День спустя больница все еще гудела. После того, как шериф Джесс Клири выбежал из больницы, и Мейзи, и Майло взяли за правило извиняться за его поведение. И поскольку он не потрудился представиться, прежде чем стать ослом, они также сказали мне, кто он, черт возьми, такой.
И Мейзи, и Майло, казалось, почувствовали облегчение от того, что я не держу зла на Джесса. Я небрежно отмахнулась от этого, списав его поведение на напряженность ситуации. С их точки зрения, Джесс был в списке «Хороших».
Но что касается меня? Джесс был на втором месте в моем списке «Иди к черту».
Примечательно, что Джон Доу1, доставленный вчера в отделение неотложной помощи, перенес операцию и в настоящее время находится в искусственной коме. Доктор Карлсон, который настоял, чтобы я начала называть его Эвереттом, решил, что кома продлится целых четыре дня, до пятницы, чтобы спал сильный отек и его израненное тело начало исцеляться.
Даже находясь в коме, Джон Доу привлекал большое внимание со стороны офиса шерифа. Три раза в день помощник шерифа проверял как идет выздоровление. К счастью, великий шериф Джесс Клири был выше этих личных визитов и посылал других вместо себя. Иногда это был Майло, иногда Сэм или Брайант, оба были очень дружелюбны и милы.
Очевидно, единственным мудаком в офисе шерифа округа Джеймисон был сам шериф.
Джон Доу также привлек внимание местной газеты. Еженедельный бюллетень, выходящий по вторникам, вышел этим утром, и вся первая страница была посвящена его истории или ее отсутствию, поскольку никто не знал, кем он был на самом деле.
Он был обнаружен за большим мусорным баком салуна «Серебряный доллар» джентльменом, который каждый день убирал бар перед его открытием. У Джона Доу при себе не было бумажника, и ни один не был найден в окрестностях.
Никто из других посетителей бара также не знал его настоящей личности. Все просто предположили, что он был одним из многих туристов, проезжающих через Прескотт. К несчастью для следствия, он также расплатился наличными, не оставив данных кредитной карты.
Мы с Мейзи узнали все это от Майло, который зашел сегодня днем, чтобы показать свои швы. Мейзи безжалостно допрашивала его с той минуты, как он вошел в дверь, и, поняв, что нет необходимости держать все в секрете, и что она не собирается прекращать приставать к нему, он начал рассказывать нам, как получил травму.
— Когда поступил звонок из бара, я прикрывал диспетчерскую. Наш диспетчер был, э-э, нездоров. Поэтому я ответил на звонок и запаниковал. Я написал записку диспетчеру, а затем сбежал оттуда. Добрался до «Серебряного доллара» и обнаружил, что парень все еще жив. Испугался и вызвал скорую помощь, с затем позвонил Сэму со своего мобильного, так как они еще не добрались туда. Спросил их, где, черт возьми, они были. Думаю, это должно было стать моей первой подсказкой, никто не видел мою записку.
— Думаешь?
— Заткнись, Мейз, — сказал Майло.
— Что случилось потом? — спросила я, прежде чем они двое смогли снова начать препираться.
— Тело парня было задвинуто далеко за мусорный контейнер, поэтому я сделал несколько снимков места происшествия, а затем начал передвигать мусорный контейнер, думая, что это поможет скорой вытащить его оттуда. Прижимая телефон к уху и пытаясь толкнуть тяжелый мусорный контейнер, я потерял равновесие и упал. Приземлился на большой осколок стекла, который и впился прямо в мою руку.
— Теперь, разве ты не чувствуешь себя лучше, рассказав нам? — самодовольно спросила Мейзи.
— Не совсем, — сказал Майло.
— Ну, я чувствую себя лучше, — она усмехнулась и быстро чмокнула его в щеку.
Пока Майло и Мейзи продолжали разговаривать, я начала собирать свою сумку. Я планировала побегать, прежде чем заберу Роуэн из Куэйл-Холлоу.
— Я ухожу! — помахав на прощание, я направилась к своей машине.
Я давно не занималась бегом, хотя много лет назад была зависима от него. Но потом у моей матери обнаружили рак молочной железы, и все свободное время, которое у меня было, я проводила с ней, занимаясь ее домашними делами. Ее организм был настолько слаб, пока боролся с раком, что ей потребовалась помощь. И со всей этой дополнительной работой у меня больше не было времени бегать.
Затем, в разгар всего этого, я забеременела после секса на одну ночь на чужой свадьбе. Будучи матерью-одиночкой с младенцем на руках, одновременно заботащейся о матери, болеющей раком, я надолго приостановила свою деятельность.
Но сегодня я выкроила для этого время. На улице было так красиво, и мне захотелось провести некоторое время, наслаждаясь свежим воздухом.
Бен любил свежий воздух. Он всегда говорил мне, как много пользы он приносит твоему телу. Всякий раз, когда мне становилось плохо или грустно, он выталкивал меня на улицу.
Я так сильно скучала по нему. Мне хотелось, чтобы он ждал меня на ферме. Вместо пробежки мы могли бы вместе прогуляться и сходить в гости. Я скучала по его присутствию. Разговорам с ним. Смеху. Подшучиваниям.
С тех пор как мы впервые встретились, мы с ним постоянно дразнили друг друга. Наши отношения были легкими. Естественными. С того самого дня, как я вошла в его больничную палату.
Три года назад…
Моя нога убивала меня. В любую минуту из волдыря на тыльной стороне моей левой пятки могла хлынуть кровь, и я истекла бы ею прямо здесь, на линолеуме. Смерть от волдыря на пятке.
Двенадцать пластырей, которые я использовала, чтобы попытаться прикрыть эту чертову штуку, не помогали.
Я, прихрамывая, направилась к последней палате реабилитационного отделения на шестом этаже больницы Спокан Диаконесс.
Обычно я была медсестрой скорой помощи, и мне нравился ее быстрый темп. К сожалению, сегодняшний день выдался медленным, и вместо того, чтобы пополнить шкафы припасами и убрать пост медсестер, я вызвалась подняться наверх в реабилитационный центр.
Постучав двумя быстрыми ударами костяшек пальцев, я толкнула дверь и вошла в палату 612, глядя на Айпад в своих руках, отображающий карту пациента.
— Здравствуйте, э… мистер Копперсмит? — сказала я.
— Бен, — пробормотал он.
Я подняла глаза и увидела мистера Копперсмита, сидящего на своей больничной койке почти в темноте. Только слабый свет, исходящий из ванной, освещал его комнату. За его спиной было подложено около шести подушек, и он не спал и не смотрел телевизор. Он просто сидел на своей кровати, уставившись в стену, казалось, погруженный в свои мысли.
Было слишком темно, чтобы как следует рассмотреть Бена, поэтому я подошла к окнам. Вместо того чтобы включать интенсивное и неприятное флуоресцентное освещение над головой, из-за которого кожа выглядит серой, а больные люди — еще более больными, я позволила теплому послеполуденному солнцу осветить комнату.
— Привет, Бен, — сказала я после того, как шторы были открыты. — Меня зовут Джиджи. Как у вас дела сегодня?
— Готов убраться отсюда и отправиться домой, — в его голосе не было убежденности, а глаза оставались сосредоточенными на стене. Его пальцы нервно играли на коленях.
Бен был пожилым мужчиной, семидесяти восьми лет, согласно его карте, но я бы предположила, что намного моложе, судя по тому, как выглядело его тело. Он был слегка полноват, а его плечи и грудь были широкими. Спина была ровной, а не сутулой, как у большинства пожилых пациентов, которых я встречала. Его ноги почти свисали с края кровати. Он, должно быть, был как минимум на двадцать сантиметров выше моих метра семидесяти трёх. У Бена была густая копна темно-седых волос, аккуратно причесанных и не слишком длинных. Его кожа была загорелой и морщинистой, вероятно, от многолетнего пребывания на открытом воздухе.
Я снова взглянула на его карту и быстро просмотрела ее, чтобы лучше ознакомиться с его пребыванием в реабилитационном центре.
— Ваше бедро уже не болит? — спросила я.
Он поступил с сильными кровоподтеками на всей правой стороне тела, полученных в результате падения. Его бедро так распухло, что он не мог ходить неделю. Откуда, черт возьми, он упал, чтобы нанести такой ущерб?
Бен не ответил на мой вопрос. Он кивнул, не сводя глаз со стены.
— Могу ли я что-нибудь сказать физиотерапевту перед тем, как вы сегодня встретитесь с ней в последний раз? Она не должна принимать вас сегодня, раз бедро снова в норме, но я могу оставить ей записку, если хотите.
Тишина. Его глаза даже не двигались.
Я выждала несколько неприятных минут, чтобы увидеть, ответит ли он в конце концов, но он молчал.
— Хорошо. Значит, я в последний раз проверю ваши жизненно важные органы и, если вы хотите встать с постели, то возьму вас на последнюю прогулку. Хотите прогуляться?
Я молилась, чтобы его ответ был нет. Мысль о лишних шагах вызывала у меня тошноту теперь, когда боль в пятке иррадировала по всей ступне и лодыжке.
Он хмыкнул. Не да и не нет. Просто ворчание в стену.
Я не была уверена, думал ли он о чем-то другом или это была просто грубость, но Бен абсолютно не был заинтересован в разговоре со мной. Не то чтобы я очень хотела болтать.
— Хорошо, Бен, вот в чем дело. Последнее, что я хочу делать прямо сейчас, это ходить больше, чем это необходимо. У меня огромный волдырь на пятке, с которым я хожу весь день. Круг вокруг этого этажа, вероятно, доведет меня до слез. Как насчет того, чтобы я проверила ваши жизненно важные органы, а потом мы пропустим вашу прогулку?
Он не ответил.
— Я просто посижу здесь с вами и буду смотреть на эту стену в течение тридцати минут. А потом пойду в комнату вашего соседа. Хорошо?
Я не стала ждать ответа, да и не собиралась его получать.
— Или, если хотите, можете рассказать мне больше о том, как вы попали в больницу. Если нет, то я просто помолчу. Хорошо?
Опять нет ответа.
— Какой сюрприз? Он молчит, — невозмутимо ответила я. — Правда, Бен. Вы должны научиться позволять мне вставить слово. Невежливо говорить все подряд. А теперь, пожалуйста, помолчите минутку. От всех этих разговоров у меня болит голова в придачу к боли в ноге.
Бен какое-то время молчал, а затем повернул голову ко мне, ухмыляясь.
— Как насчет того, чтобы мы все-таки погуляли? Я чувствую необходимость размять ноги. Думаю, сегодня я мог бы пройти лишний круг.
Пораженное и страдальческое выражение на моем лице, должно быть, было забавным, потому что его ухмылка превратилась в полноценную улыбку, обнажив прямые, но пожелтевшие зубы.
— Шучу, девочка, — усмехнулся он.
Облегчение прокатилось по всему моему телу.
— Вы забавный человек, Бен, — я опустилась в кресло для посетителей. — Не хотите ли вы рассказать мне историю о том, как вы упали и оказались в больнице? — спросила я, используя его шутку как способ узнать больше о Бене Копперсмите.
Бен поерзал на своей кровати из подушек, чтобы посмотреть в мою сторону.
— Был на крыше, чинил утечку у дымохода. Пытался уравновесить себя, ведро смолы и шпатель одновременно. Не знаю, как, но, когда я подвинулся, чтобы спуститься, то потерял опору и соскользнул вниз. По пути смог ухватиться за желоб и замедлить падение. Но все же упал примерно с трёх метров и ударился о цементный тротуар внизу, — сказал он. — Старею, девочка. Годы назад, наверное, приземлился бы на ноги. Теперь… мое тело начинает разваливаться.
У меня вылезли глаза. Какого черта он делал на крыше в семьдесят восемь лет? Да, он был в хорошей форме. Я бы, наверное, дала ему лет шестьдесят, если бы столкнулась с ним на улице. Но, несмотря на свое телосложение, старику нельзя бывать на крышах.
— А… окей, — сказала я. — Вы определенно не похожи на большинство семидесятивосьмилетних мужчин, которых я вижу в больнице, Бен. Но независимо от того, люди старше, ну, не знаю… сорока пяти не должны бродить по крышам. Разве у вас нет семьи или друзей, которые могли бы сделать эту работу за вас?
— У меня много друзей. Никогда не было большой семьи. Однако ни один из них не смог бы выполнить эту работу. И я слишком стар и упрям, чтобы платить какой-нибудь кровельной компании, чтобы она вышла и починила то, что я умею делать и смогу сделать за час.
— Ну, просто чтобы уточнить, вы можете знать, как починить протекающую крышу, но ваше текущее местоположение указывает на то, что вы, возможно, не сможете сделать это самостоятельно, — ответила я. — Почему ваши друзья не могли сделать это за вас?
— Они все в Хайленде.
— Хайленд? Вы оттуда? — я не знала ни одного городка возле Спокана под названием Хайленд, но, возможно, он находился за пределами штата.
Бен повернул свои карие глаза к стене.
— Кладбище Хайленд. Единственный друг, который остался, живет в Монтане.
Если у Бена не было никого, кто мог бы помочь ему с прохудившейся крышей, кто собирался помочь ему после того, как он вернется домой из больницы? Или помочь ему вернуться домой из больницы?
— Как вы собираетесь вернуться домой, Бен?
— Моя машина дома. Скорая привезла меня сюда, когда я позвонил в 9-1-1. Думаю, я просто вызову такси утром, как только вы меня выпишите, — сказал он.
— А что с одеждой? У вас есть что надеть домой? — он не мог уйти в больничном халате.
— Просто надену ту, в которой меня привезли, — сказал он.
Мои брови сошлись вместе, когда я нахмурилась. Я подошла к шкафу и осмотрела его одежду.
— Бен, вы не можете носить эту одежду. Она грязная и покрыта запекшейся кровью!
— Все в порядке, — сказал он.
— А как же соседи? Может ли кто-нибудь из них заглянуть к вам домой и купить что-нибудь свежее для вас? Привести вам домой?
— Я живу в деревне. Ближайшие соседи находятся в километре от моего дома. Никогда их не встречал, — сказал он.
Ни семьи, ни друзей, ни соседей.
Ох.
Я бросила одежду и повернулась к окну. Несмотря на то, что я только что встретила этого мужчину, ситуация с Беном действительно меня задевала. Я должна оставить его в покое и продолжить свои обходы. Проблемы Бена с одеждой и транспортом не были моими. У него был план, пусть и плохой, но это был план, который вернет его домой. Мужчине удалось прожить семьдесят восемь лет, конечно, он мог организовать поездку домой из больницы. У меня было достаточно собственных проблем, чтобы беспокоиться. Мне не нужно было волноваться за Бена.
Но что-то в нем звало меня, и я должна была сделать больше. У него не было никого рядом, на кого он мог бы рассчитывать, и я слишком хорошо знала это чувство. Я также не могла рассчитывать на то, что кто-то другой будет рядом со мной.
Поэтому, когда я отвернулась от окон и посмотрела на Бена, я знала, что помимо своих собственных проблем я навалю на себя еще и проблемы Бена Копперсмита.
— Это ваши ключи? — спросила я Бена, кивнув на прикроватную тумбочку.
— Ага.
— Хорошо. Передайте их и напишите свой адрес, — сказала я, протягивая руку.
Он дважды моргнул и покачал головой.
— Мм?
— Мне нужен ваш адрес и эти ключи, чтобы попасть в дом. Таким образом, я смогу поехать туда завтра утром и достать вам чистую одежду, чтобы вы ее надели. Затем я вернусь сюда, чтобы доставить вышеупомянутую одежду и отвезти вас домой.
Открыв рот, он молчал.
— Теперь, кроме ваших ключей, адреса и маршрута до вашего дома, если его трудно найти, есть ли что-нибудь, что мне нужно знать, прежде чем я отправлюсь туда завтра? Домашние питомцы? Система безопасности? Код от ворот? — спросила я, пожимая протянутую руку.
Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, пока шок на его лице не сменился теплым взглядом.
— Ценю, что ты предложила сделать для меня такую приятную вещь, девочка. Но мы встретились всего пятнадцать минут назад. У тебя есть дела поважнее, чем таскать старика. Ты меня даже не знаешь, — сказал он.
— Вы серийный убийца? — спросила я.
— Эм-м-м… нет, — ответил он.
— Преступник какой-нибудь?
— Нет.
— Мудак?
— Наверное, меня так называли один или два раза, — он ухмыльнулся.
— Ну ладно. Вы бы были предоставлены сами себе, если бы были серийным убийцей или преступником. Но с мудаком я могу справиться. Просто попробуйте держать его под контролем, и все будет в порядке. Так как насчет ключей?
Мы с Беном быстро подружились.
С того дня, как я забрала его домой из больницы, и до дня, когда он умер, он был моим приёмным дедушкой.
Моя мать окончательно проиграла битву с раком молочной железы примерно за шесть месяцев до того, как я встретила Бена. Когда я росла, всегда были только мама и я. До того дня, когда я узнала, что беременна, мама была всем моим миром. Роуэн только что исполнился год, и я изо всех сил старалась заботиться о ней, переживая потерю своей матери. Бен появился в моей жизни, когда я больше всего в нем нуждалась. Потому что я никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Теперь не было и Бена. Одиночество вернулось. И хотя я была отчаянно независимым человеком, мне не хватало еще одного взрослого, с которым можно было бы поговорить.
Я направила «Эксплорер» на подъездную дорожку и припарковалась. Судорожно втянула воздух и сморгнула слезы.
Свежий воздух.
Именно он и был мне нужен, чтобы боль ушла из моего сердца. Итак, я отправилась на пробежку, мчась по окружной дороге, на фоне которой виднелись горы.
Не столько наслаждаясь свежим воздухом, сколько отчаянно пытаясь его вдохнуть. Конечно, это было не то, что Бен имел в виду.
Я ненавижу высоту. Я не могу дышать.
Повернись сейчас же. Просто уходи. Будь лодырем. Никто не должен знать.
Я могу это сделать. Я почти на месте. Я могу это сделать.
Нет, ты не можешь.
Эти мысли повторялись половину пути.
Эта пробежка была совсем не похожа на те, что были в Спокане. Я была несчастна. В голове у меня стучало, сердце выпрыгивало из груди, легкие горели, ноги были как желе, и я была вся в поту. В любую минуту меня могло стошнить.
Но мне нужно было вернуться на ферму. В противном случае я бы поздно забрала Роу, а за каждую минуту опоздания после шести часов Куэйл-Холлоу взимал с вас десять долларов.
Десять долларов за минуту!
Грабеж.
Поэтому я сделала глубокий вдох и сглотнула, чувствуя вкус крови, в то время как ноги несли меня вперед.
Ты можешь это сделать.
Ты можешь это сделать.
Ты можешь это сделать.
Я повторяла эти слова нараспев при каждом шаге, надеясь, что мои позитивные мысли помогут мне преодолеть следующие два километра.
Я уставилась на неровный тротуар и решила, что если буду держать голову высоко, возможно, это облегчит бег. Я приподняла подбородок как раз в тот момент, когда огромный грузовик выехал на дорогу, направляясь в мою сторону. Я медленно добралась до противоположной стороны дороги, но продолжала бежать, ожидая, что водитель уступит мне дорогу и проедет мимо.
Но грузовик не был просто грузовиком, это был гигантский полицейский грузовик. У бронзово-коричневого монстра была стойка с фонарями на крыше кабины, а так же угрожающая решетка. Эмблема шерифа гордо красовалась на двери со стороны водителя. Также как и сам шериф на водительском сиденье.
Когда я остановилась, Джесс остановился прямо рядом со мной. Он начал говорить, но громкий рев дизельного двигателя заглушил его слова.
— Что? — крикнула я как раз в тот момент, когда Джесс заглушил двигатель своего грузовика.
Он высунулся из открытого окна со стороны водителя. Его глаза были прикрыты солнцезащитными очками.
— Я сказал, что тебе не следует бегать здесь. Это чертовски глупый поступок.
Этот парень просто стал милым или что?
Мой пульс уже значительно превысил допустимый диапазон. Из-за слов шерифа теперь он гремел как гром. Был хороший шанс, что он побежит обратно на ферму без меня.
— Как так получается, что бегать средь бела дня в хорошую погоду — это «чертовски глупый поступок»? — я тяжело дышала, вскинув руки вверх и показав кавычки.
— На этих старых окружных дорогах не так много машин. Люди не обращают внимания на то, куда они едут. Тебя могут сбить, и никто не будет иметь ни малейшего представления, с чего начать поиски, — сказал он.
— Что ж, спасибо за предупреждение, шериф. Я обязательно приму это к сведению.
— Не нужно быть такой резкой. Господи, я жалею, что остановился.
— Как и я. Так что, пожалуйста, не позволяй мне задерживать тебя. Не стесняйся оставить меня здесь, на дороге, и поделиться своим солнечным настроем с другими гражданами округа Джеймисон. Я бы не хотела, чтобы ты тратил все это только на меня.
Он сжал челюсти, и хотя я не могла видеть его глаз за очками, я знала, что он пристально смотрит на меня.
— Отмахиваешься от копа. Не умно, — сказал он.
— И что ты собираешься сделать, выписать мне штраф за разговор? Разве Монтана не соблюдает всю эту историю со свободой слова?
— Как насчет того, чтобы я выписал тебе штраф за то, что ты была на неправильной стороне дороги? Ты должна была бежать вот здесь, справа.
— Отлично. Выпиши мне штраф. Сколько? Пятьдесят центов? Я заброшу его в участок завтра по дороге на работу. Я постараюсь найти лишнюю мелочь между диванными подушками.
— Стой на месте, — приказал он, указывая на мои ноги. Затем он вернулся в кабину своего грузовика и вытащил блокнот.
Неужели этот осел собирался выписать мне штраф за то, что я бежала не по той стороне практически пустынной дороги?
Да. Да, он это сделал.
Через две минуты у меня в руке был желтый листок с моим именем наверху. Очевидно, он где-то узнал мое имя, что заставило меня занервничать. Либо он спрашивал обо мне, либо кто-то в городе говорил обо мне.
Под моим именем была сумма штрафа, не пятьдесят центов. Сто долларов. Плата за просрочку в детском саду не была грабежом. Вот это было им.
— Ты, ёрт возьми, должно быть, издеваешься надо мной.
— Оплата должна быть произведена в течение десяти дней. Апелляцию можно поданы до истечения десятидневного срока, — теперь, когда он вручил мне штраф, он выглядел слишком деловым.
Прежде чем я успела его отпустить, он чуть сильнее высунулся из своего грузовика.
— О, и говорят «черт возьми». А не «ёрт возьми».
— У меня четырехлетний ребенок. В моем мире это «ёрт возьми». Я свободна?
Он не ответил. Просто откинулся назад в свой грузовик, завел его и с ревом помчался по дороге.
Мне не нужно было повторять заклинания или позитивные мысленные утверждения до конца моей пробежки. Подпитываемая адреналином и гневом, я пробежала два километра в рекордно короткие сроки и прибыла в Куэйл-Холлоу за пятнадцать минут до закрытия.
— Мне нужно оплатить штраф, — сказала я помощнику шерифа в участке.
— Джиджи?
Я обернулась и увидела Майло и Сэма, идущих в мою сторону.
Я помахала рукой.
— Привет, Майло. Сэм
— Что ты здесь делаешь? — спросил Сэм.
Я взяла свой «беговой» штраф и протянула его им, чтобы они прочитали.
Майло просто пробормотал:
— Вау, — в то время как Сэм начал смеяться.
— Что? Что смешного?
— Штраф фальшивый, Джиджи. Нет закона, указывающего, по какой стороне дороги ты должна бежать. Шериф издевается над тобой.
— Ты шутишь.
Он покачал головой.
— Зря приехала в участок. Но, по крайней мере, ты можешь сэкономить себе сотню баксов.
— Ха! — рассмеялся Майло. — Вы встретились, когда ты бежала. Получила штраф. Стычка с законом? Пока ты бежала? — он продолжал смеяться.
Сэму каламбур Майло показался забавным, и он тоже расхохотался.
Я, однако, не нашла все это смешным. Ни в малейшей степени.