Где таятся змеи

ГЛАВА 12

Лорд Девлин шагал по стемневшим улицам, запруженным оборванными нищими и одетыми в блузы работягами, спешащими домой к ужину. В воздухе стоял тяжелый дух тушеной капусты и жареного лука, и виконт поймал себя на мысли, что до сих пор не обедал. Аппетит, равно как и сон, пропал настолько давно, что мужчина механически отмечал течение времени без оглядки на потребность в хлебе насущном.

Себастьян даже несколько растерялся, оказавшись снова вовлеченным в расследование убийства. Последние восемь месяцев удалось пережить, лишь подавив все эмоции: не только любовь и гнев, но и любознательность, и жажду справедливости, даже праздное любопытство. Недавно он обнаружил, что может иногда провести день кряду, не думая о Кэт, не вспоминая исходящий от ее подушки аромат, не желая эту женщину с болью, вызывающей в душе стыд и страх.

В одурманивании себя все эти месяцы алкоголем и бессонницей был смысл. Чувства связаны друг с другом: поддайся одному – и, выйдя из повиновения, потоком нахлынут остальные. Виконт размышлял об удовлетворении, которое вызвала в нем стычка с бывшим боксером, и осознание жестокой радости встревожило его. Насилие способно увлечь. На войне Девлин встречал слишком многих мужчин, поддавшихся опьяняющему угару смерти и разрушения. Себастьян знал, во что ожесточение может превратить человека. Во что чуть было не превратился он сам – и мог превратиться снова, дав себе волю.

А вот и пивоварня – к вездесущим запахам угольного дыма и конского навоза присоединился резкий аромат солода. Диот-стрит лежала к северо-западу от Ковент-Гардена, в части Лондона, называемой Сент-Джайлс[20].

На углу, прямо напротив «Черного дракона», у разожженного в старом бочонке костерка морщинистая старуха, одетая в траур, бойко торговала печеной картошкой. Себастьян купил картофелину, чтобы иметь предлог остановиться и рассмотреть таверну напротив.

Это было длинное, бестолково выстроенное в прошлом столетии здание, второй этаж которого нависал над первым. Судя по внешнему виду, постоянная клиентура заведения состояла из местных торговцев пополам со сбродом из близлежащих притонов. Какое-то мгновение виконт раздумывал, не вернуться ли на Брук-стрит, чтобы переодеться во что-то менее приметное, но затем решил идти как есть.

Под навесом ближайших ворот Себастьян заметил девочку с впалыми щеками, лет восьми-десяти, которая худенькими ручками придерживала на плечах рваную шаль и не сводила жадного взгляда карих глаз с картошки в ладони мужчины.

– Бери, – протянул он картофелину малышке.

Поколебавшись, та выхватила угощение и убежала, вскидывая пятками подол драного платьица. Себастьян подождал, пока мимо прогрохочет нагруженный доверху фургон из пивоварни, и направился к «Черному дракону». На полпути виконт натолкнулся на зазывно улыбающуюся черноволосую женщину в поношенном желтом платье с глубоким вырезом, с виду готовую за пару шиллингов пойти с клиентом в любую подворотню и сделать все, что тот потребует. Она изумленно охнула, когда в протянутую ладонь легла целая крона.

– Нет, – отказался Себастьян, когда добытчица попыталась увлечь его в темноту. – Я плачу не за это.

Темные глаза вперились в мужчину с тревожной подозрительностью. Проститутка лет двадцать пяти, самое большее тридцати, в юности, наверное, была хорошенькой и еще сохраняла остатки былой привлекательности. Но жизнь ее явно не щадила.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Девлин.

– Черри, – хмыкнула женщина. – А какая разница?

– Вот что мне нужно, Черри. Я хочу, чтобы ты подождала пару минут, а затем вошла следом за мной в «Черный дракон». Я буду стоять в глубине, рядом с лестницей. Не обращай на меня внимания. Все, что от тебя требуется, – устроить небольшую заварушку. Если сумеешь – получишь от меня еще крону, когда выйду. Поняла?

– Заварушку?

– Именно. Достаточно шума, чтобы привлечь внимание, но не так много, чтобы упечь тебя в кутузку.

– Я справлюсь, – заверила Черри.

– Вот и хорошо. Только помни: через пару минут.

Толкнув дверь таверны, Себастьян прошел в мрачный общий зал с низким потолком, пропахший сладкими пирогами, теплым элем и разгоряченными мужчинами. Громкие разговоры и смех прокатывались от освинцованных окон, выходящих на улицу, до узкой лестницы с деревянными перилами в глубине зала, ведшей на второй этаж. Между пролетами лестницы виднелась закрытая дверь.

Виконт пробирался между оборачивающими вслед ему головы посетителями в голубых рабочих блузах и куртках из грубого вельвета. Заняв место в конце стойки, поближе к подножью лестницы, он заказал полпинты. Повернувшись к стойке спиной, Себастьян облокотился о древний прилавок и обежал взглядом отдельно стоящие столики и сумрачные кабинки. Словно по сигналу, в зал шагнула Черри.

От порыва ветра из открывшейся двери задрожало пламя в жестяных фонарях, отбрасывая танцующие блики на черные волосы и бледные плечи женщины. Она мгновение колебалась, так же оглядывая толпу, как перед этим Себастьян. Взгляд пробежался по виконту без тени узнавания и остановился на толстобрюхом мужчине с седыми бакенбардами, который в одиночестве развалился за столиком почти в центре зала.

– Так вот ты где, никчемный торгаш бараньим салом! – взвился дрожащий от возмущения визгливый голос над гулом таверны.

Обладатель седых бакенбард, как раз подносивший ко рту кружку с элем, замер и бросил быстрый взгляд через плечо.

– Нечего коситься, словно ты Святого Петра ждешь в компанию! Я с тобой говорю, ты, бурдюк пузатый!

Седые Бакенбарды со стуком отставил эль и тяжело сглотнул.

– Я тебя не знаю.

– Не знаешь?! – подбоченившись, напустилась на него Черри, метая из черных глаз молнии. – Не знаешь меня, да? Скажи еще, что и своих семерых по лавкам не знаешь!

Трясясь от злости, она величаво прошествовала к жертве, и пока тот пытался отодвинуть стул, размахнувшись, залепила толстяку оплеуху.

После звучного хлопка плоти о плоть в зале внезапно воцарилась тишина. Долговязый парнишка с подносом пустых кружек отставил свою ношу в сторону и схватил скандалистку за руку:

– У нас тут не …

Черри, вывернувшись, выдернула ладонь:

– А ну пусти меня, молокосос паршивый!

– Эй! Так не обращаются с дамой! – ухватил юнца за воротник мускулистой лапой поднявшийся из-за соседнего столика лысый мужчина.

Седые Бакенбарды вскочил, потирая горящую щеку:

– С дамой? Эту потаскуху ты зовешь дамой?

Лысый развернулся и саданул мясистым кулачищем Седым Бакенбардам в брюхо.

По таверне прокатилось оживление. Кто-то врезал по шее подавальщику, да так, что тот, согнувшись, повалился на рассыпавшийся под ним деревянный стул.

Себастьян услышал, как резко открылась дверь на втором этаже, и, обернувшись, увидел верзилу в молескиновом жилете, спешившего по ступенькам к центру потасовки.

– Эй, эй, что за базар? У нас в «Черном драконе» так не положено!

Девлин тихо проскользнул мимо усмирителя на лестницу и вошел в комнату. После полутемного общего зала от яркого света в помещении у Себастьяна заслезились глаза. Два канделябра с зажженными восковыми свечами стояли на каминной полке, еще три были расставлены на столах. В центре отличного китайского ковра перед мольбертом стоял Иэн Кейн. Среднего роста и телосложения, с шевелюрой цвета начищенной меди, он был одет только в бриджи, рубашку и жилет, и в руке держал кусочек угля. Футах в десяти перед художником на обитой синим бархатом оттоманке растянулась миловидная девица – нежное белое тело в ореоле золотых волос. Кроме розовых шлепанцев и жемчужного ожерелья, на ней ничего не было. Обернувшись, Кейн взглянул на вошедшего. Натурщица вздрогнула, но мужчина бросил: «Не шевелись», и она снова замерла.

– Неплохая работа, – отметил Себастьян, подходя ближе и рассматривая незаконченный набросок углем в стиле Энгра.

Снизу донесся звон бьющегося стекла и грубый мужской окрик.

– Полагаю, вы затеяли это не без причины? – взяв тряпку, Кейн принялся спокойно вытирать пальцы.

В речи владельца борделя все еще слышалось еле уловимое эхо ланкаширской картавости, но за полтора десятка лет, минувшие с той поры, как парень оставил шахту, он явно приложил немалые усилия, чтобы избавиться от провинциального выговора. Бриджи, сюртук и жилет, несомненно, были пошиты лучшими портными Бонд-стрит. Пиппа из сырной лавки легко приняла бы этого мужчину за джентльмена. Сколь бы бесчестными не были его нынешние занятия, Кейн из кожи вон лез, скрывая низкое происхождение. Но такие волосы Пиппа вряд ли назвала бы «темными», по крайней мере, если они не были выкрашены.

– Я подумал, что наша беседа в отсутствие джентльмена из Фэнси будет приятнее, – откровенно ответил виконт.

Он прошелся по комнате, окидывая взглядом полотна на стенах. Выполненные маслом по большей части в том же стиле, что и набросок на мольберте, картины изображали как сценки на улицах Лондона, так и виды кораблей на Темзе. Один совершенно замечательный рисунок церкви Всех Святых в потоке солнечного света был завершен лишь наполовину. Но на большинстве холстов в томных позах возлежали обнаженные одалиски.

– Вот одно из преимуществ владения борделем, – обронил Себастьян. – Немногие художники имеют доступ к полному дому женщин, раздевающихся более чем охотно.

В ответ на замечание Кейн отложил тряпку и ухмыльнулся.

– Интересно, – спросил виконт, – а вы писали когда-нибудь Розу Флетчер?

– Кого?

– Розу Флетчер. До прошлой недели она блистала в «Академии на Орчард-стрит». Как я понимаю, хозяин заведения – вы.

Взяв кусочек угля, художник провел изящную линию между ягодицами фигуры на рисунке.

– Я владею не единственным заведением и даю работу десяткам желающих. Думаете, я их всех упомню?

Снизу послышался глухой звук удара, за которым последовал гневный рев.

– Эта женщина неожиданно сбежала и пряталась, – продолжал Себастьян. – Любопытно, не от вас ли?

– Вы что же, думаете, мои заведения снабжают торговцы белыми рабынями? – ухмыльнулся Кейн, не отвлекаясь от работы. Широкий рот на картинно красивом лице мужчины явил в улыбке ровные белые зубы. – С какой стати ей от меня прятаться? Да любая заблудшая овечка на улице примется вас убеждать, что ее похитили и принудили этим заниматься. Это все враки. Девочки работают у меня, потому что сами так решили, и вольны уйти, как только пожелают.

Виконт взглянул на распростершуюся на оттоманке жрицу любви. Та чуть шевельнулась и снова неподвижно замерла. Розовые вершинки грудей слегка приподнимались при каждом вдохе. По щекам натурщицы разлился румянец. Очевидно, позировать обнаженной перед хозяином было одно дело, но делать это в присутствии незнакомца – несколько другое.

– И вас не рассердило, что Роза ушла? – поинтересовался Себастьян.

– Шлюхи все время уходят, – дернулся мускул на внезапно отвердевшей челюсти Кейна. – Как правило, они возвращаются. А если и нет – полагаете, меня это волнует? Там, откуда берется это добро, всегда найдется еще, – мотнул головой собеседник в сторону улицы. – И квартала не пройдешь, как наткнешься на полдюжины таких же.

– Возможно. Но Роза Флетчер, без сомнения, кого-то боялась.

Художник склонил голову набок, изучая набросок.

– Большинство шлюх кого-то боятся. Кто мужа, а кто ухажера, который чересчур дает волю рукам. А вот мне любопытно, – заметил он, аккуратно растушевывая только что проведенную линию, – с чего вдруг такой утонченный джентльмен, как вы, интересуется какой-то сгинувшей потаскушкой из Хеймаркета[21]? Уж не для себя ли вы ее присмотрели?

– Не совсем. Роза мертва. Она была среди восьми женщин, убитых прошлым вечером в приюте Магдалины.

Утверждение, что пожар в приюте не являлся несчастным случаем, похоже, не удивило Кейна, хотя, с другой стороны, слухи быстро расходились по улицам. Не поднимая глаз, он спросил:

– По-вашему, это моих рук дело?

– По-моему, вы что-то скрываете.

Залегла пауза, во время которой владелец борделя, казалось, принимал решение. Он взял кусок угля потоньше.

– Вы правы, Роза Флетчер действительно жила в «Академии». Провела там почти год, и я не знаю, по какой причине ушла. Она никогда не показывала, что несчастлива.

– Ее настоящее имя не Роза Флетчер, не так ли?

– Может быть, и нет. Все девицы меняют имена.

– Вам известно, откуда она?

Кейн издал лающий смешок.

– Подобные женщины – товар. Вы думаете, мне не все равно, откуда они? Речь ведь не о дорогих винах – тут происхождение не имеет особого значения.

Себастьян бросил взгляд на обнаженную натурщицу. Краска на ее щеках стала гуще.

– У Розы не возникало проблем с кем-либо в «Академии»?

– Вы имеете в виду клиентов? – Кейн отрицательно покачал головой. – Мы очень осторожны с клиентами. Те, кому нравятся забавы погрубее, отправляются в другие заведения.

– А постоянные посетители у нее были?

– Роза – лакомая штучка и пользовалась спросом, – прищурившись, живописец добавил завершающий штрих к очертаниям женской груди. – Но, по правде сказать, об одном господине мне известно. Он был настолько без ума от девицы, что предложил выкупить ее.

– Выкупить? Разве вы не утверждали, что эти женщины – не рабыни?

– У нее были долги, – пожал плечами Кейн. – У большинства шлюх долги. Их надо отрабатывать.

Обычная практика: выдать дурочке авансом некую сумму, а потом накручивать расходы на наряды и содержание, чтобы она имела постоянную задолженность и не могла уйти даже при желании. Формально это не являлось рабством, но на практике сводилось к полной кабале.

Виконт вгляделся в гладкое лицо собеседника. Его лоб пересекала едва различимая голубая линия, похожая на татуировку. Себастьян видел такие и раньше – у шахтеров. Угольная пыль забивалась в заживающие порезы, оставляя несмываемую отметину до конца жизни. Кейн, очевидно, все же поползал некоторое время под землей перед тем, как отправиться в Лондон.

– А как звали поклонника, желавшего выкупить Розу? – спросил Себастьян.

– О’Брайан. Люк О’Брайан.

– Кто он такой?

– Думаете, я вам все так и выложу? – сверкнул белозубой улыбкой Кейн.

– На самом деле я удивлен, что вы мне так много рассказали.

Кейн рассмеялся, не отрываясь от рисунка.

– А Роза хотела уйти к этому О’Брайану? – не унимался виконт.

Художник не поднимал взгляд от мольберта.

– Как ни странно, нет.

– Почему?

– Она не говорила.

– Она не говорила или вы не скажете?

Послышалась тяжелая поступь на лестнице. Секундой позже в комнату вернулся боец Кейна и, завидев Себастьяна, прищурил глаза.

– Проблемы, мистер Кейн?

– Никаких проблем, – миролюбиво заверил виконт, выразительным жестом засовывая руку в карман сюртука и нащупывая там небольшой кремневый пистолет. – Я уже ухожу.

Телохранитель перевел взгляд на руку непрошеного гостя. Челюсти верзилы сжались, но он остался стоять, где стоял.

– Доброго вечера, джентльмены, – улыбнулся Себастьян и поклонился молчаливой женщине на оттоманке. – Мадам.

* * * * *

Черри ждала виконта на тротуаре у «Черного дракона».

– Ты не пострадала? – спросил мужчина, опуская крону в протянутую ладонь.

– Я-то? Не-а. Позабавилась. А вы получили, что хотели, от этого фокуса?

Себастьян оглянулся на таверну как раз вовремя, чтобы заметить отпрянувшую из освещенного фонарем круга массивную тень.

– Не уверен.