Камера представляла собой плохо освещенное квадратное помещение примерно три на три метра. Под потолком маленькое окошко, забранное решеткой. В окно проникал тусклый свет, слишком бледный для фонаря, значит, лунный.
В комнате находился человек. Это был Эльдар Архипович Волков, я его знала. Он выглядел иначе. У него были разбиты губы и нос, под глазом фингал. Он сидел на корточках в дальнем от меня углу, выставив вперед руки.
Его ноги были босы. Кепки и пиджака тоже не было. На левой лодыжке — металлическое кольцо. От кольца тянулась цепь. Ее начала я не видела, но наиболее вероятно, что она крепилась к стене у него за спиной.
— Анна! — сказал Эльдар Архипович Волков. — А я-то вам верил! — и потом добавил: — Не подходите!
Хозяйка велела мне использовать женские чары. Я знала, что это такое. Я видела их в спектаклях. Я упала на колени, заломив руки, и сказала стонущим тоном:
— О, любовь моя! Я умру, если вы не прикоснетесь ко мне!
Эльдар Архипович Волков не изменил позы, но изменил выражение лица. Я продолжила:
— Овладейте же мною!
— Да вы издеваетесь! — закричал он.
— Я не издеваюсь, — сказала я чистую правду. — Меня прислали, чтобы вас соблазнить.
— Что?..
— Меня прислали, чтобы вас соблазнить, — послушно повторила я. — Вы можете делать со мной все, что хотите, только не убивайте.
— Что вы… — Эльдар Архипович Волков резко поднялся с корточек, прозвенев цепью. — Проклятье!.. Анна, что с вами? Вы с ними не заодно? Они вас чем-то опоили? Черт-черт-черт, вы так пахнете… — он качнулся назад, прочь от меня, прижимаясь спиной к стене.
Поскольку Хозяйка сказала, что он имеет право делать со мной все, что угодно, это означало, что в некотором ограниченном смысле он был моим Хозяином в границах этого помещения. Значит, я могла отвечать на его вопросы:
— Меня поили водой.
— Что?!
Я подползла на коленях немного ближе.
— Видеть вас составляет мое единственное счастие! — сказала я.
Временный Хозяин издал звук, похожий на стон.
— Господи, да что с вами?! — спросил он.
— Я нахожусь в полном физическом порядке, — послушно сказала я. — Умеренная боль в руке в результате травмы. Высокий уровень физической усталости. Рекомендуется сон в течение четырех часов для восстановления наилучшей физической формы.
— О Господи! — сказал Временный Хозяин. — Черт, мать вашу, сволочи, господи, что они с вами сделали?!
— Я была активирована, — ответила я.
— Активирована?! Что это значит?
— Активировать — значит, привести что-то в действие, — процитировала я словарную статью.
— Нет-нет-нет! — Временный Хозяин взялся руками за волосы. — Вы же не робот… не бывает таких роботов, это научная фантастика! Вы ведь не робот?
— Я не знаю, что такое робот, — сказала я.
В это время лязгнула решетка, и в стене слева обозначилось отверстие.
— Ну довольно, — проговорил оттуда мрачный голос Хозяйки. — Прекрати сопротивляться, мальчик. Отпусти волка на волю.
— Подонки! — крикнул Временный Хозяин. — Вы не можете меня заставить!
— Еще как могу. Признаться, я думала, что будет легче. Генмоды под контролем булавки способны использовать прошлый опыт, но кто ж знал, что у нее с этим настолько плохо!
— Она генмод?! — спросил Временный Хозяин.
— Тебя это не касается. Думай о своей судьбе. Волк, который не хочет делиться генным материалом, нам не нужен.
— Ну так убивайте! — Временный Хозяин приподнял верхнюю губу, обнажив слишком острые зубы и клыки, значительно больше, чем человеческие.
— Сначала попробуем по-другому. АВХ-7, ты сказала, что у тебя болит рука. Какая?
— Левая, — сказала я.
— Ударь ей об стену. До крови.
Я сделала, как сказала Хозяйка. Было больно. На стене остался темный след.
— Стой! — крикнул Временный Хозяин.
Я замерла.
— В следующий раз это может быть голова, — сказала Хозяйка.
— Понял, — сказал Временный Хозяин, неразборчиво. — Понял.
— А чтобы тебе было легче решиться, пущу сюда еще феромонов.
Раздался звук вынимаемой из колбы крышки. Временный Хозяин крупно задрожал.
— Иди сюда, — сказал он.
Я подошла.
Он взял мою левую руку в свои и поцеловал.
— Простите меня, пожалуйста, — сказал он очень тихо. — Если вы… если вы когда-нибудь придете в себя, простите!
Он сел на пол и велел мне сесть рядом. Я так и сделала. Потом он обнял меня, вжался лицом мне в шею. Он дрожал.
— Простите меня… — снова пробормотал он мне в шею. — Вы меня с ума сводите… с первого дня, как я вас увидел в лавке… но я бы никогда!
Затем он укусил меня в шею, там, где она переходит в плечо.
Это было больно, но не так больно, как ударить рукой об стену. Сквозь боль я ощутила начало плотского вожделения.
Он повалил нас на пол, так, чтобы мы были спиной к смотровому окну. Я оказалась под ним. По моей шее потекло что-то горячее — кровь. Временный Хозяин сильно сжал мои плечи, затем полез мне под юбку. Он нашарил завязки панталон и попытался сдернуть их, но ему помешали ножны, пристегнутые к одной ноге. Он ощупал мои ноги, понял это, но ножны не снял, а просто дернул панталоны так сильно, что они порвались.
Затем он расстегнул пуговицы на собственных штанах.
Я почувствовала, как что-то горячее трется о голую кожу моего бедра. Временный Хозяин нависал надо мной. Его лицо лоснилось. На меня сверху падали горячие капли. Пот или слезы. Он дрожал все сильнее, зашарил рукой по моей шее, сжал пальцы. Воздуха стало не хватать, но жизни моей пока ничего не угрожало, поэтому я не двигалась.
Он убрал руку с шеи, полез пальцами мне под юбку. Потрогал меня между ног.
— Простите, — снова сказал Временный Хозяин, издав всхлип.
По моему бедру потекла какая-то другая теплая жидкость. Он продолжил производить рукой манипуляции над моим телом, не проникая внутрь. Потом Временный Хозяин отпрыгнул от меня, загремев цепью.
Запрокинув голову, он взвыл. По его телу прошла судорога, позвоночник изогнулся назад. Очень быстро его туловище покрылось густой темной шерстью. Проследить за дальнейшим было сложно, слишком высокая скорость событий. Примерно через две секунды на месте Временного Хозяина стоял волк. Волк скалился. Железное кольцо упало с его лапы.
— Резников, давай хлороформ! — услышала я голос Хозяйки. — Если он ее в виде волка изнасилует, мы ж потом ее не соберем!
Волк продолжал стоять в дальнем от меня углу клетки. Он дрожал. Потом открыл пасть и заскулил.
Я быстро стала очень сонной и потеряла сознание.
Очнулась я сразу, рывком, осознав несколько вещей одновременно.
Во-первых, рука — локоть пульсировал болью, пальцы онемели. Во-вторых, укус на шее горел огнем. В третьих, голова раскалывалась, а во рту царила настоящая пустыня.
Все это, конечно, были пустяки по сравнению с прочими моими неприятностями, это я осознала тут же.
И еще осознала, что лежу на столе в неком помещении — не в той лаборатории, где мне прежде пришлось провести полдня, а в совсем другой комнате, чем-то напоминающей прозекторскую в морге. Возможно, как раз металлическим столом, на котором меня распластали.
Мои ноги были раздвинуты, юбка задрана, и Златовская что-то там рассматривала.
— …вроде получилось, — говорила она вслух. — Кровь есть, семя есть… да много-то как, будто он не в нее засовывал, а сверху обкончал! Ну а дальше я вам не скажу, я вам не гинеколог. Этим мой муж занимается.
Мне вспомнилось все сразу: горячечный шепот — «простите меня, если сможете!» — руки, шарившие там, куда я не собиралась никого пускать в ближайшее время… Но точно не внутри меня, это я помнила. И никакой боли в паху я тоже не ощущала — а должна была, если верить анатомическим книжкам.
— А может, в самом деле сверху? — спросил Резников. Он стоял чуть дальше, позади Златовской. — Что-то очень уж хорошо он себя контролировал.
— Сомневаюсь. У них в полнолуние и так животные инстинкты обостряются, а учитывая, сколько я туда феромонов вылила и испарила… Да вы посмотрите, он и панталоны на ней порвал.
Сбивчивое дыхание, соленые капли, приземлявшиеся мне на лицо. Он дрожал так, как будто бил озноб, как будто был болен.
Держался, видно, из последних сил. Но держался.
А панталоны порвал, чтобы не заметили нож. Какой молодец.
— А что это у нее на ноге? Ножны, что ли? Сняли бы вы их, Милена Норбертовна.
— Резников, ну вы даете! С вашими-то связями бояться ножичка? Она и не тронет его, пока я не прикажу.
— А если действие булавки выветрится?
— Действие булавки не выветривается, это вам не опиум. Единственный вариант — перенастроить на другую булавку.
Но я больше не была под влиянием булавки! Я контролировала себя!
Это осознание почему-то пришло ко мне последним, будто я не ожидала его, будто уже успела смириться, что вся моя жизнь отныне пройдет так — без мыслей, без чувств, подчиняясь малейшим прихотям этой женщины.
Однако это не так!
Я жива!
Я цела!
И я, мать твою, с тобой поквитаюсь!
Златовская все еще стояла у края стола между моих раздвинутых ног, и резким махом ноги я ударила ее по шее, сбивая с ног. Она охнула, хватаясь за край стола: мне не удалось заставить ее упасть, как мне хотелось. Ничего — я уже садилась.
Юбка задрана — не надо лезть под нее самой, это удобно. Никогда больше не буду носить нож так высоко на бедре, никогда больше не потеряю на это лишние секунды, как в недавней драке!
Это обещание проскользнуло в моей голове быстро и резко, словно бьющая в землю молния. А вслед за нею прогремел и гром: нож в моей руке чиркнул по горлу Златовской, под ухом. Она булькнула, схватилась за рану — и повалилась на пол с выражением крайнего удивления на лице.
Я знала, что от перерезанного горла умирают не мгновенно — хотя и очень быстро, — но Златовская опасности больше не представляла. Я вскочила на столе, собираясь прыгнуть на Резникова.
Но тот уже успел подхватить стоящий в комнате стул и пятился к двери, выставив ножки вперед.
— Спокойно… спокойно… — бормотал он. — АВХ или как тебя там?..
— Меня зовут Анна! — рявкнула я и все-таки прыгнула.
Неудачно: Резников бросил стул и выскочил за дверь лаборатории, а я на стул налетела, потеряла равновесие и упала сама. Прямо в лужу крови, которая растекалась вокруг тела Златовской.
Я обернулась к ней. Она была еще жива и как будто пыталась что-то сказать, но я не расположена была ее слушать. Схватив стул, который попортил мое приземление, я размахнулась и приложила ее по голове.
Стул оказался тяжелым — череп треснул, как спелый арбуз.
Больше крови. Хорошо.
Сердце у меня отчаянно бухало, перед глазами все плыло, но Прохор и шеф всегда вбивали мне одно: думай вперед! Не только то, что будет сейчас, но и что ты будешь делать через минуту!
Прямо сейчас мне хотелось преследовать Резникова и перерезать ему горло точно так же, как Златовской. Но какие-то остатки здравого смысла меня удержали. Не помню, чтобы в тот момент я всерьез беспокоилась о том, сколько в здании бандитов и как я буду из него выбираться; скорее, меня вело желание как можно сильнее и больше насолить Резникову, Златовской и всем остальным здесь, которые в одночасье разрушили мою жизнь.
Нагнувшись, я достала из халата Златовской связку ключей — как любезно с ее стороны было показать мне, где она их хранит! Затем огляделась. Вот чем эта комната напомнила мне прозекторскую: кроме металлического стола, на котором я лежала, и ламп над ним, тут были еще выстроившиеся вдоль стен шкафчики, и на них какие-то колбы и бутылки.
Мне ужасно захотелось все это расколотить разом, но я удержалась. Не хватало еще надышаться хлороформом или чем-то похуже и снова потерять сознание.
Но если это лаборатория, то тут должен быть…
Да!
В первом же раскрытом шкафу я нашла большую бутыль с надписью «Спирт медицинский». Отлично.
Я опорожнила всю эту бутылку на Златовскую, а заодно повыкидывала из шкафов какие-то тетради и пачки бумаг — все, что смогла найти. Пусть горит!
Спички нашлись в другом шкафчике, рядом с бунзеновскими горелками. Отлично.
Я зажгла сразу несколько и бросила их в лужицу спирта. На меня полыхнуло жаром.
Превосходно!
Взглянув в последний раз на без сомнения мертвое тело Златовской, я вышла из операционной и быстрым шагом направилась по коридору. Мне не пришло в голову задаться вопросом, почему Резников не послал за мной своих бандитов — это волновало меня мало.
Но в коридоре я одного из них встретила — того самого Гришку, который переплетал мне косу.
Бросив только один взгляд на меня, он вжался в стенку и даже не сделал попытки преградить мне дорогу.
Опять же, я не спросила себя, почему. Мне было плевать. В моей руке был нож, но Гришка не входил в число тех, кого я поклялась прикончить любой ценой. А таких кроме Златовской было двое: Резников и Щеголь, который убил шефа.
Хорошо, что у меня такая отличная память, пусть даже стараниями Златовской и ее мужа. Я без труда нашла камеру, в которой держали волчонка-оборотня. Ха! Волков. Еще одна говорящая фамилия.
Но мне некогда было задумываться, почему его так зовут. Я начала отпирать камеру — и тут услышала тихое рычание из-за двери.
Вспомнив, как вела себя Златовская, я крикнула:
— Эльдар! Это я, Анна. Я в себе. Почти. Я убила злую тетку. Нужно бежать отсюда. Не бросайся на меня, я открываю дверь.
Рычание сменилось скулежом.
Я приоткрыла дверь, все еще держась настороже: пусть Волков и показал уже, что контролирует себя он правда превосходно, но кто его знает, может быть, в волчьей шкуре высшие нервные центры у него отключаются, и он даже не понял мою речь!
В щель сначала просунулся только мокрый мягкий нос, затем волк очень осторожно вышел целиком.
Теперь, несмотря на тусклый свет в коридоре, я рассмотрела его гораздо лучше, чем в камере. Во-первых, у волка по-прежнему, даже в зверином обличье, оставались голубые глаза — как у генмодов. Может быть, это особенность всех оборотней, кто их знает.
Во-вторых, он был очень тощий. Хотя, может быть, для волков в дикой природе это нормально. Я видела волков только в зоопарке Магистрального парка. Там их было пятеро и все больше напоминали сардельки.
Эльдар еще и размером был поменьше — то ли от слабости, то ли от того, что не вырос до конца. Черт его знает, как растут оборотни.
Неважно. Мне сейчас было не до размышлений о здоровье своего нечаянного сообщника. В конце концов, вряд ли он упадет замертво в ближайший час, а больше мне не надо.
Волк вопросительно посмотрел на меня.
— Идем к выходу, — сказала я. — Кого ни встретим, все наши, — вдруг мне пришел в голову важный вопрос. На первый взгляд ответ казался очевидным, но шеф учил меня всегда проверять мотивацию людей. — Сумеешь человека убить, если что?
Волк слегка сдал назад, даже присел на задние лапы.
Какой интеллигентный мальчик.
— Тогда рычи и держись позади меня.
Волк тряхнул головой, снова качнулся вперед и оскалился, словно показывая: нет, что ты, я готов. Я только кивнула. Ладно, будем надеяться, инстинкты возьмут верх в случае чего. Как бы ты хорошо их ни контролировал, но должен же и отпускать уметь.
Я направилась было по коридору решительным шагом, но вдруг поняла, что нога у меня подворачивается. Должно быть, я вывихнула ее, когда приземлилась на этот чертов стул. А может, даже сломала. Я читала, что иногда люди не замечают переломов. Значит, надо поспешить вдвойне, пока я еще не чувствую боли.
Вдоль коридора потянуло запахом дыма. Хорошо. Я боялась, что огонь в лаборатории не найдет, за что зацепиться. Хорошо бы еще нашлось, чему взорваться в подвале, или что-то в этом роде.
Я подумала, что надо разыскать подсобку, куда они положили труп Василия Васильевича. Или, может быть, они выкинули его в мусорный бак?..
Эта мысль почти сразу меня оставила: шеф всегда был сторонником утилитаризма. Считал, что мертвые тела нужны только живым, а не тем, кто их раньше использовал. Он бы первый сказал мне, что я должна в первую очередь спасать себя — ну и Волкова, раз уж мальчишка неожиданно оказался на моем попечении.
Просто мне невыносима была мысль, что я никогда больше его не увижу — даже в виде трупа. Я так и не успела попрощаться.
Незаметно я сбилась с шага, и мне пришлось взяться за стенку, чтобы отдышаться. Шеф ведь знал, что я генмод, не мог не знать. Он как-то связан был со Златовской. И он не сказал мне об этом! Даже про этот укол, который разблокирует зачатие… Если бы шеф сказал мне о нем, я бы, наверное, и сама не захотела его делать — зачем мне лишние риски, когда на примете все равно нет ни одного кандидата в мужья! Но он и словом не обмолвился. Он повел себя со мной, как с неразумным детенышем-генмодом, неспособным самостоятельно принимать решения.
А ведь мне уже почти двадцать! Я уже почти три года как совершеннолетняя по нашим законам!
Неужели он не доверял мне настолько, что даже правду о моем прошлом не мог сказать? И ведь свидетельство о рождении мое подделал! А мне сказал, что разыскал!
Я сползла по стене, чувствуя, как силы покидают меня. Ничего уже не хотелось, даже убить Щеголя или Резникова. Пусть приходят, пусть делают со мной, что хотят. Шефа этим не вернешь.
Волк, быстро, по-собачьи дыша, ткнулся мокрым носом мне в щеку, в шею. Аккуратно прихватил зубами за руку, потянул.
Нет, надо было идти, он прав. Я же не для себя хочу смерти в огне, а для этих всех!..
Кое-как, держась за стенку, я поднялась. Дальний конец коридора уже заволокло дымом, но я знала, что там должна быть дверь, за ней лестничный пролет вверх, там снова коридор — и выход. Та самая тяжелая железная дверь, через которую меня втащили вечность назад. Уже недолго идти.
Вдруг эта дверь в конце коридора со скрипом распахнулась — да что они тут, вообще петли не смазывают?! И знакомый голос гаркнул:
— Это полиция! Всем стоять!
Инспектор Пастухов!
И другой знакомый голос добавил:
— Стреляю без предупреждения!
Инспектор Салтымбаева!
Тут же у меня из глаз хлынули слезы и, не успев подняться, я снова рухнула на пол.