17

Дело подвигалось к концу. Все было, в общем, сказано. Таксиль по инерции выпускал книгу за книгой, но в них содержались перепевы уже ранее спетого. Таксилю хотелось вызвать папу Льва на новые высказывания, которые лишний раз показали бы Непогрешимого в его истинном виде — в роли одураченного старика, претендующего, по существу, на всеведение, но на самом деле легко обманывающегося такими пустяками, которые распознал бы любой нормальный человек, не сбитый с толку дремучим фанатизмом и не движимый стремлением всемерно использовать в своих целях явно неправдоподобные сведения. Свою очередную книгу «Дьявол и революция», в которой «доказывалось» участие сатанинского лагеря в революционном движении (апрель, 1895 г.), Таксиль посвятил лично папе, причем текст посвящения гласил: «Сегодня — десятая годовщина поразительного божественного волеизъявления, которое меня просветило, акта божественного милосердия, который спас меня от преисподней. Святейший отец, если я с того дня совершил какую-нибудь ошибку в выполнении советов Вашего святейшества как высочайшего верховного главы церкви, умоляю Ваше святейшество еще раз простить меня. Если Ваша отеческая доброта позволит считать, что эти десять лет были годами творения добра и искупления, то я буду просить Вас, святейший отец, припадая к Вашим стопам, сказать мне слово утешения». На этот раз, однако, папа воздержался от новой демонстрации своего единства с Таксилем и его лагерем. Верней сказать, он избрал косвенные средства такой демонстрации, а не прямое публичное обращение к Таксилю: вместо папы выступали его доверенные лица, кардиналы и другие деятели курии.

А Таксиль уже стал подумывать о завершении операции. Но еще не все было к этому готово.

— Не думаешь ли ты, дорогой Габриэль, — спросил у него однажды Хакс, — что нарыв достаточно созрел и что пора уже вскрывать его?

Таксиль лежал на диване и сосредоточенно разглядывал потолок. Хакс сидел в глубоком кресле у письменного стола, вытянув свои длинные ноги. Оба немилосердно дымили сигарами.

Ответа на заданный вопрос пришлось ждать долго. Уж не заснул ли Габриэль? Нет, вот он повернул голову к Хаксу, и сквозь пенсне тот разглядел его смеющиеся глаза. Сказал:

— Почти созрел, но вскрывать его еще рано.

— Чего ты хочешь дождаться?

— Хотелось бы, — медленно и раздумчиво стал говорить Таксиль, — провести два рода операций, сталкивающихся, действующих в разных направлениях. С одной стороны, нужно еще больше шума, нужен максимум грохота вокруг наших разоблачений, надо еще и еще привлечь внимание публики ко всей нашей чертовщине — Сатана, масоны, черти, палладизм и прочее. С другой стороны, надо зародить в публике сомнение, дать материал для наших противников, для скептиков, пусть начнут уличать нас…

— В чем?

— Понятно в чем. В жульничестве, в обмане, в безнравственности.

— Все ведь это будет правильно!

— Да, конечно. Впрочем, не все. Мы — обманщики, но не в безнравственных, а в нравственных целях.

— Подожди-ка, разъясни мне, пожалуйста, почему мы должны давать другим людям возможность разоблачить тот обман, который мы сами хотели раскрыть? Мы будем выглядеть не очень красиво…

— Видишь ли, Карл, — прервал его Таксиль, — ты меня не очень ясно понимаешь. Раскрыть весь обман они не смогут, они заденут нас с одного боку, с другого боку и разожгут общественный интерес ко всему делу. Мы должны вскрыть нарыв в атмосфере наибольшего возбуждения общественного мнения, чтобы получить наибольший резонанс.

— И что же ты хочешь сделать? Как ты этого добьешься?

— Вот слушай! Завтра я пойду к нунцию и предложу ему…

На следующий день Таксиль сидел у ди Ренци и объяснял суть своего нового начинания:

— Антимасонский конгресс, который я предлагаю созвать, должен быть всемирным. Если нам удастся добиться благословения святейшего отца, то мы сможем привлечь к делу сотни виднейших деятелей церкви, много влиятельных католиков-мирян. А если мы сумеем это сделать, нам обеспечено внимание прессы, десятки журналистов из разных стран будут присутствовать на конгрессе и освещать его ход во всех крупных газетах и журналах мира.

Нунций с нескрываемым восхищением смотрел на своего собеседника. Какая идея! Какой замысел! И…

— Вы имеете в виду, сын мой, что задуманный вами конгресс будет не просто антимасонский, но и антисатанинский…

— Разумеется! Для всех участников и для мирового общественного мнения это одно и то же, — такова будет основная идея конгресса. Все силы на земле и на небе, противостоящие святому престолу, суть воинство Сатаны, имеющее лишь внешнюю форму масонства и масонских лож. Если это поймут все люди, то любой политический деятель, ученый, писатель, сотрудник прессы, выступающий против нашей единоспасающей католической церкви, должен рассматриваться ими как тайный или явный масон, следовательно, агент и помощник антихриста. Такова идея!

Нунций не в состоянии сдержать волнения. Он встает и начинает быстро семенить короткими ножками по кабинету, описывая круги вокруг Таксиля. Тот тоже встает и становится в молитвенную позу.

— Великолепно, дорогой сын мой Габриэль. Я сегодня же отправлю в Рим депешу. Буду испрашивать у его святейшества благословения на предлагаемый нами конгресс и советов относительно места и времени.

Ответ на депешу пришел необычно скоро, что свидетельствовало о весьма благоприятной реакции папы на предложение Таксиля и нунция. Благословение было дано безоговорочно, но особое значение имело указание папы на то место, где следует провести конгресс: Тренто в Северной Италии.

— Вы понимаете, дорогой Габриэль, — говорил Таксилю нунций, — как это многозначительно. Это Тридент, мы проведем новый Тридентский собор!

Таксиль отлично понимал всю многозначительность ситуации. В XVI веке то же Тренто, — в латинской форме Тридентум, — явилось ареной знаменитого Тридентского собора (заседал с перерывами восемнадцать лет!), которым католическая церковь дала решительный бой протестантизму. Новый Тридентский собор должен был дать бой очередному противнику церкви — масонству, вернее, всем современным противникам ее, воплощенным в этом символе.

Началась подготовка. В Риме собрался назначенный папой организационный комитет в составе 18 человек во главе с монсеньором Лацареччи, архиепископом Нео-Кесарийским и светским чиновником коммендатором Алиаттой. Был объявлен сбор денег на расходы по конгрессу. Организационный комитет опубликовал несколько воззваний к широким кругам католической паствы, которые призывались к самому деятельному участию в конгрессе. Воззвания неизменно начинались широковещательным обращением «Католики!». За этим следовали исторические параллели — напоминания о крестовых походах, сравнение масонства с исконным врагом христианства — исламом и т. д. «Ныне, — говорилось в одном из воззваний, — новый враг наступает против нас, против нашей веры, стараясь стереть ее с лица земли и опрокинуть все сооружение христианства… Этим врагом является масонство, которое находится в непрерывной борьбе ада с церковью и заключает в себе все древние ереси в соединении с турецкой свирепостью». Комитет выступал от имени папы: «Бессмертный Лев XIII призывает католиков восстать против масонской секты». Он звал всех «в Тридент, в город, где заседал святой собор, проклявший протестантизм». «Поспешим в Тридент, — бил в набат организационный комитет конгресса, — чтобы ответить на нестерпимые провокации секты, начнем новый крестовый поход, антимасонский крестовый поход, к которому призывает нас бессмертный Лев XIII».

За несколько недель до конгресса «бессмертный Лев XIII» дал аудиенцию руководству организационного комитета в лице Лацареччи и Алиатты и снабдил их последними наставлениями, после чего опубликовал специальное бреве, посвященное конгрессу. «От всего сердца» он посылал ему свое апостольское благословение и выражал надежду, что в нем примет участие большое количество важных и знатных людей, которые обеспечат ему блестящие результаты.

Загрузка...