Ген подчинения

Глава 25. Горе Галины Георгиевны — 8

Наутро мы первым делом поехали к Байстрюк. Нужно было сообщить ей о появлении подозреваемого по делу, рассказать о ходе расследования — а заодно найти прибор, проецирующий «призрака».

Об этом мы с шефом разговаривали накануне, когда возвращались из ЦГУП домой.

Предположим, Монро в самом деле создавал иллюзию призрака с помощью набросков художника Чернокрылова пятидесятилетней давности абсолютно тем же способом, что свои пугающие картинки в лабиринте. Но что из этого следует? Следует, что он должен был спрятать где-то в доме Галины Георгиевны точно такой же аппарат, что стоял в цирке, а также ящик с сухим льдом!

И то и другое казалось мне полнейшим тупиком. То устройство, которое я мельком видела, шатаясь по тканевому лабиринту, было большим — как минимум, мне по пояс, а то и по грудь. К тому же от него исходил свет, зеленые и розовые лучи. Где его можно было спрятать в доме, да еще без помощи слуг? А сухой лед попросту весь испарился бы!

Или Монро каждый раз вербовал в штате Байстрюк нового помощника?

Но, когда мы ехали с шефом к Галине Георгиевне, — снова на извозчике, какая роскошь! — вовсе не этот вопрос занимал меня больше всего.

Куда сильнее меня терзало другое: о чем я думала, когда решила вчера обрезать волосы?!

Голова действительно казалась легкой и абсолютно пустой. Осенний ветер залезал за шиворот и за воротник, холодя беззащитную шею. К тому же мне теперь казалось, что волосы обрезаны все-таки неровно (хотя Антонина постаралась), и эти неровные концы торчат из-под шляпки, что всем теперь видно.

Что обо мне будут думать, с такой-то копной на голове! Нужно было сообразить, что волосы у меня пушистые и легкие, что их будет раздувать в разные стороны!

Но когда мы явились пред светлы очи Галины Георгиевны, та поприветствовала нас очень тепло и ни словом не прокомментировала швабру у меня на голове:

— Рада вас видеть! Неужели так быстро разобрались с моим делом?

Наша клиентка приняла нас у себя в кабинете. Она восседала в уютном кресле, держа на коленях неизменную корзинку с вязанием, и выглядела очень уютно — ни дать ни взять, добрая бабушка. Странно было думать, что бабушкой ей стать не доведется.

— Не совсем, но в этом направлении было очень много сделано, — шеф изысканно поклонился, сидя прямо у меня на руках. — Мы уже довольно точно представляем, как преступнику удалось провернуть его черное дело, осталось только найти улики, его изобличающие. Для этого прошу о разрешении осмотреть дом.

— С удовольствием дам вам его, — Галина Георгиевна любезно кивнула. — Вот только у меня в атриуме сейчас работает бригада…

— Какая бригада? — неприятно удивился шеф.

— Чинят люстру, — пояснила Галина Георгиевна. — Плановое обслуживание.

— Плановое? — переспросил шеф. — И как часто эти мастера появляются у вас в доме?

— Хм, — проговорила Галина Георгиевна. — Нужно свериться с календарем…

Она полезла в один из ящиков своего стола, продолжая неспешно рассказывать:

— Где-то месяц назад люстра начала мерцать… В Необходимске довольно трудно найти мастеров, готовых взяться за такую сложную конструкцию, я в свое время выписывала ее из Галлии, — на этих словах в голосе Галины Георгиевны послышалась явственная гордость. — И она не ломалась три десятка лет, должна я вам сказать! Но, видимо, у всякого механизма бывает предел прочности. И тогда я попросила Афанасия, это был мой тогдашний дворецкий, подыскать мастеров… Нашлись очень хорошие, вот только некоторые детали пришлось делать на заказ, как раз пообещали сегодня заменить…

В кабинете Галины Георгиевны было два окна: одно выходило на улицу, другое — в атриум, где люстра действительно была спущена на цепях до самого пола. Подле нее возились двое в синих спецовках, стоя на стремянках.

«Люстра, — подумала я. — А ведь в ней-то можно спрятать такой металлический цилиндр, как я видела. Было бы даже удобно. Люстра светит сама, и этот свет маскирует разноцветные лучи… а кроме того, призрак появлялся всегда в зоне прямой видимости от люстры, она ведь освещает все три этажа…»

Едва я так подумала, как ноги уже несли меня обратно, в атриум.

— Стоять! — крикнула я. — Вы арестованы!

Пожалуй, это был не самый умный поступок. Да нет, совершенно точно не самый умный. Но в тот момент я не думала о последствиях. Я думала только о том, что там, должно быть, Монро с каким-нибудь помощником изображает из себя мастеров-электриков, чтобы беспрепятственно извлечь из люстры свой прибор. А раз так, то они, конечно, попытаются сбежать, и только в моих силах их остановить! На шефа ведь надежды мало, у него лапки. Да и не хочу я, чтобы его опять ударили ногой по животу.

Мой вопль возымел именно тот эффект, на который я рассчитывала. Один из «электриков», поддерживавший стремянку снизу, тут же отпустил ее и бросился к выходу. Другой, стоявший на стремянке, пошатнулся. Лестница зашаталась тоже, и бедняга схватился за что-то в люстре, чтобы не упасть. Зазвенел хрусталь. Лестница с громким стуком упала на каменный пол, а «электрик» повис на одном из обручей люстры, громко вопя.

Сама люстра опасно накренилась, потом просела еще ниже, потом под действием законов физики ее повело в сторону — к стене.

Я же тем временем бросилась на перехват второго преступника.

Мое счастье, что дом Галины Георгиевны был так велик, а преступник был уже не так молод и страдал одышкой. Если бы не эти два обстоятельства, мне ни за что не удалось бы догнать его в срок.

А так — я догнала, налетела на него сзади и скрутила перед самой дверью на улицу.

И вот странно, обычно мне не очень хорошо даются контактные приемы, Прохор вечно ругает меня за то, что миндальничаю. А тут все вышло без сучка без задоринки, словно по учебнику.

Сдув с лица мешавшую прядь волос — да, вот об этом я тоже не подумала, когда выбирала себе прическу! — я уставилась на преступника, валявшегося подо мной на полу и стонавшего. Ну ничего удивительного, Монро, должно быть…

Но это был Илья Ильич Резников. Он лежал лицом в пол, так, что я видела только один глаз и кусок щеки. Но узнаю я этого гада где угодно.

— Н-не убивайте меня! — пробормотал он. — Н-не убивайте! Я… я вам денег дам! У меня есть! Много!

Если бы я не держала его двумя руками, пальцы мои сами собой потянулись бы к ножу, пристегнутому к голени. Перерезать горло быстро, я знаю…

Так, стойте, неужто он стоит за всем этим?! Но каким образом?! Он же не оптик, генетик! Ведь к грачу Аврелию приходил Монро!

Или… или контакт Резникова с Монро объясняет, откуда Монро, человек в городе почти наверняка чужой, узнал о Байстрюк и придумал способ ее ограбить? А я-то гадала, откуда ему стали известны подробности, что она до сих пор скорбит о сыне, и что его портрет рисовал один из наших знаменитейших художников! Вроде бы все это на виду, но все же, чтобы знать, нужно хотя бы несколько месяцев в городе прожить!

Ах ты ж Резников, ах мерзавец! Свою смерть инсценировал! Ну, теперь-то ты нас точно на всех выведешь!

— Все расскажешь, дьявольское отродье! — прошипела я. — И про подельников твоих Серебряковых, где прячутся, и про все остальное!

Беглый генетик сглотнул.

— И про тебя расскажу, — в голос его возвращалось нахальство. — Кому надо, тому и расскажу! Городскому начальству интересно будет про людей-генмодов узнать.

Раньше меня бы такие слова напугали до онемения. Теперь, еще охваченная азартом разгадки и короткой погони и уже пережившая свой самый большой кошмар, я только равнодушно бросила:

— Ну и умрешь тогда. Сразу же. Думаешь, тюрьма меня остановит?

В тот момент я твердо верила: не остановит.

Судя по тому, как испуганно сузился зрачок в скошенном на меня глазу Резникова, он тоже мне поверил.

Дальше время неслось галопом.

Мне показалось, что не прошло и минуты, как дом наводнила полиция. На самом деле, конечно, так быстро этого произойти не могло: Байстрюк должна была послать слугу на почту, тот должен был дать телеграмму… Но для меня все это время оказалось занятым лихорадочным связыванием злодеев — Резникова и Монро. К счастью, мне в этом помогли ошарашенные произошедшим слуги Галины Георгиевны. К несчастью, Монро пришлось оказывать первую помощь, потому что его порезало хрусталиками люстры и порядком побило о стену, и еще повезло, что не ударило током.

Конечно, не стоило кричать «вы арестованы!» человеку, проводящему электротехнические работы. Я могла снова стать причиной чьей-нибудь гибели, на сей раз совершенно непреднамеренно. И так-то нам с шефом могли предъявить иск о превышении полномочий… Пусть сыщики считаются в Необходимске союзниками и помощниками полиции, это не значит, что у них есть право арестовывать. Точнее, у них есть право проводить гражданский арест, на тех же основаниях, что у полных и неполных граждан. И уж тем более никакого права я не имела угрожать Резникову смертью.

Однако пока об иске речи не шло.

Едва мы успели связать преступников, как явились доблестные стражи порядка. Я ожидала Пастухова и Салтымбаеву, поскольку успела уже к ним привыкнуть, но нет: вместо них прибыла другая пара инспекторов, Неваляева и Бронько. Шеф разговаривал с ними как со старыми знакомыми, но официально, без особого дружелюбия.

К счастью, допрашивать нас они быстро закончили и занялись допросом слуг, а мы остались дожидаться в центральном атриуме у стены, чтобы никому не мешать.

— Нормальные спецы, но звезд с неба не хватают, — пробурчал он мне так, чтобы никто не слышал. — Почему бы Пастухова не прислать? Уж он бы знал, что делать.

К тому времени я уже начала кое о чем догадываться, поэтому пожала плечами:

— Да, шеф, вам, конечно, удобнее было бы, если бы всеми делами, связанными со Златовскими-Серебряковыми, занимались бы те, кто с вами повязан. Но мы ведь не в идеальном мире живем.

Шеф вздохнул, улыбнулся в усы — уж не знаю, улыбаются ли другие коты, или он специально обучился ради взаимодействия с людьми.

— А вы умнеете, Аня. Так держать, — тут же он перевел разговор на другую тему. — И насчет метода создания призрака, и насчет люстры вы догадались очень вовремя. Столько лет я тщетно учу вас думать головой, когда речь заходит о человеческих взаимоотношениях, и вдруг вы показываете такой прекрасный результат, когда дело касается изобретений! Может быть, вам стоило бы выучиться на механика или оптика? — произнес он с некоторой тревогой.

Наверное, Мурчалов немного переживал, будто он повлиял на мой выбор.

Я только пожала плечами:

— Не знаю. Мне всегда нравилась математика, но я никогда не хотела стать никем, кроме сыщика. И ведь сыщиком можно быть по-разному, — это была свежая мысль, вроде бы я ее ни разу не думала, но тут она как будто сама собой вылетела у меня изо рта. — Можно анализировать происходящее между людьми и генмодами, как вы делаете, и догадываться о причинах. А можно… — я запнулась, не зная, как сформулировать. — Наверное, анализировать факты и искать взаимосвязи между ними? Не знаю, как лучше сказать.

Мурчалов вывернул мордочку, стараясь заглянуть мне в глаза (что было довольно сложно, поскольку он сидел у меня на руках).

— Интересное наблюдение. Ну ладно, опустите меня на пол, я пойду еще потолкую с Неваляевой. Формалистка, конечно, но намеки понимает… если ей это выгодно.

— А я пойду поговорю с судмедэкспертами, — сказала я, потому что люстру как раз оцепила команда Копылова. — Мне очень интересно, как они так долго сухой лед сохранили? Может, в холодильном шкафу?

— Рано я вас похвалил, — вздохнул шеф. — Вы представляете, какого размера адиабатные холодильные камеры? Но ступайте, если вам охота.

Однако до люстры я дошла не сразу. На полпути я встретила Галину Георгиевну. Ее полицейские тоже уже оставили в покое, и она просто стояла в холле, наблюдая за снующими туда-сюда полицейскими (слуг всех отправили в кухню). Не знаю, почему никто не попросил ее уйти. Может быть, оробели. Может быть, рассудили, что это ее дом, а место тут довольно.

— Галина Георгиевна? — спросила я.

Она быстро вздохнула, как будто мой вопрос вырвал ее из каких-то своих мыслей.

— Анна Владимировна! — казалось, ее удивило, что я еще здесь, но привычная светская вежливость вернулась быстро. — Поздравляю с отлично проделанной работой. Несомненно, я буду рекомендовать вашего шефа и вас всем своим знакомым.

— Это просто прекрасно, — сказала я. И, поскольку обучена светскому обхождению в значительно меньшей степени, чем Галина Георгиевна, не удержалась и спросила: — Как вы себя чувствуете?

На секунду она будто бы снова удивилась, потом улыбнулась мне:

— С точки зрения здоровья — настолько хорошо, насколько это может быть в моем возрасте. С точки зрения душевного состояния… не знаю, милая барышня. За эти несколько дней я уже привыкла было к мысли, что… — она осеклась.

Тут я вспомнила, какую просьбу она высказывала шефу в самом начале расследования: что, мол, если мошенники протаскивают к ней в дом обычного мальчика, которого гримируют под призрака, то она хотела бы, чтобы этого мальчика не сдавали сразу полиции, а показали сначала ей.

— Вы хотели найти ребенка, похожего на Коленьку? — мягко спросила я.

— Да, — она кивнула. — Смешно звучит, не правда ли? С моими доходами я могла бы усыновлять и удочерять детей десятками, если бы только хотела. Но я не стремилась брать ребенка на положение домашнего животного или прислуги, как было принято во времена моей молодости… А очень боялась, что так получится, если я не смогу его или ее искренне полюбить. Я ведь никогда не любила детей, — она произнесла это тихо, будто признавалась в чем-то постыдном. — Даже поставила Михаилу Федоровичу условие: не более одного дитяти! А вот под старость, видишь ли…

Тут меня осенило.

— Простите… — тихо сказала я, — глубочайше прошу извинить меня, если я сейчас скажу что-то лишнее, но… вы каждый день ходите на кладбище к сыну потому, что боитесь, что не уделяли ему достаточно времени при жизни?

Галина Георгиевна грустно улыбнулась.

— Вы почти угадали. Я изо всех сил старалась уделять ему время. Обязательно приходила читать сказки по вечерам, какой бы уставшей ни была. Если знала, что вечером буду занята, выбирала время днем. Полчаса, час — столько времени в день я всегда проводила с сыном. Каждый день, как штык. Даже когда болела, если он хотел, приходил ко мне в комнату и сидел за занавеской. Не всегда это было легко. Иногда этот час на сына разрывал важные дела. И когда Коленька умер, когда прошло первое оцепенение, я подумала — что ж, теперь мой день принадлежит только мне! И так мне стало стыдно за эту мысль, не могу передать словами. Поэтому с тех пор я все равно нахожу для него эти полчаса. Хотя это ему уже не нужно, а нужно только мне.

Поймав мой взгляд, Галина Георгиевна добавила:

— Не стоит так пугаться, дорогая. Я знаю, что чувство вины отравляет жизнь и что господь велел прощать, в том числе себя. Но я никогда не была истово верующей, а потому мне приходится бороться со своими демонами без помощи креста.

Но я подумала не о ней. Я подумала о себе. Неужели я тоже всю жизнь буду винить себя за то, как я родилась? Или за то, что я убила Златовскую, когда у меня, по сути, не было другого выбора?

Нет! Не хочу! Не желаю и в семьдесят лет искупать призрачную вину!

Галина Георгиевна же между тем продолжала задумчиво, словно размышляя вслух — да так оно и было, ей явно просто захотелось выговориться, и на моем месте мог оказаться любой:

— Что ж, может быть, такой исход даже лучше. Вольно же мне было воображать, как я сыграю для какого-то ребенка роль доброй феи! Зачиталась, понимаете ли, на старости лет галлийскими нравоучительными книжками. Детям нужна любовь, это я понимаю, а любви во мне не осталось…

Тут я ее перебила:

— Знаете, некоторым детям правда нужны от вас только деньги! И это даже хорошо.

— Что? — Галина Георгиевна изумленно посмотрела на меня.

А я уже вспомнила о Марине, которая вынуждена была целый год мыкать горе в своем пансионе, об Эльдаре, который не может нормально выучиться, хотя ему даром не нужно это классическое образование. И меня понесло:

— Наверное, маленьким детям, вроде вашего Коленьки, и в самом деле нужна любовь. Но им еще нужно много всего другого. Например, теплая одежда зимой. Лекарства, если заболеют. И, самое главное — образование. Если университеты поддерживаются Городским Советом, если учащимся платятся стипендии, то гимназистов никто не берет на казенный кошт, даже если они в этом нуждаются.

— Погодите, но ведь гимназическое образование в нашем городе бесплатно для всех желающих! — запротестовала Галина Георгиевна.

— Распространенное заблуждение! Образование бесплатно, но что в нем толку, если ребенку негде жить и нечего есть, пока он учится? Так дети и вынуждены идти работать! Моя подруга прошла через огромные трудности, чтобы окончить гимназию! А некоторым это и до сих пор не удается! Если хотите помочь, вы могли бы организовать фонд, который мог бы платить стипендию таким детям…

Галина Федоровна нахмурилась.

— Вы говорите странные вещи. Как можно давать деньги на руки детям, особенно из таких семей, что не могут себе позволить даже содержать их, пока они учатся? Или, еще того не лучше, беспризорным сиротам! Не говоря уже о том, что при учебе люди и должны проходить через трудности, это закаляет характер.

Я вздохнула. Ну что ж, попытка не пытка.

— Ну, вы могли бы сделать эти стипендии адресными и выбирать только тех, кто их действительно достоин, — сказала я. — Но это просто мое предложение. Если правда решите заняться этим, конечно, вам понадобятся советы людей гораздо более сведущих, чем я.

Взгляд Галины Георгиевны помягчел.

— Ну что ж, — сказала она. — Я подумаю.

Вежливо попрощавшись с нашей клиенткой, я все-таки направилась к люстре. Очень уж мне не терпелось посмотреть, как с ней обошлись мошенники.

У люстры возилась команда Копылова. Я узнала самого Сергея Игнатьевича, который по-прежнему посверкивал очками и лысиной, узнала невежливую Светлану Иванову, которая как раз снимала с хрусталя люстры отпечатки пальцев… а вот третьего человека с ними узнала не сразу. Он стоял ко мне спиной, да и в бесформенном рабочем халате криминалистов я его никогда не видела. Но эти слегка оттопыренные уши трудно было с чем-то перепутать!

— Эльдар? — удивленно спросила я.

Юноша вздрогнул и обернулся ко мне. В глазах его мелькнул страх кролика перед удавом или обычного человека перед привидением, но тут же он натянул на лицо маску стоицизма. Мол, казните меня как хотите, я готов ко всему.

Так же он выглядел, когда Салтымбаева и Пастухов явились его арестовывать.

— Что вы тут делаете? — спросила я.

— Работает, уважаемая, работает, — Сергей Игнатьевич повернулся ко мне с неудовольствием. — И попрошу не отвлекать моего стажера по пустякам… А! Так вы ведь помощница Василия Васильевича!

Я кивнула.

Сергей Игнатьевич вздохнул.

— Ну нетерпелив, как всегда! Почитал бы наш отчет потом, ничего бы с ним не случилось… Что он хочет знать?

Я умолчала о том, что знать хотел не столько шеф, сколько я сама: в конце концов, это ведь я догадалась насчет люстры. Скажи я о том, что интерес исходил от меня, глава криминалистов, скорее всего, вытолкал бы меня взашей.

— Наим интересно, как устройство мошенников генерировало туман, — выпалила я. — И как оно проецировало изображение! И…

— Ну, как именно оно проецировало изображение, мы еще долго будем разбираться, — тут же оборвал мои вопросы Сергей Игнатьевич. — Принцип в целом понятен, а насчет частностей надо экспертов с кафедры оптики привлекать. А вот по поводу тумана уже ясно. Стажер, просветите барышню.

Волков снова изменился в лице — выражение, как будто его сейчас вздернут на дыбе.

Он потянулся вглубь люстры — часть хрустальных накладок была снята и лежала рядом на полу — показывая мне какую-то коробочку с выходящей из нее трубкой.

— Вот в этой коробочке маленький вентилятор, он создавал воздушный поток через коробочку, а внутри — вакуумная емкость с клапаном, в ней, судя по всему, был сжиженный газ, почти наверняка азот. Жидкость постепенно испарялась и стравливалась понемногу, но внешняя оболочка колбы все-таки оставалась довольно холодной. Поток теплого воздуха проходил над колбой и создавал конденсат. Он поступал в другой контейнер. Потом, с наступлением ночи, начинал работать нагревательный элемент, запитанный от сети дома вместе с люстрой. Он быстро испарял собранную воду, превращая ее в пар. На этом паре лазерные лучи рисовали изображение…

— Лазерные? — перебила я.

— Очень узкие световые, — пояснил Волков. — Так они называются. Вообще их давно открыли уже, используют для создания специальных очень мощных микроскопов. В основном генетики с ними работают, широкая публика не знает особо. А теперь вот, придумали, — в его голосе звучала неподдельная злость. Он явно не одобрял применение научных достижений в мошеннических целях.

— «Был» какой-то газ? — уточнила я другой момент. — То есть сейчас уже нет?

— Такие колбы не очень долго держат, газ постепенно весь и испарился, — пожал плечами Волков. — Наверное, если бы они не решили сегодня демонтировать лазер, им бы все равно пришлось колбу заменить.

Да, точно, как я об этом не подумала! Галина Георгиевна ведь сказала, что ремонт плановый, и что «мастера» давно обещали ей поставить новую деталь именно сегодня! А я подумала, что они так испугались моего нападения на Монро, что решили бежать вместе с аппаратом! Но нет, очень может быть, что ничего они не испугались, просто по плану действовали…

— Молодец, стажер, очень точно все рассказали, — одобрительно произнес Сергей Игнатьевич, который, оказывается, все это время внимательно прислушивался к нашему разговору. — Быстро усваиваете информацию. Ну что, удовлетворены, барышня?

Я подумала, что, должно быть, он попросту забыл, как меня зовут.

— Не совсем, — я улыбнулась Эльдару. — Вообще-то, я еще кое за чем пришла… Приходите к нам на ужин? Завтра вечером. Антонина коржиков напечет.

Судя по лицу Эльдара, он не считал, что заслуживает коржиков. Но кивнул.

Сергей Игнатьевич вздохнул.

— Стажер! Вы еще не на уровне Светочки, чтобы демонстрировать дурные манеры! Где ваш голос?

— Чрезвычайно рад, — выдавил из себя Эльдар.

Вот и славно. Завтра шеф хотел привезти домой котенка. Пока они с Прохором будут им заниматься наверху, мы с Эльдаром спокойно поговорим внизу в гостиной. Нужно будет рассказать ему, как я ему благодарна и как он ни в чем не виноват.