Ген подчинения

Глава 13. Волчья воля — 1

— Держите крепче!.. Черт, она кусается!

Правильно, кусаюсь. До крови, если надо. И кричу. Жалко, кричать и кусаться одновременно нельзя.

— Вот блядь…

Я попыталась выплюнуть толстый жгут, который они хотели засунуть мне в рот в качестве кляпа, но не получилось. Толстая ткань застряла у меня за зубами, больно прижав язык. Во рту сразу стало неимоверно противно, реками потекла слюна. Никогда больше не буду смеяться на опереттах, когда какому-нибудь незадачливому толстому жениху затыкают кляпом рот! Никогда.

Руки и ноги тоже уже не шевелились: эти господа, если можно их так назвать, плотно стянули их ремнями. Потом меня поставили вертикально и примотали к платформе, которая напомнила мне то ли грудничковые весы, стоящие вертикально, то ли половину «Железной Девы».

Волосы, распустившиеся в схватке из косы, упали на лицо. Я попыталась сдуть их, но через кляп не получилось, и в результате об обстановки комнаты, в которую меня принесли, оставалось только догадываться.

Я сразу решила, что это лаборатория: об этом однозначно говорил яркий электрический свет, бивший по глазам, и медицинские запахи, витавшие в воздухе. Отчетливо различались хлор, карболка, спирт и что-то еще, незнакомое, но резкое и искусственное. Напротив меня на стене висело маленькое зеркало, и я краем глаза поймала в него часть своего отражения: грязные спутанные волосы, наливающийся синяк под глазом, растянутые кляпом окровавленные губы, рваное платье, которое не всякая нищенка согласится надеть…

М-да, хороша! Правду говорят: чтобы как следует что-то сыграть, надо это прожить. Как я ни пыталась изобразить вконец опустившуюся особу, готовую копаться в помойке, а все равно минутная схватка с четырьмя вооруженными молодцами и валяние в грязи завершили мое преображение гораздо успешнее.

…А все началось, конечно, с исчезновение Эльдара Волкова.

Когда Жанара Салтымбаева, цедя сквозь зубы, вывалила на шефа эту информацию, у того аж пасть приоткрылась от удивления. Жест очень человеческий, я едва ли не впервые видела его у шефа.

— Постойте-ка, постойте-ка! — воскликнул шеф. — Убил троих? Как троих? Полицейских?

— Нет, к счастью не… — Салтымбаева оглянулась. — Я не собираюсь с вами разговаривать! Мне пора возвращаться в управление!

— Жанара Алибековна, полноте вам! — произнес шеф. — Все же зайдемте, Антонина вчера пекла ваши любимые крендельки, я уверен, что у нее еще осталось. Расскажете все как на духу. Возможно, я сумею чем-то помочь… и деньги с Управления брать не собираюсь.

То ли Салтымбаева была скаредна от природы, то ли близко к сердцу принимала интересы родной конторы, то ли ее просто порадовало стремление шефа исправить ошибку, но она несколько смягчилась и позволила отвести себя в дом.

Крендельки у Антонины в самом деле нашлись. Со вчерашнего дня они слегка подсохли, но все равно, посыпанные сахарной крошкой и корицей, оставались божественным лакомством.

Кроме того, наша экономка заварила незабываемый чай с мятой и вишневым листом.

Все это настроило Салтымбаеву на более благосклонный лад.

Вздохнув, она сняла форменную шляпу, положила ее рядом на стол, открыв прямой пробор на голове, из-за которого ее лицо казалось еще строже и суровей. Затем сказала устало:

— Так вот, никто из полицейских, к счастью, не пострадал. Охранник из службы судебных приставов получил травму. Все трое убитых — заключенные, которых перевозили вместе с Волковым…

— Постойте-постойте! — шеф взмахнул хвостом и от избытка чувств чуть было не запрыгнул на обеденный стол, рядом с тарелкой Салтымбаевой. — Что значит — транспортировали вместе с ним? Куда и зачем?

— Задержанных перевозили в центральную тюрьму… Понятия не имею, зачем! — раздраженно проговорила инспектор. — Иногда так делают, чтобы освободить камеры в изоляторе. Или если есть основание полагать, что задержанный может быть опасен.

— Так что же, у вас были основания полагать, что Волков опасен? Насколько я помню, он даже не сопротивлялся при аресте! И разве последнее время город накрыла волна преступлений, что у вас даже свободных камер не осталось?

Я вспомнила длинный коридор с одинаковыми дверями, мимо которых вел меня малозначительный Петюня. Как минимум половина, а то и больше, была приоткрыта. Никакой звукоизоляции в камере Волкова я не заметила, а в коридоре было очень тихо. Это означало, что, скорее всего, и в остальных камерах не шумели. А люди всегда шумят.

В общем, я не удивлюсь, если окажется, что Волков и те самые трое переводимых заключенных были единственными обитателями того коридора!

— Понятия не имею, почему там решили переводить! — Салтымбаева, кажется, сердилась. — Наверное, служба судебных приставов сделала запрос… — она задумалась. — Ха! И откуда у Волкова взялся нож? Я сама его обыскивала, и могла бы покляться, что он с собой даже зубочистку не пронес!

— Нож? — поразилась я.

Я вспомнила, каким загнанным и беспомощным Эльдар казался в камере. Совсем не похож на человека с припрятанным ножом.

— Ну да, нож, — сказала Салтымбаева. — Тех троих зарезали.

Она почесала шею под тяжелым узлом черных волос: как и я, она связывала волосы в пучок, но носила его не на макушке, а низко на шее.

— Знаете что, — вдруг сделала она вывод. — В этом и правда нужно разобраться получше. Заточку-то ему не из чего было сделать: в изоляторе все столовые приборы деревянные.

— Позвольте вас сопровождать? — галантно спросил Мурчалов.

— Позволяю, — фыркнула Салтымбаева.

Вот так и вышло, что второй раз за три дня я оказалась на месте преступления — да не какого-нибудь, а убийства!

Правда, на сей раз к нашему приходу тела уже успели убрать — видимо, чтобы не оставлять их валяться на улице. Убийство произошло в узеньком проулке Дельты — центральная городская тюрьма находится по соседству с Верфями, туда Волкова и остальных и везли. Возок был запряжен парой лошадей, на козлах сидел сотрудник службы приставов и полицейский. Еще один полицейский ехал следом на лошади, как то и положено при перевозке заключенных.

К моменту нашего появления лошадей уже распрягли и увели, места, где лежали тела, обвели мелом, но сам возок еще стоял, и на него время от времени поглядывали из окон, выходящих в переулок, досужие городские зеваки — подняв глаза вверх, я увидела чье-то лицо, явно детское, прижатое к стеклу. Лицо показало мне язык, я скорчила рожицу в ответ.

Толпы вокруг, к счастью, уже не было: видимо, после того, как увезли трупы, смотреть тут стало не на что. А вот эксперты управления на место прибыли: проходя к экипажу, я кивнула Светлане Ивановой как старой знакомой, но она меня проигнорировала. Ну и ладно.

Еще, подходя к возку, я уловила неприятный химический запах. Судя по всему, в переулке что-то распылили. Это объясняло, почему ни Пастухова, ни других работающих на Управление генмодов поблизости видно не было.

Как рассказал нам (точнее, инспектору Салтымбаевой) сопровождавший заключенных полицейский, возок должен был проехать по центральной улице, но там случилась авария и копошились дорожные рабочие, поэтому возок свернул в переулок. Полицейский на лошади хотел свернуть следом, но один из рабочих, видимо, в подпитии, перешел ему дорогу и начал пытаться схватить лошадь под уздцы.

Пока полицейский разбирался с лошадью и рабочим, прошло минуты две. После этого, свернув в переулок, он обнаружил, что там витает едкий неприятный дым, возок стоит прямо посередине, косо перегородив проезд, задняя дверь выбита, а вокруг валяются тела троих заключенных.

Со своей стороны сидевшие на козлах сотрудники объяснили, что навстречу лошадям кто-то выскочил. Те испугались и свернули в стену, из-за чего возок перегородил переулок. После этого, хотя они услышали треск выламываемой двери и вопли позади, но сделать ничего не смогли.

— Не по воздуху же мне было перепрыгивать этот окаянный возок! — потерянно сообщил полицейский, комкая в руках форменную фуражку.

Это был тот самый Петюня, который охранял задержанных в Управлении вчера, и мне стало его жалко.

— Думать раньше надо было, — Салтымбаева смерила его неприязненным взглядом. — Не удивило тебя, что на Прохоровской опять что-то чинят? Ее же в асфальт взяли два месяца назад, асфальт так скоро чинить не надо!

Петюня только поник глазами. Я поняла, о чем она: разумеется, чтобы добраться до места преступления, нам пришлось проехать через Прохоровскую, и никаких ремонтных работ я на ней не заметила. Как испарились. А ведь с момента побега Волкова прошло никак не больше трех часов.

— Дуболом ты, Петр! Не помнишь, что ли: если что случилось при транспортировке заключенных, останавливайся и шли человека за подкреплением! Или возвращайся назад! А ты что?

Петр покаянно молчал.

Салтымбаева махнула рукой.

— Ладно, ступай.

Шеф, который сидел в кошелке, высунул морду и сказал:

— Обратите внимание, Жанара Алибековна, сколько сообщников у подмастерья инженера!

— Ну, — буркнула та. — Явно же, что парень в организованной преступности замешан! Несколько человек перегородили улицу, двое пугали лошадей, еще как минимум двое — выламывали дверь…

— Ой ли? — проговорил шеф с сомнением. — Сами подумайте, у парня нет даже запасной обуви! Работает на двух работах, мечтает поступить в университет… где признаки того, что ему хватает времени заниматься грабежом и разбоем?

— Недавно связался, не успел еще награбить, — проговорила Салтымбаева, но видно было, что аргументы шефа заставили ее усомниться в своей правоте.

— Вы полагаете, кто-то устроил операцию освобождения для субъекта, который еще не успел выслужиться?

Салтымбаева фыркнула, но ничего на это не сказала.

— Кстати говоря, — инспектор вдруг обратилась ко мне, — а как ваша проверка его алиби на позавчера? Проверили? Вы мне так отчет и не написали.

Я в растерянности посмотрела на шефа, не зная, что ответить. Тот вздохнул и произнес вместо меня:

— Сведения, которые получила Анна Владимировна от работодателя Волкова расходятся с тем, которые сообщил нам сам Волков.

Салтымбаева нахмурилась и грозно посмотрела на меня.

— И вы сочли, что мне не стоит об этом знать? — спросила она тоном, который я даже после недолгого знакомства с инспектором определила как «обманчиво мягкий».

— Не то чтобы… — пробормотала я.

— Это была моя ошибка, — вклинился Мурчалов. — Анна еще недостаточно хорошо знакома с процедурой. Что касается алиби, то я более чем уверен, что Кунов врет.

— Так он работал в лавке Кунова? — казалось, Салтымбаева определилась уже окончательно. — Ну вот вам и связь с организованной преступностью! Все знают, что через этого драного енотишку отмывают деньги! А вы, Мурчалов… — она резко выдохнула, как будто не могла найти достаточно уничижительных слов. — Я-то вам поверила, когда вы сказали, что хотите исправить ошибку! Но нет, продолжаете выгораживать заведомо подозрительного типа!

— Жанара Алибековна, я напоминаю вам, что мальчику семнадцать лет! — воскликнул Мурчалов. — И он приехал в Необходимск меньше года назад! Он просто не мог успеть набрать должного веса в преступной среде!

Но инспектор Салтымбаева уже уходила прочь, сделав в нашу сторону пренебрежительный жест рукой в коричневой перчатке. У меня комок подкатил к горлу. Неужели долгое сотрудничество шефа с полицией будет нарушено, и все из-за меня? Хорошо, по крайней мере, Пастухова тут нет! Я знала уже, что они с шефом давние друзья, знакомы как минимум лет десять — просто я не сталкивалась со старшим инспектором до дела о вороне, потому что он редко бывал у шефа, и, если бывал, то только по делам. А вот Салтымбаеву придали ему в напарницы сравнительно недавно, где-то два с половиной года назад, я тогда училась в Школе сыщиков.

Поэтому одно дело, если Мурчалов поссорится с ней. И совсем другое — с Дмитрием Николаевичем.

Видно, Мурчалов думал о том же, что и я, только пришел к другому выводу. Он пробормотал:

— Какая жалость, что Димы тут нет! Он бы понял.

— А почему его тут нет? — спросила я.

— Конкретно тут — потому что смердит, — вздохнул шеф. — И, по всей видимости, он тоже на меня заочно обиделся. Или его чихвостит начальство за упущенного подозреваемого. Впрочем, это станет ясно позднее. А пока поедемте домой.

— Обедать? — с надеждой спросила я.

Переживания переживаниями, но живот мой давно уже подводило. А когда мы пили чай с Салтымбаевой, мне толком кусок в горло не лез: я съела всего-то три или четыре кренделька.

Шеф посмотрел на меня укоризненно, потом вздохнул.

— Я-то надеялся, что с возрастом ваш обмен веществ замедлится… Обедать тоже, но главным образом — понижать наш социальный статус.

Я удивленно заморгала.

— Вы собираетесь написать в «Вести» анонимную жалобу?

— Я сказал «статус», а не репутацию! Ну пойдемте же, у меня начинает раскалываться голова от этого запаха… А у вас?

Тут к нам подошел один из вспомогательных полицейских и, несколько смущаясь — он явно знал шефа — попросил уходить, потому что инспектор сказала, что гражданским здесь не место.

Бросив еще один взгляд на Салтымбаеву, которая разговаривала о чем-то с понуро сидящим на козлах чиновником службы приставов, я развернулась на каблуках и пошла прочь, в направление трамвайной остановки. Ясно было, что назад нас инспектор не подкинет!

На пути домой мы с шефом пребывали в самом безрадостном настроении. У Василия Васильевича даже усы обвисли. Если бы его хвост высовывался за пределы заслуженной клетчатой кошелки, я уверена, повис бы и он.

Мне тоже было худо, и еще хуже оттого, что шеф и не подумал меня выругать — а ведь если бы я доложила Пастухову о нестыковках в алиби еще вчера, может быть, он бы уже успел их хладнокровно обдумать и прийти к тем же выводам, что и шеф! А так выходило, что шеф в самом деле вздумал вмешиваться во внутренние дела полиции!

К счастью, наши с шефом переживания были очень далеки от внутреннего мира экономки Антонины. Она приготовила отличный обед, не омраченный чувством собственной неадекватности: капустный салат, густые мясные щи, к которым куплена была свежайшая деревенская сметана, и картофельное пюре с котлетами. Все это я умяла в мгновение ока, несмотря на внутренние терзания: на мой аппетит душевное состояние не влияло никогда, сколько я себя помню.

После того, как Антонина вышла из столовой, оставив нас шефом наедине за чаем, шеф воскликнул:

— Итак, теперь нет никаких сомнений, что Волкова похитили!

— Да, я тоже так подумала, — уныло проговорила я. — Но кто и почему? Как ни ломаю голову, не могу представить, кому он понадобился! Может быть, сарелийские бандиты добрались сюда?

— Нет, сарелийские бандиты здесь силы не имеют, наши местные с ними успешно борются, — шеф взмахнул лапой, будто отгоняя надоедливую муху.

— Вы хотели сказать, полиция?

— Нет-нет, я не оговорился. Органы правопорядка, моя дорогая, могут бороться с преступниками до определенного предела. Безусловно, они играют очень важную роль — действенная и умелая полиция показывает преступникам, какой порог нельзя преступать. В остальном преступность, если она развитая и хорошо ловит намеки властей предержащих, успешно справляется сама. Преступность нашего города именно такова. Слышали поговорку — волки, мол, санитары леса?

Не то чтобы все, что говорил шеф, стало для меня новостью, однако мне и в голову не пришло бы описать ситуацию таким образом.

— Хорошо, — сказала я, — допустим, сарелийцы не при чем. Хотя вы сами говорили, что полностью сбрасывать никакую версию со счетов нельзя…

Шеф довольно кивнул:

— Верно, говорил.

— И вот я думаю — если правы мы с вами, а не инспектор, и Эльдар в самом деле не связан ни с какими бандитами, но его начальник Кунов связан… не может так быть, что этот Кунов его… ну, продал, что ли? — я слегка покраснела. — Мы думали, почему на него вдруг начали валить. А что если тем, кто организовал убийство, вдруг понадобился козел отпущения — мало ли по какой причине! И Кунов вылез с предложением, есть у меня подходящий мальчик… — я слегка смутилась, как всегда, когда шеф немигающе на меня глядел.

— Это очень хорошая версия, — одобрительно сказал он. — И до недавнего времени я бы даже с вами согласился и предложил бы поехать переговорить еще раз с моим старым знакомым Афанасием — у меня есть пара-тройка рычагов давления на него. Однако в этом случае неясно, зачем разыгрывать дорогостоящее похищение и убивать троих ни в чем не повинных заключенных — замечу, только затем, чтобы они не увидели, будто Волкова в самом деле похищают!

Да, Мурчалов был, как всегда, впереди меня на несколько шагов. Я еще не успела окончательно обдумать этот факт. У меня как-то в голове не укладывалось, что людей и правда убили, и что моего случайного знакомого и правда выкрали. Стоимость операции и количество приложенных усилий и правда впечатляли!

— А в самом деле, зачем столько усилий? — пробормотала я. — Что им нужно такого от Волкова? Может быть, он в самом деле наследник какого-то знатного рода? Предположим, чей-то бастард, и сам того не знает?

Шеф вздохнул.

— Вы слишком часто ходили в театр последние месяцы, это сказывается… У меня есть одна версия, но я пока не буду вам ее раскрывать.

— Почему? — спросила я. — Хотите проверить сначала?

— Нет, — отрезал шеф, — просто если я прав, речь идет о секрете Волкова, которыцй было бы неэтично выдавать посторонним.

У меня что-то вспыхнуло в голове.

— Шеф, — проговорила я медленно, — а не может ли он быть выходцем из той же самой лаборатории Златовских? Глаза у него подходящего цвета…

Мурчалов посмотрел на на меня довольно мрачно.

— Лаборатория была разрушена десять лет назад. Всем указанным в лабораторным журнале… особям было от девяти до одиннадцати лет. В документах Волкова был указан возраст семнадцать лет и, судя по его виду, не похоже, чтобы он срезал себе года.

— Мне даже показалось, что ему шестнадцать, — подтвердила я.

Разница вроде бы невелика, но у нас считается, что до семнадцати лет человек не может служить на флоте и нести материальную ответственность, поэтому приказчиком в лавку шестнадцатилетнего не возьмут. Если Волков приехал из Сарелии, мог и специально назвать свой год рождения неправильно: я слышала, что клерки из иммиграционного бюро особенно к документам не присматриваются. Занижать же возраст ему не было никакого смысла. Возрастного ценза в те же гимназии нет: хочешь, хоть в тридцать лет поступай!

— В общем, вы правы, шеф, это дурацкая идея, — согласилась я. — Тем более, будь он генмодом, его бы и похищать не пришлось — просто подойти в зону сигнала с подходящей булавкой!

При этой мысли меня передернуло. Мне до сих пор было не по себе от того, что существуют люди-генмоды, а уж представить, что мой знакомый может по чьей-то злой воле превратиться в тупую машину, было и вовсе немыслимо.

— Для первоначальной настройки булавкой нужно коснуться, — шеф поглядел на меня искоса. — Но в целом вы правы.

Мне уже хотелось побыстрее замять эту тему, и я спросила:

— Вы хотели заняться понижением нашего социального статуса. В каком смысле?

— Волков исчез в Дельте, недалеко от Морского конца и верфей, — пояснил шеф. — Вы помните, к кому мы обращались, когда нужно было найти кого-то в Морском конце?

Я вспомнила милых зверьков и то, как я играла с ними, почесывая пузики и спинки.

— Крысы! — воскликнула я с восторгом. — Здорово!

Немногие испытывают энтузиазм при мысли от общения с этими созданиями, но я крыс очень люблю. Охотно завела бы ручную, меня останавливает только то, что живут они недолго: очень горько будет расставаться всего через два-три года.

— Рад вашему энтузиазму, — шеф улыбнулся в усы. — Вот только нам нужно постараться остаться незамеченными и не привлекать внимания. На сей раз нас интересуют не склады, а городские трущобы и свалки — там находятся секретные лежбища многих преступных элементов. Поэтому и выглядеть придется соответственно. У вас еще сохранилось то платье, в котором вы играли ведьму в школьном спектакле?

— Да, шеф, — я кивнула. — Все хотела отдать его Антонине на тряпки, да руки никак не доходили.

— Ну вот, теперь оно вам пригодится. Живо наверх, переодеваться! На голову платок, на ноги… нет, босиком вы не сможете… Ну, попросите у Прохора его полевые ботинки, он знает, о чем речь, и набейте носки газетами.

— А вы? — спросила я шефа почти с ужасом.

Я знала, до чего он дорожит своей ухоженной блестящей шубой и как вылизывает ее волосок к волоску.

— А я, — произнес шеф таким тоном, как будто готовился взойти на эшафот за свои идеалы, — пойду валяться в луже.