Федор Черенков

ПРЕДИСЛОВИЕ

Кажется, это было только что. 25 июля 2014 года, идеальная погода, безоблачное настроение. Ты, как в детстве, не идёшь, а почти вприпрыжку летишь от метро «Спортивная» в «Лужники». На футбол.

Только этот футбол — не официально-многотысячный, не оглушённый ненавистью к сопернику и жаждой победы любой ценой. Это футбол добрых лиц и светлых улыбок, и каждый, кто идёт на него в Детский городок, чувствует себя заведомо счастливым.

Потому что это — 55-летие Фёдора Черенкова.

Сам он, правда, на поле не выходит. Как жаль! Уж один-то гениальный «черпачок», от которого ахнет публика, всегда бы отдал. Или между ногами мячик кому-нибудь пробросил. Или выдал бы ещё какой-нибудь фокус из кунцевского двора — он их десятками когда-то перенёс в большой футбол. Чем и влюблял в себя взрослых, серьёзных за пределами стадиона мужчин. Потому что на 90 минут делал их детьми.

И вдруг в юбилей он не только не играет, но и уходит от объяснений почему. Заставляет теряться в догадках, среди которых здоровье, увы, в числе первых. Чтобы Черенков, для которого мяч — божество, не хотел играть в футбол? Ой, нехорошо всё это.

Но мысль тревожная быстро рассеивается — выглядит-то юбиляр бодро. Стоически, более часа, раздаёт автографы. Улыбается каждому своей, как всегда, стеснительной улыбкой. Разве что упрятанной в густую бороду, с которой Фёдор выглядит как-то иначе.

Потом — банкет в ресторане-корабле «Ласточка» на Москве-реке. В какой-то момент, расчувствовавшись, ты обнимаешь его. Вручаешь распечатку написанной к юбилею статьи «Волшебная страна Черенковия» и в сотый, наверное, раз в жизни повторяешь ему: «Федя, я на тебе вырос. Спасибо, что ты есть».

А в ответ слышишь библейское, но в то же время и абсолютно черенковское: «Не сотвори себе кумира».

Прости, Фёдор. Сотворили. И дай бог, чтобы у каждого человека и каждого поколения были такие кумиры, как ты.

И было так хорошо, что вот он рядом — божий, святой, светлый человек откуда угодно, но только не из циничного XXI века. И дома тебе говорят, что таким просветлённым, каким ты пришёл домой в тот день, тебя не видели уже очень давно.

...И вдруг его нет. Думая об этом, ты идёшь по улице, вроде бы тепло укутанный. Но колотит озноб. Озноб безвозвратного одиночества, о котором исчерпывающе сказал поэт: «Опустела без тебя Земля».

Идёшь — и у тебя не укладывается в голове, как можно жить, зная, что на этой Земле больше нет Фёдора Черенкова. Как-то, наверное, можно. Но сколько же доброты и света потерял каждый из нас с его уходом. И их уже никак и никогда не вернуть.

Этот экспромт, поразмыслив всего несколько секунд, выдал в ответ на просьбу прокомментировать выступление сборной СССР на чемпионате мира 1990 года в Италии знаменитый поэт-песенник и яростный болельщик «Спартака» Игорь Шаферан. Лучше выразить чувства миллионов людей было невозможно — и еженедельник «Собеседник», с которым тогда сотрудничал один из нас, счастлив был это четверостишие от мэтра опубликовать...

Какая же это всё-таки чудовищная несправедливость, что Фёдор Черенков ни разу не сыграл на чемпионатах мира и Европы. Что его там не увидели и не оценили. В 82, 86,90-м... Нашего любимого футболиста всех времён и народов уже давно нет в живых — а то горькое юношеское чувство, когда хотелось плакать от бессильного отчаяния, никуда не делось. Не забылась и тогдашняя болельщицкая обида на Валерия Лобановского: ну как же так было можно? Хотя мы тогда многого, очень многого не знали.

Черенков забивал на «Маракане» Бразилии, забивал Франции с Платини и Жирессом, забивал в четырёх матчах подряд на Московской Олимпиаде-80, забивал кучу важных голов в еврокубках, включая легендарный решающий мяч в Бирмингеме «Астон Вилле» в концовке игры. А уж сколько — и как! — отдавал...

Но в мире его, за исключением специалистов совсем уж глубинного бурения и особо памятливых болельщиков, не знают. Страшно обидно. Но поступим по-черенковски и во всём будем искать хорошее. Пусть знание о том, каким великим мастером был Черенков, останется для нас чем-то своим, сокровенным. Тем, чего не поймут другие (как никому со стороны не дано до конца понять русскую душу). Но в чём на 100 процентов убеждены мы сами. И при чьём-то недоумённом пожатии плечами мы лишь усмехнёмся, потому что твёрдо знаем, что это так и только так.

Счастьем видеть Черенкова на поле так хотелось поделиться со всем миром — а не судьба. Когда в 94-м он объявит о завершении карьеры игрока, Николай Старостин, 92-летний основатель «Спартака», в такой парадоксальной форме поделится мыслями на этот счёт: «Хорошему человеку всегда не везёт...»

Черенков был не просто хорошим, а светлым человеком. Не от сего мира, который мы видим вокруг себя во втором десятилетии XXI века. Ну посудите сами, кто ещё своё отношение к материальным благам сформулирует так: «С детства врезалась в память притча. Сидит богач на мешке с деньгами. Думает: “Куда этот рубль деть? Куда тот?” Слышит — кузнец молотком стучит и песни распевает. Удивился: “Я, такой богатый, молчу. А этот нищий кузнец поёт и поёт. Дам ему денег”. Дал. Кузнец приуныл. Задумался, на что их можно потратить. Перестал петь».

Кто хоть чуть-чуть знал Черенкова, подтвердит: в этом ответе нет ни капли позёрства. Он действительно был такой. «Золотой человек», по выражению Андрея Тихонова, которому повезло пожить с ним в одном номере на базе в Тарасовке в 1993 году — последнем для Фёдора и первом для Андрея в основном составе «Спартака».

Тремя годами раньше капитан красно-белых Черенков вывел команду на весенний матч в Одессе против местного «Черноморца». Это была вторая игра за красно-белых скромного тогда 21-летнего новичка из воронежского «Факела» Валерия Карпина. «Спартак» проиграл 0:1, и единственный гол был забит из-под дебютанта, которого после игры охватил приступ отчаяния. «Честно говоря, я даже расплакался после матча, — расскажет много лет спустя Карпин. — И тут Фёдор Черенков, добрая душа, подошёл и сказал: “Не плачь, Валера, знаю, что ты нам ещё поможешь”. Представляете, что для меня значили эти слова?!»

Вот типичный монолог Черенкова, который после окончания карьеры футболиста жил очень скромно: «В жизни меня всё устраивает, всего хватает. Стараюсь работать над собой, избавляться от грехов — к примеру, уныния. Хотя вот пост соблюдать не могу. Наверное, слабохарактерен. Надо бороться с чревоугодием, но до конца не получается...»

Покажите нам ещё одного идола миллионов, который всерьёз назовёт себя слабохарактерным.

И который окажется способен вот на какое признание.

Летом 1987 года в матче «Спартак» — «Днепр» после падения Черенкова в чужой штрафной был назначен, мягко говоря, спорный пенальти в ворота гостей, с которого Фёдор забил свой сотый гол в карьере и вошёл в «Клуб Григория Федотова». Спустя 23 года он скажет одному из нас: «Много лет меня мучила совесть из-за сотого гола».

Многие ли люди в нынешнем футболе знают слово «совесть»? Многие ли способны — нет, не сказать так, а даже подумать?

Зато какого греха, куда большего, чем уныние или чревоугодие, у Черенкова точно не было — это зависти. Фрагмент из той же беседы конца «нулевых»: «Знаете, что мне сегодня не нравится? Когда футболистов обвиняют в том, что они много зарабатывают. Разве люди, которые могут заниматься своей профессией всего 10—15 лет, виноваты, что во всём мире люди футбола получают больше, чем представители других специальностей? И психологическое давление на них больше, чем на наше поколение».

И это было сказано в сытые времена, когда девятнадцати-двадцатилетние юнцы, ничего ещё футболу не отдавшие, благодаря какой-то жуткой извращённой конъюнктуре уже по полной от него берут. Миллионы евро, спортивные автомобили, частные самолёты. За год эти юнцы зарабатывают больше, чем Фёдор за всю жизнь. Хотя, с другой стороны, их-то что в том винить — не они же сами себе платят...

Черенков, на котором выросли поколения и который при этом не заработал на жизнь ни-че-го, ни разу в жизни по этому поводу не озлобился. У него, божьего человека, была чистая душа. Он просто радовался за тех, кому хорошо. Не задаваясь вопросами — почему, за что, заслужили ли они это.

«Феденька, как же ты здорово с двумя разобрался и Серёге пас голевой отдал!»

Эдгар Гесс, казалось, был готов расцеловать Черенкова. Это было 13 июня 2007 года, когда по случаю 50-летнего юбилея Рината Дасаева в «Лужниках» был организован матч сборных звёзд СССР и ФИФА.

Скромный любимец красно-белой торсиды от такого комплимента, как всегда, смутился, даже слегка покраснел. И тихо ответил специально приехавшему из Германии на эту игру Гессу, как двадцатью годами ранее: «Да что ты, я ошибался много...»

Прав Гесс — как же это было красиво, когда Черенков в центре поля удивительным финтом оставил в дураках Абеди Пеле с Ули Штилике, сыграл в «стенку» с Валерием Гладилиным и вывел один на один с Андони Субисарретой Сергея Родионова! Конечно, любимый партнёр и лучший друг Фёдора не мог испортить этот шедевр.

В этой миниатюре, которая развернулась перед нашими глазами, прекрасно и характерно для Черенкова всё — и сам игровой эпизод, и реакция на него главного героя.

Его скромность вошла в легенды. На панихиде по Черенкову в спартаковском манеже на Оленьем Валу один из нас услышал такую историю. В 2009-м проходила юбилейная предновогодняя встреча спартаковских ветеранов. Большинство подъезжало — или их подвозили — на машинах, и чем моложе футболисты — тем более недурных. И вдруг откуда-то из кустов, очень скромно одетый и явно продрогший, вышел Черенков. Кто увидел — изумился: «Федя, тебя никто подвезти не мог?!»

Тот, как всегда, махнул рукой: «Да зачем? Сам дойду...»

Вот такой и жил.

Он, кстати, и официозного обращения по имени-отчеству не очень любил — даже после пятидесяти. «Ничего плохого не вижу, когда незнакомые люди называют меня просто Федей, — рассказывал он. — Гораздо настороженнее воспринимаю, когда ко мне обращаются: “Фёдор Фёдорович”. Внутренне я не чувствую себя стариком! Хотя, когда смотрю в зеркало, вижу, что годы берут своё. Но гораздо спокойнее и приятнее, когда меня окликают просто по имени».

Так вот насчёт легенд, которые липли к Фёдору с фантастической охотой. Рассказывали, например, что сдавал Черенков очередной экзамен в Горном институте (учёба в котором тоже отличала его от остальных), а профессор понятия не имел, с кем ведёт беседу. Черенков, который выставлять себя напоказ и требовать особых благ не умел, хорошо сдал этот экзамен на общих основаниях. Профессору потом объяснили, какая знаменитость сидела перед ним.

Тот не поверил. Пришлось повести его на футбол. Посмотрел профессор на поле и ошеломлённо воскликнул: «Да это студент Черенков!» На что откликнулся сидевший рядом болельщик: «Сам ты, дяденька, студент, а Черенков — профессор!»

Правда ли это? Конечно, нет. Но, как потрясающе выразился однажды в подобном случае, только про себя, Эдуард Стрельцов: «Это не правда. Это быль». И точно — когда один из нас после смерти Фёдора попросил в социальных сетях людей вспомнить СВОЕГО Черенкова, вскоре получил письмо от болельщика Олега Скворцова: «Учились с Черенковым в одном вузе. Преподаватели приводили его в пример — экзамены сдавал, не пользуясь своим статусом и известностью».

У таких героев, как Черенков, поразительно скромны и поклонники. В конце 2007 года один из нас участвовал в беседе с Черенковым в редакции газеты «Спорт-экспресс». Удивительная аура его личности передалась не только журналистам, но и читателям. Говорилось в интервью и о том, что Черенков ездит на общественном транспорте. Позже знакомый болельщик делился подробностями того, как он провёл незабываемые полчаса в забитом автобусе, трясшемся от станции метро «Киевская» к малогабаритной черенковской двушке в Кунцеве.

Интервью не осталось незамеченным. Вскоре промелькнула информация, что некий обеспеченный человек хочет подарить Черенкову машину. И это произошло. Имени и фамилии дарителя не удалось разыскать ни в одном издании. Поступок, который при желании мог принести этому человеку немало дивидендов с точки зрения известности, был осуществлён в высшей степени скромно. И это в нашито времена воинственного пиара!

Один из нас решил разыскать этого человека, потому что страна должна знать своих истинных героев. И не смог! Ни телефона, ни фамилии его не осталось ни у кого, кто имел отношение к процедуре передачи машины. Никаких тебе совместных снимков на фоне автомобиля, никаких «случайно оказавшихся» там телекамер. В XXI веке в такое невозможно поверить. Единственное, что удалось тогда выяснить: машина, обладателем которой стал Черенков, — «десятка» «жигулей». В числе, совпавшем с игровым номером Мастера, трудно было не усмотреть символа.

Спустя время, когда один из авторов этой книги Игорь Рабинер приехал на стадион имени Игоря Нетто делать интервью с Черенковым для другой книги, «Спартаковские исповеди», Фёдор прибыл туда на этой самой «десятке». И после беседы предложил журналисту подвезти его до Преображенки. Тот с гордостью согласился.

Для легендарного вратаря и футбольного комментатора Владимира Маслаченко неоспоримых авторитетов не существовало. Кумиров он себе не творил. Но однажды сказал: «По индивидуальному мастерству я на первое место среди спартаковцев всех времён ставлю Фёдора Черенкова. Гения с большой буквы, так до конца и не понятого. По чисто футбольным качествам Черенков — это даже не Стрельцов. Это Пеле».

Можно сколько угодно твердить, что тут уж покойный Владимир Никитович хватил лишку, что это гипербола. Но нам в данном случае совершенно безразлично мнение «объективистов». Потому что, как выразился по другому поводу Олег Табаков, любовь не терпит объективности. Может, мы никогда не полюбили бы футбол так, как его любим, если бы не Черенков. И тем более не стали бы сочинять что-то о футболе, если бы нам не захотелось найти слова, достойные описания игры Черенкова.

Мы не имеем права до конца жизни об этом забывать. А если сделаем это, то «объективность» наша будет приравнена к предательству. Предательству своего детства, юности, своей футбольной любви. А потому с удовольствием подпишемся под словами Олега Романцева, который в 2009 году на юбилейном вечере в честь четырёх спартаковских чемпионств — 69, 79, 89-го и 99-го годов, представляя три последние, свои, команды, воскликнул: «Федя для меня — самый великий игрок мира!»

Недаром слова «Черенков» и «чудеса» начинаются с одной буквы. Фёдор заставил целое взращённое им поколение болельщиков поверить в то, что футбол — это чудо и праздник. Что это не тяжкая, мрачная ноша мешков с насупленным лицом в конечный пункт «Результат», а живая, весёлая игра — та самая, которая начиналась во дворе и которую ни за что нельзя предать, какая бы ставка ни стояла на кону. И ностальгия по его игре не пройдёт у нас никогда, её не заглушишь ни Лео Месси, ни Криштиану Роналду.

Его игра всегда была эталоном чистого, незамутнённого восторга от футбола — не случайно пианист и спартаковский болельщик Денис Мацуев по лёгкости и вдохновению сравнил Черенкова с Фридериком Шопеном. А секрет его искусства крылся в том, что оно происходило из двора — о чём мы уважаемому читателю подробно расскажем. Беда нынешних игроков в том, что они в подавляющем большинстве инкубаторские — рано-рано их отправляют в школы, академии и интернаты, загоняют в рамки, убивают фантазию, учат профессионально, качественно, но... обезличенно.

Как написал одному из нас после смерти Фёдора болельщик Василий Балканов, Федя десятилетним (!) играл в Сетуни с ними, двадцатилетними. И «раздевал» их иногда по полной программе.

В школу «Спартака» Черенков пришёл гораздо позже нынешних детей, в 12 лет. Там, слава богу, тренеры только поощряли его страсть к импровизации, лелеяли его «изюминку». Но она-то уже была! Потому что до того, по собственному признанию, он до ночи гонял мяч во дворе. «Мне очень нравилось именно возиться с мячом, — подчёркивал Фёдор. — Когда ребята уходили, я оставался один. Мне и одному с мячом было нескучно. Держал мяч стопой как можно дольше на весу. Чеканил, ставил задачу сделать это пятьсот раз подряд. Иногда уже стемнеет, а я всё никак до нормы недоберу и домой из-за этого не иду».

Когда в 2014 году Черенкова не стало, а ещё свежи в памяти были мрачные впечатления от игры сборной России на чемпионате мира того же года, вспоминался этот рассказ Фёдора. Рассказ, в котором мяч предстал, по сути, одушевлённым предметом, с которым маленький Федя научился разговаривать на каком-то своём, только ему понятном языке. А сегодняшних детей скопом подгоняют под какое-то унифицированное, серое эсперанто.

Мяч был смыслом, главным наполнением его совсем не простой жизни.

«На преддипломной практике в Приэльбрусье общался с горными проходчиками и инженерами. Крепость духа, которую я у них почерпнул, помогала и помогает мне в самые тяжёлые моменты», — вспоминал Черенков.

А тяжёлых моментов у него ой как хватало. Собственно, вся его жизнь после того психологического срыва, который впервые случился с ним весной 1984 года, — испытание. Которое сам Черенков принимал стоически: «Если болезнь мне дана, то дана для чего-то. Ничего случайного не бывает. И я должен пережить её — и никогда уже не отходить от заповедей Божьих. И всегда помнить, что добро облагораживает, а зло уничтожает».

Он всегда это помнил. Но болезнь — не пережил...

Один из выдающихся спартаковцев, обладатель Кубка Европы 1960 года Анатолий Крутиков, в разговоре с одним из нас вдруг вытащил откуда-то фотографию Черенкова: «Вот, смотри! Я всегда его любил, и не только за игру, но и за то, что у него проблемы со здоровьем были. Сколько человеку преодолеть пришлось!»

Вскоре после страшной вести одному из нас звонит друг и коллега. После обмена соболезнованиями говорит: «Есть история. Видел своими глазами. Позвонил тогда в редакцию — не поверили, отмахнулись. Но чем угодно клянусь — правда».

Это было на знаменитом матче Лиги чемпионов «Спартак» — «Арсенал» в 2000 году. Безразличный к футболу охранник в «Лужниках» не пускал Федю — Федю! — на игру. Твердил: «Где билет?» А билета не было. Легенда уже разворачивалась, чтобы уйти. Он никогда не лез в форточку, если не пускали через дверь.

И тут это приметили болельщики. Едва не затоптали охранника. Подхватили Черенкова на руки. И буквально внесли на трибуну.

Быль это или плод фантазии — теперь уже не суть. Раз хотим верить — значит, быль. Вы ведь уже поняли, что к неповторимой личности Черенкова притягивались полулегенды, где правду от мифа с трудом отличишь. Но главное в них — не документальная достоверность, а истина.

Впрочем, наша задача как авторов книги для серии «ЖЗЛ», правила в которой чрезвычайно строги и щепетильны, — оперировать только фактами, а не мифами. Мы сделаем для этого всё возможное. Хотя, если честно, про Фёдора иной раз хочется поверить и в сказку...

4 октября 2014 года, когда боль ещё была невыносима, её надо было разделить с единомышленниками. Стоило только клич бросить — расскажите о вашем Черенкове — истории посыпались десятками.

Вот пишет Сергей Борисов, пресс-офицер УЕФА. Во время Евро-2008 сборная России под руководством Гуса Хиддинка тренировалась в австрийском Леоганге на местном стадиончике, когда Сергей и его коллега услышали приглушённый смущённый голос. Обернулись — Черенков! Тихо-тихо, чуть ли не с готовностью к отказу, мастер спросил, можно ли ему пройти туда, к полю. Просто побыть рядом со скамейкой, с футболистами. Подышать этим таким родным воздухом.

У них замерло дыхание — сам Черенков смиренно просит разрешения подойти поближе к игрокам! В этом — весь Фёдор...

А вот на призыв реагирует журналист Михаил Евсеев. Пятью-шестью годами ранее Черенков пришёл на турнир среди незрячих детей. Михаил подошёл к нему за комментарием и вначале заметил: как здорово, что вы находите время посещать и такие турниры. Это так важно для них, этих детей! Фёдор застеснялся: вот и интервью надо брать у них, настоящих героев. А я кто? Бывший футболист...

Болельщик Максим Большов рассказывает, как на матче спартаковского дубля году в 2010—2011-м Черенков стоял вместе со всеми на стадионе имени Нетто в очереди в буфет. Его, конечно, все узнавали, пытались пропустить вперёд. А он не соглашался. Так и отстоял всю очередь до конца.

Ещё один болельщик, Еркин Байдаров из Узбекистана, вспоминает, как в начале 80-х «Спартак» приехал в Ташкент — и они, мальчишки, кинулись в гостиницу за автографами. Одна из сотрудниц узнала, что Фёдор в номере, и повела ватагу пацанов туда — вот времена были! Постучали, услышали голос Черенкова: «Дверь открыта, входите». Входят — и видят Федю, едва вышедшего из душа и завёрнутого по пояс в полотенце. Улыбнулся, всё подписал, поболтал с ребятами, не выказал и капли недовольства — с какой это стати они к нему в номер нагрянули. И для них поведение Черенкова стало уроком на всю жизнь.

Журналист Александр Лидогостер рассказывает, как когда-то задумал снять о Черенкове фильм к его 40-летию. Тот долго отнекивался: «Да кто я такой? Я же ничего не выиграл. Вот если бы был чемпионом мира...»

Насилу уговорили. В один из съёмочных дней сидели у Фёдора на кухне. Журналист напомнил ему эпизод из отборочного матча Евро-1984 СССР — Португалия. Черенков, стоя перед полукругом штрафной, получил сильный пас справа. Перед ним самоуверенно возвышались две каланчи — португальские центральные защитники. Черенков принял мяч на «шведку» правой ноги — да так, что этим же касанием по дуге перебросил мяч через защитников. А сам тут же прошмыгнул в зазор между ними. Пока они разворачивались, Федя принял отданный самому себе пас — и, не опуская мяча на землю, грохнул что есть силы... в перекладину. Был бы гол — его крутили бы годами.

Услышав это, Черенков вскочил со стула. Его глаза загорелись, и он начал изображать, как именно он это делал. Это была удивительная память тела. Прошедшая сквозь годы.

Денег на фильм, кстати, в итоге не хватило. Пятиминутный ролик вышел на ТВ — и только. Обычная для нашей неблагодарной страны история. На мишуру и фальшь денег почему-то хватает всегда...

В Мадриде, узнав о смерти Альфредо ди Стефано, объявляют национальный траур и снимают с телеэфира все развлекательные программы.

А у нас умирает Черенков, включаешь телевизор — а оттуда кривляется Боря Моисеев.

...Голос у Георгия Ярцева дрогнул, а в зале установилась тишина, от которой можно было оглохнуть. Казалось, на мгновение даже перестал раскачиваться по волнам Москвы-реки плавучий ресторан, где проходил вечер первой годовщины памяти Черенкова. Каждый вспоминал человека, истории с которым у всех связаны разные, а суть — одна.

«Иногда мы, ветераны, с умышленным опозданием отдавали Феде полагавшиеся ему премиальные, — рассказывал Ярцев. — Потому что если он их получал сразу после выездной победы, то выходил из поезда и на вокзале раздавал все деньги бедным людям. Как выяснилось, такое случалось не раз».

Проняло и от рассказа Олега Романцева. Перед возвращением из ФРГ он на правах капитана «Спартака» спрашивал у игроков, какие сувениры они купили домой на те копеечные суточные, которые нашим футболистам тогда выдавали за границей.

А сам Романцев играл в том турне с травмой. «Ты что-нибудь купил домой, Федя?» — спросил он Черенкова. «Купил». — «Что?» — «Две повязки для тебя, Олег. Я же вижу, как тебе больно...»

А теперь больно всем нам. Оттого, что так хрупок оказался наш кумир, оттого, что не уберегли его и жизнь отмерила народному футболисту всего 55.

И теперь оставалось только ловить на лету воспоминания. Вот оперный певец Николай Семенов, солист Большого театра и добрый знакомый Черенкова, анонсирует со сцены любимую, по его словам, песню футболиста — «Белые крылья» Валерия Ободзинского, а затем волшебно её исполняет. Но Вагизу Хидиятуллину есть что возразить — не громко, а так, чтобы слышал только стол, за которым вместе с бывшими партнёрами Черенкова был один из нас: «Любимой песней Фёдора был “Плот” Юрия Лозы». И Ринат Дасаев подтверждает: «Да, у них с Радиком (Сергеем Родионовым. — В. Г., И. Р.) более любимой, чем “Плот”, не было...»

Тот день подарил одному из нас знакомство с родными для Фёдора людьми — его младшим братом, зубным техником Виталием, и дочкой Анастасией. И черты лица, и мягкие интонации речи брата — точь-в-точь Федины. А Настя — такая же солнечная, добрая, щедрая и застенчивая, как отец. Нужно было видеть, как она волновалась, когда на той годовщине подходила к микрофону говорить слова благодарности за память о папе.

Огромная им благодарность, что вместе с мамой Насти, первой женой Черенкова Ольгой три часа делились с нами бесценными воспоминаниями о нём специально для этой книги. Много часов уделили нам и вторая жена Фёдора Ирина Федосеева, и Сергей Родионов, и Сергей Шавло, и одноклассник Фёдора Александр Беляев, и Александр Беленков, с которым они много лет вместе занимались в спартаковской школе у олимпийского чемпиона Анатолия Маслёнкина, и однокурсник Черенкова по Горному институту Алексей Абрамов, и известный спартаковский болельщик Альберт Ермаков, и старый фотограф Фёдор Кисляков, получивший с плеч своего тёзки куртку, и многие, многие другие.

Каждый из них знает и рассказывает о Черенкове много такого, что неведомо больше никому. И наш долг — разузнать и рассказать читателю как можно больше. Ведь это счастье — писать о любимом нами человеке, который жил не в далёком прошлом, а только что. И есть — и ещё долго будет — много родных и близких людей, которые готовы делиться историями о нём. Каждая из которых — бесценна.

Но тут есть и опасная этическая грань, которую, по нашему убеждению, нельзя перейти. Эта грань связана с непростыми деталями его болезни, личной жизни, последних лет на белом свете.

Мы и при общении с нашими собеседниками, каким бы долгим и искренним оно ни было, чувствовали: каждый из них определённых вещей недоговаривает. И в такие минуты мы не давили, не использовали знакомые нам журналистские и психологические приёмы, чтобы «расколоть» людей, искренне любящих Фёдора.

Потому что любим его и мы.

И нам, безусловно желающим узнать истину обо всём, что происходило в его жизни, меньше всего хочется педалировать шокирующие её моменты. Тема Черенкова — это вам не Кокорин с Мамаевым. Она не терпит желтизны, грязи, суеты.

Румяных сказок, как выразился бы Довлатов, впрочем, не терпит тоже. А терпит — правду и реальность, замешенные, однако, на любви и уважении. Вот этот баланс мы и постараемся соблюсти, сделав попытку рассказать болельщику о синусоиде черенковской судьбы много такого, чего он не знал. И устами самых близких его людей, и погрузившись в океан газетных архивов и черно-белых (в основном) видеозаписей.

«Не хочу быть злым. Хочу быть добрым, — со своей неповторимой, трогательной наивностью говорил Черенков за десять лет до своего ухода. — Может, поэтому и не стал тренером. Тренеру нужно иногда обязательно повышать голос и что-то требовать от футболистов». Да, тренировать ему на протяжении длительного времени было не суждено, но как же хорошо и правильно, что по просьбе ветеранов «Спартака» в его честь была прижизненно названа футбольная академия красно-белых.

Детишкам, которые в ней учатся, наверняка интересно — каким он был, этот человек с грустными глазами и отчего-то виноватой, совсем не ослепительной и не победоносной улыбкой. Их, этих взгляда и улыбки, так не хватает памятнику Фёдору у спартаковского стадиона, наспех слепленному модным, но совершенно равнодушным и подчёркнуто не хотевшим ничего о нём знать скульптором...

Может, в отличие от него, детям из спартаковской академии — по крайней мере старшим — будет полезно прочитать эту книгу. Книгу о человеке, которого в будний зябкий день пришли провожать в последнюю дорогу 15 тысяч человек, и далеко не только в спартаковских шарфах. Глядя на это разноцветье, ты понимал, насколько точное это всё-таки определение — «народный футболист».

Каждый год 4 октября лучший друг Черенкова Сергей Родионов, ещё недавно генеральный, а ныне спортивный директор «Спартака», приводит детей из академии на Троекуровское кладбище. Они кладут к могиле Фёдора Фёдоровича (для них-то он точно — по имени-отчеству) цветы и слушают рассказы о Черенкове.

Иной раз — не только от Родионова, но и от находящихся в этот момент у могилы старых спартаковских болельщиков. Как на наших глазах это происходило в день памяти Фёдора в 2018 году. И такой пыл, такое обожание слышались в речи одного из них, Альберта Ермакова, что у мальчишек загорались глаза от любопытства. Это каким же человеком надо было быть, чтобы после его смерти о нём рассказывали с таким огнём и такой любовью?

Вновь вспоминаем эти шаферановские строки — и накатывает грусть. Потому что, по правде говоря, Феде в этой жизни было далеко не так хорошо, как он того заслужил.

Если другая жизнь всё-таки существует — в ней Черенков наверняка обрёл тот душевный покой, которого ему роковым образом так не хватало здесь.

А нам остаётся помнить. И нести эту память сквозь годы так, как мы, люди пишущие, только и можем, и обязаны — добрыми и правдивыми строками о нём.

О народном футболисте Фёдоре Черенкове.