Глава 23. Горе Галины Георгиевны — 6

Как только меня отпустил приступ панического удушья, я начала немного лучше соображать. И мне почти сразу стало ясно, что никакие «подсознательные страхи» генетическим тестом не выявить, как я и подумала с самого начала. Нет, наверное, бывают и страхи, оставленные нам предками где-нибудь на уровне рефлексов — например, боязнь прыгающих хищников или существ, у которых больше чем два глаза. И, может быть, эти страхи проявляются по-разному у разных людей. Но все равно, их таким простым анализом не считаешь. Приложил бумажку — и все! Это похоже разве что на экспресс-тест на аллергию какой-нибудь, и то они обычно сложнее.

Значит, Монро жульничал. Но почему тогда я увидела Златовскую?..

А Златовскую ли?

Я увидела женщину под вуалью, потом кого-то в женской одежде, лежащего ничком. По росту, по фигуре, по общему моему настрою мне показалось, что это Златовская. Но лицо ее было от меня скрыто.

(«Нет, — сказала мне часть моего сознания, — не обманывай себя, это была именно Златовская! Все, все знают, что ты сделала!». Но мне удалось временно не обращать на эту паникершу внимания.)

Однако почему Монро показал мне именно упавшую женщину? Что жуткого я должна была увидеть в ее фигуре по его замыслу?

Ну вот сейчас и разберемся. Правда, я не очень представляла, как заставить Монро говорить со мной, но меня распирала с одной стороны злость, с другой — эйфория из-за поддержки Марины, и я не сомневалась, что справлюсь.

Мне казалось, что за время, пока мы с Мариной проговорили, толпа перед цирком должна была хоть немного поредеть. Обычно горожане Необходимска интересуются наукой весьма умеренно, а с наступлением времени обеда все наверняка разошлись по ресторанам и кафе. Я даже ожидала, что часть палаток закрылась. Однако закрывшуюся палатку мы увидели только одну: ту, где я оставила шефа, с гипсовыми головами. Ее владелец сидел у палатки на ящике и рыдал, вокруг него суетился приказчик, предлагая то воду, то водку. Видно, довел его Василий Васильевич. Он это любит.

В остальном же людей стало еще больше, настолько, что нам с Мариной пришлось протискиваться, поминутно извиняясь и оттаптывая ноги.

И все эти люди, казалось, были живо заинтересованы чем-то, происходящим у здания цирка: все тоже старались продраться поближе или хотя бы вытянуть шеи, чтобы посмотреть, что там, у северо-восточного входа, происходит. А ведь это тот самый вход, через который люди попадали в аттракцион Монро!

Еще мне показалось, что люди чему-то возмущались. По крайней мере, краем уха я все время слышала обрывки фраз:

— Вы только подумайте!

Или:

— Там что, убили кого-то?

— Простите, а где можно получить обратно плату за билет?

Я остро пожалела, что мы не проложили маршрут мимо палатки для продажи билетов «Страх в генах». Вероятно, это было бы поучительное зрелище!

Еще у меня появилось предчувствие, что мы с Мариной опоздали в нашем детективном порыве.

Предчувствие оказалось верным. Вход оказался оцеплен голубой полицейской лентой и голубыми же конусами, но любопытство народа было так велико, что эти конусы едва не сметали.

Молодой полицейский в характерной фуражке и белых перчатках — значит, постовой, следователи носят коричневые — стоял у дверей навытяжку, явно для того, чтобы толпа не ворвалась внутрь.

В полутемном проходе за его спиной я различила ворохи и ворохи черной ткани — очевидно, коридор, собранный Монро на скорую руку, обрушился, и теперь все декорации валялись на полу.

Да в самом деле там кого-то убили, что ли?!

Я подумала, уж не попробовать ли мне пройти мимо постового с независимым видом, козырнув той же картой — консультант, мол, ЦГУП. Но что-то мне подсказывало, что юноша с таким серьезным лицом непременно попросит у меня удостоверение. Кроме того…

— А вот чья кошечка? — из здания цирка показалась полицейская: средних лет, полноватая и, судя по всему добродушная. — Граждане, никто кошку не терял?

На руках она держала безвольно обвисшую черную кошку, гладкошерстную, с одним изуродованным ухом.

— Так это бродячая, — сказал постовой у дверей.

— Цыц, когда старшие говорят, — беззлобно сказала ему полицейская. — Смотри, какая упитанная, и шкурка чистая. А домашних я на своем участке всех знаю!

Так это участковая, поняла я. Должно быть, старшая по участку, и постовой — ее помощник. Значит, точно не убийство, из-за убийства бы и оцепили серьезнее, и уже бы подмогу из ЦГУП вызвали. Да и тон у женщины был слишком спокойный для настоящего криминала!

Кошка же подняла мордочку, и мы встретились взглядом.

Хвостовская! Это была Виктуар Хвостовская, подруга шефа, знаменитая журналистка!

Как я уже говорила, привычка общаться с генмодами дала мне возможность отличать на мордочку и кошек, и собак. Иначе я бы Виктуар и не узнала. Она, видно, вставила одни из тех контактных линз, которые когда-то делал Эльдар Волков в лавке Кунова — глаза казались абсолютно обычными, бессмысленными и животными! Ни следа голубизны!

Кроме того, она что-то сделала с мехом, и на нем теперь появились белые пятна. Но все же форму мордочку, глаз и носа, а также остального тела изменить нельзя. Передо мной, несомненно, была Виктуар. И она меня узнала, но тут же отвела глаза.

— Госпожа участковый, это моя! — я подняла руку, чтобы выделиться из толпы. — Это моя… Хвостенька! Спасибо, что нашли ее!

Участковая поцокала зубом.

— Смотрите, в следующий раз в людные места без ошейника не берите. А где же ваша кошачья сумка? — смотрела она на меня с неодобрением.

А что, кошек теперь по городу можно только в сумках носить? Шефа я ношу именно так, но он ведь требует…

— Она ее порвала и уделала, пришлось выбросить, — тут же нашлась и подыграла мне Марина. — Надеюсь, она вам не слишком докучала?

Участковая подошла вплотную к синей ленточке и передала мне Виктуар, держа за загривок.

— Нет, не слишком, крутилась только под ногами, пока мы протокол оформляли… Вы уж следите за ней получше! Ну вы только посмотрите, какая красавица! Ай, хорошенькая какая! — Виктуар уже устроилась у меня на руках, как будто так и надо, и участковая, протянув палец, пощекотала ее под подбородком.

Я думала, журналистка на нее зашипит — шеф бы зашипел — но та запрокинула изящную головку, благосклонно принимая ласку.

— Спасибо вам, — сказала я с искренней благодарностью.

— Не за что, — уже более официальным тоном ответила участковая. — Служу! — и, отдав мне честь, удалилась.

— Пойдем отсюда, — сказала я Марине.

Мы быстро протолкались через толпу обратно и отправились к уже знакомому мне заколоченному кафе с заброшенной мебелью. Виктуар немедленно спрыгнула с моих рук на стол, с которого Марина недавно стряхнула палую листву, и начала ожесточенно вылизываться.

— Ничего не понимаю, — Марина переводила взгляд с меня на кошку и обратно. — Откуда у тебя кошка? Разве это не… ну, — она чуть смутилась, — не не совсем прилично?

Марина имела в виду, что общественное мнение строго порицало, если в доме, где проживает генмод, жило и неразумное животное одного с ним вида. Та самая проблема, из-за которой все сколько-нибудь уважаемые генмоды сталкиваются с препятствиями, когда пытаются завести потомство от обычных зверей. Я подозреваю, что громче всего о приличиях кричат лиги заводчиков.

— Я ничья, я своя собственная, — заявила Хвостовская глубоким контральто, подняв голову. — Аня, прошу вас, познакомьте нас.

— Это Виктуар Хвостовская, корреспондент «Вестей», — послушалась я. — Виктуар, это моя подруга Марина, репетитор.

— Очень приятно, — вежливо проговорила Хвостовская.

— Но у вас же глаза… — начала Марина, и тут на лице ее появилось понимание. — Те самые контактные линзы, да?

Я ей рассказывала, чем занимается лавка Кунова.

Виктуар взмахнула хвостом, как будто бы отметая такие незначительные детали.

— Всего лишь небольшие секреты ремесла. Аня, большое спасибо, что выручили! С одной стороны, кошатники — прекрасные люди, с другой, я бы предпочла, чтобы меня выставили пинком.

— В следующий раз в грязи изваляйтесь, — посоветовала я.

— Тогда могут и камнем кинуть, — хмыкнула Хвостовская. — Ну что ж, передавайте привет Василию Васильевичу! Я же, с вашего позволения, откланяюсь.

— Постойте! — сказала я. — Сначала расскажите мне, что вы там увидели! Что, доктор Монро собрал вещи и сбежал?

— Не знаю, доктор он или нет, — с сомнением проговорила Хвостовская. — Но да, владельца аттракциона там не было. Как нетрудно догадаться по возмущенной толпе снаружи. Больше ничего существенного я не узнала.

— Как бы не так! — я скрестила руки на груди. — Виктуар, делитесь информацией! Шеф наверняка рассказал вам что-то интересное о нашем текущем деле, иначе вы бы не заинтересовались выставкой! Да и я вам действительно помогла!

— А Монро связан с вашим текущим делом? — мурлыкнула Виктуар. — Вот не знала… Ну что ж, будь по-вашему! Хотя добавить мне особенно нечего, я сказала вам правду. Там только разоренный кассовый аппарат, который принесли из палатки «Страх и ужас» — очевидно, Монро вытащил выручку. Много черной ткани, немытые пробирки с разноцветной жидкостью, судя по запаху — вода с кондитерскими красителями. Коробочка тестовых полосок на кислотно-щелочный баланс кожи, которые используют фармацевты при изготовлении косметики, или чего-то похожего.

Ага, что-то вроде лакмусовой бумажки! Ну, как я и думала.

— Множество погонных метров черной ткани, в основном на полу, — тем временем продолжала Хвостовская, — потому что кто-то в спешке своротил все подпорки. Множество растоптанных билетов. Шкаф-картотека с фотографиями мужчин и женщин, нанесенных на стеклянные пластины. И шесть фотоаппаратов.

— Что? — ахнула я.

— Шесть фотоаппаратов, — повторила Виктуар. — Хорошие, довольно дорогие, стояли по кругу.

Я тут же вспомнила фотографическую вспышку, которая так явно резанула меня по глазам.

— А какие фотографии мужчин и женщин? — осторожно спросила я, еще не понимая толком сама, зачем я это спрашиваю. — Портреты?

— Вы ведь знаете, что у кошек не очень хорошее зрение, — с некоторым укором проговорила Хвостовская. — Эти стеклянные пластины участковая при мне доставала из шкафа, они были довольно небольшими. Несколько валялись на полу разбитыми. Но не портреты, фигуры в полный рост. Точнее вам сказать не могу. Полагаю, он проецировал их на стены с помощью какого-нибудь волшебного фонаря?

«Только не на стену, на дым, — подумала я. — И они были объемными. Как же у него так вышло?» Но сказала вслух:

— Да, именно так! Кажется, я этот фонарь даже видела мельком. Не было ли там такого прибора, вроде цилиндра, примерно мне по грудь, который светил бы розовым и зеленым?

— Нет, такого не было, — покачала головой Виктуар. — А теперь, с вашего позволения, мне нужно идти. День оказался провальным — случай мелкого мошенничества, не моего калибра материал.

— Прошу прощения, еще секундочку! — сказала я Виктуар. — Скажите, вы как журналист с большим опытом… Как вы думаете, чего боятся все люди? И генмоды, — добавила я, вспомнив, что в очереди к аттракциону были и они.

— Что? — удивленно уставилась на меня Хвостовская.

Мысль моя развивалась так: Монро никак не мог знать, что напугает именно меня. Значит, он должен был основывать свой аттракцион на страхе, который общий для всех людей или, по крайней мере, для большинства. Но что страшного в даме под вуалью или в лежащей женщине?

Впрочем, объяснять мне это не хотелось, и я только сказала:

— Мы с подругой поспорили. Я говорю, что такого страха нет, а она — что есть.

Хвостовская махнула лапкой.

— Анна, боюсь, в этом споре вы сглупили! Разумеется, у всех у нас есть по крайней мере один общий страх. И люди, и генмоды боятся смерти.

А мне показалось, что я вот-вот сейчас раскрою мошенничество крупное. Может быть, даже почти уже раскрыла. Только картинка все никак не складывалась у меня в голове. Будто все фрагменты есть, а чего-то не хватает.

Точно! Картинка! Откуда у Монро картинка?..


* * *

Домой я вернулась в странном настроении: одновременно и обессилившая после эмоционального выплеска, и уставшая после всей нервотрепки, но при этом легкая, словно воздушный шарик. Мне было приятно, что Марина так хорошо поддержала меня; приятно было, что я добыла информацию от Хвостовской; и особенно приятно было, что я почти-почти догадалась о природе призрака в доме Байстрюк! Ну или надеялась, что догадалась. Потому что, хоть я и читала о волшебных фонарях, предках фотоаппарата, мне никогда и в голову не приходило, что изображение можно проецировать не на стену, а на какой-то другой субстрат, да еще и делать объемным!

Или, по крайней мере, создавать иллюзию этого объема…

Правда, это ни на шаг не приблизило нас к решению задачи, поставленной Рогачевым, но я решила, что козел потерпит.

Шеф встретил меня во взбудораженном настроении:

— Аня, что вы так долго? Я уже начал волноваться!

— А вы не слышали, что на ярмарке произошло? — удивилась я.

Мне почему-то казалось, что шеф должен непременно об этом знать. Он ведь обычно непогрешим, и если посылает меня собирать информацию, то у него уже самого все приготовлено и схвачено в этом плане. Однако в этот раз шеф выглядел нервным и каким-то взъерошенным.

— Нет, не слышал! — резко воскликнул он. — Попробуй тут услышь, если ваш собственный ребенок от вас забивается под кресло и отказывается выходить! Я туда за ним не пролезу!

Я окинула толстенькую фигуру шефа оценивающим взглядом, и тот сразу распушился еще больше.

— У меня практически идеальная фигура для кота, да будет вам известно, — сообщил он мне полным достоинства тоном. — А этот мелкий пакостник капризничает! Завтра ему нужно ехать домой, а он, видите ли, вздумал, что без мамы никуда не хочет! Как будто его эта мама сама через месяц когтистой лапой прочь не погонит!

Я благоразумно промолчала. Шеф вздохнул, вроде бы слегка успокоился и продолжил:

— Ладно, рассказывайте, что произошло на ярмарке?

— Сначала я схожу умоюсь и чаю себе налью, а потом расскажу, — пообещала я. — Устала до невероятия!

Пока я ходила мыть руки и просила Антонину принести в кабинет шефа чайный прибор, меня вдруг посетило странное, удивительное чувство: а ведь раньше мне бы и в голову не пришло заставлять шефа ждать! Как только он спрашивал меня, сразу же получал ответ, иначе и быть не могло!

Осознание было настолько внезапным, что изумление остановило меня посреди лестницы. Я мотнула головой и пошла дальше, как и собиралась. Удивительно, конечно, что шеф не оборвал меня и не велел докладывать сразу — какой, мол, тебе еще чай, сначала работа! Но это, наверное, на него отцовство так влияет.

Поднявшись обратно в кабинет к шефу и расположившись за столом с чайной чашкой, я обстоятельно рассказала ему, как было дело. Как и учил меня шеф, сначала я рассказывала ему только то, что видела, и только потом — о сделанных выводах.

— Погодите! — шеф аж подпрыгнул. — Так вам стало плохо? Почему вы сразу не вызвали извозчика и не поехали домой? Я, кажется, давал вам деньги…

Я пожала плечами.

— Как-то в голову не пришло. Да и потом, мне помогла Марина. Очень повезло, что она оказалась рядом.

— Вот именно, повезло! А если бы не оказалась? Положительно, Анна, не ожидал от вас такой безответственности!

Я слегка разозлилась.

— Так что же, по-вашему, я должна была, как оракул, предсказать, что мне станет плохо? Или, может быть, я заранее должна была узнать, что там будет темное помещение с фигурами, которые напомнят мне о самом страшном событии в моей жизни?!

Шеф как будто дернулся.

— Прошу прощения, был не прав, — сказал он. — Просто я волнуюсь за вас…

— А потому на мне же свою фрустрацию и срываете? — хмыкнула я. — Ладно. Слушайте дальше.

Разговор с Мариной я ему приводить не стала: это личное, и это между нами. Кроме того, мне вдруг пришло в голову — что если по мнению шефа не стоило ей говорить, что я генмод? Допустим, я Марине доверяю, но ведь тайна не только моя. Сам шеф в тех событиях десятилетней давности тоже замешан по самые свои пушистые уши.

Зато обо всем остальном рассказала: как меня осенило, что никакого чтения мыслей или подсознательных страхов не было и быть не могло, как я поняла, что картинка проецируется на витающий в воздухе белый туман какими-то оптическими лучами…

— Как вам это пришло в голову? — перебил шеф.

— Вспомнила, как солнечные лучи видны в помещении, если оно пыльное, — сказала я. — Или в тумане еще четко бывает. Но сначала я просто подумала — как странно, что и там, и тут один и тот же туман!

Шеф только головой покачал.

— Если вы правы, то это вызывает сразу же целый ряд опасений! Должно быть, этот Монро — гениальный изобретатель, раз додумался до такого! Мне нужно собрать о нем как можно больше сведений. Вот странно, я вчера разговаривал уже со своими знакомыми и осведомителями о мало-мальски значимых приезжих ученых, и никто мне не назвал Монро как генетика…

— Так ведь он и не генетик, — напомнила я. — Он только прикидывался генетиком, потому что люди у нас ею очень интересуются. И потом, не мог же он так сразу расписаться в том, что просто дурит всем головы обычным волшебным фонарем. Кроме того… — я замешкалась, не зная, говорить или нет.

— Да, Аня?

— Не уверена, что он приезжий. Или, может быть, приезжий из Сарелии… Говорил по-нашему очень уж чисто. А фамилии в нашем городе самые разные не редкость.

Что да, то да — нашего булочника-соседа, того самого, у которого подворовывает приказчик, зовут Нгуен.

— Он немолод, судя по вашим словам, мог уехать от нас и приехать обратно, — задумчиво проговорил шеф. — Сомневаюсь, что человек со склонностью к неординарным методам заработка и таким набором талантов остался бы незамеченным в нашем тихом пруду. Скорее всего, уезжал и вернулся, если вы правы насчет акцента. Ну что ж, нужно будет навести справки у наших оптиков и физиков, спасибо за подсказку… Итак, вы считаете, что с помощью какого-то прибора Монро создавал изображения в тумане, которые человеческий глаз принимал за настоящие?

— Да, шеф, — сказала я. — Мне, правда, пока не совсем понятно, зачем ему там были фотоаппараты. Что он фотографировал всех — это понятно, только для чего? Картинки у него и так были. Я думаю, он или его ассистент подбирал такие, чтобы немного походили на клиента. Чтобы клиент увидел сначала «призрака» под вуалью, настроился на мрачное, а потом — якобы свой собственный труп.

— Если вы правы, то он мог накладывать изображение клиента на такую стеклянную пластину, которую вы описывали, — заметил шеф. — Для увеличения сходства.

— Сомневаюсь. Помните, как долго Прохор возился с проявкой, сколько всяких реактивов нужно было? Едва ли это можно сделать быстро.

— Пожалуй, — согласился шеф, — если бы Монро изобрел способ быстрой проявки фотографий, он, я думаю, мог бы заработать на нем, не прибегая к жульничеству. Ладно, я думаю, мы об этом спросим самого Монро, когда его разыщем.

— Только вот… — я помедлила. — Ведь Монро ничего плохого не совершал на ярмарке! Разве что ложная реклама, и то… — я попыталась вспомнить, есть ли какие-нибудь статьи в кодексе, регулирующем публичные выступления в Необходимске, за которые ушлого дельца можно было бы привлечь. — Почему он сбежал? Неужели он догадался, что я расследую дело Байстрюк вместе с вами?

Мурчалов вздохнул.

— Аня, учу вас, учу… Пытайтесь всегда поставить себя на место преступника! Предположим, вы занимаетесь сомнительной деятельностью, и тут одной из ваших клиенток стало плохо, да так, что она покрушила все на свете, выхватила нож и чуть было вас не зарезала! Что вы станете делать?

— Обращусь в полицию? — спросила я.

Мурчалов вздохнул.

— Вы сбежите! Потому что, еще раз замечу, вы занимаетесь сомнительной деятельностью, скорее всего, ваше изобретение не было зарегистрировано, и вам не нужно, чтобы в полицию обратилась уже эта клиентка, а полиция бы пришла и увидела аппарат, с помощью которого вы пытаетесь выманить деньги у некой пожилой особы… понимаете? Это практически доказательство, что Монро и в самом деле подпустил призрака в дом Байстрюк. Если бы не это, ему ничего не нужно было бы опасаться. Ну разве что того, что он не запатентовал аппарат, и его могут обязать отказаться от выступлений, пока патентное бюро проверяет его безопасность… и то только если он житель Необходимска!

Я покаянно вздохнула.

— Простите, шеф. Сглупила. Давайте тогда подумаем, где мог Монро взять портрет сына Байстрюк? Может быть, она его отдавала на реставрацию… — и тут я осеклась. Ну конечно, выставка в музее! Кто-то увидел этот набросок там.

Так я и сказала шефу.

Он довольно кивнул.

— Все же как мне повезло с вашей отличной памятью!

— Повезло? — не удержалась я.

Шеф серьезно посмотрел на меня.

— Да, мне — повезло. И вам повезло родиться физически максимально здоровой, с прекрасными телесными качествами. Хотя не повезло при этом оказаться в заложниках у бандитов. Никто из нас не выбирал, как ему рождаться.

Я вспомнила, что отцом шефа был обычный неразумный кот. Это тоже ведь тяжело.

— Нужно ехать за доказательствами, — сказал шеф. — Соберем их — и я смогу представить в полицию список улик с тем, чтобы они арестовали Монро.

— За какими доказательствами? — спросила я.

— Нужно нанести визит сыну Аврелия Чернокрылова, моему старому знакомому. Если я что-то понимаю в колбасных обрезках, у него должно было сохраниться больше черновиков отца, чем выставлялось в музее. Почти уверен, что Монро их у него купил, чтобы создать своего призрака.

Как я уже говорила, шеф написал о колбасных обрезках книгу.

— Но даже если он их купил, что это докажет? — спросила я.

— Это будет достаточное основание для начала расследования, а там полиция непременно что-то да найдет — особенно если Галина Георгиевна воспользуется своими знакомствами.

Это да, наша полиция, конечно, неподкупна, но знакомства все равно решают.

— Быстрее, быстрее, время не ждет! — уже поторапливал меня шеф от выхода.

А я-то рассчитывала поужинать…

Загрузка...