Где таятся змеи

ГЛАВА 60

Пол Гибсон воткнул искривленную иголку в предплечье Себастьяна, заканчивая зашивать длинную глубокую рану от клинка Эптона-Смита.

– Ты везунчик, – заметил хирург, – он чуть не рассек сухожилие.

Виконт наблюдал, как ловко друг орудует иглой.

– По-моему, у тебя получается лучше, чем у моего портного.

Затянув узел, ирландец потянулся за ножницами:

– Благодаря постоянным упражнениям на твоем теле.

Выпрямив руку, Девлин сжал и разжал кулак.

– Будет лучше, если несколько дней подержишь руку в покое, – посоветовал доктор, отворачиваясь и накладывая на бинт целебную мазь. – Впрочем, я не надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам, – принялся он перевязывать рану. – Как считаешь, что сделают с Беллингемом?

– Полагаю, повесят. Возможно, даже до конца этой недели.

– Этот человек явно сумасшедший.

– Да, но не думаю, что сие обстоятельство кого-то остановит.

– Одного не пойму, – бросил доктор, продолжая заниматься повязкой. – Как со всем этим увязать бандита, остановившего карету мисс Джарвис на ричмондской дороге?

– Скорее всего, это был еще один гусарский офицер. Очевидно, на гулянке в честь дня рождения он не присутствовал, но участие в заговоре принимал. Подозреваю, что именно эта четверка громила приют Магдалины: Эпсон-Смит, Сомервилль, Драммонд и неизвестный с ричмондской дороги. Полковник убрал раненого соучастника, чтобы тот не проговорился.

– Ты считаешь, в деле замешан кто-то еще?

Себастьян подумал о двоих незнакомцах, едва не обрекших Геро Джарвис на смерть. А вслух сказал:

– Сомневаюсь, что мы когда-либо точно узнаем, сколько гусар было вовлечено в заговор.

– Особенно, если власти продолжат утверждать, что Беллингем действовал в одиночку.

Внимание виконта привлек шум останавливающейся на улице кареты. Еще даже не услышав стука в дверь и мелодичного голоса, обращавшегося к миссис Федерико, Себастьян почувствовал, что приехала Кэт.

Она вошла, неся с собою запах ночи и вновь собирающегося дождя. На актрисе было темно-фиолетовое платье, отделанное кремовой тесьмой, и накидка в тон. Изящное страусовое перо, ниспадающее с полей модной синей шляпки, легло на побледневшую щеку, когда Кэт замерла на пороге гибсоновской прихожей. Очевидно, она не ожидала застать здесь Себастьяна.

– Прошу прощения, – гостья смотрела исключительно на доктора, – вижу, вы заняты. Загляну попозже.

И собралась уходить, но тут хирург спохватился:

– Подождите. Вот только вынесу и сейчас же вернусь, – поднимая миску с окровавленной водой и грязные бинты, пообещал он и шустро поковылял за порог.

Глаза Кэт метнулись к повязке на руке Себастьяна.

– Слышала, ты был ранен.

– Просто царапина.

– Тебя могли убить.

– Но не убили же, – Девлин соскользнул с края стола, но не сделал даже шага в сторону собеседницы. Они, не отрывая взгляда, смотрели друг на друга через комнату.

– Часто приходишь навестить Гибсона? – поинтересовался виконт.

– Время от времени.

Оба замолчали.

На одно украденное мгновение он забылся, любуясь Кэт, таким родным, по-детски вздернутым носиком, чувственным изгибом губ. Себастьян мог поклясться, что воздух в комнате дрожал от мучительного понимания, кем они являлись друг для друга и кем больше никогда не могли быть.

– Мне пора, – сказал Кэт, но по-прежнему мешкала, не сводя с Себастьяна глаз.

И он с глухим отчаянием понял, что эта любовь и боль навсегда останется частью его души.

И ее тоже.

* * * * *

Позже тем же вечером мисс Джарвис получила вежливое послание от лорда Девлина, в котором кратко описывались события дня и обстоятельства, касающиеся резни в приюте Магдалины. Виконт упоминал о ссоре Рейчел и Тристана Рамзи, но без сведений, полученных от леди Сьюэлл, причины последующего побега девушки из отчего дома по-прежнему оставались бы не ясными. Геро не сомневалась, что Себастьян осведомлен об отвратительной тайне лорда Фэйрчайлда, и была раздосадована намерением виконта оградить ее, утаивая сведения.

Подержав хрустящий белый лист бумаги на какой-то миг дольше, чем следовало, она решительно бросила письмо в огонь библиотечного камина.

Геро все еще оставалась в библиотеке, свернувшись калачиком в одном из кресел у камелька и погрузившись в созерцание танцующих языков пламени, когда почувствовала на себе взгляд отца. Подняв глаза, она увидела стоявшего на пороге и наблюдавшего за ней барона.

– Никаких книг? – поинтересовался Джарвис. Губы улыбались, но за прищуренными веками угадывалось беспокойство.

Геро поежилась под пристальным взглядом, словно отец мог определить опасное направление мыслей дочери по одному ее виду. Чтобы предотвратить расспросы, она заговорила первой:

– Я слышала, Патрик Сомервилль мертв. Это вы распорядились?

– Нет. Разумеется, я намеревался, но поганец меня опередил. Хинин в сочетании с мышьяком оказался смертоносным лекарством.

– Самоубийство?

– Вероятно. Хотя ради его заслуженного отца дело представят как несчастный случай.

Геро вновь приклонилась к мягкому изголовью.

– Столько смертей, – негромко сказала она. – Вы уже решили, кого поставить на место Персиваля?

– Когда я уходил, Принни и остальные как раз спорили, кому предложить пост премьера – Каннингу или Каслри, – фыркнул Джарвис. – Бесполезное занятие, поскольку ни тот, ни другой не согласится. Это ужасно – остаться без премьера в такое время, когда с одной стороны Бонапарт, а с другой – американцы. Может, Персиваль и был бесполезным идиотом, но все же лучше, чем пустое место.

– Интересно, повлекут ли сегодняшние события какие-то последствия? – с деланной небрежностью спросила Геро. – Например, убийство Девлином полковника?

– Вряд ли. Эпсон-Смит напал первым. Разумеется, пойдут слухи. Но о Девлине и так постоянно судачат. Со временем все уляжется, – барон смерил дочь таким долгим взглядом, что той потребовалось все самообладание, чтобы не отвести глаза. – Он упомянул, что на твою жизнь покушались трижды. Мне известны только два случая.

Враги лорда Джарвиса создали ему репутацию настолько всеведущего, что Геро опасалась, как бы отец каким-то образом не узнал о тех злополучных часах заточения в подземелье старого Сомерсет-хауса. Каким облегчением было убедиться в его неведении. Возможно, со временем ей самой удастся постепенно забыть о том, что произошло.

– Не было никакого третьего покушения.

– Врешь ты неплохо, – пробурчал отец, подходя ближе, – но недостаточно хорошо, чтобы провести меня.

Откинув голову, Геро мягко улыбнулась.

– Никто не может обмануть вас, папа.

– А если и может, то ненадолго. Не забывай об этом, – сказал барон, протягивая руку и легонько проводя по щеке дочери костяшками пальцев. Пожалуй, еще ни разу жест могущественного лорда Джарвиса не был так похож на ласку. Или на извинение.

* * * * *

Находясь в Лондоне, граф Гендон имел обыкновение подниматься рано и перед завтраком кататься верхом в Гайд-парке.

Во вторник, наступивший после смерти Спенсера Персиваля, на мокрую от дождя траву опустился туман. Но воздух полнился свежестью и жизнеутверждающей силой запоздавшей весны.

Направив свою вороную арабскую кобылку в ворота парка, Себастьян увидел, как граф резвой рысью едет по Роу[69], ритмично поднимаясь и опускаясь в седле.

На миг виконт остановился. Знакомый стук копыт серого скакуна по утоптанной дорожке гулко отдавался в призрачном безмолвии. Желание развернуться и просто ускакать прочь было велико. Однако он не двинулся с места, крепко зажав поводья в кулаке.

Сквозь туман за темной линией деревьев виднелся шпиль аббатства, а за ним – башни старинного Вестминстерского дворца. У Девлина из головы не выходила беспомощная тоска в глазах Персиваля, когда умирающий премьер-министр на последнем, судорожном вдохе звал к себе сына. Нет, глубоко засевший в Себастьяне гнев не прошел. Ни гнев, ни боль. Но в душе что-то сдвинулось, и теперь он знал, что должен сделать.

Граф достиг конца аллеи, повернулся, и тут его взгляд упал на одинокую, застывшую фигуру сына. Себастьян видел, как напрягся Гендон от несмелой, радостной надежды. Сырой воздух холодил виконту лицо, арабская кобылка под ним нетерпеливо горячилась.

Сжав колени, Себастьян направил лошадь вперед.

Навстречу своему отцу. Навстречу долго откладываемому примирению.