Функционирование языка как средства идеологического воздействия

А.Г. Баранов. Истина, текст, достоверность

Переход в функционально-прагматическую парадигму исследования – полная семиотика (см. 29), осуществляемый в настоящее время лингвистикой, ставит перед последней все новые проблемы, до недавнего времени разрабатывавшиеся в смежных науках. Одна из них – проблема истинности информации в познавательно-коммуникативной (текстовой) деятельности. Междисциплинарная по своей сути, она до сих пор встречает определенную оппозицию лингвистов (см. 14, с. 9; 24), хотя вклад лингвистики в ее исследование представляется не только желательным, но и необходимым (см. 4). А это возможно лишь в том случае, если ее предметом станет текст в его динамике, соотнесенный с главными субъектами, с «эго» автора и реципиента, творящими текст (см. 20, с. 332).

В различных философских направлениях разрабатываются логико-семантические и теоретико-познавательные концепции истины, которые характеризуются разными подходами к анализу отношений между языком, сознанием и действительностью.

В связи с большой формализованностью логико-семантического подхода и его опорой на язык рассмотрим вначале некоторые черты логико-семитических теорий – корреспондентской, когерентной и интуиционистской (см. 23, c. 10 – 35; 9, с. 25 – 56; 30, с. 9 – 12), которые характеризует определенная редукция познавательной парадигмы «действительность – сознание – язык». Эта редукция проявляется либо в усечении самой парадигмы, либо в упрощении ее компонентов или связей между последними.

Наиболее разработана корреспондентская теория истины, для которой истинными являются высказывания, соответствующие факту. Широко известны контекстуальные условия А. Тарского для истины (см. 5, с. 30):

Эта теория как редукционистское освещение проблемы истинности в наибольшей степени эффективна в описании наблюдаемых фактов и выводов из них, т.е. при онтологическом прочтении проблемы истинности. Но на гносеологическом уровне оно встречается с непреодолимыми затруднениями при рассмотрении универсальных высказываний типа «Тигр – свирепое животное» или о прошлом и будущем, которым нельзя сопоставить соответствующие наблюдаемые факты, а также квалифицированных (модальных). А так как в естественном языке общение включает все эти разновидности высказываний, то корреспондентская теория оказывается эффективной лишь для формализованного экстенсионального языка.

Что касается естественного языка и общения на нем, то соответствие высказывания наблюдаемому факту имеет место в ограниченном объеме, хотя это явление и важно, особенно в начальный период становления личности. В естественном языке картина сопоставления факта и высказывания намного сложнее, нежели прямое соответствие языка и мира. Это сопоставление опосредуется познавательной деятельностью сознания индивида – язык участвует не только в выражении, но и в формировании мысли, а важнейшими функциями мышления являются абстракция и обобщение.

В качестве дополнительного замечания можно отметить, что корреспондентская теория истины анализирует изолированное высказывание, а это противоречит твердо установленному принципу системности в отражении действительности:

Наиболее известный антипод корреспондентской теории истины – когерентная теория – видит истинность высказывания в его когерентности с другими: определение истины опирается на сравнение высказываний, входящих в одно целое. Эта установка когерентной теории привлекательна при исследовании текста или даже группы текстов как системы. В ней каждое высказывание получает определенные характеристики последовательности, логичности (consistency) и связанности (connectedness) (см. 30, с. 32). Любопытно отметить, что развитие лингвистики текста привело к обоснованию этих же факторов в качестве основных показателей (параметров) текстуальности.

Вместе с тем когерентность – не определение истинности, так как не снимает вопроса о соотношении текста, сознания и действительности. Поэтому мы рассматриваем когерентную теорию истины как определяющую лишь один из существенных критериев истинности текста и (в его составе) высказывания.

Интуиционистская теория истины опирается на обоснование двух ее типов:

а) основные примитивные истины, получаемые интуитивно;

б) выводные истины, получаемые из первых через процедуры дедуктивного или индуктивного вывода.

Характерна для интуиционистской теории опора на наблюдение, непосредственное понимание и другое как основу формирования примитивных истин, т.е. прямое сопоставление с фактами – как в корреспондентской теории. Следовательно, интуиционистская теория в большой степени может рассматриваться как дальнейшее развитие корреспондентской теории, приспособленная и приемлемая для описания процесса формирования научных гипотез (аксиоматическое ядро и выводы). Сильная сторона интуиционистской теории – принцип системности, однако она упрощенно трактует формирование так называемых примитивных истин.

С лингвистической точки зрения в логико-семантическом направлении интересна разработка проблемы истинности, предложенная А.В. Бессоновым. Отвергнув классический принцип онтологизации предметной области, он выдвигает в качестве предметной области логической системы совокупность идентифицируемых значений языковых выражений, обладающих интерсубъективным модусом существования. В этом случае логико-семантическое понятие истины

Такой подход, важный в рамках интенсиональных логик, оказывается слабым за пределами формальных логических построений – условие предварительной («заранее») фиксации идентифицируемых значений неосуществимо в естественном языке: его познавательно-коммуникативная функция как раз и выполнима благодаря определенной неточности, неясности, расплывчатости языковых выражений, например, сравните роль метафоры в разных сферах общения (см. 17, с. 196 – 220).

Лингвистической параллелью концепции А.В. Бессонова являются различные теории, моделирующие знание языка и раскрывающие факторы «приемлемости» (acceptability) языковых выражений. Но в рассматриваемой концепции имеется в виду приемлемость лишь на уровне предложения, а не высказывания. Определение предложений «Трава – белая», «Пегас ползает» как ложных, а предложения «Пегас летает» – как истинного (см. 5, c. 106) означает редукцию проблемы истинности до правил семантического согласования языковых выражений в нулевом контексте (28, с. 14). А для естественного общения важны как правила семантического согласования, так и конситуативные (прагматические) условия общения; последним принадлежит ведущая роль в определении как «приемлемости» высказывания, так и его истинности.

С лингвистической точки зрения А.В. Бессонов сводит (редуцирует) понятие истинности к понятию «формальной приемлемости» предложения. А это можно рассматривать лишь в качестве одного из факторов в теории истинности для условий общения на естественном языке.

Фактор семантического согласования («связанности заранее») – это введение критерия когерентности внутрь предложения. Если для когерентной теории истинности требуется определенная система высказываний (минимум – два), то в концепции А.В. Бессонова – это фактически когерентность конституентов предложения. Для условий общения на естественном языке следует развести эти понятия, оставив для предложения и высказывания термин «семантическое согласование», а для текста – термин «когерентность» (семантическое согласование высказываний конституентов текста).

Итак, в каждой из рассмотренных концепций истины логико-семантического направления наблюдается та или иная редукция в парадигме «действительность – сознание – язык», а это означает, что

Такой подход, развиваемый в диалектическом материализме, рассматривает истину как адекватность отражения действительности. Он ставит во всей сложности проблему анализа познавательной парадигмы «действительность – сознание – язык». Раскрытие принципа адекватности отражения действительности требует экспликации компонентов познавательной парадигмы, в первую очередь действительности и сознания, и выявления критериев как средства установления адекватности отражения.

С позиций диалектического материализма действительность включает как материальное независимое от сознания существование объектов, так и идеальное существование в мысли. А это значит, что действительность рассматривается как включающая не только совокупность наличных ситуаций, но и возможность будущих состояний и обусловленность состояниями предшествующими. Это реальность процесса познания, которая в определенном приближении моделируется семантикой возможных миров (см. 19).

Сознание индивида формируется в процессе его жизнедеятельности, начиная с рождения и опирается как на личный опыт, так и на социальный опыт поколений. На первых этапах формирование индивидуальной когнитивной системы (см. 3; 13) протекает в корреляции «мать – дитя», а затем все более возрастает ее самостоятельность как функционирующей системы, но даже у вполне социализированного индивида независимость когнитивной системы относительна, будучи обусловленной социальной деятельностью, протекающей в определенных нормативно-ценностных системах (см. 22, с. 122).

Когнитивная система индивида представляет собой непрерывно формирующуюся сложную систему концептов и образов, образующих конфигурации (фреймы) разной степени абстракции. Она включает информацию о мире, языке и текстовой деятельности. Вся эта информация обладает определенными модальными оценками, куда входят и эпистемические (см. 3, с. 14).

При поступлении в индивидуальную когнитивную систему новой информации она сразу же «встраивается» в систему через сопоставление с уже имеющейся информацией, получая определенную эпистемическую и другие оценки. В случае неконфликтного (аддитивного) характера новых данных они надстраивают, расширяют, уточняют некоторый фрагмент системы, а при конфликтном характере новой информации происходит более или менее значительная перестройка и модальная переоценка соответствующего фрагмента когнитивной системы. Завершение перестройки когнитивной системы, переход её в новое состояние и можно считать заключительным этапом восприятия (понимания) новых данных.

Таким образом, любая новая информация проходит через модальные «фильтры» когнитивной системы, которая и является базой процесса понимания. Эта роль когнитивной системы в несколько другом освещении разрабатывалась С.А. Яновской и Д.П. Горским в терминах введения и исключения абстракций (см. 6). Уровневая структура индивидуальной когнитивной системы позволяет описать механизмы усвоения информации в их действительной сложности. В случае прямого сопоставления высказывания и факта налицо остенсивный характер введения и исключения. В других более абстрактных случаях процессы введения и исключения протекают как редукция к абстракциям более низкого уровня и, в конечном счете, к фактам реальной действительности. Вопросы обоснованности правил введения и исключения абстракций разных уровней решаются всей общественно-исторической практикой людей (социальная деятельность). Поэтому практика как основа, движущая сила и критерий истинности познания занимает центральное место в теоретико-познавательной концепции истины, развиваемой диалектическим материализмом.

Ведущаяся в марксистской литературе дискуссия о сущности и гносеологических функциях практики сводится к двум трактовкам (см. 11; 12):

1) практика как совокупность всей человеческой деятельности;

2) практика как материально-предметная деятельность.

Не углубляясь в ход научной полемики, отметим, что мы опираемся на концепцию, которая рассматривает практику как одну из диалектически взаимосвязанных сторон социальной деятельности (другая сторона – духовная, познание) (см. 11, с. 10 – 12; 16 – 23; 53 – 55). И именно в этой трактовке практика может выполнять свою гносеологическую функцию. Ведь в широком понимании практики как совокупности всей социальной деятельности она превратилась бы в критерий истины самой себя (см. 11, с. 11 – 12; 17); а суть практики как критерия истины заключается в выходе за пределы знания и сравнения с объектом (см. 23, с. 119), что возможно при трактовке практики как материально-предметной деятельности, в которой происходит материальное воплощение знаний. Критериальная функция практики осуществима постольку, поскольку практика формирует и объективный предмет познания, и субъект познания (см. 23, с. 43).

Раскрывая диалектику абсолютности и относительности критерия практики, В.И. Ленин отмечал:

В современной марксистской философии важная проблема критерия истины остается актуальной и активно разрабатывается в нескольких направлениях. Отметим два достаточно характерных подхода:

1. Практика в её абсолютно-всеобщем выражении – абсолютный критерий, выступающий в конкретных случаях в виде превращенных форм и модусов: общезначимости, логической непротиворечивости, полезности, чувственной очевидности, которые выполняют роль относительных критериев (см. 12, с. 115).

2. Допущение множественности критериев, из которых практика – основной, но не единственный и универсальный. Это обосновывается тем, что, во-первых, человеческое мышление имеет две материальные формы своего выражения: в языке и практической деятельности, а во-вторых, – тем, что

Обосновывая типологию истин, Ю.П. Ведин включает в нее три компонента: формальную, аналитическую и материальную истины. В соответствии с ними находятся три критерия истины – логический анализ, доказательство, практика (см. 11, с. 138). Первые два разрабатываются, прежде всего, в логике и относятся к языковой форме фиксации мышления, а последний – к фиксации мышления в материальной деятельности.

Заслуживает внимания разработка комплекса критериев обоснования истинности знания, включающего дополнительно и социально-личностные факторы. Этот комплекс содержит следующие виды обоснования (см. 12, с. 93): практическое, инструментально-методологическое, логическое, социально-групповое, аксиологическое (ценностное), нормативное и эмоционально-личностное.

Эти критерии можно разделить на три группы. В первую входят практическое и интрументально-методологическое обоснования. Вторую образует логическое обоснование, которое (вслед за Ю.П. Вединым) можно представить как включающее логический анализ и доказательство. Третью группу составляют остальные критерии социально-личностного характера (кстати, состав критериев здесь не бесспорен).

Это достаточно полный комплекс критериев обоснования истин[1], а в рамках данной статьи не существенны различия в теоретической трактовке их как дополняющих критерий практики или как превращенных форм практики – модусов.

Применительно к познавательно-коммуникативной (текстовой) деятельности необходим именно теоретико-познавательный подход к проблеме истины, разрабатываемый диалектическим материализмом. Ведь важной чертой всякой текстовой деятельности (и текста) является познавательный фактор. Вместе с тем, следует указать преимущественное ориентирование теоретико-познавательного подхода на познание применительно к абстрактному субъекту. Поэтому коммуникативная сторона текстовой деятельности (и роль языка в ней) остается недостаточно освещенной.

Общение в современном мире имеет две противоположные направленности: информационную и дезинформационную. Цель информационной текстовой деятельности – передача истинной информации; в связи с особенностями (и трудностями) познания и коммуникации, коренящимися в сложной связи языка, сознания и действительности, возникает постоянная необходимость изучения этой деятельности и её оптимизации. Дезинформационная текстовая деятельность, агенсом которой необходимо выступает лжец, паразитирует на трудностях процесса познания действительности и коммуникации в современном обществе (см. 10; 21; 25).

Особенности и трудности информационной текстовой деятельности заключаются, среди всего прочего, в следующем:

– качестве естественного языка как средства общения: интенсионально-экстенсиональной природе, полифункциональности, неточности, нечеткости, расплывчатости его выражений и т.д.;

– возрастании объемов информации в вербальной форме без опоры на чувственно-предметное восприятие действительности, что обусловлено манипулятивным потенциалом естественного языка;

– возрастании пространственно-временного разрыва между автором и реципиентом сообщения благодаря развитию средств передачи информации;

– гетерогенности текстовой деятельности;

– необходимости отсеивания дезинформации.

Поэтому текстовую деятельность следует рассматривать прежде всего как взаимодействие (интеракцию) её субъектов – автора и реципиента. Все виды обоснования истинности функционируют, опираясь на «картину мира», зафиксированную в когнитивной системе индивида. Эта роль когнитивной системы обусловливает комплексный синтетический характер взаимодействия критериев истинности при оценке достоверности информации текста автором и реципиентом. В связи с тем, что когнитивные системы субъектов общения включают как общую, так и специфическую части, в текстовой деятельности возникает постоянная необходимость их «согласования» (преодоление феномена когнитивной относительности). Задача автора заключается не просто в порождении истинного текста, а текста, который будет принят реципиентом как истинный. Это значит, автор должен исходить не только из своей оценки, но и учитывать «ожидания» реципиента (см. 7, c. 213). Именно эта сторона проблемы высвечивается «условиями истинности – ложности» высказываний в прагмалингвистике (см. 15, с. 78 – 79).

Еще один аспект проблемы связан с нормативно-ценностными системами, которые обусловливают гетерогенность текстовой деятельности: в общественно-исторической перспективе вырабатываются виды текстовой деятельности со специфическими правилами и конвенциями (см. 15, с. 55 – 83; 126, с. 48; 27, с. 41 – 58), которые усваивают в онтогенезе и которым должны следовать автор и реципиент для того, чтобы их взаимодействие стало возможным и успешным. Роль различных критериев истинности текста будет зависеть от вида текстовой деятельности (в конечном счете, от нормативно-ценностных систем). Последние, в свою очередь, определяются той культурной «установкой», которая формирует в обществе доминацию определенного когнитивного стиля. О значении культурной установки в социальной деятельности (включая текстовую) свидетельствует, например, исследование А.В. Загорского: в неоконфуцианстве Китая доминировал приоритет морально-этических установок, а это создавало общественно-историческую ситуацию, в которой

Таким образом, истинность информации текста обусловливается взаимодействием когнитивных систем субъектов текстовой деятельности в определенном социокультурном контексте, задающем действенность критериев истины.

В текстовой деятельности критерии истины выступают в двух видах: внутри- и внетекстового её обоснования. Первое носит характер логической необходимости (без него нет текста как такового) и разрабатывается, прежде всего, в логике как когерентная концепция истины; сюда же примыкают разработки текстуальности (как связность и цельность) в лингвистике текста. Мы считаем, что внутритекстовое обоснование истинности осуществляется как внутренняя семантическая согласованность идентифицируемых значений компонентов высказываний, с одной стороны, и как когерентность высказываний (конституентов текста) – с другой.

Таким образом, семантическое согласование и когерентность выступают как присущее любому тексту внутреннее формальное обоснование достоверности его информации, хотя технические способы реализации, естественно, в различных текстах варьируются. Хотя факт «согласования» когнитивных систем субъектов текстовой деятельности «смягчает» действие внутритекстовых критериев.

Внетекстовое обоснование достоверности информации – это установление степени адекватности познавательного содержания текста действительности. Оно опирается на понятие возможных миров (см. 19, с. 128 – 143), обозначаемых текстами, и их сопоставления с миром актуальным в индивидуальной когнитивной системе. Достоверность информации текста выступает как мера достижимости мира актуального из мира возможного. Эта мера достижимости может варьироваться в широких пределах от полного соответствия возможного и актуального миров (что и фиксируется для отдельного высказывания в корреспондентской теории истины), до полного их несоответствия (в случае формализованной интенсиональной системы). Основным фактором определения достижимости актуального мира из мира возможного является соотношение интенсиональности – экстенсиональности предметной области текста.

В связи с тем, что истина существует для познающего субъекта лишь в определенных формах – видах достоверности, то внутри- и внетекстовые обоснования истинности информации текста преломляются в социально-личностных установках субъектов текстовой деятельности через ценностные (модальные) параметры их индивидуальных когнитивных систем.

Перекрещивание внутри- и внетекстового обоснования истинности информации и создает виды достоверности текстов, существующие для субъектов текстовой деятельности в качестве определенных правил и конвенций. Каждый тип текстовой деятельности и каждый тип текста характеризуются особыми правилами и конвенциями, которые определяют возможные формы выражения истины, т.е. статус достоверности текста. Сюда относятся:

1. Правила: а) овладения идентифицируемыми значениями языковых выражений; б) их семантического согласования в высказываниях в соответствии с возможностью вхождения последних в определенные текстотипы. Все это составляет правила введения и исключения абстракций (см. 6) – существенный компонент индивидуальной когнитивной системы.

2. Правила когерентности для высказываний – потенциальных конституентов определенных текстотипов.

3. Конвенции, определяющие характеристики текстотипов, их статус достоверности и допускающие определенный способ вхождения высказываний в текст того или иного типа.

4. Конвенции, определяющие стратегии и тактики взаимодействия субъектов текстовой деятельности.

Итак, важный вывод, вытекающий из особенностей текстовой деятельности, истинность информации текста выступает для познающего субъекта в различных формах, т.е. в различных видах достоверности. При этом конкретные тексты характеризуются в текстовой деятельности определенными видами достоверности, а текстотипы обладают определенными статусами достоверности, вытекающими из правил и конвенций порождения и понимания текстов определенного типа.

В рамках функционально-прагматической концепции текста мы выделяем четыре основных вида текстовой деятельности и, соответственно, четыре основных прагматических типа текстов: тексты межличностного общения, информационные, научные и художественные (см. 2).

Не касаясь конкретных лингвистических способов выражения достоверности, которые, по нашему мнению, включают прагматические, семантические и семантико-прагматические функциональные поля текста, образующие динамические равновесности, остановимся на краткой характеристике статуса достоверности выделенных четырех текстотипов.

Межличностная текстовая деятельность многогранна и в большой степени гетерогенна. Её главными отличительными факторами являются непосредственный пространственно-временной контакт субъектов общения, их когнитивных систем, и, как правило, диалоговая форма текста.

Предметная область текстов межличностного общения формируется в основном идентифицируемыми значениями, введение и исключение которых осуществляется остенсивно или с опорой на общий компонент когнитивных систем субъектов общения, находящихся в непосредственном контакте. В связи с этим в межличностном общении приобретают большую важность такие факторы обоснования истины как аксиологический, нормативный и эмоционально-личностный. В соответствии с данными характеристиками статус достоверности текстов межличностного общения определяется как статус субъективной достоверности.

Роль информационной текстовой деятельности в современном обществе скромна. Характерен для нее разрыв непосредственной пространственно-временной связи автора и реципиента, их когнитивных систем. Поэтому так остро встает потребность обоснования истинности такого текста: ведь его предметная область формируется идентифицируемыми значениями, введение и исключение которых осуществляется вербально с опорой на прогнозируемые знания и убеждения потенциальных реципиентов. Введение в текст документов, фотографий и другого фактического материала создает некоторую возможность псевдоостенсивного введения новых объектов или псевдоостенсивного подтверждения некоторых высказываний.

В информационных текстах большую роль играет строгое следование правилам когерентности, семантического согласования, логического вывода. Определенное значение имеет также имя автора (его репутация у реципиента) – социально-групповое и эмоционально-личностное обоснование.

Отсюда ясно, что все факторы, обоснования истины активны в этом типе текстов, но особенно следует подчеркнуть социально-групповые, аксиологические, эмоционально-личностные, нормативные. Мы полагаем, исходя из сказанного, что статус достоверности информационного типа текстов можно определить как статус объективированной достоверности.

Научная текстовая деятельность имеет ярко выраженную двуединую направленность: она не только и не столько коммуникативна, сколько познавательна, т.е. аутокоммуникативна. Её цель, прежде всего, познание действительности. Эта деятельность в её коммуникативном аспекте характеризуется, как правило, пространственно-временным разрывом субъектов общения, их когнитивных систем. Абстрактный характер научного текста и его предметной области остро ставит вопрос введения и исключения абстракций, когерентности текста, последовательности доказательства. Осознанными факторами обоснования истины в научных текстах являются, следовательно, логический, инструментально-методологический. Социально-личностные факторы играют вспомогательную роль.

Художественная текстовая деятельность, являясь, естественно, познавательно-коммуникативной, ставит вопрос об адекватности художественного текста действительности во всей его сложности, если во всех других видах текстовой деятельности вопрос об адекватности отражения ставился прямо и непосредственно, то в художественной этот вопрос решается опосредованно через вымышленные художественно возможные миры, предметная область которых отстоит от актуального на определенную, часто значительную дистанцию: художественный мир по сути своей интенсионален. Даже если факт актуального мира включен в мир художественный, он получает определенное переосмысление, так как становится частью когерентной системы вымысла. Вместе с тем, именно актуальный мир и его достижимость из мира художественного является основой адекватности художественного творчества.

В этой связи заслуживает внимания мнение писателя об адекватности художественного отражения действительности:

Вымысел, конструирование пучка возможных миров, многослойная субъективность придают художественному тексту неизмеримую эпистемическую глубину и возможность вскрывать «сущность вещей» – в форме «художественной правды» (см. 18).

В коммуникативном плане художественная текстовая деятельность характеризуется, как правило, пространственно-временным разрывом субъектов общения, их индивидуальных когнитивных систем. Потому обоснование адекватности художественного отражения действительности опирается на когнитивный потенциал предполагаемого реципиента и, следовательно, на все критерии обоснования истинности. Но в художественной текстовой деятельности особое значение приобретают формальные критерии семантического согласования и когерентности, а также группа социально-личностных критериев, прежде всего аксиологический и эмоционально-личностный.

Все аспекты художественной текстовой деятельности позволяют определить статус художественного текста как сложное эпистемическое явление, поверхностный уровень которого характеризуется статусом «как-если-бы» достоверности, а более глубинные уровни служат раскрытию «сущности вещей» – художественной правды.

В заключение суммируем основные аспекты проблемы истинности информации текста:

1. Теоретической базой исследования проблем истинности в естественном языке является теоретико-познавательная концепция материалистической диалектики, ведущий принцип которой – адекватность отражения действительности. Различные логико-семантические концепции истины по своей сути редукционистские и могут использоваться лишь как технически вспомогательные ввиду того, что в них получили последовательную разработку те или иные критерии истинности применительно к формализованным логическим системам.

2. В естественном языке проблема истинности должна решаться не на уровне предложения или высказывания, а на уровне текста как действительной познавательно-коммуникативной единицы. Исследование проблемы истинности в тексте и текстовой деятельности переводит вопрос истинности в форме её существования для субъектов текстовой деятельности – типы достоверности. Кроме того, возрастает роль системности, а это влечет усиление роли таких логико-семантических критериев истинности как семантическое согласование и когерентность.

3. Гетерогенность текстовой деятельности позволяет выделить четыре основных ее вида и, соответственно, четыре текстотипа. Если конкретный текст характеризуется определенной достоверностью для субъектов общения, то текстотипу можно приписать лишь определенный статус достоверности как набор эпистемических правил и конвенций, которым должны следовать субъекты текстовой деятельности при порождении и понимании текста определенного типа.

4. Исследование достоверности текста для субъектов текстовой деятельности может решаться при учете всех критериев обоснования истины, которые работают в комплексе; конечно, в разных типах текстов роль тех или иных критериев может возрастать или уменьшаться.

Основой актуализации всего комплекса критериев является взаимодействие (согласование) индивидуальных когнитивных систем субъектов общения в процессе порождения и понимания текста. Именно индивидуальные когнитивные системы придают эпистемическим оценкам текстов последовательность, системность, перспективу. Именно индивидуальная когнитивная система выступает опосредующим звеном между текстом и действительностью.

1. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч. Т. 18.

2. Баранов А.Г. Интралингвистические основы функциональной типологии текстов (принципы прагматической классификации) // Проблемы функционирования языка и специфики речевых разновидностей. Пермь, 1985.

3. Он же. Понимание, текст, когнитивная система: некоторые аспекты / Кубан. гос. ун-т. Краснодар, 1986. – 32 с. – Деп. в ИНИОН АН СССР. 19.06.86, № 25583.

4. Он же. Истина и её формы в текстовой деятельности / Кубан. гос. ун-т. Краснодар, 1986. – 26 с. – Деп. в ИНИОН АН СССР. 13.11.86, № 27351.

5. Бессонов А.В. Предметная область в логической семантике. Новосибирск, 1985.

6. Горский Д.П. Проблема значения (смысла) знаковых выражений как проблема их понимания // Логическая семантика и модальная логика. М., 1967.

7. Греймас А. Договор веридикции // Язык, наука, философия. Вильнюс, 1986.

8. Загорский А.В. Различие стилей мышления в неоконфуцианстве Японии и Китая (проблема путей постижения истины) // Когнитивные стили. Таллин, 1986.

9. Квижинадзе Р.Е. Понятие истины и альтернатива в теории познания. Тбилиси, 1977.

10. Левин Ю.И. О семиотике искажения истины // Информационные вопросы семиотики, лингвистики и автоматического перевода. Μ., 1974. Вып. 4.

11. Логико-методологические вопросы науки: Практика, познание, истина / Под ред. Ю.П. Ведина. Рига, 1985.

12. Объективная истина в науке: Диалектика формирования и обоснования. Свердловск, 1984.

13. Павилёнис Р.И. Проблема смысла: Современный логико-философский анализ языка. Μ., 1983.

14. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: Референциальные аспекты семантики местоимений. Μ., 1985.

15. Паррэ Г. Регулярности, правила, стратегии // Язык, наука, философия. Вильнюс, 1986.

16. Паустовский К. Повести и рассказы. Л., 1985.

17. Петров В.В. Научные метафоры: Природа и механизмы функционирования // Философские основания научной теории. Новосибирск, 1985.

18. Свинцов В.И. К вопросу о соотношении понятий «истина» и «художественная правда» / Философские науки. 1985. № 4.

19. Солодухин О.А. Два подхода к проблеме оснований логических модальностей // Логика и онтология. Μ., 1978.

20. Степанов Ю.С. В поисках прагматики: Проблема субъекта // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т. 40. № 4.

21. Техника дезинформации и обмана. / Под. ред. Я.Н. Засурского. М., 1978.

22. Тульчинский Г.Л. В каком смысле возможна теория смысла (постановка вопроса) // Философские основания научной теории. Новосибирск, 1985.

23. Чудинов Э.М. Природа научной истины. Μ., 1977.

24. Bolinger D. Truth is a Linguistic Question // Language. 1973. Vol. 49. N 3.

25. Bolinger D. Language: the Loaded Weapon. L.; N.Y., 1980.

26. Dijk, Teun A. Van. Pragmatics and Poetics // Pragmatics of Language and Literature. Amsterdam, 1976.

27. Grice H.P. Logic and Conversation // Syntax and Semantics. N.Y., 1975. Vol. 3.

28. Katz, Jerrold J. Propositional Structure and Illocutionary Force: A Study of the Contribution of Sentence Meaning to Speech Acts. Hassocks (Susex), 1977.

29. Parrat H. Semiotics and Pragmatics: An Evaluation Comparison of Conceptual Frameworks. Amsterdan, 1983.

30. Rescher N. Coherence Theory of Truth. Washington, 1982.