Евангелие от Чаквапи

Глава 30

На все наши расспросы о судьбе Ромео Рико упрямо отмалчивался, всячески давая понять, что не желает обсуждать эту тему. И без того было ясно, что встреча их закончилась не в пользу мексиканца. Нас терзало здоровое любопытство, но мы не решились упорствовать, надеясь, что по прошествии некоторого времени индеец расскажет обо всем сам.

— По пути сюда я видел машину, на которой приехали бандиты, — сменил тему разговора Рико. — Хорошая машина. Стоит забрать ее, а от вашей избавиться.

Индеец был прав — одного взгляда на искореженный джип, походивший на боевую машину из пекла войны, было достаточно, чтобы рука непроизвольно потянулась к телефону набирать номер ближайшего полицейского участка.

— Она может быть ворованной, — разумно предположил Ник.

— Даже если и так, она все равно привлечет меньше внимания, чем ваша, — Рико помолчал немного, а потом кивком указал в сторону нашей прежней стоянки. — И тела тоже нельзя так оставлять.

Мы не могли не согласиться с ним, что появляться где-либо на нашей машине было по меньшей мере неразумно, а оставлять ее рядом с телами — безумием. Связавшись с мексиканской компанией, в которой мы арендовали джип, нас бы вычислили по его номерам за несколько минут, и доказать непричастность к трем трупам стало бы невозможно.

— И еще, — индеец вытащил из заднего кармана джинсов тонкий прямоугольный предмет размером с ладонь. — Мексиканец находил вас с помощью этого.

Предмет напоминал карманный компьютер. Рико потянул вверх короткую антенну, нажал одну из кнопок, и по схеме на тусклом экране вереницей побежали какие-то знаки и цифры. Раздался тонкий, непрерывный писк.

— Это устройство слежения, — пояснил он.

— Но? — я невольно оглядел свою одежду и обувь.

— Да, — подтвердил Рико. — Чипы установлены в вашей обуви.

— Но как? Когда он мог это сделать? — недоумевал я. — После Мексики мы с ним больше не встречались. Ни с ним, ни с его людьми.

— А это не он. Вас нашпиговала всем этим колумбийская разведка, а Ромео отобрал устройство у их человека в больнице Эль-Пайсаноса.

— У Лаваро! — удивленно воскликнул Ник. — Мы привезли его туда, раненого!

— Наверное, — Рико пожал плечами, — не знаю. — Он снова надавил на кнопку, отключая устройство, и мерзкий писк прекратился. — Мексиканец сказал, что убил того человека.

Ник хотел спросить что-то еще, но вместо этого нахмурился и замолчал. Новость опечалила нас обоих — Лаваро дважды спасал нам жизнь, и мы искренне надеялись, что он поправится после ранения.

— Да, — хрипло проговорил Никита, вспоминая, — мы действительно меняли одежду, но не обувь.

— Ладно, — Рико бросил устройство слежения на песок и раздавил его каблуком. — Нам еще многое надо сделать да и убраться отсюда лучше поскорей.

— Полагаешь, еще кто-то нагрянуть может? — Сью озабоченно посмотрела на него.

— Мексиканец сказал, что их было всего четверо. Не думаю, что он лгал. Но сюда могут заглянуть рейнджеры или играющие в войну фермеры.

— Играющие в войну фермеры? — подняв брови, переспросил Никита.

— Да, — Рико горько усмехнулся и направился к джипу.

— Собираются по несколько человек в стаи, — пояснила Сью, — и патрулируют приграничные земли в поисках нарушителей границы — мексиканских бедняков, пытающихся попасть сюда, в США. С Койотами-то они не связываются, те могут голову отрезать. Бедняки же идут безоружными, вот фермеры себе кино и устраивают, а потом за пивом соседям рассказывают, как опасно там было, и как геройски они себя вели.

— Уроды, короче, — махнул рукой Никита и пошел следом за Рико.

— Ну, — Сью пожала плечами и, подумав немного, добавила, — в общем, да.

Машина, на которой приехали бандиты Ромео, оказалась обычным, недорогим пикапом с широкой мордой и повсеместной проходимостью. На таких ездит значительная часть трудового населения по обе стороны границы, и он, несомненно, не мог привлечь к нам особого внимания. Обыск его салона принес неожиданные результаты. Помимо разного рода обычных мелочей, которые можно обнаружить в бардачке любого автомобиля, мощного армейского бинокля, нескольких бутылок с водой и консервных банок, мы нашли под задним сидением прикрытый ветошью толстый кожаный портфель. Рико достал его, поставил на землю и открыл. Вытащил оттуда пару сменного белья и чистых носков, пачку сигарет с позолоченной зажигалкой, следом выудил оттуда пару гранат и аккуратно положил их рядом на песок, затем достал какую-то книгу в простеньком коленкоровом переплете и под конец, порывшись в потайных кармашках портфеля, вынул из них пачку паспортов. Все они были выписаны на разные имена, но со всех их фотографий на нас взирало загорелое лицо Ромео Карраско. Судя по паспортам, он был гражданином и Мексики, и США, и даже Ямайки. Рико сунул их себе в нагрудный карман, взял в руки гранаты и поднялся.

— Это упростит нам задачу, — спокойно сказал он. — Поедем обратно на двух машинах. Побросаем трупы бандитов в ваш джип и взорвем его.

— Может… — неуверенно проговорила Сью. — Может, я вас здесь подожду?

Мы трое одновременно, не сговариваясь, повернули головы в ее сторону. Девушка стояла, смущенно опустив глаза, и неловко переминалась с ноги на ногу:

— Что-то я немного устала от трупов за сегодняшний день, — словно чувствуя перед нами некую вину, пробурчала она себе под нос. — Как подумаю, что еще раз их увидеть придется…

Рико, я и Никита переглянулись. Никому и в голову не пришло, что девушку по возможности стоит оградить от всех этих ужасов. Было решено, что я останусь с ней, а индеец с Никитой займутся грязной работой по сокрытию следов происшедшего. Им надо было на двух машинах доехать до места нашей прежней стоянки, свинтить с джипа номера, закопать их где-нибудь в стороне, собрать трупы, забросать их в джип и взорвать его гранатами, чтобы превратить в кусок металлолома. Вернуться они должны были вдвоем на пикапе. Времени терять они не стали, быстро расселись по машинам и уехали.

Сью долго смотрела вслед удалявшимся машинам, и даже когда они совсем скрылись из виду, продолжала неподвижно стоять, глядя, как медленно оседает поднятая колесами пыль. Она не хотела разговаривать, и я не пытался донимать ее разговорами. Сел в тени, прикурил экспроприированную из кожаного портфеля сигарету позолоченной зажигалкой. Девушка, постояв немного, повернулась, подошла к валявшемуся портфелю и присела возле него на корточки. Подняв книгу, она ладонью смахнула с нее песчинки, повертела ее в руках, без малейшего интереса разглядывая простенький темно-синий переплет в поисках названия, но на обложке ничего не было.

— Книга старая, — тихо, словно самой себе, проговорила Сью, пролистнув пожелтевшие страницы.

Книга оказалась рукописной и более старой, чем она даже могла предположить. Всматриваясь в витиеватые строчки, Сью уже медленнее перевернула одну страницу, другую, третью. Задержалась взглядом на каком-то рисунке… Сью почувствовала, как кровь резко ударила в виски, как несколько раз громыхнуло в груди сердце и, казалось, остановилось, застыло… Едва не выронив книгу из дрожащих рук, она судорожно раскрыла ее на первой странице, вчитываясь в текст титульного листа…

Сью вдруг резко вскинула голову и заговорила со мной так эмоционально, так сбивчиво, что я подумал, у нее помутился рассудок. Единственное, что я смог разобрать в ее словах, так это нечленораздельное: «Не может быть».

— Тихо, тихо, — я постарался успокоить ее, положив руку ей на плечо, но она выпучила на меня глаза и затараторила, заикаясь:

— Кар… кар…

— Сью, что с тобой? — я уже не на шутку перепугался за нее, присел рядом.

Сама поняв, что выговорить желаемое не получается, она раскрыла книгу и ткнула пальцем в рисунок. Человек, стоявший на коленях возле пещеры, в мольбе протягивал руки к явившемуся ему божеству. Тело человека покрывали изодранные лохмотья, а божество высилось над ним в белой, ниспадающей до щиколоток сутане с вытканным на груди большим красным крестом и венком из странных крохотных желтых цветков на голове, надетым поверх темных волос…

— Карденас, — наконец выдавила Сью. — Это описание чудесного явления Христа Карденасу… Понимаешь?

Признаться, я не понимал, какая связь между этой книгой и Карденасом, а потому отрицательно мотнул головой.

— Эта книга… — девушка уже окончательно взяла себя в руки и теперь восторженно смотрела на меня: — Это книга Мануэля Карденаса! Понимаешь! Он лично написал ее для своих последователей. Его жизнеописание — о явившемся ему чуде, о его скитаниях, последующей праведной жизни и выпавших на его долю невзгодах…

Отзвук далекого взрыва и взметнувшийся затем в небо столб черного дыма возвестили нам, что Рико и Ник справились с поставленной задачей, а еще через десять минут мы увидели мчавшийся в нашу сторону пикап.

— Щенок, — молчаливо сидевший до сих пор Харрингтон резко повернулся к Бобби и, не совладав с кипевший внутри него злостью, влепил юнцу затрещину.

— Аайя! — Бобби вжал голову, прикрывая ее ладонями от посыпавшихся один за другим ударов. — За что?

— Все из-за тебя, — процедил сквозь зубы Харрингтон. — Из-за твоего постоянного нытья «Грохнем ее! Грохнем, сучку!»

— Ты же сам… сам… — Бобби испуганно выглянул из-под руки. — Избавимся от суки, говорил!

Харрингтон навис над съежившимся юнцом, мрачно взирая на него сверху.

— Ты же сам… — челюсти Бобби клацнули от очередного удара.

— Сам?! — он уже не мог остановиться, все больше распаляясь с каждой секундой. — Из-за тебя! Из-за твоей извечной нетерпеливости… — Он обеими руками вцепился в ворот рубашки Бобби, в ярости сдавил ему шею. — Урод! Нетерпеливый урод! Надо было потом, потом! — Харрингтон зашелся в буйстве, таская мальчишку за ворот из стороны в сторону. — Позже! Понимаешь, позже! А сейчас что? Что теперь сейчас? — В диком бешенстве тряс он мальчишку, мотал его, словно тряпичную куклу, пиная ногами.

Бобби пытался что-то ответить. Он хрипел, вены на лбу его взбухли, лицо сделалось в миг пунцовым. Пальцами он отчаянно пытался ослабить хватку, расцепить душившие его руки, но сил не хватало. Глаза его выпучились, рот беспомощно ловил воздух. Харрингтон не замечал. В ярости он бессвязно орал, оглашая округу полными ненависти воплями. Голос его срывался то в хрипы, то в визг, а он все больше заходился в истерике, продолжая с силой сдавливать шею юнца…

Ярость исчезла вдруг, словно и не было ее. Он разжал пальцы, попятился, с удивлением глядя на валявшееся под ногами тело. Бобби лежал вполоборота к нему, уткнувшись лицом в песок. Харрингтон окликнул его. Тот не ответил, даже не пошевелился. «Вот всегда ты так, — пробормотал Харрингтон. — Обидишься, отвернешься и сопишь». Попытался вспомнить, чем же обидел парня — смутные картинки… вспылил немного… затрещину дал… поругал чуть… Харрингтон сделал шаг, склонился над ним, заглядывая через плечо в лицо. Бобби насмехался над ним, передразнивая — высунул язык, да смотрит мимо не моргая. Муха села ему на щеку, поползла вдоль брови. Харрингтон пригнулся ближе:

— Вставай, Бобби, — легонько ткнул парня пальцами в плечо. Голова Бобби безвольно мотнулась, вспугнутая муха лениво взлетела, пожужжала немного вокруг и вновь опустилась ему на лицо. Харрингтон в ужасе отпрянул: — Бобби… что ты?.. — испуганно запричитал он, глядя на вывалившийся изо рта язык, кончик которого утопал в песке. — Ты вставай… давай… сядь… ты… нет… О, Господи! — Он вспомнил. Обхватив голову руками, упал коленями на песок, согнулся в рвотном спазме…

В пещере не оказалось богатства, на которое они так рассчитывали. Опустошение было первым чувством, которое Харрингтон испытал, глядя на покрытый тонким слоем песка деревянный ящик. Ему даже не нужно было открывать его. И так видно, что чертову ящику лет сто пятьдесят максимум, а значит, он не мог принадлежать конкистадорам. Харрингтон молча взирал, как Бобби откинул крышку, и начал доставать оттуда разное барахло — коробочку с патронами для «винчестера», дюжину консервных банок, с датой выпуска «1883 год», флягу, полуистлевший китель с нашивками сержанта 9‑го кавалерийского полка… Либо здесь застряли кавалеристы, гонявшиеся в позапрошлом веке за враждебными апачами, либо сами апачи, отобрав все это у кавалеристов, припрятали. Они часто поступали так, чтобы не таскать с собой лишние вещи — прятали их то там, то здесь по всей пустыне, забирая по мере надобности.

Бобби с интересом разглядывал каждую вещь, медленно вертя ее в свете фонаря, и Харрингтон почувствовал, как внутри него нарастает бешенство. Он так рассчитывал, так надеялся, что наконец добрался до манящей цели! Когда вдруг раздался крик Бобби: «Я нашел!», у Харрингтона защемило сердце. Столько лет искал эту скалу, столько лет искал спрятанные в ней сокровища, а теперь стоял подле них, и оставалось только сделать шаг, протянуть руку, ощутить пальцами холодок сверкающего металла, сжать его крепко — и он уже твой, и ты несказанно богат, и никто больше не властен над тобой, потому что теперь ты власть, ты сила, и мир лежит у твоих ног… Харрингтон мотнул головой, стер ладонью со лба выступившую испарину. «Почему, почему? — мысли смешались. — Не должно так…». Пролезая в расщелину, он уже считал, что жизнь его изменилась, и теперь отказывался признать, что все вернулось на круги своя. Руки его дрожали, уголок правого глаза продолжал подергиваться…

— Хватит, — гаркнул он, и увлекшийся Бобби в испуге вздрогнул. — Хватит, — уже мягче повторил Харрингтон. — Здесь нет ничего. Надо настроить оборудование, — он развернулся к выходу из пещеры. — Идем.

Бобби понуро захлопнул крышку ящика и побрел следом за ним.

Почти без сна и отдыха они тщательно, метр за метром, в течение нескольких дней обследовали скалу, и с каждым часом надежда на успех таяла. Харрингтон становился все более раздражительным. Прежде он был уверен, что самостоятельно сможет отыскать скалу, что обладает всей необходимой для этого информацией, а теперь все больше и больше впадал в панику. Он уже понимал, что совершил ошибку, избавившись от строптивой американки. Судьба послала ее ему в руки, а он поддался на уговоры Бобби, выкинул ее среди песков. Она могла знать то, что не было известно ему, могла дать какой-нибудь новый ключ к дальнейшему поиску, а теперь он сидит здесь, не представляя, как действовать дальше. Вернуться за ней? Да она давно уже сдохла там от жары и жажды… Бобби… восемнадцатилетний юнец с неуемной жаждой доставлять боль… нетерпеливый осел… Харрингтон сорвался, влепил ему затрещину, заорал…

…Обессиленный, полный отчаяния, сидел он под палящим солнцем, прислонившись спиной к колесу машины. Абсурд произошедшего раздавил его, и он лишь монотонно подвывал, чувствуя, как ноет внутри вялая, глухая тоска…