Где таятся змеи

ГЛАВА 25

Выходя из «Олмакса», виконт натолкнулся на небольшую компанию, в которой находился мистер Спенсер Персиваль, премьер-министр.

– Девлин, – окликнул Персиваль, извинившись перед спутниками, – пройдись немного со мной, пожалуйста. Я давно собираюсь с тобой побеседовать.

Стояла холодная и ясная ночь. Когда гуляющие повернули к Сент-Джеймсу, колокола городских церквей принялись отбивать время. Премьер-министр, которому вскоре исполнялось пятьдесят, был невысоким щуплым мужчиной, с тонким улыбчивым ртом, светлыми, слегка навыкате глазами и стремительно растущими залысинами.

– Я беспокоюсь о твоем отце, – начал он. – Граф плохо выглядит.

– Гендон слишком много ест, пьет и курит, – отозвался Себастьян, любопытствуя, сколько раз на дню можно вести один и тот же разговор.

– Да все мы такие, – рассмеялся спутник.

Виконт промолчал, ведь на самом деле Спенсер Персиваль, непьющий и воздержанный семьянин, проводил все свободное от государственных дел время, играя со своими детьми или изучая Библию в поисках предзнаменований, которые он выписывал и затем публиковал в виде религиозных памфлетов.

– Как поживает леди Персиваль? И дети? – поинтересовался Себастьян, умышленно меняя тему.

– У супруги все хорошо, спасибо. А дети… что ж, они растут и очень быстро, – ответил премьер-министр с той особой улыбкой, которая освещала его лицо всякий раз при упоминании о шести сыновьях и шести дочерях. – Самый старший осенью отправится в Тринити-колледж[36].

Взгляд виконта зацепился за потрепанный наемный экипаж, остановившийся у самого бордюра немного впереди. Из кареты вылез мужчина в плаще, но извозчик не отъезжал, и седок оставался в тени.

– Помню, как Спенс первый год пошел в школу.

Собеседник усмехнулся.

– Сразу ощущаешь свой возраст, правда? – улыбка угасла, и он подвигал челюстью, напомнив Себастьяну Гендона. – Моя Джейн ворчит, что я хуже сующей всюду свой нос старухи, но я все же не удержусь. Не представляю, что произошло между тобой и графом, но вижу, что эта размолвка гнетет его. И очень сильно. Вот. Это все, что я хотел сказать. Просто подумал, что тебе следует знать, прежде чем станет слишком поздно.

Подавив вспыхнувшее раздражение, Девлин ровным тоном спросил:

– Я слышал, вы в понедельник ужинали с сэром Уильямом Хэдли?

– Да, у Лонга[37], – с готовностью подхватил Персиваль, словно на этот раз был благодарен за перемену темы. – Еда оказалась отвратительной. Я подумываю перестать туда наведываться.

– И долго вы сидели?

– По крайней мере, до полуночи. Ты же знаешь, как бывает, когда в одной комнате собираются мужчины, у которых достаточно выпивки и дюжина расхождений во мнении касательно причин, почему страна катится в тартарары.

– А-а… Мне показалось, что в тот вечер я видел магистрата в Ковент-Гардене, но, наверное, я обознался.

– Чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами спутник. – Мог и видеть. Сэр Уильям явился поздненько – ближе к девяти, если не ошибаюсь. Сказал что-то насчет…

Премьер-министр умолк, так как из тени поджидающего экипажа к ним бросился какой-то субъект.

– Вот вы где! – воскликнул незнакомец, сжимая руки в кулаки и перегораживая тротуар. Ближайший фонарь высветил искаженные черты. – Снова пытались избежать меня, да?

Лицо Персиваля передернулось от досады. Подобно всем благовоспитанным англичанам, он считал публичные сцены крайне унизительными.

– Мистер Беллингем, я посещаю балы в «Олмаксе» вовсе не для того, чтобы избегнуть встречи с вами.

Вытянутое лицо невысокого, темноволосого мужчины выглядело преждевременно состарившимся. На вид ему можно было дать лет пятьдесят-шестьдесят, хотя темные волосы наводили на мысль, что его возраст на самом деле около сорока.

– Я ведь не прошу ничего, кроме тех прав и привилегий, что принадлежат любому англичанину с рождения, – наседал Беллингем, придвигаясь вплотную к премьер-министру. – Что бы чувствовала ваша семья, если бы вас оторвали от них на долгое время? Если бы у вас отняли вашу собственность и все, что значимо в жизни?

Персиваль отступил на безопасное расстояние.

– У вас есть жена и дети, сэр. Именно это делает жизнь значимой.

– Вам легко словоблудить, – презрительно фыркнул Беллингем, поворачиваясь за протиснувшимся мимо него сановником. – Вас не лишали свободы на долгие годы! На годы!

– Любезный, – развернулся к собеседнику лицом премьер-министр, – я сожалею о вашем затруднительном положении. Однако не правительство должно выплачивать вам компенсацию. Если хотите, подайте в суд на того злокозненного еврея, но со мной ваши дела окончены.

Повернувшись, Персиваль двинулся дальше. Виконт пошел рядом с ним.

– Надеетесь, вас защитит призрачная безопасность высокой должности? – выкрикнул вслед Беллингем. – Не защитит! Слышите?! Не защитит!

Премьер-министр продолжал шагать, тесно сжав губы, стук его каблуков по мостовой неестественно громко звучал во внезапно залегшей ночной тишине.

– Кто, черт возьми, это был? – поинтересовался Себастьян.

– Джон Беллингем, – достав аккуратно сложенный носовой платок, Персиваль нетвердой рукой промокнул верхнюю губу. – Бедняга долгие годы провел в заключении в Архангельске, в ужасных условиях. Он обвинил некоего жулика по имени Ван Бриман в махинациях со страховкой на затонувшее судно. Ван Бриман в отместку заявил на Беллингема русским властям. Бедолага, несомненно, ужасно настрадался. Однако он вбил себе в голову, что имеет право на сто тысяч фунтов компенсации от британского правительства, а это не так.

– Этот человек беснуется, как сумасшедший.

– Вполне возможно. Боюсь, перенесенные лишения и впрямь повредили его рассудок.

– Вам бы не мешало поостеречься, – заметил виконт.

– Кого, Беллингема? – хмыкнул собеседник. – Мне приходится иметь дело с подобными типами чуть ли не каждый день.

Себастьян оглянулся через плечо. Беллингем все еще стоял посреди тротуара, в неярком свете ближайшего фонаря видно было его напряженное от гнева и разочарования тело и откинутую назад голову.

– Безумец может попытаться причинить вам вред.

– И что ты предлагаешь предпринять? Окружить себя охраной? Никогда не появляться на публике и не общаться с людьми? Каким же я тогда буду правителем?

– Живым? – предположил Себастьян.

Но Персиваль только невесело рассмеялся, покачав головой.