Эстеты из Кукановки

ВОКРУГ ДО ОКОЛО Фантазия

Город был как город. С одной только странностью. Газету здесь выпускала не редакция, как везде, а парикмахерская. Днем газетчики стригли и брили посетителей, попутно собирали информацию, а вечером выпускали газету. Газета называлась «Диск».

Редактором, как и следовало, был заведующий парикмахерской Леонтий Фомич Кучемясов, ответственным секретарем — зав. складом Аксиньин, заместителем редактора — бригадир мужского зала Петр Сысоич. Основным поставщиком оперативной информации был бригадир дамского зала красильщик Джон Петрович. И так далее.

Несмотря на эту странность, газета была как газета. С горестями и радостями, свойственными обычному печатному органу.

Однажды точильщик бритв и ножниц, он же зав. отделом писем дядя Митя, на очередной летучке заявил:

— Очень много в почте нареканий на наши культурные учреждения. Читатели жалуются, что репертуар театра «Пеликан» ни к лешему не годится.

— Ерунду ставят! — поддержала маникюрша-литсотрудник Тамара Чук. — Какие-то выверты. Сплошные «анти». Антиподы, антигоны. Вот недавно я пьесу смотрела — «Антиной» — ничего не поняла.

Редактор сказал:

— Может быть, дать фельетон о репертуаре?

— Давно пора! — закричали все. И тут же поручили фельетонисту (он же детский парикмахер) Ежикову написать острый, обоснованный фельетон.

Ежиков отправился в театр и без околичностей заявил директору и главрежу, что он будет писать фельетон о репертуаре. Ему дали постоянный пропуск в директорскую ложу, где он в течение трех вечеров прекрасно выспался.

На очередной редколлегии обсуждали его фельетон «Репертуар не резервуар». Фельетон понравился.

— Остро и профессионально, — заявила Тамара Чук.

— И в то же время корректно и объективно, — поддержал Аксиньин. — Это я называю — дать по морде в белых перчатках.

Зам. редактора Петр Сысоич подумал и сказал:

— Хорошее перо у Ежикова. Растущий парикма… фельетонист. Однако, я считаю, не ко времени. Пусть этот фельетон пока полежит. Вылежится. Пройдет проверку временем. К тому же в данный момент, я считаю, гораздо важнее для нас фельетон на телевидении. По всем программам мы видим только лекторов, которые поучают нас, как надо жить. Надоело.

— Вот именно! — подхватила уборщица-машинистка Маргарита. — К тому же лекторы почти все некрасивые. Вот если бы эти лекции читал Тихонов или Жан Марэ… И вот еще у них дикая привычка: если дают кино, так обязательно по двум программам в одно время. И то хочется посмотреть и другое. Я поддерживаю Петра Сысоича. Надо этих телевиков привести в чувство.

Петру Сысоичу было начихать на телевидение. Но он хотел отвести удар от театра. Ибо там, в литчасти «Пеликана», лежала его пьеса «Антиотцы и антидети». В телевидении же у него ничего не лежало.

Зато Джон Петрович недавно сдал туда сценарии очередного заседания «Кружка нелюбопытных и невежественных» и ему крайне не хотелось портить отношения с телевиками. А потому…

— Нельзя, коллеги, — таинственно сказал Джон Петрович. — Нельзя-с. Телевидение в своей работе связано с прокатом и прочими факторами, о которых судить не нам. Это высокая политика. Возьмем что-нибудь другое. Мало ли у нас культурных безобразий! Вот, к примеру, издательство «Суесловие». Кто из нас не знаком с его продукцией? То четыре книжки в одну сплетут, то выпустят альбом с половиной чистых страниц, то в учебник для второго класса запузырят что-нибудь медицинское. Безответственность. Кроме того, порча бумаги.

Но тут запротестовала Тамара Чук. У нее в «Суесловии» лежала брошюра «Квази-мода» об искусстве элегантно одеваться. И она вовсе не хотела, чтобы ее зарубили.

— Это типографский брак! — закричала она. — Издательство не виновато. Вы бы посмотрели, в каких условиях они работают. Защищать надо, а не критиковать.

Редактор солидно откашлялся и сказал:

— Тамара Антиоховна права. (Может быть, мои «Мемуары» отдать в «Суесловие»? Издадут, никуда не денутся). — А почему бы нам не заняться радио? Что это у них за манера — на сон грядущий обрушиваться на слушателей всякими шейками и…

— …и ножками, — с готовностью подхватил дядя Митя.

— Какие ножки? — брезгливо сказал редактор. — Шейк — это… мм… танец. Я хотел сказать, шейками и мэдисонами. Сплошной гвалт и топот в эфире. Или другая крайность. Включишь и слышишь: «Он погиб мужественно, как и следует». Через минуту: «Они стояли у свежей могилы». И так целый день. Вечно хнычут. Нет чтобы подбодрить, подвеселить трудящихся.

— Радио — это идея, — с доброй улыбкой сказала Тамара Чук (забраковали, такие-сякие, мой очерк «Оглянись во гневе на себя», так им и надо).

— Радио? — подхватил Джон Петрович. — Идея. Только радио! Давайте поручим нашему очеркисту Мише Кобасьеву написать о «вольных сынах эфира». Послать фотографа Робеспьера Стоножкина, пусть сфотографирует редактора отдела «У микрофона я и моя мама» и парочку дикторов. Им будет приятно.

(Приятно было бы и супруге Джона Петровича, редактору передач «У микрофона я и моя мама»).

— При чем тут очеркист? — изумился редактор. — Мы же говорим о критическом, фактическом фельетоне.

— Какой фельетон? — в свою очередь, вытаращил глаза Джон Петрович. — Фельетон о радио? Ну, знаете…

Поднялся страшный шум. Каждый старался перекричать другого и ратовал за свое против чужого.

А что же фельетонист Ежиков?

Он прекрасно знал, что фельетон не пойдет. И потому смирненько сидел в углу и черкал в записной книжке. Он делал заготовки к своей будущей комедии, о своекорыстии патрициев в античные времена. Такую комедию заказал ему директор театра «Пеликан». Уже было подобрано название: «Деньги все же пахнут».

Вы спросите, почему действие происходит в парикмахерской? Очень просто. Обычно парикмахерские газет не выпускают. Это небывальщина. И потому никто не обидится.

Благодарю за внимание.