Фостер

«ПРОСПЕРИТИ» — ДЛЯ КОГО?

И вот почти после полугодового отсутствия Фостер снова дома, в Соединенных Штатах. В стране мало что изменилось за эти месяцы, повсеместно вспыхивали забастовки, шли классовые бои, Коммунистическая партия все еще находилась в подполье, а ее руководители преследовались. Легально действовала Рабочая партия. В ней работали коммунисты. Правящие круги продолжали раздувать в стране антикоммунистическую и антисоветскую истерию.

Фостер с юношеским пылом принимается за работу. Своей основной задачей он считает воплощение в жизнь решений III конгресса Коминтерна и I конгресса Профинтерна, свидетелем и участником которых он был… Он устанавливает связь с Чарлзом Рутенбергом, генеральным секретарем компартии, руководит деятельностью Лиги профсоюзной пропаганды в Чикаго.

Несмотря на полицейские преследования, Фостер знакомит трудящихся с советской действительностью, о которой американская буржуазия распространяла самые дикие вымыслы. Он пишет статьи, брошюры и книги в защиту Советской России и Октябрьской революции. Он одни из активнейших членов Американского общества друзей Советской России. Он выступает на митингах с призывом к сбору средств в фонд помощи голодающим Советской России. Об одном таком его выступлении рассказала газета «Голос труда» от 4 ноября 1921 года:

«Гэри, штат Индиана, принадлежит Стальному тресту. Когда два года назад развернулась кампания по вовлечению в профсоюзы рабочих сталелитейной промышленности, Уильяму Фостеру было сказано никогда больше в Гэри не появляться. Ему заявили, что не позволят там выступать. По-видимому, это в какой-то мере повлияло на решение Фостера выступить именно в Гэри в воскресенье с докладом о русской революции.

Фостер поехал в Гэри, чтобы рассказать о работе Общества друзей Советской России, оказывающего помощь голодающим. Он приехал, выступил, и, несмотря на то что на его выступлении в качестве цензора присутствовала полиция, которая арестовала председателя митинга Морина Лоеба, он, похоже, победил. Потому что капиталистическая пресса Гэри, представленная корреспондентом «Гэри ивнинг пост», писала о Фостере и его докладе весьма сочувственно, даже лестно»:

«Фостер сделал очень интересный доклад. Следует признать, что замечания Фостера были в высшей степени справедливы… Он смотрит на вещи с точки зрения коммуниста… Хотя он объяснял трудности, переживаемые Россией, со своей точки зрения, он пе умалчивал о них… Лепина он описал как величайшего сегодня человека на земле… Публика внимательно слушала Фостера, и, так как он говорил два часа, он, безусловно, сказал кое-что. Он человек интеллигентного склада, с довольно тонким лицом, бледный, выше среднего роста. Говорит хорошо, красиво жестикулирует и вызывает симпатию».

На следующий день в большой передовой статье газета отметила: «Фостер сделал доклад, который разъяснил всем положение в России… Фостер взывает к разуму. Он излагает факты и высказывает здравые мысли. Конечно, из этих фактов он делает свои собственные выводы, а именно, что революция развивается с огромным успехом, несмотря на огромные препятствия, стоящие у нее на пути».

Фостер и в будущем после каждого посещения Советского Союза считал своим долгом отчитаться перед американскими трудящимися. В книге «Россия в 1924 году» Фостер рассказывал о том, как наша страна, несмотря на смерть Лепина, идет вперед, строит новую жизнь.

Монополисты Уолл-стрита, писал Фостер, относятся к СССР и его зарубежным друзьям с резкой враждебностью, с ненавистью.

Вскоре после возвращения из первого путешествия в Страну Советов Фостер испытал это на себе. Летом 1922 года полиция арестовала его в Денвере, где он собирался выступать на митинге солидарности с бастующими шахтерами. Ему но было предъявлено никакого обвинения, но это не помешало полиции держать его в заключении. Арест Фостера вызвал волну негодования в рабочих кругах. В его защиту выступил Юджин Дебс, находившийся в госпитале. Дебс писал Фостеру: «Если бы меня не задерживало мое вынужденное пребывание в госпитале, я сейчас же прибыл бы к Вам для того, чтобы оказать любую услугу в пределах моих возможностей. В конце концов, Вас можно только поздравить с тем, что Вы еще раз испытали на себе ту злобу, которая присуща капиталистическим законам и капиталистической «справедливости», так как в этих злобных выпадах проявляется страх их вороватых и жестоких блюстителей. То, что они сделали, можно расценивать как самую высокую оценку, данную Вам»[3]. Дебс заверял Фостера: «Как только я поправлюсь и мое здоровье достаточно окрепнет для того, чтобы вновь приняться за работу, я буду с Вами плечом к плечу, в Вашей борьбе за рабочий класс, за его свободу».

Протесты прогрессивной общественности заставили полицию освободить Фостера. Но полицейская охота за пим продолжалась.

В 1922 году 18 августа Фостер принял участие в подпольной конференции компартии в Брпджмепе (штат Мичиган), на которой обсуждались вопросы, связанные с предстоящим съездом Рабочей партии. Фостер покинул конференцию до ее окончания. Оп спешил в Чикаго, где 26 августа открывался первый национальный конвент Лиги профсоюзной пропаганды. Между тем полиция нагрянула в дом, где проходила партийная конферепцпя, и арестовала всех ее участников — 17 человек во главе с генеральным секретарем Чарлзом Рутенбергом.

26 августа, в день открытия конвента лиги в Чикаго, полиция арестовала Фостера и десять его товарищей. Им было предъявлено то же обвинение, что и ранее схваченным руководителям компартии. Всего было привлечено к суду 72 деятеля компартии. Было очевидно, что американские власти и стоявшие за их спиной капиталисты намеревались обезглавить наиболее передовой отряд рабочего движения, быстро набиравший силу, в момент, когда в стране происходили мощные классовые бои — бастовали полмиллиона шахтеров, 400 тысяч рабочих железнодорожных мастерских, 200 тысяч текстильщиков.

На этот раз власти надеялись на долгие годы упрятать Фостера в тюрьму вместе с другими руководителями компартии. По замыслу тогдашнего министра юстиции Гарри М. Догерти, Фостер, Рутенберг и их товарищи должны были предстать перед судом по обвинению в заговоре против правительства.

На защиту арестованных поднялась вся прогрессивная Америка. В борьбу за их освобождение включился влиятельный американский Союз охраны демократических свобод, Союз охраны прав рабочих, деятели Рабоче-фермерской партии и чикагского отделения АФТ. Они образовали Союз защиты обвиняемых, в который вошел также Юджин Дебс. В свою очередь, Рутенберг и Фостер создали Комитет обвиняемых, который из заключения повел энергичную кампанию за снятие с них ложных обвинений и за легализацию деятельности компартии.

В короткий срок было собрано несколько десятков тысяч долларов в фонд защиты обвиняемых, уплачен необходимый залог для выпуска их на поруки, наняты опытные адвокаты.

Власти решили сперва привлечь к суду Фостера и Рутенберга, причем каждого в отдельности. Их осуждение позволило бы легко расправиться с остальными обвиняемыми. Первым должен был предстать перед судом Фостер. Суд над ним начался 12 марта 1923 года в городе Сент-Джозефе, в штате Мичиган.

Судебный процесс был использован Фостером для пропаганды марксистско-ленинского учения и разоблачения действий правительства, стремившегося запугать обывателя грядущей большевистской революцией в Соединенных Штатах. Защита представила только двух свидетелей: самого Фостера и Рутенберга, которые изложили программу компартии, ее тактику и стратегию, не оставив камня на камне от обвинительного заключения.

Суд над Фостером длился около трех недель. Присяжные, которым надлежало установить виновность подсудимого, совещались без перерыва 31 час. Они голосовали 36 раз и каждый раз с одним и тем же результатом: шесть человек — за обвинительный, шесть — за оправдательный приговор. Суд был вынужден объявить Фостера невиновным.

Потерпев неудачу с Фостером, американские власти добились осуждения Рутенберга к заключению сроком до десяти лет. Но и этот приговор не был приведен в исполнение. Министр юстиции Догерти и тогдашний глава секретной службы Уильям Дж. Бернс, главные организаторы провокационных процессов против Фостера и Рутенберга, оказались замешаны в нефтяных аферах и были вынуждены подать в отставку. В связи с этим рассмотрение дела Рутенберга высшими судебными инстанциями было приостановлено. Однако процессы над деятелями компартии, арестованными в 1922 году, тянулись одиннадцать лет и окончательно были прекращены только в 1933 году.

Власти, буржуазная печать, правые лидеры АФТ делали все возможное, чтобы дискредитировать американских коммунистов, воспрепятствовать созданию блока всех левых и прогрессивных сил, за который боролись коммунисты. Лидеры АФТ взяли курс на изгнание из профсоюзов сторонников Лиги профсоюзной пропаганды, которая в ходе забастовок 1922 года приобрела большой авторитет среди трудящихся. Гомперсу удалось путем различных маневров исключить активистов лиги из ведущих профсоюзов АФТ. Сам Фостер тоже был исключен из профсоюза железнодорожников за «неуплату взносов». Против Фостера пускалась в ход грубейшая клевета. Буржуазные писаки обвиняли его в том, что он якобы получает деньги из Москвы на «подрывную» работу и что якобы лично Лозовский, один из руководителей Профинтерна, нелегально прибыл в США, чтобы вручить ему 35 тысяч долларов. Клевета сопровождалась прямыми покушениями на жизнь Фостера. В сентябре 1923 года во время выступления Фостера на конференции Чикагской федерации труда наемный убийца трижды стрелял в него и только благодаря счастливой случайности не попал.

В 1924 году была образована коалиция прогрессивных сил, выдвинувшая в качестве кандидата в президенты сенатора Роберта Ф. Лафоллета. Из этой коалиции, однако, были исключены коммунисты. Такая дискриминация вынудила коммунистов выдвинуть от Рабочей партии кандидатом на президентскую должность Уильяма З. Фостера. Раскольническая политика буржуазных «прогрессивных» деятелей привела к поражению их кандидата Лафолетта на президентских выборах. Кандидатура Фостера носила символический характер и собрала незначительное число голосов. Президентом был избран ставленник Республиканской партии Кальвин Кулидж.

1924 год во многом стал знаменательным в жизни Фостера. Его избирают членом ЦК и Политбюро Коммунистической партии США, а на конгрессе Коминтерна в Москве — членом Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала. С 1928 года и до конца своей жизни Фостер — председатель Американской компартии. Столь же высокое положение он занимает и в Коминтерне: в 1928 году избирается кандидатом в члены Президиума, а в 1935 — членом Президиума ИККИ. На последнем посту он остается вплоть до роспуска Коминтерна в 1943 году.

Апологеты американского капитализма рисуют период 20-х годов в США как эпоху «просперити» — процветания и благоденствия, высоких заработков, отсутствия безработицы и социальных конфликтов. Действительность была далека от столь радужной картины.

Американский капитализм, пожиная плоды своего участия в мировой воине, превратился в 20-е годы в мирового ростовщика, захватил новые рынки, добился нового мощного рывка в промышленном развитии. В период президентства Кулиджа фабрики работали с полной нагрузкой, безработица пошла на убыль, американские товары наводняли мировой рынок. Послевоенный бум, пишет Фостер, как обычно бывает, создал среди ₍буржуазии оптимистическое настроение — на сей раз в невиданных ранее масштабах.

Глашатаи империализма во все горло кричали, что в Соединенных Штатах возник «новый капитализм», свободный от циклических кризисов, и что отныне американская экономика будет быстро развиваться по восходящей спирали. Они умалчивали о планах американского империализма подчинить своему влиянию весь мир, об оккупации ряда центрально-американских и карибских республик американскими войсками, о подавлении освободительного движения на Филиппинах, о потогонной системе на американских заводах, о дискриминации негров в США, об отсутствии в этой стране социального законодательства, охраняющего права рабочих, о беспросветной нужде сезонных рабочих и мелких фермеров, об огромных прибылях банков и монополий, о сверхэксплуатации негров и рабочих иностранного происхождения.

В 1920 году 13 миллионов лиц иностранного происхождения и 30 миллионов человек, родители которых были лицами иностранного происхождения, пишут Бойер и Морейс в книге «Нерассказанная история рабочего движения», выполняли самую тяжелую и плохо оплачиваемую работу в стране, особенно в угольной, сталелитейной, швейной, горнорудной промышленности, в строительстве, в торговле, на флоте и во всех отраслях обрабатывающей промышленности. И тем не менее миллионы коренных американцев считали их потенциальными шпионами, бомбометателями и саботажниками. Итальянцам, испанцам и всем смуглым выходцам из Южной Европы были даны презрительные клички. Поляков называли полячишками, немцев, голландцев и выходцев из скандинавских стран — квадратноголовыми, мексиканцев — мазницей, итальянцев — даго — бандюгами, всех иммигрантов-рабочих — болванами и олухами. Это было более чем странно, ибо каждый в Соединенных Штатах, если не считать индейцев, сам был либо иммигрантом, либо потомком иммигранта.

Так же как и негры, лица иностранного происхождения были, с одной стороны, лишены элементарных жизненных удобств, а с другой — их же презирали за то, что они этих удобств не имеют. В их жилищах не было водопровода, а их упрекали в том, что они не хотят купаться. Они были вынуждены жить в мрачных и полуразрушенных домах, а их обвиняли в беспомощности и неопрятности. Их лишали права голоса, а обвиняли в отсутствии интереса к общественным делам. Их заставляли жить в гетто, а в то же время упрекали в обособленности и сознательном антиамериканизме.

Поскольку большинство из них было простыми рабочими, утверждали, что у них отсутствуют умственные способности.

В течение многих лет канава считалась самым подходящим местом пребывания для ирландцев. Их не представляли иначе как за работой с лопатой в руках. Так же стали относиться впоследствии и к итальянцам.

А как обстояло дело с затуханием классовой борьбы в годы «просперити»? Капиталисты продолжали выжимать из своих рабочих семь потов, стремясь при этом снизить зарплату, лишить тех немногих прав, которые уже удалось отвоевать. Естественно, рабочие сопротивлялись.

В этой борьбе видное место занимала Лига профсоюзной пропаганды, руководимая Фостером.

На автомобильных заводах, железнодорожном транспорте, в торговом флоте, резиновой, сталелитейной, угольной, мясоконсервной, текстильной промышленности, среди механиков, печатников, швейников велась пропаганда за производственные профсоюзы, против расовой дискриминации. Члены лиги требовали ликвидации соперничающих между собой мелких цеховых организаций, разоблачали предателей интересов рабочих, гангстеризм и бюрократизм руководителей АФТ.

Лига, в рядах которой плодотворно сотрудничали коммунисты и синдикалисты, осуждавшие продажную политику руководства АФТ, в 20-х годах руководила многими крупными забастовками. Лига была в то время оплотом боевых профсоюзных активистов. Десятки тысяч рабочих сплачивались вокруг нее, считая, что только лига может обеспечить им крайне необходимое повышение заработной платы, помочь в борьбе не только против предпринимателей, но и против гангстеров, наемников, полиции, которые пытались сорвать их борьбу за улучшение условий труда, поднимая хорошо известный крик: «Красные!»

В январе 1926 года в Пассейке (штат Нью-Джерси) объявили забастовку свыше 5 тысяч текстильщиков. Забастовка продолжалась 13 месяцев при активном участии лиги. Предприниматели потерпели поражение. Они вынуждены были отказаться от снижения заработной платы и признать право рабочих на профсоюзную деятельность.

По-боевому проходила и забастовка 10 тысяч меховщиков и швейников в Нью-Йорке в 1926 году. В первый же день, рассказывает американский историк Филип Фонер, на стачечников, организовавших демонстрацию, обрушилась полиция. Она избивала участников шествия — мужчин и женщин. Рабочие как могли оказывали сопротивление. Поскольку ряды бастующих продолжали двигаться вперед, полиция на автомашинах на головокружительной скорости врезалась в толпу. Однако стачечники не попятились назад. Прибывали все новые группы бастующих. Перед лицом этой непоколебимой силы полиция оказалась беспомощной. Наконец демонстранты прорвались вперед и победоносно двинулись к помещению забастовочного комитета. Во время этой демонстрации были избиты сотни бастующих, 100 мужчин и 25 женщин были арестованы.

17 недель длилась забастовка меховщиков и швейников. Она закончилась победой рабочих, вынудивших предпринимателей согласиться на сорокачасовую пятидневную рабочую неделю.

Продажная печать окрестила участников этих забастовок «агентами Москвы», обвинила их в подготовке заговора. Против бастующих были брошены отряды национальной гвардии, полиция, помощники шерифа, «вижилянты» из «Американского легиона». Они нападали на стачечников, избивали их, несколько раз пытались разгромить помещение профсоюза. Полицейские убили Эллу Мэй-Уиггин, многодетную мать, входившую в стачечный комитет. Семеро других руководителей забастовки были преданы суду и осуждены на длительные сроки тюремного заключения, некоторые на 20 лет.

Фостеру, руководителю и участнику стачечных боев, была органически чужда теория правых о затухании классовой борьбы. Он полностью разделял точку зрения Коминтерна, характеризовавшего промышленный и торговый бум, достигший своего апогея в США в середине 20-х годов, как всего лишь временную, частичную, гнилую стабилизацию капиталистической системы. Но в Американской компартии имелось правое течение, утверждавшее, что капитализм в США носит исключительный, особенный характер, что общие закономерности, свойственные капитализму в целом, к нему не относятся.

После смерти Рутенберга в 1927 году на посту исполнительного секретаря компартии оказался лидер правых Ловстон. В течение двух лет он фактически возглавлял партию, проводя ликвидаторскую политику. Фостер, поддерживаемый многими активистами, вел решительную борьбу против линии Ловстона. В партии образовались, по существу, две враждующие фракции — Ловстона и Фостера. В спор вмешался Коминтерн. Ошибки правых были осуждены VI конгрессом Коминтерна в 1928 году. Однако Ловстон продолжал вести фракционную борьбу. На VI съезде Компартии США в начале 1929 года он и его сторонники вновь получили большинство при избрании в руководящие партийные органы. Только после письма Исполкома Коминтерна, обращенного к членам КП США, в котором вновь разъяснялись ошибки правых и заключался призыв покончить с фракционностью, развернуть самокритику, усилить массовую работу и т. д., Национальный комитет исключил Ловстона и его сторонников из партии. В результате этих изменений Фостер был избран членом секретариата Центрального исполнительного комитета компартии.

Насколько оправданно было решение об исключении Ловстона и его сторонников, показала их последующая деятельность. Они превратились в злейших врагов коммунизма, в злостных антисоветчиков: сотрудничали с полицейскими службами, выступали в качестве свидетелей обвинения, а точнее — провокаторов и осведомителей на антикоммунистических процессах. Подобную же эволюцию проделали и троцкисты, тоже претендовавшие на контроль партии и тоже исключенные из нее.

Хотя в 20-е годы фракционная борьба отнимала много сил и энергии у американских коммунистов и в целом их влияние было ограниченным, именно они возглавляли борьбу прогрессивных сил Соединенных Штатов не только за права рабочих, женщин, молодого поколения, но и за права угнетенного негритянского населения, решительно осуждая любой вид расовой дискриминации.

Коммунисты возглавляли борьбу за демократические свободы, за освобождение узников капитала, они боролись за жизнь рабочих Сакко и Ванцетти, осужденных на казнь за преступление, которого не совершили, коммунисты выступали против дискриминации иммигрантов, отстаивали интересы сельскохозяйственных рабочих, мелких и средних фермеров.

Члены компартии и их сторонники последовательно разоблачали империалистическую внешнюю политику правящих кругов США. Они осуждали вмешательство янки в дела Мексики, оккупацию американскими войсками Кубы, Никарагуа, Гаити, Доминиканской Республики. Они неуклонно боролись за признание Советского Союза, разоблачая политику окружения СССР, осуществлявшуюся западными капиталистическими державами при поддержке Соединенных Штатов, боролись с колониализмом, солидаризируясь с освободительной борьбой китайского, индийского, ирландского и других народов, порабощенных империалистическими державами.

В своих выступлениях во время избирательной кампании 1928 года Фостер, выступая как кандидат в президенты от компартии, разоблачал не только жадность капиталистов, но и их близорукость, непонимание всей призрачности благополучия, основанного на сверхутонченной эксплуатации трудящихся. Он предупреждал, что «просперити» не вечно, что оно закончится экономическим кризисом. Фостер агитировал трудящихся за единство в борьбе за свои права. Он рассказывал американскому народу правду о Советском Союзе, призывал к установлению с ним дипломатических и экономических отношений.

В 1928 году прогнозы и призывы Фостера казались гласом вопиющего в пустыне. Однако вскоре события показали, насколько был прав Фостер и коммунистическая партия, от имени которой он выступал.

Разумеется, не все американские коммунисты, в том числе сам Фостер, во всем разбирались одинаково ясно. По некоторым вопросам они занимали сектантские позиции, отдельные явления видели упрощенно. Им не хватало опыта, глубоких теоретических знаний. И все же, несмотря на все свои недостатки и ошибки, именно они, американские коммунисты, а не их противники защищали подлинные интересы американского народа.

Нельзя не удивляться поистине неиссякаемой энергии Фостера и гигантскому объему работы, выполняемой им в эти годы. Руководитель Лиги профсоюзной пропаганды и многочисленных стачек, член руководства действовавшей в подполье компартии, трижды кандидат в президенты (он выдвигался на этот пост и в 1932 году), член исполкомов Коминтерна и Профинтерна, участник их конгрессов, неутомимый публицист. Он к тому же постоянно занимается самообразованием, изучает труды Маркса, Энгельса, Ленина, документы международного коммунистического движения, внимательно следит за успехами строительства социализма в СССР, за событиями в других странах. И читает, читает, читает, сожалея, что у него не хватает времени на освоение всей необходимой литературы. С такой энергией он работал всегда, если только не подводило здоровье.

Четверть столетия спустя Фостер писал в книге «Закат мирового капитализма»: «Моя деятельность в профсоюзном движении, в левом крыле социалистической партии и в рядах коммунистической партии приносила большую радость. Она давала возможность делать то, что ближе всего моему сердцу и уму, — бороться против реакционного капитализма, за прогрессивный социализм. С ранней молодости я всегда гордился тем, что я рабочий, и непосредственное участие в борьбе рабочего класса всегда приносило мне глубокое удовлетворение. Если бы я начал жизнь сначала, я избрал бы этот же путь, но, естественно, попытался бы избежать многих политических ошибок, которые допускал. Прежде всего, несмотря на всю перегруженность практической работой, я, несомненно, лучше организовал бы свое время, чтобы больше отдаваться чтению научной и исторической литературы, которую так люблю. К этому должна упорно стремиться молодежь, участвующая в профсоюзном и коммунистическом движении. Необходимо сочетать теорию с практикой, находить время для серьезного чтения, несмотря на самые неотложные требования повседневной борьбы».