Фостер

«НОВЫЕ ВРЕМЕНА»

В 1929 году американский капитализм, казалось, процветал как никогда в прошлом. Доходы миллиардеров достигали головокружительных цифр. Новый президент республиканец Герберт Гувер излучал оптимизм и веру в незыблемую прочность капиталистической системы. Профсоюзные боссы, правые социалисты, церковные проповедники, всякого рода ренегаты и перебежчики из коммунистической партии превозносили «исключительность» капиталистической системы, ее совершенство, демократизм. Об этом ежедневно трубили газеты, радио, кинокартины.

Паника, охватившая нью-йоркскую биржу 24 октября 1929 года, не оставила камня на камне от этих радужных утверждений и прогнозов. Мечты о нескончаемой эре «просперити» были развеяны мгновенно. Более того, кризис, начавшийся в США, охватил всю капиталистическую систему — его губительные последствия сказались на жизни сотен миллионов трудящихся.

В Соединенных Штатах кризис сравнивали с землетрясением: лопнуло около 6 тысяч банков, многие фабриканты превратились в нищих, закрылись заводы, конторы, магазины. Среди обанкротившихся финансовых воротил прокатилась волна самоубийств. Производство угля упало на 41,7 процента, железа — на 79,4 процента, стали — на 76 процентов, автомобилей — на 80 процентов. Катастрофически понизились цены на сельскохозяйственные продукты, что больно ударило по фермерам. Кризис обошелся Соединенным Штатам в 300 миллиардов долларов, приблизительно столько, сколько было израсходовано на нужды второй мировой войны.

Больше всего пострадали в этот период трудящиеся массы. Число безработных достигло астрономической цифры — 17 миллионов человек. Толпы оборванных, грязных, голодных, без пристанища и работы людей слонялись по фешенебельным улицам американских городов в поисках еды, рылись в мусорных ямах, взывали о помощи, просили милостыню.

Капиталисты пытались выбраться из экономической катастрофы, переложив все ее тяготы на плечи рабочих, урезав им заработную плату на 45 процентов. Хуже всего приходилось рабочим-неграм. Их увольняли первыми, предоставляя наименьшую помощь, и подвергали дискриминации во многих других отношениях. Вслед за величайшим экономическим кризисом, так же как это было после первой мировой войны, страну захлестнула волна линчевания и расовых бесчинств, направленных против негров.

Такова была трагическая картина капиталистической Америки, хваленой утопии буржуазного мира, как заметил Фостер.

«Новые времена» — так саркастически назвал Чарли Чаплин свой знаменитый фильм, посвященный рядовому труженику — главной жертве экономического кризиса. Это на его голову обрушились все бедствия. И это его интересы, его жизнь и будущее защищал коммунист Уильям З. Фостер, развернувший в годы кризиса гигантскую работу по мобилизации трудящихся в защиту их прав и интересов.

В конце августа 1929 года, за два месяца до «черного дня», ввергнувшего в панику и отчаяние властелинов Уолл-стрита, на четвертой национальной конференции Лиги профсоюзной пропаганды в Кливленде, было решено преобразовать эту организацию в Лигу профсоюзного единства. Фостера избрали генеральным секретарем новой организации.

Лига призывала бороться против угрозы новой империалистической войны, в защиту Советского Союза, за привлечение в профсоюзы неорганизованных рабочих, за семичасовой рабочий день и пятидневную рабочую неделю, за социальное страхование, полное расовое, социальное и политическое равенство негров, за мировое профсоюзное единство.

В общей сложности к лиге примкнуло не более 100 тысяч рабочих, что представляло около 5 процентов членов АФТ. Но это были закаленные в классовых боях подлинные пролетарские бойцы, тесно связанные с трудящейся массой.

В период кризиса лига вместе с Американской компартией были единственными, по существу, организациями, отстаивающими интересы рабочего класса.

Лидеры АФТ не только не защищали интересы рабочих в эти суровые годы, но всемерно помогали предпринимателям выпутаться из кризисной ситуации за счет трудящихся. Уильям Грин, возглавлявший АФТ после смерти Гомперса в 1924 году, и другие профсоюзные боссы одобрили снижение зарплаты рабочим, призывая их сотрудничать с капиталистами, проявлять «терпение» и «понимание», повторяя вслед за президентом Гувером, что «перемены к лучшему за углом». Они категорически возражали против забастовок. Они с возмущением отвергали требования предоставить субсидии безработным, утверждая, что это «унизило бы достоинство американского рабочего» и послужило бы «препятствием к подлинному прогрессу». Действуя в угоду капиталистам, лидеры АФТ обратили всю свою энергию на преследование коммунистов и активистов Лиги профсоюзного единства. Особую ненависть вызывал у них Фостер.

По инициативе лиги был создан Национальный совет безработных (НСБ) во главе с Фостером. В демонстрациях, маршах, митингах, организованных НСБ, участвовали сотни тысяч рабочих.

И на этот раз правительство, следуя установившейся «традиции», пыталось силой, а точнее насилием, решить социальный вопрос в Штатах. Полиция, армия, ФБР, куклуксклановцы — все черные силы страны были брошены на подавление движения безработных. И вновь мостовые американских городов обильно поливались рабочей кровью, тюрьмы наполнялись «мятежниками», суды работали с полной нагрузкой, наказывая людей, единственным преступлением которых было то, что они требовали хлеба и работы.

Во многих штатах лига была объявлена нелегальной организацией. Ее активистов избивали, сажали в тюрьмы, привлекали к суду, выгоняли с работы, высылали из страны. С сентября 1929 года по март 1933 года 23 активиста лиги были убиты в столкновениях с полицией, сотни оказались в заключении. Именно тогда в палате представителей была создана первая комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, превратившаяся в своего рода инквизиционный трибунал по преследованию прогрессивных и рабочих деятелей.

6 марта 1930 года в связи с проведением при поддержке компартии и лиги Международного дня борьбы против безработицы на улицы крупнейших городов — Чикаго, Детройта, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско — вышло более миллиона человек. Такого еще не случалось в истории Соединенных Штатов.

В Нью-Йорке более чем стотысячную демонстрацию вместе с другими руководителями Национального совета безработных возглавил Фостер. Демонстранты требовали работы, социального страхования, прекращения полицейских репрессий, обеспечения всеобщего мира, защиты Советского Союза от угрозы интервенции. Накануне один из лидеров АФТ, Мэттью Уолл, намереваясь сорвать демонстрацию, публично заявил, что Фостер получил из Москвы 2 миллиона долларов на ее организацию.

Нью-йорские власти направили на улицы города 25 тысяч пожарных и вооруженных всеми видами оружия, включая пулеметы, полицейских. Конные полицейские врывались в колонны демонстрантов, избивали их, бросали слезоточивые бомбы. Разыгрались подлинные сражения между полицией и безработными. Сотни людей были сбиты с ног ударами кастетов и дубинок, десятки затоптаны полицейскими лошадьми. Обезумевшие от ярости и ненависти к безработным, которых они называли коммунистами, полицейские не щадили ни женщин, ни юношей, ни пожилых людей.

Корреспондент «Нью-Йорк уорлд» так описывал эту кровавую расправу:

«…Женщин били по лицу кастетами, а на юношей набрасывались, избивая их, по шесть-семь полицейских; одного старика загнали в узкий проход и колотили дубинками и кулаками, они сбивали его с ног, поднимали и снова били.

…Детективы, некоторые с репортерскими карточками за лентой шляпы, многие без полицейских значков, носились как бешеные в толпе и с криками избивали всякого, кто казался им похожим на коммуниста.

…Мужчин, по лицам которых струилась кровь, тащили во временную штаб-квартиру полиции и там бросали до прибытия тюремных машин».

Среди первых арестованных полицией были Фостер и трое других руководителей НСБ. Их немедленно отправили в тюрьму, предъявив обвинение в сопротивлении властям, организации незаконной демонстрации и подрывной деятельности. Все четверо скоропалительно были осуждены на три года тюремного заключения.

Пока шла борьба за их освобождение, Фостера переводили из одной тюрьмы в другую. Это позволило ему ознакомиться с господствовавшими там порядками, которые он описал потом в книге «Страницы из жизни рабочего». Основной контингент заключенных в нью-йоркских тюрьмах состоял в то время из рабочего люда, среди которых преобладали негры и пуэрториканцы. За мелкпе нарушения они получали максимальные сроки, в полицейских участках их подвергали избиениям и оскорблениям, а в тюрьме за малейшее неповиновение, жалобу, протест сажали в карцер, лишали пищи. В то же самое время крупные аферисты, казнокрады и гангстеры пользовались и за решеткой всяческими привилегиями. Их содержали в отдельных камерах, они получали изысканную пищу из ресторанов, в их распоряжении имелись даже холодильники, они потребляли спиртные напитки, принимали женщин, их отпускали в город, за взятки они добивались досрочного освобождения. Рядовых же заключенных кормили гнилым мясом и другими отбросами, которые уважающий себя фермер постыдился бы дать своим свиньям. Тюрьмы были перенаселены. В камерах кишели насекомые и крысы. Среди заключенных были широко распространены туберкулез и прочие социальные болезни. Часты были случаи умопомешательства и самоубийства.

Нью-йоркские тюрьмы входили в систему исправительного департамента городского муниципалитета. Однако никакой «исправительной» работы среди осужденных не велось. Их ничему не учили, если не говорить о воровском ремесле, ибо, кроме измывавшихся над ними охранников, все они находились во власти гангстерских банд, свободно орудовавших в камерах. Те же немногие заключенные, которые работали в тюремных мастерских, никакого вознаграждения за свой труд не получали.

В тюрьмах, по свидетельству Фостера, вовсю торговали наркотиками. Причем их поставляли сами тюремщики, получая огромные доходы. Среди заключенных были распространены половые извращения. Легко вообразить, какая участь ожидала молодых нарушителей, попавших впервые в американскую тюрьму.

В этих поистине каторжных условиях Фостеру пришлось отсидеть шесть месяцев. Как и в прошлом, он смог покинуть тюрьму задолго до окончания срока благодаря протестам передовой общественности в США и других странах.

На свободе Фостер немедленно возвращается к политической деятельности. Он участвует в организации первого национального похода безработных на Вашингтон в декабре 1931 года, в подготовке и проведении забастовки шахтеров, охватившей 42 тысячи рабочих и продолжавшейся с 27 мая по 18 августа 1931 года, в забастовках текстильщиков, швейников, рабочих автомобильных заводов, сталелитейщиков, моряков.

В годы кризиса классовые бои приняли широкий размах в Соединенных Штатах. Если в 1930 году в стране бастовало 183 тысячи рабочих, то в 1932-м их число выросло до 342. Заметно увеличилось за эти годы и число членов Лиги профсоюзного единства — с 70 тысяч в 1929 году до 125 тысяч в 1933 году, в то время как количество членов АФТ за этот же период уменьшилось на 800 тысяч человек.

В 1933 году в Соединенных Штатах происходили очередные президентские выборы. Республиканская партия вновь выдвинула кандидатуру Гувера. Демократическая — Франклина Рузвельта, коммунистическая партия в третий раз предложила кандидатуру Фостера, а на пост вице-президента — негра Джеймса Форда.

Хотя здоровье Фостера сильно ухудшилось после шестимесячного пребывания в нью-йоркских тюрьмах, он с обычной для него энергией и целеустремленностью включился в нелегкую избирательную кампанию. Он колесил по всей стране на поездах, самолетах, автобусах, автомобилях. Выступал в рабочих поселках, перед фермерами, шахтерами, студентами, женщинами. Посещал негритянские гетто. Давал интервью журналистам, писал статьи, выступал по радио, преодолевая массу препятствий. Компартия не располагала, подобно буржуазным группировкам, неограниченными фондами для ведения предвыборной кампании. Ее кандидаты останавливались в дешевых отелях или на квартирах своих единомышленников. Над ними, как всегда, висел дамоклов меч полицейских преследований. Им угрожали провокаторы, сыщики, а часто просто наемные убийцы. Но Фостера не пугали ни трудности, ни опасности избирательной борьбы.

В выступлениях во время избирательной кампании 1932 года Фостер требовал введения социального страхования по безработице за счет государства и предпринимателей, осуждал сокращение заработной платы, расовую дискриминацию и сегрегацию, полицейский террор, направленный против рабочих. Он призывал к освобождению узников капитала, в частности Тома Муни, который все еще томился в тюрьме Сан-Квентин в Калифорнии.

Много внимания уделял Фостер международным вопросам. В Германии к власти рвался Гитлер. Тучи войны сгущались над Европой. На Дальнем Востоке милитаристская Япония пыталась поработить Китай. Фостер призывал обуздать империалистов, не допустить новой мировой войны.

Рабочий кандидат в президенты рассказывал американскому народу правду о Советском Союзе, о мирном строительстве, о первой пятилетке, о плановом хозяйстве в нашей стране. «В то время как мировой капитализм, — говорил Фостер, — беспомощно барахтается, неся горе и обнищание многим и многим миллионам людей, новая социалистическая система в Советском Союзе бурно и небывалыми темпами развивает промышленность и сельское хозяйство. В период 1929–1932 годов СССР выполнил свой первый пятилетний план, опубликование которого вызвало в свое время презрительные насмешки буржуазных и социал-демократических экономистов. Они говорили, что якобы большевики решили развлечь мир еще одним гигантским пропагандистским трюком! Но на эти оскорбления русские рабочие ответили выполнением своего великого плана в четыре года».

Самой большой помехой на пути социализма в Советском Союзе с первых дней его существования и до настоящего времени служит то обстоятельство, отмечал Фостер, что присущее мировому капитализму стремление к войнам вынуждает СССР использовать в целях самообороны усилия своего народа для создания мощной военной организации, чуждой природе социализма.

Фостер требовал от правящих кругов США установления дипломатических и экономических отношений с Советским Союзом и сотрудничества с ним в деле укрепления мира во всем мире.

Участие в избирательной кампании требовало огромного напряжения сил. Фостер часто забывал о сне, еде, отдыхе. Хотя ему был всего 51 год, но он уже более 40 лет трудился без устали, много раз подвергался преследованиям, сидел в тюрьме. Все это не могло не подорвать его здоровья. В разгар избирательной кампании, в поезде по дороге в Чикаго, Фостера сразил инфаркт. Шесть месяцев он находился на волосок от смерти. С большим трудом врачам удалось поставить его на ноги, но они потребовали до полного выздоровления забыть о политике.

Около трех лет Фостер был лишен возможности заниматься любимым делом — участвовать в партийной работе, в борьбе рабочего класса. Но он не бездействовал эти годы. Он много читал и по мере улучшения здоровья писал, а точнее — диктовал жене. Из материалов, записанных Эстер во время его болезни, получились две книги, воспоминаний: «От Брайана к Сталину» и «Страницы из жизни рабочего».

Воспоминания деятелей международного коммунистического движения — особый род мемуарной литературы. Они, как правило, не содержат интимных подробностей, в них нет места описанию душевных драм, отсутствует семейная хроника. Авторы говорят не столько о себе, сколько о событиях, участниками которых им довелось быть, о людях, с которыми им приходилось работать, встречаться, бороться.

Воспоминания Уильяма Фостера не представляют исключения из общего правила. Говоря о себе, он чрезвычайно скуп на подробности. Только описывая свои детские и юношеские годы, морские скитания, он выступает со страниц воспоминаний в роли главного действующего лица. С началом же его политической деятельности главной, действующей силой становится рабочее, коммунистическое движение, которому он всецело, без остатка отдавал самого себя. Тут личное почти исчезает, уступая место общественному. Так, о своем инфаркте, выбившем его из колеи почти на три года, Фостер даже не находит нужным упомянуть в воспоминаниях. Он считает, что эта его личная драма не заслуживает внимания читателей.

Он нежно любил жену, своих пасынков и дочь, которую ему подарила Эстер, был добрым мужем и заботливым отцом, но прежде и превыше всего он считал себя борцом за интересы американских трудящихся.

Взгляды и понятия Фостера невозможно совместить с достаточно широко бытующим в США представлением о счастье, единственным мерилом которого является доллар, чековая книжка, материальное благосостояние, достигаемые любой ценой. С таким пониманием счастья жизнь Фостера, разумеется, не имеет ничего общего. Но' ведь такой идеал никогда не был эталоном для всех американцев. История Соединенных Штатов — это не только история удачливых бизнесменов, ненасытных миллионеров, рабочих боссов, предавших дело своего класса, жирных лавочников и наглых барменов, гангстеров и продажных политиканов, для которых доллар — высшее божество. Соединенные Штаты знают других людей — великих бессребреников-идеалистов, борцов за социальную справедливость, свободу, равенство, братство, дружбу между народами, социализм. Это и Томас Пейн, и Джон Браун, и Авраам Линкольн, и хеймаркетские мученики, Джо Хилл, Сакко и Ванцетти и тысячи, тысячи других демократов, утопистов, социалистов, уоббли, коммунистов, борцов против расовой сегрегации и империалистических войн, забастовщиков, участников маршей протеста против различного рода агрессий, интервенций, прошедших через полицейские участки, тюрьмы, погибших на электрическом стуле или от полицейских дубинок и пуль стражей порядка. У этих американцев мерилом ценностей был не доллар, а долг по отношению к униженным и оскорбленным. Именно эту, другую Америку представлял Фостер.

Вернемся, однако, к выборам 1932 года. Они закончились впечатляющей победой Франклина Рузвельта. Фостер, вынужденный из-за инфаркта прервать свою избирательную кампанию, получил свыше 100 тысяч голосов — почти вдвое больше, чем на выборах 1928 года. Эти голоса далеко не соответствовали реальному влиянию компартии. Ведь всем было понятно, что кандидатура Фостера не имела шансов на успех, что рассчитывать на его избрание в президенты не следовало. Учитывая это, многие рабочие, разделявшие программные установки компартии, отдали свои голоса Рузвельту, который по сравнению с Гувером многим казался более прогрессивным.

Действительно, Рузвельт в отличие от своего предшественника на президентском посту, стоявшего на позициях невмешательства в дела бизнеса и упрямо твердившего, что «просперити за углом» и вот-вот вернется во всем своем прежнем великолепии, обещал, правда в осторожной форме, помощь безработным и фермерам, социальное страхование и другие реформы. Свою программу Рузвельт назвал «новым курсом». Выборы происходили в условиях растущего в стране социального напряжения. 17 миллионов безработных угрожали самому существованию американского капитализма. Капиталисты были напуганы зловещим для них призраком социальной революции, порожденным кризисом 1929 года. Многие из них, подобно Рузвельту, считали, что настало время выпустить пар из котла, прежде чем произойдет взрыв. Они поддерживали Рузвельта в надежде, что его программа может принести им спасение.

Рузвельт находился у власти 12 лет — с 1933 по 1945 год. С его именем связаны реформы «нового курса», в том числе введение социального страхования и признание права рабочих на профсоюзную деятельность. Рузвельт был инициатором «политики доброго соседа», которой он пытался заменить традиционную для американского империализма политику «большой дубинки» в Латинской Америке, не меняя, по существу, ее содержания. Рузвельт представлял Соединенные Штаты в антифашистской коалиции в период второй мировой войны.

Фостер считал, что одним из наиболее смелых шагов Рузвельта в области международных отношений было установление в ноябре 1933 года дипломатических отношений с Советским Союзом. Фостер расценивал этот шаг Рузвельта как резкий отход от надменной политики непризнания и экономического бойкота, проводившейся его предшественниками — президентами Гувером, Кулиджем, Гардинтом и Вильсоном. В числе основных факторов, обусловивших эти изменения во внешней политике США, были знаменательные успехи Советского Союза в осуществлении первого пятилетнего плана. Крупный американский капитал, остро нуждавшийся в иностранных заказах, учел возможность расширения торговли с быстро растущим в экономическом отношении Советским Союзом.

Политика «нового курса» нашла поддержку в широких кругах рабочих, фермеров, негров, молодежи, людей свободных профессий, мелких предпринимателей и других демократически настроенных групп населения. Ее поддержали и многие дальновидные капиталисты, которые видели в реформистском курсе Рузвельта не только уступки трудящимся, но также и стремление укрепить, модернизировать капиталистическую систему в Соединенных Штатах, создать ей определенные преимущества по сравнению с другими странами.

«Новый курс» Рузвельта был направлен на укрепление капитализма, обеспечение максимальных выгод крупных монополий и превращение Соединенных Штатов в ведущую империалистическую державу. Однако социальная политика президента, его неприязненное отношение к фашистским режимам и стремление наладить нормальные отношения с Советским Союзом объединили против него все ультраправые и реакционные силы страны. Для них Рузвельт на протяжении всех лет его нахождения у власти являлся олицетворением зла, «красным», чуть ли не коммунистом. Реакционеры обвиняли его в том, что он стремился «большевизировать» США. Против Рузвельта выступали всякого рода расисты — куклуксклановцы, фашисты и прочие поклонники Гитлера и Муссолини, сторонники традиционного для США «невмешательства» государства в дела бизнеса, ненавистники рабочего движения, разномастные антикоммунисты и антисоветчики, реакционные церковники. Они выступали за подавление силой, вплоть до применения оружия против забастовщиков, требовали линчевания негров, запрета компартии и разрыва отношений с Советским Союзом.

О влиянии этих ультрареакционных сил в период администрации Рузвельта можно судить по мрачной статистике линчеванных негров и репрессированных участников забастовочных движений. Только за 1936–1937 годы в США подверглись линчеванию 16 негров, с 1933 по 1941 год было убито во время забастовок 42 рабочих, 18 тысяч рабочих брошены в тюрьмы, в 39 случаях против забастовщиков использовались войска.

И все же сломить американских рабочих, боровшихся за улучшение условий труда и справедливую зарплату, реакционерам не удалось. Это был период, пишет Фостер, крупных рабочих стачек, как местных, так и общенациональных забастовок, широких кампаний по вовлечению в профсоюзы новых членов. В недрах АФТ возник Конгресс производственных профсоюзов — КПП — новое профсоюзное объединение, отстаивавшее более последовательно и решительно интересы рабочих, чем федерация, созданная Гомперсом.

В результате борьбы рабочих, объединенных в рядах КПП, в большинстве основных отраслей промышленности — сталелитейной, автомобильной, морского транспорта, лесной, электрической, резиновой, химической, горнорудной, а также в значительной мере в угольной и текстильной и на железнодорожном транспорте — в профсоюзы было вовлечено 7 миллионов 350 тысяч новых членов, а общее число членов профсоюзов возросло до 10 миллионов 500 тысяч в 1941 году. В ходе широкой экономической борьбы прогрессивные силы добились значительных успехов. Они способствовали сближению негров и белых рабочих; организовали профсоюзы в трестированных отраслях промышленности и нанесли удар политике «открытых цехов» — найма и увольнения рабочих помимо профсоюзов, — которую капиталисты во имя «свободного» предпринимательства, якобы неотъемлемого атрибута «американского образа жизни», отстаивали на протяжении многих десятилетий при помощи полицейских дубинок и пуль.

Прогрессивные силы в этот период добились ослабления предпринимательских организаций шпионажа и вооруженного террора на предприятиях; сорвали организацию компанейских профсоюзов, нанесли удар практике использования предпринимателями судебных запрещений при трудовых конфликтах. Кроме того, они способствовали проведению первых законов по социальному страхованию, приобрели опыт политической борьбы, добились переизбрания Рузвельта президентом на выборах в 1936, 1940 и 1944 годах.

Важную роль в достижении этих побед сыграла коммунистическая партия и лично Фостер, как один из ее лидеров и как руководитель Лиги профсоюзного единства. В 1935 году здоровье Фостера окрепло. Он принимает участие в историческом VII конгрессе Коминтерна, провозгласившем линию «народного фронта», осуществление которой должно было преградить путь фашизму, захватившему власть в Италии, Германии и ряде других стран и помышлявшему о мировом господстве. На этом конгрессе Фостер был избран членом президиума Исполнительного комитета Коминтерна — ИККИ.

Проведение в жизнь политики «народного фронта» позволило Компартии США преодолеть сектантские пережитки и стать важным фактором в рабочем и общественном движении в период пребывания Рузвельта в Белом доме. В марте 1935 года, пишет Фостер в «Очерках мирового профсоюзного движения», в соответствии с генеральной линией Профинтерна, направленной на достижение единства, Профсоюзная лига единства, насчитывавшая в своих рядах по меньшей мере 100 тысяч членов, не спрашивая разрешения Грина — реакционного босса АФТ, влилась в профсоюзы этой федерации. Члены лиги с их опытом и боевыми традициями сыграли в Конгрессе производственных профсоюзов решающую роль в больших организационных кампаниях и последовавших за этим забастовках. Коммунистическая партия, связанная тысячами нитей с рабочими ключевых отраслей трестированной промышленности, полностью поддержала эту важнейшую кампанию. Сторонники лидеров КПП Льюиса и Хилмана, выступившие против гриновских бюрократов, приветствовали энергичную поддержку со стороны коммунистов. Мощный рост рядов Конгресса производственных профсоюзов означал решительный отпор угрозе фашизма в Соединенных Штатах.

Фостер всемерно помогал укреплению подлинно классового профсоюзного движения, сплачивал ряды коммунистической партии, авторитет которой в массах значительно возрос в 30-е годы. В 1938 году она насчитывала около 75 тысяч членов. Много сил отдавал Фостер негритянскому и молодежному движению, разоблачению фашизма, помощи республиканской Испании, где в 1936 году фашисты развязали кровавую гражданскую войну. 3 тысячи американских добровольцев сражались в Испании в рядах батальонов имени Линкольна и Вашингтона, входивших в интернациональные бригады.

Все эти годы Фостер неустанно пропагандировал опыт социалистического строительства в Советском Союзе. Он рассказывал американским трудящимся о первых пятилетках, о коллективизации, о национальной политике Советского правительства, защищал Советский Союз от клеветы, которая фабриковалась реакционной печатью и ультраправыми, профашистскими организациями. Он призывал американское правительство поддержать советскую политику коллективной безопасности, направленную на сдерживание фашистских агрессоров.

Фостер так заканчивал изданную в 1937 году свою автобиографическую книгу «От Брайана к Сталину»: «Трудящиеся желают мира. Они хотят добиться неизбежного перехода от капитализма к социализму путем нормального демократического процесса. Они знают, что образуют большинство народа и могли бы победить, если бы закон большинства соблюдался. Они ненавидят и не желают войны со всеми ее ужасами и миллионами убитых, с народами, пришедшими в упадок, с разрушенными городами и поверженной промышленностью. Они знают, что больше всего потерпят от войны они и их семьи. Поэтому, вдохновляемые примером Советского Союза, они неустанно борются за предотвращение войны, подготовляемой фашистами. В условиях существующего соотношения сил может случиться так, что фашисты, захватившие власть во многих странах, добьются своего и вступят на кровавый путь войны. Несмотря на массовое сопротивление, фашисты стремятся толкнуть мир в пучину убийств и разрушения, что угрожает цивилизации возвратом к варварству. На их головы, таким образом, падает тяжелая ответственность. Война не поможет им спасти капитализм и история сурово накажет их за все их чудовищные преступления».

В начале 1939 года фашисты одержали победу над сторонниками республики в Испании. При попустительстве Англии и Франции гитлеровская Германия захватила сперва Австрию, а потом Чехословакию. Гитлер нацелился на Польшу. Предложения Советского Союза о создании антигитлеровской коалиции были отвергнуты тогдашними английскими и французскими правителями. Ослепленные антикоммунизмом, они потворствовали бредовым планам Гитлера завоевать «жизненное пространство» на Востоке, надеясь втайне, что фашистские полчища сотрут с карты столь же ненавистный для них, как и для фюрера, Союз Советских Социалистических Республик. На Дальнем Востоке милитаристская Япония продолжала завоевание огнем и мечом Китая.

Черные тучи войны сгущались над миром…