху клиент достаёт из лопатника — он едва-едва закрывается, так плотно набит. Я рассматриваю портрет Франклина. Редко его вижу: обычно не беру крупными, клиенты это знают. Предосторожность.

Крупные палевно менять, я ведь на бизнесмена-то не похож. А ещё сотня всегда может оказаться поддельной. Мелочь почти никто не подделывает, это невыгодно.

— Слышь, я спросить хотел… — бандит оборачивается, уже шагая к «бэхе». — А чо это за погоняло такое: Харон?

И как ему объяснить? По роже видно — из книжек читал только уголовный кодекс. Дебил. Нынче хозяева жизни сплошь дебилы: что в телеке, что в тонированных тачках…

— Ну, это типа проводник в царство мёртвых. У древних греков легенда про него была. Перевозит души через реку, из нашего мира в другой. Потому я и Харон.

— Ыыы, угар!

— Угу, обхохочешься. Бывайте, мужики.

Хлопают двери тачки. Двигатель заводится не сразу — зря заглушили. Красные огни постепенно удаляются.

Бандиты в основном вызывают у меня отвращение. Нормальных людей там единицы, и как пить дать — лет через десять останутся только они. В телек переберутся, наверное. А такие вот… лишь одно меня радует, когда смотрю на эти самодовольные тупые рожи.

Рано или поздно любого из них могут привезти сюда в багажнике.

Некоторые, кстати, это понимают. Замечаю по взглядам. Но такие, как сегодняшние — хрен. Им безнаказанность напрочь застилает глаза. Уроды… хуже блатных. У блатных хотя бы есть какие-то понятия, пускай лицемерные насквозь, но соблюдаемые. А эти за бабки хоть мать родную удавят. Спортсмены, отбитые на всю башку ещё в своих подвальных залах. Лёгкие деньги усугубляют положение.

Я размышляю об этом, уже отогреваясь в бытовке. На стене висит плакат со Шварценеггером. Они все дрочат на Шварца. Это он им с плаката говорит: ты же крутой, бери от жизни всё. А не дают — ставь на колени! Тебе ничего не будет. Брутальный спортсмен в кино всегда побеждает.

Только жизнь — не кино, а мы — не герои. Я это понял давно. Ещё на войне.

***

Прикончив бутылку коньяка, иду в сарай: проверить на всякий случай. Опять комбез, противогаз. Слышно в нём так себе, но мычание коммерса всё равно удаётся разобрать. Как он дёргается внизу — не видно, слишком темно. Странно, что до сих пор не сдох… наверное, это из-за мешка.

Интересно, что он там пытается промычать. Небось обещает бабла…

— Шуми, шуми. Места у меня глухие, орать без толку, но так помрёшь быстрее. Ничего личного, только бизнес.

Тут действительно почти никого не бывает, кроме меня и клиентов. Пару недель назад заезжал Борисыч. Он местный мент, но мужик нормальный. Я его знаю с тех времён, когда после армии сам в ментовке работал.

Борисыч догадывается, чем я занимаюсь, но вида старается не подавать. За это я ему иногда даю денег, выдумывая какой-то глупый предлог. Деньги мне всё равно девать особо некуда, если честно.

Тем вечером мы с Борисычем выпивали в бытовке. Прибухнуть он любит, а тем более со мной: я же самогон не пью, у меня всегда дорогой коньяк. Одна из немногих статей серьёзных расходов. В тот раз понесло меня изливать душу.

— Да блядь, Борисыч, понимаешь… Я же там, «за речкой», боевой машиной управлял! БМД-1. Она стоит не знаю, сколько… миллион, может. А мне её доверяли. Медаль, вон, на стенке. А потом вернулся — и что? Сраный трактор, сука, не доверили…

Это всё правда. А кому в те годы не доверяли даже трактор — тех только в милицию и брали. Я какое-то время прослужил, но быстро понял: нечего в ментовке ловить. Лучше уж вот так. В ментуре тоже человеком не останешься, но там ещё и денег платят хер да ни хера. С задержками.

Борисыч в тот раз неспроста приезжал. Был у него ко мне вопросец.

— Косой до сих пор в розыске, мать-то его заяву о пропаже написала. Дура старая. Мне начальство мозги ебёт на эту тему. Ты скажи без лишних подробностей… ну, на случай, если в курсе…

Догадался Борисыч, откуда тут ветер дует. Догадался…

Косой — редкая сволочь. Конченый вообще. В своё время снасильничал Лидку, ну и отсидел за это. Потом в деревню вернулся, бухал и страху нагонял на всех. А особенно на Лидку: якобы она виновата. Брат у неё мужик серьёзный, тоже «за речкой» был, хоть мы там и не виделись. Он терпел-терпел, а потом…

…а потом Косой «отомстил». По пьяни, конечно. Плёлся домой вечером, встретил лидкину дочку, ей только пятнадцать исполнилось. Лидка с Колей почти никому не рассказали и заявление не стали писать, потому как Лидка хлебнула в своё время позорища. И так говно вышло, а давать делу законный ход — это окончательно девчонке жизнь ломать… Косому-то похер, он и по молодости дебилом был, а теперь совсем мозги пропил. Зона его не пугает, тем более — это только байки травят, якобы насильников там наказывают. Нихера подобного, там давно уже всем на всё насрать. Даже за решёткой всё через жопу пошло в стране.

Короче, заехал ко мне Коля как-то. Поговорить, мол, как шурави с шурави. Поговорили. Вы меня понимаете.

— Не, Борисыч. Что-то мне подсказывает: Косого искать смысла нет.

— Ну и хуй с ним. Пить за упокой не будем. Давай лучше за наше здоровье.

Уж не знаю, к чему этим вечером вспомнился разговор с Борисычем. Может, совесть проснулась: её сколько кониной ни глуши, а иной раз…

Возвращаюсь в сарай попозже, перед сном. Практического смысла в этом нет, но я знаю, что туда тянет. Снова голоса. Это они.

Я давно уже их слышу. Поначалу грешил на бухло. Да ещё на наркоту, потому что часто ширялся в то время. Как раз из-за этого соскочил, хоть и пришлось очень трудно. Думал, каюк — с ума схожу.

В плане наркоты я давно чист. Траву только курю, но это фигня, это «за речкой» все делали. Нет, я точно не псих. Но голоса никуда не пропали. И я давно уже в курсе, кому они принадлежат.

— Проводник… проводник…

Иногда по вечерам я снимаю навесной замок. Именно об этом они просят. А утром люк всегда распахнут.

***

Я сначала-то думал, что это те, кого мои клиенты в биотермической яме хоронят. Типа зомби. Зловещие мертвецы, всё такое. Оказалось — нихрена.

Из окон бытовки я открыто стараюсь не смотреть: обычно без палева, через автомобильное зеркало. Ну и обрез при себе держу, хотя хрен знает, поможет ли при случае обрез против таких. Думаю, не поможет, но с пушкой всегда спокойнее. «За речкой» с автоматом в обнимку спал, как с бабой. Так и не отвык от этого.

Какие только не вылезают! В основном они на скотину совхозную похожи, но иногда совсем жесть — то щупальца изо всех мест, то крылья над бытовкой хлопают, то вообще такая жуть, что словами её описать в высшей степени затруднительно. Чаще всего я предпочитаю на это не смотреть.

Они разумные, это могу сказать точно. Ко мне относятся нормально. Это они меня проводником окрестили, Хароном — я уже потом так братве представляться стал. Пару лет назад один из них в дверь постучался. Открывать я зассал, только через зеркало глянул, высунув его в окно. И пуще прежнего лицом к лицу базарить расхотел. Мужик был с двумя головами, ростом метра под три. Худой, как жердь. Ручища ниже колен.

Через дверь поговорили немного. Он-то мне и объяснил: мол, я проводник в обе стороны. И отсюда вниз, и обратно. За что меня на такую должность назначили — ума не приложу. Но Харон так Харон. Мне много погонял в жизни давали, я никогда не спорил.

Полагаю, что многие из них опасны и занимаются чем-то нехорошим. В округе-то люди иной раз пропадают, на это Борисыч жалуется время от времени. Никто, конечно, толком не разыскивает: время сейчас такое. То бандиты, то маньяки, любую газету возьми — про фильмы ужасов напрочь забудешь. Да и война опять идёт, едут пацаны восемнадцатилетние домой в цинке. Кому какое дело…

Вот и мне, в общем-то, плевать. Я давно думаю только о себе, и то не каждый день.

Хотя греет одна мысль: авось когда-нибудь моим клиентам не повезёт. Бизнес, конечно, может пострадать. Но коль скоро родная власть довела страну до такого, то… хоть на этих небольшая надежда. Безнаказанность — страшный порок общества.

Многие из нас даже не понимают, что сами виновны в происходящем. Безразличие, вот в чём всё дело. Проще отвернуться, сделать вид, будто ничего не видишь. Твоя хата с краю, своя рубаха ближе к телу. Так мыслят все: от самого президента-алкаша до обычного прохожего, шагающего мимо человека, которого раскатывают ногами по асфальту.

Именно общее безразличие порождает безнаказанность, но не мне кого-то осуждать за такое.

Мне ведь тоже всё равно. И я на роль пастыря не претендую, не подумайте. Жить вас не учу: тупо констатирую факты. У нас же теперь демократия, в конце концов? Свобода слова и всё такое.

Ничего, если бизнес и накроется… денег уже нормально отложено. На старость хватит. А левый паспорт справлен давно, связи в ментуре это легко позволили. Тут главное — дёру дать вовремя.

***

Отзвонились загодя на мобилу: мол, Харон, везём тебе продукт. Ставка как обычно. Будем ближе к утру. Ну… будьте. Обычный рабочий день. Ночь, если точнее.

Я загодя прибухнул, но не сильно. И в процессе вспомнил, что люк утром не запирал. Замотался.

Гляжу на мобилу. Думаю, отзвониться с отбоем по какому-нибудь поводу… или нет. Смотрю на плакат со Шварценеггером. На свою медаль. На бутылку.

Да ну нахер. Это не моя ответственность. Все под Богом ходим. Или под кем-то другим.

Вижу вдалеке фары. Дорогу снегом завалило порядком, ехать им сюда ещё долго. Решаю пока дунуть разок, но едва скручиваю косяк — слышу шум. Грохот. Крики. Стреляют.

Ладно, будем честны. Я вам соврал немного — насчёт «авось не повезёт кому-нибудь». На самом деле такое случилось уже далеко не в первый раз. Я ведь со всякими работал, сарафанное радио в действии. Кое-кто из клиентов пропадал, но в ихних бандитских предприятиях текучка высокая, это не завод. Мне никто не задавал никаких вопросов. Может, некому уже оказывалось. Или ещё какие причины. Да и следы заметал по возможности…

Жду немного, потом накидываю ватник. Загребаю патронов из ящика, сую пригоршню в карман. Беру обрез и канистру.

Не спеша иду по дороге. Под валенками скрипит свежий снег. Луны нынче не видно, так что стоит темень. Но кое-что вдали уже виднеется.

Ага, понятно: машина разбита.

Мне навстречу бежит коротко стриженный мужик в кожанке. Он истошно вопит и размахивает стволом, но что-то подсказывает — магазин давно пуст.

— Харон! Харооон!..

Аста ла виста, бейби.

Даю дуплетом по ногам. Картечь сечёт ему бёдра, наверняка прилетело и по коленям. Бандос падает на снег, ствол летит в сторону. Продолжает ползти, оставляя за собой ярко-красный след на девственно белом. Матерится.

Добивать я его не буду, пусть даже не мечтает.

Поднимаю ствол. Ух ты: «Кольт»! Модные ребята ко мне заехали. Интересно, при каких игрушках остальные?

Оставляю раненого позади, перезаряжаю обрез, приближаюсь в машине. Водитель так и сидит за рулём: дверь смята, удар прилетел прямо в него. Убило на месте. «Мерседес» стоит поперёк дороги, позади — какое-то движение. На всякий случай направляю оружие в темноту.

Но обрезом грозить некому. Снег позади «мерина» залит кровью. Это склонилось над телом — похоже, пытается разорвать его пополам.

Такого я ещё не видел: ниже шеи — вроде просто голый мужик, мускулистый, прямо Геракл. Местами покрыт шерстью, правда. Но венчает всё это бычья голова с огромными рогами. Минотавр какой-то! Охренеть. Чего только из биотермической ямы не лезет на свет Божий…

Чудище оборачивается, его глаза ярко горят в темноте. Из ноздрей бьют струи пара. Оно смотрит на меня по-звериному свирепо, но по-человечески осмысленно.

— Свои, свои, не дёргайся. Вон там, дальше по дороге, ещё клиент для тебя. Живой.

В салоне ничего особо интересного. На сиденье валяется «Калаш» со сложенным прикладом, на полу — початая бутылка вискаря. У водилы выпал глаз: болтается на ниточке-нерве.

Вытаскиваю из зажигания ключи. Мне интересно посмотреть, кто на этот раз в багажнике.

Но на этот раз там женщина. И опять, ёбана, живая. Только теперь я наконец вспоминаю мужика с простреленными коленями и того, у которого глаз вылетел. Ну точно: они самые. Просто машина новая. И по телефону с кем-то другим говорил…

Не обессудьте, я эти звериные рыла плохо друг от друга отличаю. Всё равно одинаковая сволота.

Баба жмётся поглубже, к стенке багажника. Она голая, руки-ноги перетянуты скотчем. По взгляду догадываюсь, что развлеклись с ней ребята порядочно. Отпердолили, думаю, во все дырки — и не по разу. Ну это понятно. Только живьём в яму-то за что? Даже не представляю.

— Ебанутые…

Да понятно, за что: ради куража. Безнаказанность лишает дураков рациональности. Ствол в одном кармане, бабки в другом, адреналин. А парни в основном молодые, теряют берега очень быстро. И так же быстро отправляются на ту сторону — через мою яму или иначе.

Я прекрасно понимаю, сколько проблем могу огрести, если что. Заманчиво поиграться в героя-спасителя, но нет никакой информации о ситуации. Что за баба, откуда, почему здесь. Куда она пойдёт. Что скажет ментам или другим бандитам при случае. Чем это может закончиться. А верить ни единому её слову, разумеется, нельзя. Она в таком положении, когда наврёт и наобещает чего угодно. Причём это даже может прозвучать очень убедительно.

Но тому подобию минотавра я её тоже не отдам. Это слишком.

— Так будет лучше, уж поверь.

Бах. Запах пороха бьёт в ноздри. Контрольный не требуется — от её головы осталась одна нижняя челюсть. Красивая была баба. Я б её того. Эт-самое. Но ничего не поделаешь.

Образина из ямы уже ускакала, утащив с собой половину одного из бандитов: следы копыт на снегу уходят к лесу. Мне придётся хорошенько попотеть, собирая всё оставшееся в машину. А потом облить её бензином. Пламенем полюбуюсь из бытовки.

Короли новой жизни, в рот их. Малиновые пиджаки вместо мантий, котлы вместо корон. Я и сам не особо лучше, конечно, но и не претендую ни на что. Мне ни короны не нужно, ни мантии.

***

На этот раз задавать вопросы всё-таки приехали. Ясное дело, не менты.

Впрочем, что с меня возьмёшь? Я не очень-то похож на человека, способного завалить троих бойцов. А ещё меньше похож на наводчика. Репутация есть, хоть инциденты с исчезновениями некоторых клиентов постепенно её подмачивают.

— Да без понятия, вот те крест. Как услыхал пальбу, из бытовки носу не совал. Это не мои дела, жить ещё охота. У меня здесь бизнес, самому такие проблемы… вот до этого самого места, ага. А ещё я не дебил. Кабы что за делюгу знал, хватило бы мозгов по-мудацки не подставляться.

В прошлые разы выходило проще. Тогда машины оставались на ходу — я их тихонько отгонял вместе с останками. Подстраивал всё… не было повода на меня подумать вообще. Теперь-то повод есть, что весьма неприятно.

Но я вижу: этот мужик мне верит. Нелепо ведь предположить, что я подставился настолько глупо. Зачем могильщику создавать себе проблемы? Ради чего?.. Наверняка так бандит и думает.

Он же не понимает, что я тоже чувствую безнаказанность.

Как и все в стране. И вы, кстати, тоже. Мы все её чувствуем.

На прощание бандос жмёт мне руку. Он уже почти разжимает пальцы, когда вдруг спрашивает:

— Слушай… а что это за погоняло такое: Харон?