Прислонившись спиной к незажженному камину, виконт ждал, пока Морей проводит посетительницу в библиотеку. Кэт вошла, принеся вместе с запахом холодного утра собственный аромат, и этот удар по самообладанию Себастьяна был настолько силен, что он только и мог стоять и смотреть, сцепив за спиной руки.
Гостья помедлила в дверях, повернув голову к дворецкому, пока тот откланивался, затем, встретившись взглядом с хозяином дома, вздохнула:
– Я и не ожидала, что ты будешь рад меня видеть.
Голос виконта походил на ржавое скрипение.
– Тебе не следовало приходить.
Кэт внимательно посмотрела в замкнутое лицо, слегка сузив голубые сен-сировские глаза от тревоги и собственной боли.
– Ты же знаешь, без веской причины я бы не явилась.
– Значит, что-то случилось. Что же?
Себастьян смотрел, как гостья стягивает тонкие лайковые перчатки и развязывает ленты бархатной шляпки. Когда-то эта женщина была центром его мироздания, единственной, кого виконт желал взять в жены. Однако восемь месяцев назад его жизнь рухнула под ударами жестоких открытий.
Известие, что отец, граф Гендон, имел когда-то любовницу, ирландскую красавицу-актрису по имени Арабелла, не явилось особым сюрпризом. Так поступали многие мужчины их круга. Ничего необычного не было и в том, что у графа от внебрачной связи родился ребенок. Подобные дела решались, как правило, скрытно. После рождения младенца забирали у матери и отдавали в «хорошую крестьянскую семью» в провинции, чтобы никогда больше не слышать и не видеть плод греховной близости. Вот только возлюбленная графа воспротивилась решению разлучить ее и дитя и сбежала обратно в Ирландию.
На том сия история могла бы закончиться, не явись в Лондон прелестная дочь Арабеллы. Под именем Кэт Болейн девушка стала одной из самых известных актрис столичной сцены и любовницей юного виконта – сына Гендона, Себастьяна.
Теперь Кэт стояла перед ним со старательно отрепетированным непроницаемым выражением лица, крепко сжимая тонкие перчатки.
– Тебе известно, что граф нездоров? – спросила она.
– Он ничего мне не говорил, – покачал головой Себастьян.
– Он и не мог сказать. Ты же с ним не разговариваешь.
– Послушать тебя, я его игнорирую. Это не так.
– Конечно же, нет. Ведь это было бы слишком вульгарно. Удивительно, но отрывистое приветствие при встрече может ранить сильнее, чем полный разрыв. Ссора, по крайней мере, выявляет хоть какие-то чувства.
– Граф что, прислал тебя выступить в его защиту?
– Ты же знаешь, что нет.
Кэт была права – конечно же, Себастьян это знал.
– Прости, – виконт подошел к столику у окна, заставленному графинами и бокалами. – Рюмочку ликера?
Оглянувшись, он увидел на губах собеседницы кривую улыбку.
– Полагаю, нам обоим требуется что-то покрепче.
– Определенно, что-то покрепче, – Себастьян потянулся за бренди.
Напряжение в комнате – понимание того, что между ними было и чего больше не могло быть – натянулось, словно струна.
– Нельзя винить Гендона за то, что произошло, – увещевательно начала Кэт. – Он не совершил ничего такого, чего мужчины его круга не делали тысячу, а то и больше, лет. Всего лишь завел любовницу и имел от нее ребенка. Разве он мог предвидеть, кем мы станем друг для друга?
– Ты его защищаешь? – поднял взгляд Себастьян, разливающий бренди в бокалы. – Граф отнял бы тебя у матери, не сбеги она от него.
– Он хотел, как лучше.
– Для кого?
Кэт не ответила. Гендон всегда делал то, что было лучше для Сен-Сиров, их рода и достояния. Никто и ничто помимо фамильных интересов не принималось во внимание. Но возразила:
– Ты зол на графа не из-за того, как он собирался поступить с моей матерью.
– Я зол на него уже долгие годы. Эта его ложь была всего лишь очередной среди нагромождения многих других.
– Не совсем ложь, Себастьян. Он ведь не знал, что я его дочь. Никто не знал.
– Однако отцу было известно о твоем существовании, а он никогда и словом не обмолвился. Тут напрашивается вопрос, не так ли? Что еще он от меня утаил?
Себастьян протянул Кэт бокал. Гостья приняла его, старательно избегая прикосновения к пальцам бывшего возлюбленного, и спросила:
– Ты еще не разыскал свою мать?
Полжизни Себастьян верил, что графиня погибла, став жертвой кораблекрушения тем летом, когда ему сравнялось одиннадцать, – еще одна выдумка, состряпанная отцом. На самом деле леди Гендон сбежала от своего лишенного любви брака, бросив единственного оставшегося в живых сына.
– Думаю, она где-то во Франции. Из-за войны поиски… затруднены, – медленно отпитый глоток бренди проложил горящую дорожку к желудку. – Выходит, ты простила Гендону то, как он обошелся с твоей матерью?
– Поначалу я сердилась. Но теперь верю, что любовь графа к Арабелле была истинной. Я вижу это по его лицу, когда он говорит о маме. Его голос смягчается, глаза оживают.
Наверное, какие-то чувства все же отразились на Себастьяновом лице, потому что собеседница добавила:
– Извини. Мне не следовало это говорить.
До чего же неверно она истолковала подмеченную боль и зависть!
– Большую часть своей жизни я понимал, что в браке родителей не было особой привязанности, – заметил виконт.
Женщина подошла к эркерному окну, выходящему на Брук-стрит, и замерла, отвернув голову, так что Себастьян мог какое-то мгновение украдкой любоваться ею.
– Ты часто видишься с Гендоном? – спросил он.
Кэт резко повернулась:
– Граф заходит в театр. Иногда мы ездим на прогулку в парк.
– Не могу представить, что Аманда одобряет это, – обронил Себастьян. Аманда, леди Уилкокс, была второй сестрой виконта – законнорожденной сестрой.
– Она знает правду.
– И признает тебя не больше, чем отец.
– Разве может кто-то из них признать родство со мной, когда всему свету известно, что я была твоей любовницей?
Мучительные слова. Слова, от которых вернулся стыд за все, что они когда-то делали вместе. Но вместе со стыдом вернулись и чувства, которые Себастьян так старался подавить последние восемь месяцев, – нахлынули с такой силой, что он вздрогнул.
– Я могу понять твой гнев, – Кэт отставила нетронутое бренди. – Думаешь, я не сержусь? Однако обвинять в этом Гендона неправильно. Не он сделал это с нами.
Осушив свой бокал, Девлин со стуком поставил его.
– Но все же умудрился получить то, что хотел, не правда ли?
Себастьян любил Кэт с того времени, как ему было двадцать один, а ей всего шестнадцать. И все эти годы Алистер Сен-Сир бился и изворачивался, стараясь не допустить брака своего сына и наследника с неровней. По иронии судьбы, ключ к уничтожению неугодной любви все это время был в его руках – если бы отец только знал.
– Полагаешь, то, что я не должен же… – осознав, какие слова чуть было не произнес, Себастьян начал снова. – Полагаешь, то, что я не должен был желать тебя, может как-то помочь пережить то, что я тебя потерял? Представь себе, не помогает, – и с удивлением увидел осветившую любимые глаза грустную улыбку.
– Ох, Себастьян… Всегда думаешь, что тебе под силу все изменить, все исправить…
– Хочешь сказать, я заносчив и самонадеян?
– Сам знаешь, ты такой и есть.
Собеседники обменялись медленно угасшими улыбками.
– Как ты? – спросил Себастьян. – Только честно.
– Честно? – вздернулся знакомым жестом хрупкий подбородок. – Йейтс не слишком требовательный супруг. Мы хорошо ладим. У него своя жизнь, а у меня – своя.
До виконта доходили кое-какие слухи о жизни Рассела Йейтса, его нетрадиционных, но тщательно скрываемых любовных связях, которые продолжались и после женитьбы. О Кэт таких историй не было слышно.
– Жизнь? – переспросил он.
– У меня есть работа в театре, – повела плечом гостья. – Этого достаточно.
Себастьян подошел к ней, настолько близко, что мог бы коснуться, но не тронул.
– Больше чего бы то ни было, – выдохнул он, – я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Настоящее счастье – редкость, – подняла глаза Кэт.
– Так не должно быть.
– Пол Гибсон сообщил мне, что ты расследуешь смерть тех бедняжек из Ковент-Гардена.
– Да.
Что видит этот испытующий взгляд на его лице? Бессонные ночи? Месяцы пьянства и разгульной жизни, принесшие если не облегчение, то хотя бы забвение?
– Раньше я переживала всякий раз, когда ты впутывался в расследование убийств, – вздохнула Кэт. – Но теперь думаю, это лучше, чем видеть, как ты, того и гляди, сломаешь шею на охоте или упьешься вусмерть.
Девлин резко отошел в сторону.
– Ты сказала, Гендону нездоровится. Что с ним?
– Доктора говорят, сердце. Граф слишком много ест и слишком много пьет.
– Вряд ли его аппетиты можно ограничить.
– Но в последние месяцы ему стало хуже. Он скучает по тебе, Себастьян. Отчуждение между вами причиняет ему много страданий.
Остановившись у письменного стола, Себастьян оглянулся, но смог ответить только через какое-то время:
– Извини. Я еще не готов разговаривать с ним.
Кэт поспешно кивнула, затем завязала ленты шляпки и натянула перчатки:
– Только не жди, пока окажется слишком поздно.