После закрытия конгресса трентский архиепископ Валюсси устроил в своем дворце вечерний прием для немногих избранных. Конечно, на первом плане среди них был Таксиль; Марджиотта не удостоился этой чести.
В богатом номере фешенебельной гостиницы Таксиль дожидался, когда горничная принесет ему выглаженный фрак. Он ходил из угла в угол и с довольным видом потирал руки. На диване сидел Марджиотта и меланхолично сосал трубку.
— Понимаете ли вы, синьор Доменико, — говорил Таксиль, — как все сошло великолепно? Что вы скажете? Порка мадонна!
— А известен ли вам, Габриэль, смысл этого употребленного вами выражения?
— Еще бы! Свинья Мадонна. Распространенное итальянское ругательство.
— И вы можете так богохульствовать, отправляясь к благочестивому архиепископу в гости?
— Могу. Тем более что мы с вами вместе с благочестивым архиепископом целую неделю занимались богохульством. А на мой-то вопрос вы все-таки ответьте: здорово получилось?
— Да, — ответил Марджиотта. — Но еще лучше было бы, если б не было речи Грацфельдта, вопросов Баумгартена и той комиссии, которой предстоит сказать свое слово. И еще лучше, если бы меня тоже пригласили на ужин к архиепископу. Все-таки это свинство, не пригласить командора ордена Святого Гроба!
Таксиль расхохотался:
— Последнее, может быть, и правильно. Но я вам все расскажу, что там будет.
— Говорят, архиепископ — большой гурман. И вина у него хорошие.
— И съем за вас, и выпью все, что надо.
— Это утешительно. А что вы скажете относительно Грацфельдта и других?
— Великолепно, Доменико, — кричал радостно Таксиль и почти бегал по комнате. — Если бы не было шума, привкуса скандала, борьбы и драки, пусть словесной, у широкой публики скоро остыл бы интерес ко всем этим делам. А надо, чтобы она поволновалась, чтобы не утихали споры, чтобы будоражилось любопытство. Видно, что вы, синьор, не журналист, не понимаете вкуса сенсаций…
Принесли фрак, и Таксиль торжественно облачился в него. Он подошел к занимавшему полстены зеркалу и стал любоваться собой, не спеша поправляя галстук-бабочку, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком.
— Хорош бы святой из меня получился! Нимб мне был бы к лицу. Жаль, испорчу я им всю музыку…
Марджиотта напомнил:
— Не мешало бы поторопиться. Архиепископский фиакр давно уже ждет у подъезда.
— Подождет, — беспечно и весело ответил Таксиль. — Не каждый день архиепископу удается принимать короля мистификации и кандидата в святые!
Все, что было ранее известно Таксилю о кухне и хлебосольстве архиепископа Валюсси, померкло перед лицом того, что оказалось в действительности. Таксиль мог бы поклясться, что он никогда так вкусно и, следовательно, много не ел, чем в этот вечер, никогда не пил столько таких изысканных вин. За столом, кроме хозяина и Таксиля, сидели пять кардиналов, князь Левенштейн, некий испанский герцог. Шла непринужденная беседа, в ходе которой архиепископ, между прочими сюжетами, иногда нейтральными, иногда несколько рискованными и игривыми, затронул тему, которая должна была вернуть разговор в русло благолепия и чинности.
— Вот вы, — сказал он, обращаясь к Таксилю, — дорогой мой сын Габриэль, рассказали историю того, как некий благочестивый патер отдал свою жизнь за жизнь мисс Воган. Одна не менее поразительная история такого же рода связана с нашим святым отцом Львом XIII. Совсем недавно, несколько месяцев назад, группа монахинь-кармелиток была на аудиенции у папы. Одна из них, молодая сильная женщина, заявила папе, что она с радостью отдаст за него жизнь. Папа был растроган и от всего сердца благодарил ее за проявленные чувства. Через несколько дней святой отец заболел. Он очень страдал, но вдруг ему стало значительно легче и он буквально за полчаса выздоровел. Скоро стало известно, что в тот час, когда в состоянии папы произошел благотворный поворот, монашенка, предложившая свою жизнь, внезапно умерла.
Раздались восклицания удивления и благочестивого восторга. Один из кардиналов тонко улыбнулся:
— А нельзя ли представить себе, что господь наш независимо от жертвы монашенки счел нужным сохранить жизнь папы для новых, предстоящих ему славных дел?
— Да, — поспешил согласиться Валюсси, — пути его нам неведомы и намерения неисповедимы.
После того как программа была исчерпана и хлебосольный хозяин увидел, что его гости больше не в состоянии проглотить ни куска и ни капли, он встал из-за стола, что послужило сигналом и для них. Парами и поодиночке они стали прогуливаться по дворцовым апартаментам, присаживаться в креслах. Беседы приняли более интимный характер. Испанский герцог, разделивший компанию с Таксилем и, видимо, изрядно хлебнувший, обратил его внимание на двух молоденьких горничных, хлопотавших вокруг стола и отдельных, стоявших по углам комнат столиков, уставленных бутылками и тонкими, необременительными для желудка закусками.
— Вы не находите, — спросил герцог, — что у монсеньора неплохой вкус?
Таксиль указал ему глазами на молча руководившую горничными дородную экономку.
— Полагаю, ваше сиятельство, — сказал он, — что архиепископу в его годы следовало бы ограничиваться молитвенными заботами о самочувствии и хорошем настроении его экономки.
— Хо-хо, — вполпьяна рассмеялся герцог. — Бог поможет своему верному служителю и укрепит его здоровье для ревностных трудов и на этом поприще.
— Ну, конечно, — ответил Таксиль, — с божьей помощью мы с вами даже сатаномасонство одолеем. А ведь это сложней!
Герцог согласился. Но его уже клонило ко сну, как, впрочем, и остальных участников вечера. Экипажи архиепископской конюшни развезли всех гостей по домам, и на этом первый Всемирный антимасонский конгресс закончился.