В редакцию они пришли втроем. Все одногодки, все со свеженькими университетскими значками.
Встретили их приветливо.
— Молодое пополнение? Замечательно! — сказал редактор. — Ну, к чему у вас душа лежит? Кого куда?
Клава без запинки сказала:
— Я бы съездила в командировку куда-нибудь подальше, для начала с опытным журналистом. Можно провести рейд на отстающем заводе.
— А я бы в колхоз поехал, — заявил Игорь, — могу и один. Попробую очерк написать.
Белокурая Нина несмело проговорила:
— Если можно, поработаю в отделах редакции.
Так и сделали, Клава и Игорь, получив редакционные удостоверения и командировочные, на другой же день выехали: она — на завод, он — в колхоз.
Нину посадили в отдел науки и техники. Редактор отдела Иван Петрович, человек немногословный и сдержанный, встретил ее суховато:
— Сидеть здесь нечего. Пойдите в научно-исследовательский институт и сделайте заметочку на тему…
Через два дня Нина положила перед Иваном Петровичем три странички, исписанные крупным, детским почерком. Заведующий отделом начал читать. В середине второй страницы он сдвинул очки ил лоб и внимательно посмотрел на Нину. Девушка сидела тихо, не шевелясь, сложив руки на коленях.
— Гм… ничего не понимаю, — сказал Иван Петрович. — Ерунда какая-то! «Роберт Поликарпович Тюлькин работает эсперантом. В свободное время этот инергичный, талантливый человек изучает немецкий, английский и американский языки». Чуешь! Американского языка не существует.
Голубые глаза наполнились слезами:
— Неужели так плохо? А я старалась!.. Ну, поправьте, прошу вас! Я так надеялась на вашу помощь! Мне говорили, что вы всегда поддерживаете молодежь.
— Ладно, — смягчился Иван Петрович. — Поправлю.
Заметка была напечатана. И на летучке ее даже похвалили. А Нина пересела в промышленно-транспортный отдел, которым заправлял Петр Иваныч — веселый толстый человек в круглых очках. Прочитав первую Ниночкину заметку, он долго хохотал:
— О-ой, не могу! «Ширится соревнование проводников и полупроводников…» Это кто же такие?
— Это… которые… — смущенно пролепетала Нина. — В общем, недавно пришедшие на транспорт…
— Га-га-га! — продолжал грохотать Петр Иваныч. — Умора! Пойду покажу ребятам.
На голубые глаза навернулись слезы:
— Ой, нет, не надо, прошу вас! Подправьте, вы такой добрый! Я слышала, что вы всегда помогаете младшим товарищам.
Петр Иваныч сдался. Он позвонил на железнодорожную станцию, взял кое-какие данные и вставив их в заметку взамен выброшенного. Заметка была заново написана и сдана в набор.
От Игоря прибыл очерк и две заметки. Одна заметка была напечатана, а остальное забраковано редактором.
— Нужно серьезно доработать, — сказал он.
А Нина тем временем пересела в сельскохозяйственный отдел и работала над новым заданием. Редактор отдела Иван Иваныч, грубоватый и желчный товарищ, прочитав ее корреспонденцию, мрачно заметил:
— Концы с концами у вас явно не сходятся. Вы пишете: «В колхозе поголовье свиней возросло до трех тысяч коров».
— Так мне сказали по телефону, — невозмутимо заявила Ниночка. — А что тут такого?
— Непонятно, о чем речь: о свиньях или коровах? А может быть, надо вместо «трех тысяч коров» «трех тысяч голов»?
— Нельзя! — отвергла решительно Ниночка. — Тогда будет повтор: поголовье и голов. Нелитературно.
Иван Иваныч вздохнул и бросил заметку в корзину. Но потом передумал, вытащил ее и выправил.
— Боюсь, что вы у нас не приживетесь, — откровенно сказал он. — Невеждам в редакции не место.
Ниночка спорить не стала, ибо считала это невежливым, но на другой день перешла в отдел физкультуры и спорта. Этим отделом заведовал Василий Иванович, совсем еще молодой, конфузливый и мягкий человек. Он никуда Нину не послал, а попросил ее обработать письмо. Результаты повергли его в крайнее недоумение:
— Товарищ… м-м-м… Юдина. Дело в том… э-э-э… Вот послушайте: «Матч закончился со счетом 2:2 в пользу «Торпедо». Ведь в письме было совсем не так.
— Я хотела оживить заметку, — пояснила Ниночка, подняв на Василия Иваныча ясные, простодушные глаза. — А разве плохо? Ну, поправьте, если надо. Я согласна… А вообще спорт — не моя тематика.
Друзья Нины, наконец, приехали. Клава привезла материалы рейда. Ей сказали, что материалы толковые, но нужно раздобыть несколько цифр, и она висела на телефоне. Игорь «доводил до кондиции» свой очерк.
— Пока вы там где-то болтались, я шесть заметок напечатала! — похвасталась перед ними Нина. — Все одобрены.
Она уже сидела в отделе искусства. Ей дали нелегкое поручение: побывать на смотре художественной самодеятельности и написать отчет:
— Готово, Иван Васильич! — радостно сказала она, потрясая листками. — Быстро, не правда ли?
Иван Васильич был не в восторге.
— Плохо! — сказал он, ожесточенно скребя затылок. — Очень плохо! Прямо сказать, неважно.
— Что именно? Где плохо?
— «Праздник любви, музыка Клейстера» — плохо, «Порфей в аду» — плохо, — перечислял шеф. — «Квильтет гармонистов…» Гм!.. А это еще что за «Ария молодого Вертеля»?
Ниночка обиделась:
— Почему-то в других отделах ко мне не придирались! Ведь я еще не имею опыта, а вы вместо помощи…
— Но ведь вы чему-то учились! Как же вас с такими знаниями выпустили?
— Да разве в университете нет добрых людей? — горячо сказала Ниночка. — Они ко мне относились хорошо, не придирались, помогали…
Ее глаза смотрели простодушно и наивно. Иван Васильич не мог вынести этого чистого, детского взгляда и опустил голову. Уныло чертыхаясь про себя, он начал вычеркивать из отчета оперу Рубинштейна «Мирон» и другие музыкальные новинки.
Когда он заявил ответственному секретарю о безграмотности Ниночки, тот недоверчиво улыбнулся:
— Как же так? Ни одной заметки ее не забраковали — и вдруг не годится? Вам все готовое подавай, а учить не хотите? Так нельзя. Кадры нужно готовить самим. Да, самим!