Эль Мория. Джуал Кхул. Майтрея. ДВЕ ЖИЗНИ. НАЧАЛО

ГЛАВА 21

За несколько минут до восхода Гири Шарме снился сон. Сон был о девушке, которую он не мог узнать. Она прыгнула с высокой горной скалы в бушующий под ней горный поток. Кто-то знакомый сидел в долине и пел какие-то мантры. Над погребальным костром вздымалось пламя. Гири Шарма взял тело девушки из костра, полетел на крыльях, как птица, над рощами деревьев и спустился возле пещеры. Среди облаков он также увидел луну, в которой улыбалось лицо Пратичи и говорило с ним. Гири Шарма проснулся, обеспокоенный сном. Сев на кровати, протёр глаза. Он выбежал из своего домика и увидел утреннюю луну, которая уде садилась на западном горизонте. Голос Пратичи из сна всё ещё звенел в его ушах, хотя и почти неразличимо. Поскольку этот голос пытался прорваться из сна в его сознание, Гири Шарма постарался вспомнить, что же она говорила во сне. Половина этого растворилась в забвении, но другая половина всё ещё теплилась в глубинных потоках затухавшего сознания сновидения. С огромной трудностью он вспомнил вопрос Пратичи: «Останусь ли я после разрушения моего тела?». Этот вопрос тщательно собрался в его уме и обрёл осязаемую форму. Оставалось два дня до полнолуния, и лунный свет затухал на заре дня. Лучики лунного света проглядывали из пространства, как многочисленные цветы париджата. Гири Шарма стоял, поглощённый вопросом, порождённым сном, пока совсем не рассвело. Он прошёл несколько шагов вперёд и попытался куда-то направиться, затем снова продвинулся на несколько шагов, и ему захотелось пойти в другом направлении. Гири Шарма опять остановился и задумался. На востоке поднималось солнце, а на западе садилась луна. Он увидел, что по тропинке, ведущей через поляну, разговаривая, приближаются две девушки. Они подошли к Хари Шарме.

— Ты прямо из своего домика? — спросила Рута.

— Да.

— Ты знаешь что-нибудь о Пратичи?

— Нет, а почему ты спрашиваешь?

— Этой ночью я была у неё в домике и спала рядом с ней, в её кровати. Проснувшись, я её не обнаружила.

— Странно, — сказал Хари Шарма.

Тогда они подошли к Гири Шарме.

— Не встречал ли ты Пратичи? — спросила Рута.

— Нет, — ответил Гири Шарма.

— Её нет у себя.

Все четверо направились к другим домикам и, заходя в каждый, расспрашивали о Пратичи. Постепенно вместе собрались все студенты из этих домиков и стали разыскивать её по всем зданиям, в том числе и в мраморном зале. Они расспрашивали и поваров, и дежуривших сторожей, и слуг. Люди небольшими группами собирались на поляне и обсуждали исчезновение Пратичи. В конце концов они пришли к решению незамедлительно проинформировать обо всём Локаяту. Тут к ним подошла Хема. Все собрались вокруг неё и сообщили, что не могут найти Пратичи. Её лицо вспыхнуло гневом. Глаза Руты выражали сомнение. Читрабхану сказал:

— Мы должны выяснить, что случилось с Пратичи. Давайте сию же секунду отправимся к Локаяте и всё ему сообщим.

— Я не думаю, что мы сможем сейчас с ним встретиться. Он отправился в путешествие в пещеры гор Хемагири. Думаю, что решил увидеться с Чарвакой по случаю завтрашнего полнолуния. Со вчерашнего дня Локаята настаивал, что должен встретиться с Чарвакой, поскольку не смог увидеться с ним в прошлогоднее полнолуние месяца маргаширша[6].

— А не может ли быть так, что Локаята взял с собой к Чарваке и Пратичи? — спросил Читрабхану.

— Нет, он не брал её. Я видела, как он отправился один, — ответила Хема.

— Она спала в своём домике, а я была с ней, — сказала Рута. — Я спала вместе с ней в её кровати, а когда встала утром, её уже не было.

— Локаята знает всё, — сказал Хари Шарма. — К этому времени он, возможно, уже что-то узнал о ней.

— Возможно, и да, а возможно, и нет, — сказал Читрабхану. — Мы должны предпринять то, что в наших силах. Давайте отправимся к Ганадасе и известим его. Проинформируем также Вришанандини и будем продолжать повсюду поиски Пратичи.

Все вместе отправились к резиденции Ганадасы. Он спустился по лестнице и сразу понял ситуацию. Незамедлительно созвал общее собрание в мраморном зале. Ганадаса с Вришанандини сели на возвышении. Ганадаса встал и сказал:

— До сих пор в нашем ашраме не было случая, чтобы кто-либо совершил проступок. Не было и возможности опасности для кого-либо в пределах территории нашего ашрама. Также невозможно и то, чтобы кто-то пересёк границы ашрама и ушёл. Шестнадцать элементалов охраняют их день и ночь. Локаята каждый день пересчитывает количество присутствующих в ашраме — он может пересчитать даже змей и скорпионов. При таких обстоятельствах отсутствие кого-либо очень серьёзно. И ещё серьёзнее то, что это Пратичи, внучка Чарваки.

Все переглянулись. Ганадаса сел. Вришанандини встала обратилась к собравшимся:

— Пратичи — девушка очень утончённого ума, и я особенно к ней привязана. Мы не знаем, какое возмущение в её уме, произошедшее от неизвестной нам причины, привело к этому случаю. Если кто-то что-нибудь знает, встаньте и сообщите.

— Её ум был обеспокоен уже в течение десяти дней. Почему — я не знаю, — сказал Читрабхану.

— До этого Пратичи и Читрабхану обычно встречались по вечерам и гуляли по долине. Внезапно Читрабхану перестал с ней разговаривать. Вот в чём была причина её беспокойства, — сказал Санкхачуда.

— А до этого на протяжении нескольких дней Читрабхану играл на флейте и развлекал её вечерами, — сказал Тамралипти.

— На флейте? — удивился Ганадаса. — Это в нашем ашраме запрещено. Читрабхану! Где ты достал флейту?

— Я регулярно занимался игрой на флейте, когда жил в Двараке. Убежав из дому, я прихватил её с собой.

Тут все присутствующие в зале почувствовали нечто вроде головокружения. Их веки отяжелели, а глаза закрылись. Никто не знал, что произошло. После долгой паузы порядка сорока пяти минут — все пришли в чувство. Каждый пытался вспомнить, зачем он или она в этом зале, и они припомнили, что собрались обсудить происшествие с Пратичи. Вришанандини поднялась и попыталась что-то сказать. Её губы дрожали, а на носу появились капельки пота. Ганадаса усадил её, прошептал ей что-то на ухо и встал, чтобы сказать несколько слов. Он пошатывался, и ему стоило труда устоять на ногах. Все будто выходили из очень сильного опьянения. Ганадаса принял устойчивое положение и снова попытался говорить. Его губы дрожали. Он невольно улыбнулся. Это было похоже на то, как улыбается девушка своему первому возлюбленному. Ему пришлось сесть. Рута и Хема сидели рядом. Они переглянулись. Хема подняла указательный палец к затылку, вспоминая что-то, и попыталась что-то объяснить. Её губы дрожали. На них мелькнула улыбка — та же улыбка девушки, голову которой её возлюбленный впервые обхватил руками, посмотрев ей в глаза. Она не могла говорить. Это было смущение, причины которого она не знала. Санкхчуда и Тамралипти сидели рядом. Санкхачуда поднял вверх указательный палец, посмотрел в сторону и сказал: «Флейта! Флейта!». Затем его губы задрожали, и он тоже не смог говорить. Тамралипти хотел что-то вспомнить, взгляд его выражал удивление. Он поднял палец и произнёс: «Да, я помню. Флейта, та самая флейта!». Его голос задрожал, дрожали и губы. Щёки покрылись испариной, он весь трясся и не мог говорить. Ганадаса попытался проявить стойкость, медленно встал и спросил присутствующих:

— Ощущали ли вы что-нибудь? Видели ли вы какую-нибудь сцену? Слышали ли вы что-нибудь?

Тогда Хари Шарма встал и сказал:

— В глазах у меня всё завертелось, будто кружится радуга. Моё тело лишилось чувств, а нервы словно выполняли роль струн в каком-то музыкальном инструменте, на котором кто-то играл. Я чувствовал боль чрезмерного счастья. Я был счастлив. Я видел две горы вдалеке и долину между ними, из глубины которой я услышал музыку флейты…

Тут его голос задрожал, а из глаз покатились слёзы. Он стоял, уставившись в пространство. Каждый из учеников поднялся и подтвердил, что видел ту же сцену и слышал такую же музыку. У всех дрожал голос, а глаза были полны слёз. Вришанандини встала и сказала:

— Я тоже видела эту сцену и тоже слышала ту же музыку. Я чувствую, что даже теперь слышу её.

Произнеся это, она хлопнулась на своё сиденье. Ганадаса поднялся и сказал:

— Здесь что-то таинственное — это магические чары какого-то неизвестного элемента, который контролирует наше подсознание. Я бы такому не поверил, но в данных обстоятельствах я не верю даже себе.

Сказав это, он сел.