Фостер

БИТВА В ДЖУНГЛЯХ

В августе 1914 года разразилась первая мировая война. Правда, вначале воевали между собой только европейские державы. Потом к ним присоединились Турция, Япония. Соединенные Штаты вступили в войну позже всех — 6 апреля 1917 года. Но с первого же дня это была мировая война: ведь капиталистические страны боролись в ней за передел мира. В этой кровавой игре уже давно участвовали США. По существу, они-то и начали ее в 1898 году, объявив войну Испании и лишив эту некогда могущественную державу последних остатков ее былого колониального величия.

Правительство США, возглавляемое президентом Вудро Вильсоном, избранным на этот пост в 1912 году, ориентировалось на союзников — коалицию держав, в которую входили Англия, Франция, Италия, Россия. Соединенные Штаты снабжали союзников оружием, займами. Затяжная война в Европе была им выгодна. Они рассчитывали, что воюющие стороны обескровят себя до такой степени, что вершителем судеб в послевоенном мире станут Соединенные Штаты.

Мировая война сорвала маску борцов за социализм с реформистских лидеров II Интернационала, которые предали интересы рабочего класса, интересы своих народов, выступив в поддержку войны. Они превратились в социал-империалистов, в социал-шовинистов, социал-оборонцев, в лакеев своей буржуазии.

Только партия большевиков в России, возглавляемая Лениным, заняла резко отрицательную позицию по отношению к войне. Ленин раскрыл ее империалистический характер и призвал воюющие народы повернуть оружие против своих угнетателей, превратить империалистическую войну в войну гражданскую, использовать войну для сокрушения капиталистического строя, замены его социализмом. Ленин, находясь в чрезвычайно трудных условиях изоляции в Швейцарии, стал собирать вокруг себя деятелей рабочего и социалистического движения, выступавших против войны.

Как же реагировало американское рабочее движение на мировую войну? Социалистическая рабочая партия, влияние которой сильно упало после смерти Де Леона в 1914 году, хотя и осудила милитаризм и гонку вооружений, от активной борьбы против вступления США в войну самоустранилась.

В Социалистической партии возобладали пацифистские элементы. Они осуждали войну, но не капиталистическую систему, порождавшую ее. В СП определились и явно социал-шовинистические течения. Одно из них — главным образом выходцы из Германии — поддерживало коалицию центральных держав, другое — Антанту. Имелось и подлинно пролетарское левое течение, возглавлявшееся Дебсом. Его сторонники разоблачали классовый характер мировой войны, выступали за энергичные действия против капиталистов. Во многом их позиция напоминала ленинскую. Со взглядами большевиков на мировую войну левых социалистов ознакомила находившаяся в США в конце 1915 — начале 1916 года по поручению Ленина А. М. Коллонтай. Левые поддержали решения Циммервальдской конференции 1916 года, в которой участвовали созванные по инициативе Ленина социалисты — противники войны.

Резко и решительно осуждали войну ИРМ. Они выступали против классового мира, который проповедовали сторонники войны. Уоббли продолжали забастовочное движение, приводя в дикую ярость капиталистов и буржуазную печать, обвинявшую их в предательстве американских национальных интересов.

Деятели ИРМ подвергались все возрастающему террору. После вступления США в войну в сентябре 1917 года тайные агенты департамента юстиции арестовали по всей стране 166 руководителей ИРМ. 112 из них во главе с Хейвудом и Сент-Джоном были отданы под суд по обвинению в нарушении закона о шпионаже. Процесс длился 4 месяца и 26 дней. 98 подсудимых были признаны виновными и присуждены в общей сложности к 802 годам каторжных работ и к уплате свыше 2 миллионов долларов штрафа. Кроме того, к различным срокам заключения были присуждены еще около 150 других активистов ИРМ.

Власти использовали закон о шпионаже для преследования противников войны. Свыше тысячи социалистов-интернационалистов были осуждены на различные сроки заключения. Пламенный рабочий трибун Юджин Дебс был приговорен к 10 годам тюрьмы. В тюрьме оказались Чарлз Рутенберг, Кэйт О’Хейр, Роза Стокс и другие единомышленники Дебса. Их преследовали не только за выступления против войны, но и за симпатии к только что победившей Великой Октябрьской социалистической революции.

Жертвами насилия, пишет в своих воспоминаниях Элизабет Герли Флинн, оказывались самые различные люди: христианские священники, негры и белые, проповедовавшие мир по религиозным, этическим или политическим убеждениям, члены «Беспартийной лиги», пользовавшейся большим влиянием среди фермеров Среднего Запада, общества «Друзья ирландской свободы» и другие. Мужчин и женщин за любое критическое замечание о войне, воинской повинности или распространении облигаций военного займа вымазывали дегтем и обваливали в перьях, избивали иногда до потери сознания, заставляли целовать американский флаг, изгоняли из городов, принуждали покупать военные облигации, угрожали линчеванием. И все эти насилия совершались во имя того, чтобы сделать мир «безопасным для демократии».

А как вели себя по отношению к войне лидеры АФТ? Самуэль Гомперс и его сторонники рабски следовали политике Вильсона. Пока Вильсон заверял американский народ, что он будет соблюдать нейтралитет, «рабочие лейтенанты класса капиталистов» из АФТ тоже выступили за нейтралитет, внушая трудящимся, что Вильсон спасет США от войны. Когда же Вильсон из «нейтралиста» превратился в открытого интервенциониста, ту же метаморфозу проделал и Гомперс. Впрочем, Гомперс, как и Вильсон, с самого начала войны выступал за Антанту. Он создал на основе АФТ и разного рода ура-патриотов и социал-шовинистов Альянс за труд и демократию, через который пытался представить Антанту ревнительницей прав трудящихся в противовес тевтонскому варварству. Одновременно Гомперс и его единомышленники делали все возможное, чтобы, довольствуясь мелкими подачками правительства, свести классовую борьбу к минимуму. Они даже затрудняли рабочим вступление в АФТ, опасаясь, что ее «чрезмерный» рост может заставить руководство федерации действовать более энергично в защиту интересов трудящихся.

Мечтая о мировом господстве американского капитала, власть имущие посадили в президентское кресло звездно-полосатой республики «либерала» Вудро Вильсона, который применял к рабочим не только полицейскую дубинку, но и пряник в виде определенных уступок.

Сын пастора, университетский профессор, Вильсон появился на политической арене, когда ему было уже 54 года. Демократическая партия предложила ему баллотироваться на пост губернатора штата Нью-Джерси. Он согласился ив 1910 году был избран, а два года спустя уже стал президентом.

Вильсон, как и его соперник Теодор Рузвельт, изощрялся в демагогических посулах избирателям, выдавая себя за друга народа, и даже осмеливался критиковать большой бизнес и возмущаться его влиянием на правительство. Если судить о Вильсоне только по его высказываниям, то можно было бы подумать, что он действительно придерживался прогрессивных взглядов. Так, в одной из своих статей, опубликованных в 1913 году, Вильсон заявлял: «Хозяева правительства Соединенных Штатов — это американские капиталисты и фабриканты. Великие борющиеся безымянные массы людей, которые являются творцами всего, — вот та движущая сила, что поднимает общество на более высокую ступень. Величие страны определяется величием ее рядовых граждан».

Прекрасные слова, но они служили Вильсону лишь для того, чтобы скрыть подлинное лицо слуги крупного капитала. Один из тогдашних воротил Уолл-стрита, миллионер Шиф, так отзывался о Вильсоне: «Мы должны особенно ценить нашего президента за то, что он своим умелым и тактичным вмешательством в классовые конфликты всегда сводил на нет революционный размах рабочего движения».

На что был способен Вильсон, когда шла речь о защите святых прав американских банкиров и монополистов, показывала его политика в отношении революционной Мексики. По его указанию был убит президент Мексики демократ Мадеро и власть захватил ставленник американских бизнесменов генерал Уэрта, развязавший в стране оргию кровавого террора. Дважды — в 1914 и 1916 годах — по приказу Вильсона вторгались американские войска в Мексику, намереваясь задушить бушевавшую там демократическую революцию. Недаром Большой Билл называл Вильсона «лицемером и ханжой», и это было действительно так. Вильсон клялся, что, став президентом, будет придерживаться нейтралитета и не допустит втянуть Соединенные Штаты в войну. Он предложил осуществить многообещающую, хотя и весьма расплывчатую программу реформ под названием «Новая свобода». «Реформы, а не революция!» — таков был лозунг этого новоявленного мессии буржуазной Америки.

Пытаясь приостановить растущий накал классовых боев в США, Вильсон 15 октября 1914 года подписал закон Клейтона, который легализовывал деятельность профсоюзов и право рабочих на забастовку. Президент назначил министром труда (это министерство было создано еще при его предшественнике У. Тафте) бывшего шахтера, в прошлом секретаря горняцкого профсоюза Уильяма Б. Вильсона. Хотя новый министр во всем следовал за президентом, его назначение не могло не вызвать определенных симпатий в рабочей среде к правительству Вильсона.

Президент подписал законы о запрещении детского труда и о выплате компенсаций при несчастных случаях государственным служащим и лицам, работающим по заказам федерального правительства. В 1915 году Вильсон установил как жест в сторону рабочих День труда, который отмечается с тех пор в начале сентября. Наконец, в 1916 году Вильсон одобрил закон о 8-часовом дне для рабочих транспорта.

Буржуазная печать превозносила принятие этих законодательных актов как личную заслугу президента, его стали называть «8-часовым Вильсоном», забывая, что эти акты были буквально вырваны у правительства трудящимися массами, неустанно боровшимися за свои права. Продажная печать умалчивала, что эти акты сопровождались резким увеличением безработицы, интенсификацией эксплуатации рабочих, полицейским и судебным террором против тех, кто осуждал войну и отказывался довольствоваться «крохами с барского стола», к чему призывали реформистские лидеры АФТ.

Напомним хотя бы о «войне в Лудлоу», где во время стачки горняков в 1914 году наемники хозяина шахт Рокфеллера при попустительстве правительства Вильсона подожгли палаточный городок бастовавших рабочих, в результате чего погибло в огне 20 человек, в том числе восемь детей. Как и следовало ожидать, ни Рокфеллер, ни его наемники не понесли за это чудовищное преступление никакого наказания.

Уступки рабочим, социальная демагогия, заверения в приверженности к нейтралитету позволили В. Вильсону в 1916 году вновь выиграть президентские выборы и продлить свое пребывание в Белом доме еще на 4 года. Во время второго периода пребывания у власти полностью раскрылось подлинное лицо Вильсона — империалистического хищника, стремившегося превратить США в мирового жандарма, лютого врага Октябрьской революции и Советской власти, злобного преследователя прогрессивных движений внутри американского общества.

Что же делал, с каких позиций выступал в это сложное время истории Соединенных Штатов Уильям З. Фостер? После самороспуска Синдикалистской лиги и после того, как вернулось к нему зрение и он вновь смог работать с полной нагрузкой, Фостер приступает к организации нового рабочего центра — Интернациональной лиги профсоюзной пропаганды. Она учреждается 17 января 1915 года на заседании в Чикаго, в котором принимают участие ряд рабочих активистов, примыкавших ранее к Синдикалистской лиге. На этом заседании создается Национальный совет новой организации, секретарем его избирается Фостер. Печатным органом Интернациональной лиги становится журнал «Рабочие новости», его редактором — Макс Дезеттель, деятель синдикалистского толка.

Программа новой организации была изложена Фостером в брошюре «Тред-юнионизм — дорога к свободе».

В ней Фостер вновь доказывал, что только профсоюзы путем стачечной борьбы, которая перерастет в конечном счете в генеральную забастовку, могут добиться свержения капиталистического строя. Причем на этот раз Фостер утверждал, что не только радикальные, но и реформистские профсоюзы играют революционную роль, ибо тем или иным способом вырывают уступки у капиталистов, чем ослабляют систему в целом.

Фостеру казалось, что между АФТ и ИРМ разница только в тактике, а не по существу. Он расценивал лозунг АФТ «Интересы капитала и труда тождественны» скорей всего как «защитный камуфляж», прикрывающий в основном революционные тенденции, свойственные профсоюзам этой организации, а не как стремление добиться классового сотрудничества с капиталистами.

Фостер утверждал, что задачей новой лиги является не превращение профсоюзов в революционные организации, ибо они уже таковыми являются по своей натуре, а содействие росту их революционной активности через превращение в массовые организации.

Тогда Фостер не понимал, что без пролетарской партии, вооруженной передовой революционной теорией, профсоюзы сами по себе бессильны осуществить коренные изменения в общественном строе.

Фостер вкладывал все силы и всю энергию в деятельность новой организации. Он совершил зимой 1915 года очередную поездку, как обычно «зайцем», по западным индустриальным центрам. Однако уоббли все еще сопротивлялись призывам покинуть ИРМ и перейти в АФТ. Только в Чикаго Интернациональная лига сумела пустить корни. Здесь вокруг Фостера сгруппировалось около сотни революционно настроенных рабочих вожаков с большим весом в местных профсоюзах АФТ. Им удалось подчинить своему влиянию Чикагскую федерацию труда и превратить ее в самое прогрессивное отделение АФТ в Соединенных Штатах. Сам Фостер был избран руководителем местного союза железнодорожников.

Сторонники Интернациональной лиги решительно осуждали бушевавшую в Европе войну и стремление правительства США вступить в нее. Они осуждали предательство правых лидеров II Интернационала. Фостер и его единомышленники считали, что европейские рабочие путем генеральной забастовки могут добиться прекращения войны, так же как американские тем же способом могут воспрепятствовать вступлению США в войну. Однако Фостер, хотя и отдавал себе отчет в том, что война развязана капиталистами и ведется в их интересах, еще не поднялся до понимания ее империалистического характера.

Несмотря на все усилия Фостера и его товарищей, серьезные теоретические изъяны в программе Интернациональной лиги привели к тому, что она не смогла набрать силу и оказать существенное влияние на судьбы рабочего движения в Соединенных Штатах.

Большим ударом для лиги явилось и то, что редактор ее органа «Рабочие новости» Дезеттель превратился в ренегата, а редактируемый им журнал стал восхвалять политику правительства. Просуществовав около двух с половиной лет, Интернациональная лига самораспустилась.

Но Фостер не терял оптимизма, классовое чутье подсказывало ему, что мир находится на пороге большого крутого поворота. Вскоре события в Европе подтвердили его прогнозы. Фостер приветствовал февральскую революцию в России, с еще большим энтузиазмом он встретил Октябрьскую революцию. Фостер рассчитывал, что и в Соединенных Штатах рабочие вскоре одержат верх над капитализмом. «Я был уверен, — говорил Фостер, — что не в столь отдаленное время быстро развивающиеся рабочие профсоюзы станут такими могущественными, что они разрушат колеблющуюся капиталистическую структуру и возьмут в свои руки бразды правления обществом».

А раз так, то следовало всеми силами укреплять профсоюзы, в первую очередь в решающих отраслях промышленности. По мнению Фостера, такими являлась мясоконсервная и сталелитейная отрасли, обе наилучшим образом представленные в Чикаго — этом капиталистическом метрополисе, где от чада заводских труб трудно было дышать и где рабочие на протяжении десятилетий вели упорную борьбу за сокращение рабочего дня, повышение зарплаты, за право на профсоюзную и политическую деятельность.

Чикаго, писал Джек Лондон в 1908 году в своем романе «Железная пята», из всех американских городов наиболее созрел для революции. Если его и раньше именовали «городом на крови», то теперь ему вновь предстояло подтвердить ото название. В жителях Чикаго сильна революционная закваска. Здесь было подавлено столько забастовок, что пролетариат не мог этого ни забыть, ни простить. Чикаго всегда был полем битвы между трудом и капиталом. Это был город уличных боев, где насильственная смерть была частой гостьей, где классово сознательным организациям капиталистов противостояли классово сознательные организации рабочих. Джек Лондон считал Чикаго образцом «наисовременнейшей цивилизации джунглей».

«Джунгли» — так назывался нашумевший роман Эптона Синклера. В нем писатель рассказывал о бесчеловечных условиях труда, господствовавших на бойнях в Чикаго, о жестокости, жадности хозяев, полицейских, шпиков, о пробуждении классового сознания у рабочих. Хозяева боен обрушили на Синклера поток брани, они окрестили его «самым отпетым лжецом в Соединенных Штатах», они обратились в суды, требуя наказать писателя за клевету. Но даже их собственные суды не осмелились осудить Синклера. «Джунгли» отразили подлинную чикагскую действительность.

Фостер рассчитывал пробудить к борьбе в первую очередь рабочих мясохладобоен. Задача поистине не из легких, если учесть, что эти рабочие в то время представляли самый отсталый, с точки зрения классовой сознательности, отряд трудящихся Чикаго и что владельцы боен были, по существу, подлинными хозяевами города, на их службе находились полиция, суды, муниципальные власти, их поддерживали в Вашингтоне.

Правительство Вильсона выдвинуло лозунг «Пища выиграет войну», тот, кто будет сыт, тот и одержит победу. Этим лозунгом оно пыталось заткнуть рот рабочим мясоконсервной промышленности, заставить их отказаться от классовой борьбы. Именно на организацию этих рабочих и направил в первую очередь свои усилия Фостер в июне 1917 года. Его поддерживали чикагское отделение профсоюза железнодорожников и местный совет Американской федерации труда.

Некоторое время спустя был создан Совет рабочих мясохладобоен с Фостером на посту секретаря и мясником Мартином Мэрфи в должности президента. Совет намеревался вовлечь в профсоюзы около 60 тысяч рабочих мясоконсервной промышленности, большинство из которых составляли европейские иммигранты. Среди иммигрантов заметным влиянием пользовались реакционные церковники — ненавистники рабочего движения. Не лучше обстояло дело и с негритянскими рабочими, которых в этой отрасли промышленности насчитывалось около 12 тысяч. Многие из них требовали создания особых, только для черных, профсоюзов, обвиняя белых рабочих в расистских предубеждениях.

Следует ли удивляться, что после шестинедельной агитации Фостеру и его товарищам удалось привлечь в профсоюз только 500 человек. Хотя рабочие охотно приходили на митинги и собрания и поддерживали требования, выработанные советом, об установлении 8-часового рабочего дня, признания права на профорганизацию, повышения заработной платы и т. д., однако в профсоюз вступать они еще не решались.

Фостер предложил своим товарищам по совету созвать конференцию делегатов мясохладобойных предприятий для обсуждения предложений об организации генеральной забастовки.

Рабочие, уже давно рвавшиеся в бой с предпринимателями, встретили весть о предстоящей забастовке с. огромным энтузиазмом. Отбросив страх, они валом повалили в профсоюзы. Был создан специальный комитет для руководства рабочими этой отрасли промышленности. Председателем был назначен чикагский руководитель профсоюзов Джон Фитцпатрик, секретарем Фостер. Комитет провел среди членов профсоюзов голосование о целесообразности объявить генеральную забастовку. Почти 100 процентов из них проголосовало «за».

Решение рабочих вызвало тревогу в правительстве. США только что вступили в войну, и генеральная забастовка свыше 200 тысяч рабочих мясохладобоен грозила серьезными осложнениями. Да и предприниматели обеспокоились. Они получали баснословные прибыли, которые только за последний год составляли свыше 90 миллионов долларов.

На выручку правительству и предпринимателям пришел Гомперс. Так как Фитцпатрик и Фостер действовали под вывеской АФТ, то Гомперс, получив сообщение о решении рабочих бастовать, немедленно передал это решение на рассмотрение Федеральной посреднической комиссии по улаживанию трудовых конфликтов. Разумеется, Фитцпатрик и Фостер могли не подчиниться решению Гомперса и объявить генеральную забастовку, но их не поддержали бы реакционные лидеры профсоюзов АФТ, которые под давлением масс вошли в руководящий комитет, хотя вовсе не горели желанием бастовать. В этих условиях разумнее всего было выждать.

В течение трех недель представители профсоюзов излагали перед Федеральной посреднической комиссией факты, разоблачавшие условия труда на мясохладобойнях в Чикаго. С тех пор как Эптон Синклер написал свой роман «Джунгли», здесь больших изменений не произошло. Это было, по словам Фостера, «длинное повествование о голоде, изнурительном труде, болезнях, увечьях, невежестве, пьянстве, сумасшествии, отчаянии и смерти». В декабре 1917 года была одержана первая победа. Комиссия признала право рабочих организовываться в профсоюзы, рекомендовала десятипроцентное увеличение заработной платы, прекращение дискриминации и произвольных увольнений, создание отвечающих санитарным требованиям столовых, раздевалок и умывален.

Остальные требования были переданы на арбитраж федеральному судье Альтшулеру, который, опасаясь дальнейшего обострения конфликта, решил спор в пользу рабочих.

В целом рабочие получили увеличение зарплаты с 10 до 25 процентов, право на профсоюзную деятельность, участие в профсоюзных собраниях и конференциях, выдвижение требований и т. д. Кроме того, был завоеван 8-часовой рабочий день, равная оплата мужчинам и женщинам за равный труд, запрет дискриминировать из-за религиозных, национальных и расовых причин, бесплатное предоставление спецодежды и ряд других благ.

Это была действительно большая победа, первая по столь значительным достижениям в истории американского профсоюзного движения. Она вызвала подлинно революционный подъем среди рабочих мясохладобоен.

Успех этой борьбы доказывал правоту позиций революционных синдикалистов — наиболее последовательным из них был Фостер, — призывавших вопреки Гомперсу продолжать классовые бои в условиях империалистической войны.