Федор Черенков

Глава 14 «ПРОЩАЙ, КОРОЛЬ!»

Разумеется, название этой главы весьма условное. Как, в самом деле, можно прощаться с человеком, которому едва минуло 35? Но есть же «Долгое прощание» — повесть замечательного Юрия Трифонова? Это для начала.

А потом — прощальный матч на стадионе «Динамо». Здесь-то без этого слова не обойтись — тем более что песню с таким названием исполняла Тамара Гвердцители. Кроме того, люди, близкие Фёдору Фёдоровичу, говорили: без футбола он не представлял себе дальнейшей жизни. Просто не ориентировался в ней. Что, прямо скажем, вовсе не недостаток. Просто жизнь у нас такая.

Но пока мы в начале 1994 года. Очень важно подчеркнуть: в частых интервью Олег Романцев постоянно рассказывает о приобретениях и, соответственно, травмах лучших футболистов, но ни разу не затрагивает тему расставания с Черенковым. Более того, он прямо сообщает, что до новых поединков в Лиге чемпионов кадровых перемен не предвидится. Что, скажем сегодня, выглядит вполне разумно.

В январе прошёл традиционный Кубок Содружества, который «Спартак» по традиции выиграл. Черенков принял участие во всех пяти встречах: трёх групповых (эстонская «Норма», молдавский «Зимбру» и казахстанский «Ансат»), полуфинале с ашхабадским «Копетдагом» и финальном поединке с «Нефтчи» из узбекской Ферганы. Причём везде выходил на замену во втором тайме.

Прессой был отмечен лишь раз. 1 февраля в «Советском спорте» Алексей Завгородний и Михаил Макеенко так писали о его выступлении против «Зимбру»: «После долгой паузы, залечив травму, на поле в составе “Спартака” вышел Фёдор Черенков. И, словно подтверждая своё высокое звание искусного мастера, выдал по дуге просто уникальный пас через полполя. Всё тому же, кстати, Цымбаларю...»

Насчёт «кстати»: тогда одесского таланта во многом сравнивали с Фёдором. Их даже при первом просмотре записи матча того времени можно перепутать: оба не самого высокого роста, плотненькие. Хотя главное, конечно, — техника и игровой интеллект. А в эпизоде той игры с молдаванами они ещё и взаимодействовали весьма прилично.

Что же касается выходов на замену после перерыва, то это даже хорошо. Действительно ведь, травма была. Возраст тоже надо принять во внимание: после тридцати восстановление всегда идёт сложнее. А Черенков команде очень даже нужен.

20 февраля прошло награждение золотыми медалями за прошлогоднюю победу. В концертном зале «Россия» было весело, состоялся концерт любимых певцов и актёров. Есть фотографии. Видно, как счастливы, например, Карпин и Писарев.

Черенков — нет. Грустный какой-то. Это настораживало. Хотя сбор плавно следовал за сбором (и на поздравления-то красно-белые заскочили, без преувеличения, на денёк), Фёдор в них участвовал. Однако вот в Сочи, где продолжилась подготовка, Игорь Мамаладзе и Михаил Пукшанский прямо спросили Олега Ивановича в интервью «Спорт-экспрессу»: «Черенков не играл против “Жемчужины” и даже не тренировался. Почему?»

Ответ поверг поклонников в уныние: «Он себя неважно чувствует». И, наконец, 2 марта в том же издании Романцев и сообщил, что рассчитывал на участие Черенкова, поэтому и молодой тогда Андрей Тихонов не ездил на сборы в Голландию и Сочи. Рассчитывал! Что выглядело вполне продуманным решением. Ведь тот же Родионов, появившись во втором тайме, счёт сравнял. «По-стариковски», как он нам с улыбкой пояснил при встрече в спартаковском офисе.

Хотя на деле такие люди, огонь и воду прошедшие, за рубежом поигравшие против зарубежных грандов, необходимы и незаменимы. И Черенков мог опять же выйти на замену и в отведённые полчасика решительно переменить картину. А если бы ещё и с другом Сергеем им довелось взаимодействовать? Так нет же. 2 марта тренер о Черенкове говорит с неприкрытой горечью: «...к большому сожалению, заболел и в матче с “Барселоной” практически наверняка участвовать не будет».

Да, болезнь опять подступила. Не вовремя? Как всегда...

В итоге он больше не сыграет за «Спартак» ни одного официального матча. Ни в еврокубках, ни в Кубке России, ни в чемпионате страны.

Получается, тогда против узбекской команды в зале и была проведена завершающая игра. О чём никто в тот момент не догадывался.

Вместе с тем люди ждали с нетерпением, что же дальше. Ведь с того 2 марта не было сведений. И вот наконец в «Спорт-экспрессе» (рубрика «До первых петухов») от 26 мая на первой полосе появляется сенсационное сообщение пресс-атташе московского «Спартака» Леонида Трахтенберга: «Самый популярный футболист России Фёдор Черенков решил завершить выступления в большом футболе. Вместе с тем Черенков принял приглашение Олега Романцева стать одним из его помощников. Так что в финале Кубка России Черенков впервые разделил победу как тренер».

«Разделил», конечно, чисто формально. Сам Фёдор никогда о такой своей заслуге не вспоминал. Да и не о чем пока, по совести, было вспоминать. Об этом в интервью для «Спорт-экспресса» Черенков и поведал на следующий день одному из авторов этой книги Игорю Рабинеру.

«Что побудило Вас принять это решение?» — вопрос корреспондента. «Три последних месяца я проболел, а после выздоровления всерьёз задумался над тем, как жить дальше. Я задал себе вопрос: смогу ли я в своём нынешнем состоянии набрать прежнюю форму и играть так, как раньше. Прекрасно понимал — в такой команде, как “Спартак”, нельзя отбывать номер, как бы тебя ни любили болельщики. Здесь если играть — то играть хорошо. Пришло время уходить».

Два последующих вопроса столь же важны. Поэтому здесь прервёмся, чтобы, по обыкновению, подумать. Прежде всего, он долго болел. Три месяца — это тяжёлый приступ. Причём и в Кубке УЕФА «Барселоне» без него проиграли, и чемпионат давно начался. А он всё не мог восстановиться. Кому-то пустяк, благо деньги идут. Ему — особенно трудно.

Потому что возьмём хотя бы «Спартак», где вся жизнь футбольная, считай, прошла. А если он вновь надолго занеможет и будет срочно нужен? Как в самом деле жить-то тогда? При этом прощальный матч покажет, мы увидим, что он набрал потрясающую форму и сезон-то способен был довести до конца.

Тут и объективная причина: талантливая российская молодёжь разъезжалась по всему миру, в целом радуя «коварный зарубеж», — а народ шёл на стадион, чтобы увидеть достойное исполнение. И субъективный фактор: Черенков в ту пору мог собирать уже семейные коллективы болельщиков. Потому что когда-то и отец восторгался триумфом 1979 года, а тут уже и сын подрос.

Всё-таки Фёдор, мы говорили, — ещё и народный артист. Словом, счастливая, успешная жизнь в ближайшие года два-три ему была обеспечена. И он об этом знал не хуже нас с вами. Ибо сказано: «...как бы тебя ни любили болельщики». Но нельзя прожить за счёт любви. Даже заслуженной и завоёванной. Ведь когда-то тебе начнут прощать, потом всё чаще тебя же жалеть. Он этого не хотел.

Однако вернёмся к вопросам и ответам из «Спорт-экспресса» от 27 мая: «У вас был разговор с Романцевым?» — «Да, после выхода из больницы. Я пришёл к Олегу Ивановичу, рассказал ему о своих ощущениях. И он предложил мне поработать с дублем. У меня и в мыслях не было отказываться. Я благодарен руководству “Спартака”, что оно позаботилось о моей дальнейшей судьбе». — «Вы уже проводите тренировки?» — «Пока присматриваюсь, вхожу в курс дела. Набираюсь опыта у Виктора Евгеньевича Зернова — человека, которому мне предстоит помогать. Сейчас мне нужно найти контакт с игроками, которые собрались в дубле. Надеюсь, что смогу благодаря своему опыту многое объяснить, а кое-что показать на поле».

Тут, несомненно, буквально душу режет фраза про выход из больницы. Да, он болел с февраля. Но про больницу люди не знали. Не знали, как ему плохо стало в какой-то момент. Как пришлось согласиться на стационарное лечение, чего никто из нас не любит. А он-то — особенно. Потому что всегда стремился двигаться.

Однако нужно отдать должное всему «Спартаку» во главе с Романцевым: не всякий сразу же найдёт место для завершающего карьеру звёздного футболиста. Значит, вопрос обдумывался.

И выход нашёлся. Простой и банальный. А как иначе? Детские школы в наставниках давно не нуждались. Тренерский штаб укомплектован. Хорошего же специалиста Зернова Фёдор знал давно. Ну и очень даже многое мог «показать» ребятам. Кстати, в том дубле почти весь сезон провели Егор Титов и Вадим Евсеев, Константин Головской и Сергей Чудин, а с августа стал много больше выходить Александр Липко. Все они сыграют заметную роль (первые двое особенно, конечно!) в «Спартаке» середины 90-х. То есть и тогда он что-то успел показать.

Впрочем, к тем тренерским временам Черенкова ещё вернёмся. Сейчас займёмся непосредственной хроникой. 1 июня «Спорт-экспресс» опубликовал большой материал опять же одного из авторов этой книги под названием «Народный футболист». Многое из опубликованного тогда читатель успел прочитать в предыдущих главах книги. Просто, знаете ли, у нас всегда было непросто с первоисточниками. Цитировали, бывало, неточно. Или вообще переписывали, не указывая автора. Это плохо, безусловно. Зато исходный текст, коли до него добраться, становится особенно важен.

Поэтому отдельные выдержки из той работы нужно привести. Например, высказывание тогдашнего Сергея Родионова: «За то, что он при своём не самом крепком здоровье до 35 лет доиграл, ему надо памятник поставить. Этого объективно не могло произойти, не будь у него какого-то невероятного футбольного фанатизма». А вот и Константин Бесков: «Меня считают жёстким человеком, но с Фёдором у меня за все годы нашей совместной работы не было ни малейшего конфликта. Я всё время ловил себя на ощущении, что радуюсь, глядя на него. Радуюсь, потому что вижу в его исполнении не работу, а искусство».

Всё верно. Не делил Бесков состав на любимчиков и остальных. На тренировках все выполняли положенное. Другое дело, что с кем-то тренер был готов расстаться рано или поздно. С кем-то — нет. С кем? Да с Черенковым! По той простой причине, что «работу» все видят одинаково. А искусство — это уже индивидуальность в полной мере.

Здесь вполне вероятны разногласия. Ведь для кого-то и творческий спор — причина для ссоры вроде бы навсегда. Тут же — иное. Сугубо творчество. Поэтому давайте послушаем блестяще интонированный рассказ от Льва Филатова о случае из 1991 года, о котором ему поведал Николай Старостин. Было так: на следующий день после важной игры стали смотреть всей командой запись матча. Бесков при просмотре сообщил, что Феде нужно было направо мяч отдать, там свой человек имел возможность проскочить. Всё верно: игрок открылся, надо отдавать. Так и Стрельцову советовали!

И вдруг Черенков тихим голосом сообщил Бескову: «Нет, не надо было отдавать, я чувствовал, что могу пройти сам». — «Но ты же потерял мяч!» — «Да, я мог пройти, а тогда...»

«Тогда» оба «видели». И спорили со страшной силой. По теме.

Потому что и отдать, и пройти, и завершить осенью 45-го Бесков тоже мог. При этом (откроем страшную тайну) с великим тренером Михаилом Якушиным не ладил и до конца находился в прохладных отношениях.

С Черенковым всё иначе. Да, он тоже видел победные реляции по поводу своих выступлений. И тоже знал себе цену. Но его разногласие с Бесковым тактического, а не стратегического характера.

К тому же Фёдор Фёдорович никогда не хотел быть наставником команды мастеров, а Константин Иванович, напротив, об этом мечтал. А игрок, пусть исключительный, всегда найдёт с прекрасным тренером общий язык. Если, конечно, дело обходится без нарушения режима. Чего за Черенковым не наблюдалось.

Однако вернёмся к материалу из «Спорт-экспресса» от 1 июня. Поднята в нём и тема отъезда. К тому моменту Олег Романцев уже устал ставить в пример молодёжи кого-то в качестве патриота клуба. Все же уезжали. И тут опять: Стауче, Карпин, Бесчастных, Ледяхов. И вот вопрос: «Фёдор, неужели Вас ни в какие другие команды не приглашали?» Ответ: «Почему же — в “Астон Виллу” звали, после того как мы её в 1983-м обыграли в Англии в Кубке УЕФА. Я отослал гонца к спартаковскому руководству — да и вообще тогда такие переходы были нереальны».

Несомненно, нереальны. Сразу почему-то вспомнился Яшин, которому владелец «Реала» предлагал любую сумму контракта. Чтоб он только в чек цифры вписал. Лев Иванович не стал этого делать. И не мог. Всё-таки «Динамо».

Подчеркнём: у Черенкова — «Спартак» навсегда. А «Астон Вилла»... Хорошая команда, не спорим. Так Сочнов тогда переиграл оппонента Морли по сумме двух встреч! И зачем им после тех рыданий Черенков?

А потому что он свой для всех. Самый похожий — Бобби Чарльтон! Его ведь тоже не ждали, когда он примчался на последний матч Яшина. Вместе с тем зачем Чарльтону «Спартак»? И наоборот. Каждый хорош сам по себе. Так и с Фёдором.

Приведём заключительные слова того материала в «Спорт-экспрессе» от 1 июня 1994 года: «...Мне посчастливилось увидеть один из последних выходов на поле Черенкова-игрока. Уже представленный дублёрам как тренер, он решил-таки поучаствовать в двусторонке на полполя в Тарасовке. Нет, он не был безупречен, да и как требовать это от человека, полторы недели назад вышедшего из больницы. Но несколько раз выделывал то, что и умеет только Черенков... Я спросил его после тренировки: “Может, не стоило всё-таки уходить, а?” Он устало ответил: “Стоило. Видели, сколько я сегодня запорол?” Я рассказал об этом Романцеву, он усмехнулся: “Я бы удивился, если бы услышал от вас обратное”».

Заметим: газета «Спорт-экспресс» сразу же объявила (за что низкий ей поклон) о подготовке прощального матча Черенкова. Потом присоединились Национальный фонд спорта, который возглавлял тогда известный политик Борис Фёдоров, компания «МММ» (вся её пирамида обвалится к августу, но на что-то полезное деньги всё же пошли), ещё одна газета — «Известия». Про клуб тоже не будем забывать. В общем, нам бы только вместе взяться и подумать о главном...

Тут вот взялись по-настоящему. Для знаменательного поединка пригласили итальянскую «Парму», которая была на тот момент действующим обладателем Суперкубка УЕФА, победившим в финале знаменитый «Милан» — в двух, заметим, матчах. А до того, в 93-м, этот клуб обыграл в решающей схватке Кубка Кубков столь нелюбимый нашими болельщиками «Антверпен».

Да и без титулов — классная была команда. Полузащитник Дино Баджо и защитник Антонио Бенарриво играли в финале чемпионата мира. Кроме тех двух заслуженное серебро получили форвард Джанфранко Дзола и ещё один оборонец, Лоренцо Минотти. Стоит отметить и шведа Томаса Бролина.

Словом, прекрасный соперник получился. При этом Невио Скала (тот самый, что почти через десять лет возглавит «Спартак») рассматривал игру своей команды как контрольную. То есть его ребята входили в сезон и боролись за место в составе. Так что о какой-то показухе или шоу 23 августа на стадионе «Динамо» и речи быть не могло.

Стоит обратиться к печатным свидетельствам. 18 августа в «Спорт-экспрессе» выходит материал Сергея Микулика под названием «“Спартак” без Черенкова — уже немножко не тот “Спартак”».

Хорошую прозу лучше цитировать: «Вы вдумайтесь, кто будет уходить от нас на днях. И какой футбол он унесёт с собой. Навсегда унесёт, как белую “десятку” на красной спине. В североамериканском хоккее есть добрая традиция — великому игроку его командный номер оставляют навечно. При условии, что большую часть спортивной жизни он провёл именно в этом клубе. А Черенков, и сейчас имеющий море предложений от самых разных команд, всегда оставался верен “Спартаку”. И остаётся — теперь уже тренером».

«Тренерскую» тему разовьём чуть попозже, пока же подтвердим то, что писалось в этой статье: «Но то хоккей — в футболе так не принято. Там “десятый” — лишь один из одиннадцати. И Черенков, наверное, как никто, умел быть и премьером, и одним из многих».

Так и есть. Мы уже не раз показывали: Фёдор часто заслуживал звания «премьера». Никто волевым решением его не назначал лучшим и любимым. Всё трудом достигалось. Однако, если надо было коллективу, — он молниеносно забывал о «регалиях» и становился «одним из многих». Впрочем, быть может, это свойство всякого настоящего человека?

Он же рассказывал Сергею Микулику: «Я, наверное, для этого и ухожу — хочу остаться в памяти людей играющим Черенковым, но — не доигрывающим. Я — счастливый человек, в стольких спартаковских составах поиграл! И вроде не без пользы».

Опять, что называется, смотрите выше. Действительно, сколько раз Фёдор, будто бы зажмурившись, входил в новую лодку, которой становился московский «Спартак». А теперь и вовсе новые люди появились: абсолютно все заявившие о себе потянулись за границу. И разве удержишь? И разве осудишь? А Фёдор о своём. О том, как однажды «дёрнулся» во Францию — но теперь всё: «Больше из “Спартака” никуда не поеду. Зачем пытаться жизнь заново переписывать?»

А что до «жизни» — так она удалась! Прочь сомнения. Ведь целых два номера еженедельника «Футбол» вышли с портретами Фёдора Фёдоровича. Один номер фактически анонсировал предстоящую игру с «Пармой» — второй о ней рассказывал.

21 августа замечательный статистик Аксель Вартанян привёл некоторые данные, подтверждающие незаурядность завершившего выступления футболиста. Всё-таки 366 матчей в первенстве СССР, 32 — в чемпионате России, 54 — в еврокубках. А ещё 40 игр (всё-таки!) за сборную. С 16 проведёнными мячами — и это притом что он никогда не выходил чистым нападающим.

В итоге 137 мячей забито. Достойное место в Клубе великого Григория Федотова. При этом передачи тогда не считали. Ещё одно интересное наблюдение, основанное на упрямых фактах: «Если забил Черенков — команда не проиграет. Исключения были. Не без этого. Но мы-то говорим о правиле. В шести турнирах Черенков забивал голы в 121 матче. И только в восьми случаях (чуть более шести процентов) команду они не выручили. Гарантия надёжности — почти 94 процента! Даже хвалёная зарубежная техника вряд ли может похвастать таким показателем».

И кто бы сомневался! Техника у них лучше и нынче. Зато у нас есть Черенков. Правда — один.

Но пора, наконец, перейти к матчу с «Пармой». Начнём с количества зрителей. На «Динамо» собралось 33 тысячи любителей футбола. Мало? Так на финал Кубка России того же года пришло 20 тысяч! А тут для красно-белых — фактически товарищеский матч. Народ после провального чемпионата мира был весьма обозлён. Поэтому те 30 с лишком тысяч москвичей и гостей столицы — непомерная радость для ещё одного автора этой книги, которому удалось-таки побывать на том матче.

Скажем прямо: изумительная обстановка. Никого толком и не обыскивали, хотя времена наступали непростые. Прошли, сели, а тут тебе и Николай Озеров вещает. Поздравление от президента Бориса Ельцина. Может быть, те слова кому-то и покажутся банальными, но мы их приведём:

«Чествуя сегодня Фёдора, мы не говорим ему “прощай”, надеясь на то, что тренер Фёдор Фёдорович Черенков доставит нам ещё немало приятных минут своим трудом на новом поприще. В добрый путь, Фёдор Черенков, народный футболист России!»

По регламенту он мог отыграть тайм. И отыграл. Вышел в нападении (о чём сразу зашушукались между рядами стадиона «Динамо»), постоянно лез отнимать мяч (это уж когда сейчас пересматриваешь), будто нет остальных, более молодых.

Юрий Никифоров относился как раз к этой категории. Великолепно прошёл центральный защитник прямо по курсу (всё же бывший нападающий), успел добиться передачи влево на перспективного, но так и не оправдавшего ожиданий Олега Надуду. Пас последовал с того фланга превосходный. И Черенков выскочил вроде вовремя. При этом не совсем попал по мячу. Точнее, в последний момент понял, что надо пасовать. И здорово нашёл Аленичева, который аж летел забивать. И удар-то хороший вышел. Штанга!

Итальянцы до того момента вообще ничего не показали. А украинец Надуда качественно прострелил буквально в площадь ворот. Дальше — как кому покажется. Болельщики охнули — Черенков не забил! И только при просмотре можно увидеть: Ди Кьяро потихоньку задерживал Фёдора за майку. И ещё ногой зацепил. Профессионально. Да и углового судья не определил.

При этом перевес хозяев был весьма ощутим: итальянцы создали угрозу спартаковским воротам усилиями Бранко только на 14-й минуте. А минут через пять и состоялся тот маленький шедевр, о котором с удовольствием вспоминают болельщики. Началось с того, что Черенков принял на правой бровке точнейший длинный пас Рашида Рахимова. Затем легко и молодо прошёл Ди Кьяро с Минотти, сместился в центр и отдал мяч на свободный правый край. «Увы, — писал в «Футболе» Юрий Юдин 28 августа, — более молодые партнёры то ли не ожидали, что Фёдору удастся подобный фокус, то ли просто не поняли его задумку. На мяч никто не рванулся, как это делали в своё время после таких же острых передач Черенкова Ярцев, Родионов, Шмаров или Радченко...»

Если по-честному, то «более молодые партнёры» — это Дмитрий Аленичев собственной персоной. Отличный футболист, самый знаменитый из наших по части побед в еврокубках. Но тут Юдин прав: молодой тогда игрок не поверил, что Фёдор проскочит, и не поддержал его, потому что не понял замысел. На всё же время нужно, а Дмитрий едва из «Локомотива» перешёл.

И вот почти сразу после того эпизода и стало получаться. Аленичев прошёл справа, отдал к линии штрафной на Мухамадиева, который, стоя спиной к воротам, подключил Пятницкого; последовал ажурный обыгрыш с Черенковым, и Андрей после паса в касание должен был выскочить один на один с Лукой Буччи. Но итальянский вратарь тоже не первый день на поле: успел выброситься и ликвидировать угрозу.

Пятницкий промедлил? Пожалуй, да: можно было чуточку быстрее и мощнее рвануть вперёд. Сергей Ми кулик в «Спорт-экспрессе» высказался достаточно категорично: «Мы увидели играющего тренера играющей команды. И задумались, конечно: не рано ли он уходит, всё ли успел сказать из того, что хотел. И всё ли мы расслышали».

Бесспорно, тянет согласиться. Действительно, Фёдор хорошо отыграл отведённый ему тайм. И, конечно, не успел «всего сказать». И мы не «всё расслышали». Но 35 лет для игрока атаки — много. Стабильности гарантировать не удастся. А она нужна. Чемпионат страны длинный. И в Европе никто церемониться не станет: вспомним АЕК и «Фейеноорд».

Поэтому тот же Микулик пораньше, 18 августа, в той же газете справедливо приводит искреннее высказывание Фёдора Фёдоровича: «Я пришёл в футбол совсем не ради пышных проводов и даже без мысли, что они когда-нибудь смогут состояться. Я просто играл, пока игралось. Союз, Содружество, Россия — я пережил все чемпионаты. И во всех пытался сохранить свой уровень. Когда ты чувствуешь, что не можешь его больше поддерживать, — какой смысл играть дальше? Я решил, что никакого. И ухожу».

Но вернёмся на «Динамо» 23 августа. Ближе к концу тайма болельщики мрачнели всё больше. Это для «Пармы» игра контрольная. А для нас-то была судьбоносная, историческая. Не просто футболист уходил — художник, любимец и кумир. И с ним — его футбол. Эпоха.

Вряд ли подобное можно связно объяснить. Хотя... Представьте, что вы постарели разом лет на двадцать: вот буквально за эти 45 минут. А кому же такого хочется? Оттого и тот пронзительный крик с трибуны: «Федя, не уходи!»

Кто-то не выдержал. Юрий Юдин решил, что какой-то молодой человек прокричал. Это вряд ли. Просто голос уж очень высокий был. А ещё мужчины плакали, не стесняясь. (Кстати, знатоки чётко признали на фотографии из «Спорт-экспресса» от 25 августа того самого Алексея Панченко, черенковского однокашника, который тоже здорово в кунцевском детстве в футбол играл). Ведь когда из души, и без того измученной, уходит что-то дорогое и светлое — нормальный человек плачет. И нет в том стыда.

А в перерыве состоялись официальные проводы. Тамара Гвердцители, как всегда, мощно спела «Виват, король, виват!». Под ту песню Фёдора Фёдоровича на руках пронесли по беговой дорожке динамовского стадиона. Кто нёс? Если это важно, то Аленичев с Надудой. Рахимов, Онопко, Пятницкий страховали. Мало ли — вдруг уронят драгоценный груз.

В таких случаях всегда важна позиция центра. Аленичев много позднее подтвердил, что сам вызвался нести замечательного футболиста. Возможно, на счастье. А Черенкову ещё подарили красный «мицубиси» плюс трёхкомнатную квартиру, о чём официально объявил управляющий делами президента России Павел Бородин. Помнится, известие о квартире произвело на футболиста, совершенно ничего такого не ожидавшего, особое впечатление. И не зря.

Потому что никакой жилплощади футболист мог и не получить. Ирина, вторая супруга Фёдора, свидетельствует: «Мы получили ордер на квартиру. Это была такая поздравительная открытка, подписанная Ельциным и Бородиным. Но с этой квартирой тоже была история смешная. Там был прописан сын директора “Лужников”».

То есть наследник Владимира Алёшина. И вот Черенков с Ириной появляются на пороге своего нового дома, а там полным ходом идёт ремонт. Но для совершенно другой семьи! Вмешался Николай Озеров, бывший тогда председателем спартаковского общества. Опытнейший, мудрейший и к тому времени уже очень больной человек призвал бить во все колокола.

И, знаете, зазвенело! Пусть у нас по традиции справедливость наступает не сразу, хотя, до сих пор верим, — неизбежно. «Прощальный матч, — напоминает Ирина, — был в августе 94-го, а переехали туда мы только в мае 95-го. Потому что переоформляли... С нами потом занималась какая-то женщина из управделами, довела дело до конца. Но это всё опять было с подачи Николая Николаевича Озерова».

Точно. У легендарного советского теннисиста Озерова и подача была хороша. Жаль вот, что уходят люди такого масштаба. И безвозвратно. Видите, и Черенкова некем заменить.

...А тогда, после прощального матча, ветеран ещё раз пробежал под ту же песню с букетом цветов по той же динамовской дорожке. Народ не уходил, хлопал, несмотря на дождь. Что Черенков и отметил в заключительном слове.

Надо признать: он и здесь остался велик. Ведь никого не забыл: ни Мухортова, ни Паршина, ни Маслёнкина, ни Чернышёва, ни Бескова, ни Романцева. Особо остановился на роли Николая Старостина. «Парме» отдал должное — кстати, на записи видно, с какой сердечностью прекрасный защитник Ди Кьяро обнимает русского Фёдора, о котором вообще ничего не знал до начала встречи на «Динамо» (помните посла СССР в Англии, который сказал, что спартаковцы в игре с «Арсеналом» сделали больше, чем они, дипломаты, за 15 лет?).

И, наконец, цитата из «Спорт-экспресса»: «У меня нет слов. Всё, что я могу сказать: “Спасибо!” Спасибо тем, кто организовал этот прекрасный вечер. Спасибо игрокам и тренерам, что привили мне любовь к этой прекрасной игре и были моими партнёрами на всём футбольном пути. Спасибо болельщикам, которые всегда поддерживали меня и которые сегодня, несмотря на непогоду, пришли проводить меня. Всем — спасибо!»

«Кого ещё так провожали?» — вопрошал Сергей Микулик. И сам же правильно отвечал: «Разве только Яшина».

...Вместе с тем, если посмотреть фотографии того дня, то мы увидим подавленного, растерянного человека. Да, «Спартак» его не бросил. Работу дали ещё в июне. Однако Черенков чисто человечески сложен и вряд ли может быть понят до конца. И как его понять нам с вами, если он, по воспоминаниям младшего брата Виталия, с наслаждением чеканил пятнадцатикопеечной советской монетой! Представляете картину? Классный цирк? Да, но и Черенков во всей красе. И теперь главное: как ему без футбола? Без поля?

Несомненно, скрасил непростую жизненную ситуацию новый брак — с Ириной. В общем-то они уже два года были вместе. Ирина рассказывала нам, что ездила и на матч в Роттердам, где проходил первый поединок с «Фейеноордом», в качестве непонятно кого, потому что футболистов имели право сопровождать лишь жёны или мамы. Однако ситуацию спокойно разрулил Старостин: в конце-то концов, умный, много испытавший человек видел, что сейчас именно она и есть супруга Черенкова. До того Николай Петрович, понятно, присматривался и думал.

Теперь же, 29 сентября 1994 года, состоялось бракосочетание. Своеобразное. Ибо «молодые» пришли к закрытию загса. Тамошние женщины собирались домой. Футбол они не смотрели, а их мужчины — те, что в курсе, — оставались дома и ждали ужина. Почти трагическую ситуацию спас Сергей Родионов, который намечался свидетелем. Верный друг напомнил дамам о том, кто собирается жениться. Что это сам Фёдор Черенков! Выдающийся, потрясающий, невыразимый — ну, нам у Родионова всё одно никогда не научиться.

Дальше выступил собственной персоной жених. Который принялся настолько искренне извиняться за доставленные неудобства, что довёл женское сообщество до полного умиления. Буквально обаял. Последней сдалась уборщица, больше всех не желавшая поздноватого мероприятия. Хотя сильно-то они никого не задержали. Зато впечатлений и фотографий — на всю жизнь.

Затем в ресторане (тоже для других закрытом) Фёдор с Сергеем пели русские песни. Причём хорошо. Ирина удивилась. Она вообще постоянно открывала в нём нечто новое.

Вот, например, говорил он о том, что хочет стать детским тренером. И, как умный, взрослый человек, понимал, что рано или поздно собственно игровая карьера подойдёт к концу. Умом то есть понимал. А душой — куда там...

И всё-таки искренне пытался найти себя в новом, по сути, деле. Ведь для кого-то получение должности, ставки — чисто материальное завоевание. Будет, чем семью кормить. Фёдор Фёдорович же всегда уходил вглубь. В том числе и будущей профессии.

«Иногда, — рассказывал он одному из авторов этой книги, — возникает ощущение, что отстал от жизни. Но это вполне можно объяснить. За последние годы жизнь настолько изменилась, что нынешним ребятам, если нет глубокого воспитания и какого-то внутреннего стержня, трудно на что-то опереться. Старые ценности размыты, новых ещё нет. С другой стороны, нынешнее поколение лучше нашего разбирается в хитросплетениях жизни, лучше в ней ориентируется».

Тут, безусловно, не всё точно, потому что якобы бравая молодёжь середины 90-х подсаживалась, например, на наркотики — и многие погибали без всяких «хитросплетений». Но подумайте: сколько мы найдём таких начинающих педагогов? Которые не только о зарплате размышляют. А Черенков всё время думает и анализирует.

Вот тот же дубль, куда определили. Там ребята 76-го и 77-го годов рождения. В дети Черенкову годятся, о чём он потрясённо сообщает. Потому и ответственность-то какая! «Конечно, они люди с уже сложившимся мировоззрением, но моя задача, помимо прочего, заключается вот в чём: объяснить, а если нужно, то и доказать, до какого самозабвения нужно любить футбол, чтобы в нём преуспеть», — размышлял он в том июньском интервью. И — вместе с тем — эти ребята вроде как лучше разбираются в жизни. И мировоззрение у них сложилось совсем другое. Очень трудно.

Нет, Фёдор Фёдорович не стал большим тренером. У него нет ни одного воспитанника, которым он мог бы гордиться. Как, допустим, Нетто Шалимовым. Не говоря уже об Ильине, Тищенко и особенно Паршине.

Однако напоминаем: они с Сергеем Юрьевичем взяли в работу 76-й и 77-й годы. А это же в чистом виде «пионер-отряд» с «вожатым» Сергеем Горлуковичем и едва начинавшим тренером Георгием Ярцевым, который выиграл первенство России 1996 года, когда шла борьба до последнего тура с могучей «Аланией»! Причём без Олега Романцева, в первые полгода сосредоточившегося на сборной страны, а во вторые — на президентских функциях в «Спартаке». И Титов, Джубанов, Мелешин, Евсеев, Ширко не сказать, что физической силой или напором каким брали. Скорее — техникой. И почти всегда — футбольным интеллектом. Ну а это-то от кого?

От него, от Черенкова. Он же часто, как и планировал до того, показывал. Что именно? Легче всего сказать, что всё. Ведь Фёдорова стопа работала с редчайшим разнообразием. Будто пела на разные голоса. Поэтому он был способен и передачу продемонстрировать на любое расстояние, и остановку мяча, и разворот, и новый пас, который уже обязан заканчиваться голом. Ребята смотрели, внимали, учились. Повторяли. Нет, конечно, в чистом виде сразу не получится. Так и не страшно. Ибо было бы желание. Остальное помаленьку прибьётся.

...Разумеется, Фёдор Фёдорович много выступал за ветеранов. Игроков советской поры очень желали увидеть в разных уголках России. А «Спартак» продолжали любить по-особому. Народ с удовольствием шёл на обожаемых мастеров, пусть они уже и в возрасте. В начале-то 90-х особо изысканную технику или изощрённую футбольную мысль на просторах нашей родины не всегда удавалось отыскать. Поэтому сборы с матчей тех, кто недавно блистал, получались неплохие.

Так что, несомненно, материальная сторона играла здесь большую роль: глупо считать иначе. Тем более деньги непосредственно зарабатывались. Однако для Черенкова все эти ветеранские встречи имели и жизненно важное значение. Напомним: он не мог без футбола. Конечно, как дружно утверждают родные и близкие, смотрел всё, что можно по телевизору. Однако того удовольствия было, безусловно, мало. Говорит Виталий Черенков: «У него был поиск реализации себя в футболе. Он просто думал только о том, где он ещё может быть полезен...» Поэтому на все турне возрастных игроков соглашался с удовольствием.

При этом действовал с той же отдачей, как и лет двадцать назад. И получалось не всегда удачно. Вновь интересны наблюдения младшего брата: «Говорит: “Я пах себе растянул”. Я ему: “Ну что ты бегаешь? Посмотри на товарищей. Приехали, походили по полю”. — “Как же, я должен был там открыться!” — “Что ты опять заводишься-то? Ты вес набрал, тренировки не те”».

Сущая правда. И тут стоит добавить мнение Ольги Владимировны: «А ноги-то помнят, что надо бежать, что надо делать...» И мы своё вставим: голова тоже не забыла. Всё в нём осталось от приносящего радость футбола. Кроме, собственно, физических сил. Что и страшно было для Фёдора Фёдоровича и его ровесников. Потому что про «походили по полю» — это любящий брат уговаривает и убеждает. На деле же люди, безусловно, старались (и стараются до сих пор) — просто Черенков и в годы их общей молодости открывался «там» или ещё где с гораздо большей эффективностью, нежели остальные.

А играл он вполне достойно. Несомненно, тренироваться не мог по-прежнему. Однако состав собою украшал. Здесь, на наш взгляд, уместны воспоминания второй жены Ирины: «Когда с ветеранами играли, это были иногда ночные перелёты, ранние подъёмы, нечеловеческий режим. Но он просто вставал, молча одевался. “Фёдор, как ты будешь?” — “Как-нибудь”. А потом говорят — лучший, забил».

Ветеранская тема причудливо переплетается с темой религиозной. То, что Фёдор был человеком верующим, ни для кого секретом не является. Когда он к этой вере пришёл? Видимо, после окончания игровой карьеры. Ведь коммунистические идеи в 90-е стали для многих анахронизмом. И КПСС исчезла вместе с названием страны. Тогда многие граждане подались в православие.

Но здесь нужно ещё одно важное обстоятельство не забыть. С приходом нового, скажем так, времени открылись и коммерческие клиники. Которые настойчиво пытались заманить Черенкова. «Но я сразу увидел, — вспоминал Виталий Черенков в разговоре с нами, — что это шарлатаны. Потому что они при мне, на глазах, подделывали МРТ. Потом была областная больница, из которой он попросил меня поскорее забрать, потому что там лежали люди, которые “косили” — кто от армии, кто от тюрьмы».

НЦПЗ на Каширке всегда оставался образцовым лечебным заведением. Но из него знаменитого футболиста было крайне легко выхватить. А ведь Фёдор, мы знаем, лечиться не любил. «Потому что, — объяснял Виталий, — он должен был что-то делать». И когда кто-нибудь заскакивал к нему и звал, например, на игру, спрашивал: «Федя, как ты?» — то сразу слышался ответ: «Да-да, я поеду». Младший брат только руками разводил...

Фёдор с братом неоднократно посещали монастырь под Иваново. Здесь их встречали необычайно тепло и душевно. А монахи Питирим и Феофан оказались отменными знатоками футбола и к тому же горячими поклонниками творчества Черенкова.

Вы удивлены? А почему, собственно? Телеприёмники имеются, слава богу, по всей стране, любить футбол — не грех. Фёдор Фёдорович, не зная того, объединял людей разных национальностей и вероисповеданий.

Что до монастыря, то в какой-то момент старший брат захотел даже там остаться. Это 2007 год был. Черенков стал «трудником». В прямом смысле. Он трудился на строительстве нового храма. И ему нравилось. Болезнь, которая вроде опять подошла, отступала и без таблеток.

Кто-то скажет: заставили, мол, человека тачку таскать, знаем мы этих хитрых монахов! Кто-то — наоборот: молитва, да братия, да праведное житие и без всяких лекарств вылечат!

Мы же лишь констатируем: там, под Иваново, Фёдору действительно стало лучше (Виталий регулярно навещал брата и готов подтвердить это). Но прожить в монастыре остаток жизни Черенков, без всякого сомнения, не мог. К тому же до него дозвонились соратники по ветеранской команде.

Он пошёл к настоятелю, и тот, человек очень умный, сразу всё понял. «Они тебя не оставят», — сказал он. Дело было не только в футболе, хотя команда зарабатывала с Черенковым больше, нежели без него. Тут иной аспект важен: кем вообще считал себя Фёдор в послеигровой жизни?

Одно несомненно: он ощущал себя прежде всего футболистом. Всегда. Потому как если человек в юности радостно жонглирует пятнадцатикопеечной монетой, как в цирке, то он приговорён к футбольному мячу. И мяч его притягивает, неизбежно заставляя уйти от того, что так привычно и обычно для нас с вами. Причём влияние того круглого предмета проявлялось незаметно, но мощно.

Однако шёл и обратный процесс. Фёдор же и после окончания карьеры не хуже условных Феофана или Питирима воздействовал на «паству». То есть болельщиков, народ. И практически любое выступление Черенкова в СМИ вызывало живейшее внимание.

Вспомним ещё раз его интервью «Спорт-экспрессу» — под названием «Почему поёт кузнец». Это, между прочим, 2007 год. Ведущие корреспонденты популярной газеты уточнили про заработок ведущего игрока сборной страны недавнего прошлого. Мол, правда ли, что на 13 тысяч рублей можно прожить? «Вполне, — последовал бодрый ответ кумира нескольких поколений. — Скоро ещё повысят, тысяч пятнадцать-шестнадцать буду получать. Деньги не главное. Нужно стремиться к внутренней гармонии, быть в ладу с самим собой». И дальше последовала та притча о кузнеце, которая изложена в предисловии.

Если к этому ещё прибавить роскошный рассказ про то, как теперь у него, Черенкова, нет машины и он с наслаждением (потому что людей видно) передвигается на метро, то кто-то вообще выступит с версией об «идеальном гражданине» любой сверхдержавы. Которого подучили, прикормили и прочее. Так нет же: это подлинное интервью Фёдора, которого действительно узнавали в метро, который с таким же трудом, как все, платил за коммунальные услуги 2007-го и который чуть не получил приступ болезни от того долгого повествования. Лишь 13 тысяч в месяц? Да, такой пенсия и была, а на матчи ветеранские он тогда всё реже ездил.

Естественно, с тем интервью связывают подарок: неизвестный болельщик тут же презентовал обожаемому мастеру автомобиль, но не из-за этого же Фёдор провёл в редакции более трёх часов!

Видите, сколько мы нашли в обычной, если по-честному, публикации! При этом Черенкова очень часто просили как эксперта оценить выступления отечественных коллективов, не всегда, прямо скажем, удачные. Он часто бывал расстроен. Однако никогда, на нашей памяти, не высказался резко по отношению к российской команде. И это действовало лучше любой проповеди! Фёдор никого не обижал. Чем призывал к мирному профессиональному анализу существовавших проблем.

Оттого пребывание Фёдора в закрытом пространстве — пусть и замечательно организованном, и искренне доброжелательном — смотрелось вещью невероятной.

Его и в больнице одолевали люди. Как пациенты, так и посетители. Так что же делать: он был нужен всем!

Что же касается важной для многих темы вина, то она не связана с поклонниками. Здесь существенна оборотная сторона религиозного миросозерцания. В церкви употребляют кагор. Его пьют по ложечке, принимая причастие, — много не выпьешь! Так поди ж ты! Какой-то священник объяснил Фёдору ценность и вкус этого напитка. И футболист им увлёкся. Супруга Ирина делала всё возможное, чтобы от этой нехорошей привычки Фёдора отвадить.

Как, кстати, и от курения. Ведь Фёдор, который покуривал где-то с года 83-го (после первого пропущенного чемпионата мира), по окончании карьеры уже натощак начинал день с сигареты. Поэтому каждое утро Ирина читала ему лекцию о вреде табака. Да и вообще: сделано было всё возможное, чтобы продолжалась жизнь без футбола. Другое дело, что такая цель изначально недостижима.

Например, они вдвоём зачастили в театры. Причём Фёдор проявил себя блистательным слушателем и зрителем. Допустим, был способен объяснить смысл движений в одноактных балетах: что, зачем и почему. Или мог покинуть концерт знаменитого пианиста (это не Мацуев, конечно), поскольку исполнение в тот раз случилось неважное.

Посещались и спектакли Мастерской Петра Фоменко. Там тоже разочек не всё устроило — и Фёдор, совершенно точно предсказав финал постановки, ушёл на воздух. Хотя в целом спектакли Мастерской нравились, — а сам Пётр Наумович однажды из-за кулис тайно разглядывал зрителя по фамилии Черенков.

Нельзя не рассказать и о посещении концерта Дениса Мацуева. Большой пианист, страстный любитель футбола, московского «Спартака» и лично Черенкова, давал концерт в зале Чайковского. Ирина нашла нужный сайт, списалась с директором музыканта. Директор пообещал пригласительные билеты.

Дальше — прямая речь: «Мы собирались с Федей, и он нарядился: по-моему, впервые надел костюм с галстуком. Приходим, — и пригласительных билетов не оказалось». Ирина пошла к девушке-администратору. Та — похоже искренне — сообщила, что не в курсе предыстории.

Вновь слово Ирине Викторовне: «Вы понимаете, кто к вам пришёл? Если об этом узнает Денис, он очень расстроится». — «Мне физически негде вас посадить!» Что же Черенков? Обычное завёл: «Ира, ну не надо, пойдём!»

Один из авторов этой книги, узнав о сложившейся ситуации, просвещает непосредственно Дениса Мацуева на предмет того, кто конкретно прибыл в новом костюме на долгожданный концерт. После чего со скоростью молнии прилетает та самая девушка-администратор. И Фёдор с Ириной садятся в центре зала вдвоём. На возвышении.

Судя по тому, что там ещё два стула остались пустыми, наша пара ничьё место не заняла. Видимо, «бронь» для кого-то была. Причём Мацуев выступал лишь во втором отделении. После блестящего концерта супруга уговаривала Черенкова зайти за кулисы к превосходному пианисту. Не пошёл. Стеснялся очень.

...В 2010 году супруга Ирина лишилась своей бухгалтерской работы, и Фёдор предложил: «Попробуй сделать передышку, займись моим здоровьем». Она занялась. «И были, — вспоминала Ирина в беседе с нами, — очень хорошие два-три года, когда он даже ни разу не попал в больницу... Я продумывала для него, как в детском саду, режим дня. Вот он встал, завтрак, прогулка по привычному маршруту. К его любимому дубу я и сейчас нередко подхожу... Потом он едет на тренировку. Возвращается — у меня готов обед. Вечером обязательно выход либо в консерваторию, либо погулять».

Ирина до сих пор считает трагической ошибкой расставание с Фёдором за девять месяцев до его смерти. Да, вновь давали знать о себе приступы. Кагор, вынуждены признать, также сыграл роковую роль. (Хотя в январе Черенков проходил медобследование, которое, как нам рассказывала Ирина Викторовна, не выявило серьёзных отклонений.) Допустим, он мог дождаться прихода приглашённых гостей и сказать: «Я ухожу». Почему? Как объяснишь... Да, НЦПЗ не мог принять надолго; да, футбол в памяти навсегда и никому того не понять. Очень трудно было находиться рядом с ним. Надо было? Видимо, да.

Только не нам, знаете, судить и рядить. Ведь Ирина Викторовна застала самый тяжкий этап жизни Фёдора Фёдоровича — когда он должен был постепенно расставаться с футболом. При этом она сама нам говорила: «Без футбола он умирал». И как быть-то? Ведь всё равно надо уходить когда-то.

Тут и зрение стало сдавать. То есть и ветеранские матчи должны были вскоре закончиться. Но «большой футбол» для Черенкова закончился много раньше! Поэтому женщина встала перед труднейшей задачей: как сделать, чтобы он полноценно жил без Игры?

Причём кое-что поначалу удавалось. Вот что Ирина говорила про последствия матча с «Фейеноордом» в Москве, где Фёдора, напомним, удалили с поля: «Мы тогда были без машины. После игры он со своим рюкзаком, это март месяц, ещё холодно. Мы стали ловить машину на улочке рядом со стадионом. Никто не останавливался. И мы с ним пошли до метро. Он меня обнял, мы шли, хохотали. И останавливается машина, и там едет второй тренер Романцева — Тарханов. Он опустил стекло: “Фёдор, это ты?” — “Да”. Вроде это тренер, а он шёл, покуривая. И он говорит: “Я впервые вижу тебя таким счастливым!”».

Здесь многое тянет обсудить: и почему никто не остановился из водителей, и про «покуривание», с которым вторая жена затем боролась, и, если кому-то захочется, — даже про измену себе самому. Отчего Александр Тарханов-то удивлён? Не от курения ветерана, с которым они одного футбольного призыва.

А оттого, что тот столь безмятежен. После удаления разгуливает с дамой и смеётся. Конечно, в следующий круг прошли, однако мы не забыли, как мучился спартаковский «десятый номер» по завершении каждой, пусть и победной игры. Здесь же он похож на обыкновенного человека, которому просто хорошо. Что же, он не имеет на это права?

Имеет, разумеется. Больше того, пойдёт вполне духовная, насыщенная жизнь с посещением консерватории, 452 прекрасных московских театров, концертов замечательных музыкантов. Да и Ирина Викторовна не имела, конечно, ничего против футбола и «Спартака», за который у неё ещё мама болела.

Всё верно. Но ещё один рассказ — о том, как он следил за игрой у телевизора, — заставляет, на наш взгляд, понять многое, если не всё. «Полная погружённость, тишина. Молча сидел и смотрел. Мне даже казалось, — вспоминала Ирина, — спроси его, кто играет, он даже не скажет. За кого болеет — невозможно было понять».

Кто играет, он, понятно, знал. Но та «погружённость» сообщает о его неизбежной двойной жизни. «Здесь» — с нами, смертными. И «там» — где экран и матч. И «здесь» его и впрямь не видно и не слышно, будто и не дома сидит. Потому что он именно «там»: отбирает, пасует, бьёт, считает. За всех считает: кто-то не завершил атаку, а мог (варианты, варианты...), кому-то не получилось отзащищаться должным образом, хотя шансы имелись (снова всплывает в голове невообразимое количество возможностей). Только прошли ребята мимо всего того богатства.

А он уже не участвует. В смысле — физически. Ибо всем своим существом находится — безо всякого телевизора или, наоборот, благодаря ему — на поле. При этом сама футбольная популярность его вовсе не прельщала. Он и с первой семьёй никогда не рвался выйти на подиум. И со второй — явно не стремился попасть в лучи прожекторов.

Поэтому в конце 92-го, когда они с Ириной решили пойти-таки на футбол в «Лужники», взяв шестилетнего Дениса, её сына от первого брака, то купили билеты не в ВИП-ложу, а повыше, где обычные болельщики, — только в малом количестве.

Потому что Фёдор хотел посмотреть футбол.

А поклонники, будем честны, мешают. Но... Как обычно, кто-то повернулся, увидел кумира, тут же радостно шепнул соседу — и пошло: «Черенков, Черенков...» Все повернулись назад и вверх. Причём Фёдора и вправду давно не видели.

А Дениска капризничал, не нравилось ему на трибуне. Когда же народ зашелестел, сразу умолк и от мамы — никуда. Но наступил перерыв — и поклонники радостно повалили к любимому игроку. С программками для автографов. Чу! — мальчик, легко сообразив, от мамы отодвинулся и трогательно прижался к Фёдору. Ну, это он маленький был. Однако и для нас, взрослых, футбол стал не просто забавой. А узловой для понимания феномена Черенкова темой. Мы в разговоре с Ириной Викторовной обратились к роману Владимира Набокова «Защита Лужина». Безусловно, в одном случае пусть первоклассная, но литература, в другом — подлинная, без прикрас жизнь.

В шахматы играют, даже утратив зрение, — как экс-чемпион мира Василий Смыслов, например, выступавший до самого ухода из жизни. Да и Фёдор Фёдорович, несмотря на свою уникальность, был земной и ясный — в отличие от Александра Ивановича Лужина, героя романа, которому изначально приходилось трудно с окружающими. Да и вообще Черенков, слава богу, не заканчивал жизнь самоубийством!

Верно. Однако особая и у того, и у другого любовь к игре переходит в одержимость ею. И в романе, и в действительности бесконечно талантливые герои создают для себя несколько иную реальность. Куда остальным не попасть. И сколько бы близкие и родные ни пытались вернуть таких непонятных людей в привычную и, скорее, счастливую жизнь — такое не удаётся. И не может удаться.

Хотя, несомненно, основное отличие Черенкова от похожих литературных и нелитературных персонажей — в том, что он играл не для искусства. А в первую очередь для нас с вами.

Он был человек, радовавший целый, без изъятия, народ. О чём свидетельствует история более поздняя. Это 2013 год, незадолго до ухода.

Фёдор Фёдорович стал тренером мужской команды одного из московских банков. Существует такое межбанковское корпоративное первенство. Так вот Фёдор принял свой банк на предпоследнем месте, а закончил соревнование победой с самыми реальными золотыми медалями.

При этом, вспоминала Ирина, очень переживал за подопечных, желая красивой игры, а не одних побед. И ни разу не повысил голос на игроков, хотя сами они могли кричать друг на друга сколько угодно. Но главное всё-таки не в этом. Трибуны стали заполнять сотрудники, их близкие, друзья, друзья друзей, дети с друзьями и подругами, подруги детей со своими родными: разве удержишь нашу нефутбольную страну взаперти, когда свои неплохо в футбол играют?

Управляющий банком на банкете, посвящённом скромному футбольному «золоту», поведал: «Я до этого не знал, какой работает у нас коллектив. А именно с игрой, с появлением Фёдора, стали ходить жёны, дети. Команда стала выигрывать. Всё совпало. Такой успех — только потому, что появился такой тренер».

Сплотил, словом, Фёдор сотрудников. Всех — от начальства до клерков. Просто бесклассовое общество получилось. Может, Фёдор когда-то этого и хотел. Однако вряд ли мечтал стать тренером коллектива из корпоративного чемпионата. К тому же получилось такое поздновато. Но ведь всё равно: старался для людей. Для всех.

Между прочим, и для собственных врачей — самым непосредственным образом. Ведь было дело, когда заведующая диспансером, где футболист наблюдался, пригласила его на симпозиум. Фёдора, понятно, отговаривали. Там же московские психиатры имели право задать любой профессиональный вопрос больному. А больной, мы не забыли, — тоже человек.

Но Черенков проявил принципиальность: «Это нужно моему врачу». И пошёл. Кто-то из докторов поинтересовался: «Как вы чувствуете влюблённость?» Причём около сотни специалистов внимательно ожидали ответа. И он отвечал. И вообще обошёлся без умолчаний. Довольные и благодарные врачи потом аплодировали.

Много лет Ирина — как когда-то Ольга — смотрела Фёдору в глаза. И в какой-то момент, когда что-то в его взгляде менялось, зорким чутьём родного человека определяла: «Федя, пора в больницу». Он страшно не хотел. Но некуда было деваться. И это было правильно.

А тут — некому стало произносить эти слова.

Черенков остался в своей квартире один.

Нет, не совсем, конечно. Дочь Настя рассказывает:

«Для меня последний год жизни папы — мама не даст соврать — это было что-то невероятное. Мы с папой стали друзьями. Вот реально! Он мог мне позвонить, он мог ко мне приехать. Помимо того, что он болел? Так болел он не в первый раз. И вёл он себя всегда одинаково. А тут — и болеет, и он мой друг. Мы могли с ним делиться абсолютно всем... Живя один, он тянулся ко мне.

Последние месяцы мы очень часто ездили к папе с детьми гулять. Он припас самокат для Сашки (внучки. — В. Г., И. Р.), который я просила не трогать, а его выкинули до сорока дней. Рисунки Сашкины у него стояли. Мы дурачились. И он со мной разговаривал. Раньше он мне говорил: “Яйцо курицу не учит”. Был со мной строг. Когда я ему говорила: “Папа, ты должен лечь в больницу” — отвечал: “Ты вообще куда лезешь?” А здесь я не поднимала так строго разговор о лечении».

Ещё 19 августа Александр Беленков, с которым Фёдор когда-то занимался в школе «Спартака», пришёл к нему в гости, проговорил с ним пять часов. Фёдор делился планами, был в приподнятом настроении. Он, совсем недавно отпраздновавший 55-летие, совершенно не собирался умирать.

Безумно обидно и больно, что на новом стадионе «Спартака» Черенкову так и не суждено было побывать. Какое-то дикое, непостижимое стечение обстоятельств.

30 августа «Открытие Арену» открывали ветераны. Участие в матче Фёдора планировалось, у входа на стадион его уже ждали друзья, которым он пообещал билеты. Но он не доехал. Рассказывают, будто заглянул в какой-то магазин, а выйдя, не смог найти машину. Мистика.

31 августа он ещё играл за ветеранов в подмосковных Котельниках. И даже в начале сентября — в Самаре. Где его интервьюировали местные телевизионщики — и взгляд у Фёдора Фёдоровича был жуткий. Застывший в одной точке.

...В тот страшный день 22 сентября 2014 года Черенков упал без сознания.

Это случилось в подъезде дома, где он последние девять месяцев жил в однокомнатной квартире, приобретённой несколькими годами раньше при помощи «Спартака». Запишем для истории его последний адрес: улица Саморы Машела, дом 4, корпус 3, квартира 18.

Его обнаружила консьержка. Вызвала «скорую». Дозвонилась до Дениса, сына Ирины, который был для Фёдора Фёдоровича как родной уже два десятка лет.

Реанимация. Кома. Обычная — никакая не элитная — московская больница.

Что случилось? Разное говорят. Родным точный диагноз так и не назвали. То речь шла об опухоли мозга, то — о болезни поджелудочной железы. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что болезнь эта у Черенковых наследственная.

Сходятся в одном — умер он не от той беды, что преследовала его последние тридцать лет его жизни. Или, вернее, не напрямую от неё.

К нему в палату никого не пускали до последнего. Когда жить Фёдору оставалось совсем чуть-чуть, врачи сжалились. Сказали, что к нему может зайти кто-то один.

У палаты в тот момент было трое. Дочь Настя, брат Виталий и приёмный сын Денис. Мужчины решили — пойдёт дочка. Родная кровинка.

Настя: «Я там была ежедневно, очень просила пустить... И действительно добилась через несколько дней, чтобы смогла зайти. (Тут, добавим, помог Сергей Родионов. — В. Г., И. Р.) Естественно, я никогда не видела реанимации и была в шоке. Так как он весь в приборах. Мне медсестра говорит: “Дочка, да ты не бойся. Ты можешь его руку в свою взять, погладить”. А я боялась, что возьму и наврежу... А рука ещё такая, в крови. Говорю ему: “Я тебя умоляю, я тебя умоляю. Ты же всё можешь. Пожалуйста, выберись”. И мне даже показалось, что что-то должно было произойти. И вот в это я свято верила. Что он услышит меня. И выберется».

Не получилось. 4 октября 2014 года Фёдор Черенков умер. Ему было 55 лет.

Ирина со слов своего сына Дениса рассказывает, как страшно закричал в тот момент Виталий...

То известие потрясло не только родных. Честно скажем, не верилось. С чего бы вдруг? Молодой человек, по совести сказать. Как-то загудела Москва. Даже показалось, что особо подали голос таксисты — они же раньше других всё узнают. А затем столица зарыдала. Сын умер. Родной.

7 октября его хоронили.

«Бывают похороны, — писал на следующий день один из нас на страницах «Спорт-экспресса» в публикации «Федя и Стрелец», — которые неизмеримо важнее матчей и голов, побед и поражений.

Ветераны футбола, старые журналисты и болельщики сходились в одном. Столько народу, сколько Фёдора Черенкова, провожало у нас только одного человека.

Эдуарда Стрельцова.

Хвост очереди от входа в спартаковский манеж тянулся куда-то в бесконечность. Последний раз видел такое на прощании с академиком Сахаровым во Дворце молодёжи в 89-м.

Изначально на панихиду отвели два часа. Как же наивно. Люди шли три. Три с половиной. Шли бы и больше, кабы полиция не перекрыла все пути...

Пришли все.

От стоявших в первой очереди почётного караула 89-летнего Алексея Парамонова, 87-летнего Никиты Симоняна и 82-летнего Анатолия Исаева до мальчишек из спартаковской академии, которые впервые в жизни увидели, каким любимым всей страной может быть футболист...

Юрий Гаврилов не переставая плакал. На Олега Романцева было страшно смотреть. Сергей Родионов, президент детской академии, названной при жизни в честь Черенкова, еле шептал в микрофон: “Нам будет не хватать твоей доброты, честности и порядочности”...

И шли, склонив головы, сборники спартаковские — Комбаров и Глушаков, Дзюба и Ребров, Паршивлюк и Широков. И неспартаковские — Семак, Игнашевич, Кержаков.

И спартаковцы, работающие ныне не в Москве, — Аленичев, Тихонов, Филимонов, Ананко. И актёры калибра Игоря Золотовицкого.

Владелец “Спартака” Леонид Федун, который пообещал построить памятник на стадионе и назвать трибуну именем Фёдора, приедет уже на Троекуровское кладбище...

Полиция отсутствовала как класс — и она была абсолютно не нужна. Положив цветы к гробу, любой мог перешагнуть красно-белую ленточку, отделявшую обычных людей от футбольных. У меня язык не поворачивается сказать — VIP. В этой обстановке такая аббревиатура была неуместна. У каждого, кто хотел и решался, была возможность подойти и пообщаться, например, с потрясающим Алексеем Парамоновым.

Именно так жил Федя».

Осенний был день. А главное — будний. В Москве нет серьёзной безработицы. Значит, народ отпрашивался со службы. И ему, народу, наконец-то шли навстречу. 15 тысяч человек (то официальная версия: работать в тот день отказалось ещё по меньшей мере тысяч пять) пришли проститься с великим мастером.

И даже, помнится, цветочники, сделавшие месячный заработок на красно-белых букетах, в какой-то момент что-то осознали. Ведь вроде и красного набрали, и белого тоже сочинили в незатейливую композицию по два, по четыре, — а граждане всё идут и идут.

И вот уже розовое вместо красного подсовывают, пусть белое и осталось, — народ всё берёт. Потому что ни на что не обращает внимания, кроме как добраться до места прощания. И только уходя, вдогонку слышит: «Надо бы красного — с белым-то...»

Собственно говоря, в таких случаях мы народом и становимся. Разве не так? И разве не жаль, что только по таким поводам?

Черенков тем не менее людей всегда объединял. Плакали той осенью не одни мужчины. Женщины тоже. В том числе и молодые. Мы видели, что венки принесены были от всевозможных клубов. И не только столицы. И болельщики шли в самых разных шарфах — далеко не только спартаковских.

Наши братья-киевляне также выразили искренние соболезнования — несмотря на то, что случилось несчастье уже после известных политических событий. Ведь Фёдор радовал собой весь Советский Союз. Эфирным образом пересекая тогда невидимые границы, он незаметно сближал, а не разбрасывал по углам. Потому что его любили, без сомнения, даже там, куда сегодня-то на самолёте едва доберёшься.

Он был общий сын страны, которая формально исчезла. Ибо есть память. Вот Фёдор Фёдорович и не даёт нам забыть лучшее. Мы надеемся, что, с нашей скромной помощью, помнить получится и следующим поколениям.

7 октября 2014 года, как фиксирует «Спорт-экспресс», «в 13.23, спустя три с половиной часа после начала церемонии прощания, раздалась буря аплодисментов. Как великого артиста — а кто он ещё, друзья? — гроб с телом Фёдора Черенкова провожал коридор из сотен поклонников. И овация. Так же было и на Троекуровском».

Так страна сказала последнее «прости» своему любимому человеку.