Ген подчинения

Глава 26. Горе Галины Георгиевны — 9

Василий Васильевич Мурчалов-младший приехал в наш дом с большой помпой: на воздушном такси. Впечатление от столь грандиозного появления несколько скрадывало то, что котенка пришлось посадить в большой плетеный короб с крышкой, из которого доносилось невыносимо жалостливое, разрывающее сердце мяуканье.

— А что, он… не говорит? — спросила я, когда Прохор внес короб в дом.

Шеф, для разнообразия шествовавший на четырех лапах, покачал головой:

— Котята и щенки генмодов обычно обретают речь к концу первого года жизни. Может быть, парой месяцев раньше, если с ними много разговаривать… Птенцы учатся быстрее.

Вой из корзины сменился громким царапаньем, потом еще несколькими жалобными руладами.

— Нервничает, — сказал Прохор со знанием дела. — Все незнакомое, от мамки оторвали… Отнесем в его комнату, хозяин? Нужно дать время освоиться.

Василий Васильевич вздохнул.

— А я-то надеялся, он ко мне уже привык… Ну что ж, видимо, придется.

Короб был водворен в специально приготовленной наверху комнате. Прохор таки выиграл сражение с Василием Васильевичем, и глобус с телескопом были оттуда вынесены, а книжные шкафы заперты на замки. Кроме того, вместо изящной кроватки, вроде той, на которой спит сам шеф, появилась мягкая напольная лежанка. А еще Прохор поставил в комнату несколько приспособлений для лазания и заточки когтей, который он сделал самостоятельно из досок, фанеры и пеньковой веревки. Одно из них он начал давно, и я даже успела его раскрасить — еще до того, как постоянно прописалась в собственной спальне.

Теперь оно радовало взгляд золотистой расцветкой и орнаментом в виде лозы с колокольчиками в сарелийском стиле.

— Как вульгарно, — вздохнул шеф, глядя на плоды наших с Прохором рук. — Ну уж ничего не поделаешь, надо так надо. Прохор, выпускай.

Прохор поставил короб на пол и откинул крышку.

Так я впервые увидела наследника Василия Васильевича.

Котята в три с лишним месяца уже бывают довольно крупными, примерно в половину взрослого животного. Но Василий-младший показался мне очень маленьким. Может быть, потому, что он забился в угол короба и шипел оттуда, словно маленький рыжий комок.

Да, котенок был ярко-рыжим, как мама, обычная кошка Звездочка. На этом фоне голубые генмодные глаза казались ярко-синими. Так осеннее небо тоже кажется ярче по сравнению с золотыми листьями деревьев. А шерстью котенок удался в папу: такой же пушистый, с таким же роскошным подвесом на ушах.

— Ах ты моя прелесть! — не удержалась я. — А кто у нас такой маленький? А кто у нас такой лапусенька? А кто у нас такое масенькое золотое солнышко?

— Анна, с детьми вредно сюсюкать! — воскликнул шеф.

Но котенок внезапно перестал шипеть. Издав короткую трель, что-то среднее между мяуканьем и мурлыканьем, он подошел к той стенке короба, что была ближе ко мне, и вопросительно уставился вверх.

Затаив дыхание, я опустила руку и дала ему обнюхать пальцы. Котенок тут же потерся о них своей головенкой. Ну надо же! Шерстка у него была мягкая-премягкая, у шефа далеко не такая!

Я уселась на пол рядом с коробом, потянулась внутрь и вытащила котенка. Он жалобно пискнул, но остался у меня на руках. Его маленькое тельце трясло, он хватался коготками за мою юбку… Надо же, а я читала, что котята, оказавшись в незнакомом окружении, первым делом прячутся куда-нибудь, и попробуй их оттуда достань! Именно поэтому в одном из своих фигурных сооружений Прохор предусмотрел ящик с дыркой, чтобы котенку было куда забиться. (Задняя часть у этого ящика открывалась).

Но генмоды все-таки умнее обычных котят, да к тому же стремление походить на людей заложено у них в генах. Вот Василий-младший и реагировал на мою ласковую речь примерно как мог бы среагировать на ласковую речь годовалый человеческий ребенок.

— Ах ты мой хорошенький, — продолжала сюсюкать я, поглаживая Васю по спинке. — Ах ты мой Васенька…

Минут через десять котенок перестал дрожать и заурчал. А еще спустя немного — заснул, и мы переложили его на подушку. Прохор принес из кухни грелку, чтобы котенку было не одиноко, и миски с едой и водой. Даже шефу при всем его желании видеть отпрыска как можно взрослее не пришло в голову настаивать, чтобы ребенок ел за столом и с обычных тарелок, как он.

— Ладно, позволю эти сюсюканья… на первое время, — проговорил шеф неохотно, когда мы втроем вышли из детской. — Но вскоре нужно будет вводить регулярное воспитание! Я не потерплю, чтобы мой сын вырос неучем!

— Ничего, шеф, — сказала я легко. — Я же ничего так выросла. Значит, и этого воспитаете.

Шеф вздохнул.

— Аня, с вами я сделал все ошибки, которые только мог сделать. А учитывая, что вы другой биологической природы, думаю, что, пытаясь руководствоваться вашим опытом, я наделаю еще худших!

— Не вы ли мне читали лекцию, что люди и генмоды — суть одно и то же? — улыбнулась я.

Шеф сердито посмотрел на меня.

— Не передергивайте! Вас мне не требовалось учить правильно вылизываться или наказывать за попытку напасть на каждую пролетающую мимо синицу!

Я засмеялась. Мне вдруг стало хорошо, легко и спокойно, так, как не было даже после разговора с Мариной. Все-таки котята обладают каким-то магическим свойством рубцевать душевные раны. Иначе я никак не могу это объяснить!

К моему удивлению, когда я сказала, что пригласила Волкова объясниться, шеф только фыркнул:

— Очень вовремя! — сказал он. — Заодно и подарок принесет!

— Какой подарок? — не поняла я.

— Ну как же, подарок на рождение наследника… Я сегодня вечером устраиваю официальный обед, разве я вам не говорил?

Я только головой помотала. Может быть, шеф и говорил, но я пропустила мимо ушей, слишком поглощенная своими внутренними переживаниями.

Тут же я вспомнила: ну да, конечно, у генмодов принято устраивать обеды по случаю рождения детей, куда приглашаются все друзья родителей. Многие семьи в этот день вообще не запирают двери и пускают к столу любого, кто забредет.

Но мы так не делали, когда родился Васька, поэтому я не ожидала, что Мурчалов устроит нечто подобное теперь.

— Ничего экстравагантного не будет, — пояснил шеф. — Я просто пригласил несколько знакомых.

Знакомых оказалось много. Явилась Виктуар Хвостовская, попеняв шефу за то, что утаил от нее сенсацию с Байстрюк. «Тебе повезло, что твоя помощница кое-что мне рассказала, а то бы я никогда тебе не простила!» — заявила она, и шеф тут же бросился изысканно извиняться.

Явился грач Аврелий, хотя я была уверена, что он совершенно не того круга, и шеф его звать не будет. Явился Скоморохин, старший редактор «Вестей», с которым я успела свести мимолетное знакомство. Пришла Вильгельмина Бонд, коллега шефа по сыскному делу, с которой они вместе начинали работать лет пятнадцать назад. Я с ней была знакома, но не более того: мадам Бонд специализировалась на слежке за неверными супругами и сборе компромата, а шеф занимается такими делами не очень охотно. Поэтому они иногда передают друг другу клиентов, которые им не слишком интересны.

Пришел также Иван Анатольевич, учитель музыки, наш сосед слева, а также господин Нгуен с женой и старшим сыном — владелец булочной, наш сосед справа. Наконец, заглянула некто Спехова, овчарка-генмод из полиции. В отличие от старшего инспектора Пастухова, она работала не в ЦГУП, а руководила отделением уличной полиции Рубинового конца. Я с ней раньше не встречалась и даже не представляла, что у шефа есть и такое знакомство.

Все они являлись с подарками, в основном для котенка — книгами, которые сподручно открывать генмодам, разными игрушками, иногда даже приспособленными для генмодов писчими принадлежностями, а также всякого рода лакомствами.

Они собрались за нашим обеденным столом, ведя оживленную беседу. Прохор вместе со слугами Аврелия и Хвостовской сидел на кухне, оттуда тоже иногда доносились взрывы хохота. И там, и там я чувствовала себя неуютно, а потому в основном помогала Антонине подавать перемены блюд, которые она приготовила при помощи приходящей служанки, время от времени присаживаясь за стол вместе со всеми.

В один из таких моментов Иван Анатольевич спросил:

— Василий Васильевич, а что же вашего лепшего друга тут нет? Неужели поссорились?

— На службе задерживается, — мурлыкнул шеф, донельзя довольно восседавший на своем специальном стуле прямо напротив горы подарков для виновника торжества. — С минуты на минуту должен быть.

Словно по заказу, раздался звонок в дверь.

— Я пойду открою, — сказала я, радуясь предлогу покинуть компанию полузнакомых людей.

За дверью и в самом деле оказался Пастухов — шеф очень точно угадал! Но вот рядом с ним почему-то стоял Волков, одетый куда аккуратнее, чем я привыкла его видеть: в теплой куртке пиджачного покроя и свитере, которые были ему как раз, а не на два размера больше, без заплаток. И ботинки — я кинула на них взгляд украдкой — тоже выглядели новыми.

— Здравствуйте, — пробормотал Волков. — Вот.

Он сунул мне бумажный сверток, который держал в руках, причем сделал это так резко, что я чуть было не пошатнулась. Пастухов громко вздохнул.

— Парень, где твои манеры? Это вообще подарок отцу виновника торжества, а не Анне Владимировне! Его положено отдавать в руки! А здороваясь, надо голову наклонять. И кепку сними.

Кепка, кстати, на голове Волкова осталась та же, клетчатая, которую я помнила. И предназначалась она, скорее всего, для того, чтобы маскировать уши.

Я испытала прилив сочувствия к Волкову: второй раз за два дня его при мне кто-то воспитывает! Вот уж не повезло человеку. Или наоборот, повезло? В его судьбе явно приняли участие, даже, судя по всему, пристроили его в стажеры в отдел судмедэкспертизы… Интересно, а Копылов знает, что парень оборотень?

— Прошу прощения, — буркнул Эльдар.

— Проходите, Дмитрий Николаевич, проходите, Эльдар, — я сделала шаг в сторону, пропуская их в прихожую. — Чрезвычайно рады вас видеть!

Показав Эльдару, где повесить куртку, я провела обоих гостей в столовую. Пастухова там встретили радушными криками и возгласами вроде «какие люди!» и «сколько лет, сколько зим!» Эльдара едва заметили, но Пастухов представил его:

— Мой подопечный, Эльдар Волков.

«Подопечный?» — поразилась я.

Удивление за столом было общим. Виктуар Хвостовская сощурила свои прекрасные глаза:

— Дмитрий, с чего бы это ты взял под опеку молодого человека? Я чувствую здесь интересную историю!

— Ничего интересного, — ответил Пастухов вроде бы слегка сконфуженным тоном. — Парень проходил по одному из наших дел как обвиняемый, мы и слегка… попутали. Его из-за этого из квартиры выселила хозяйка. Я и предложил пока у меня пожить. Он прижился. Мне уже наши ребята сами начали говорить, чтобы я его оставил!

Гости переглянулись.

— Что же он такого сделал? — с любопытством спросил Аврелий Чернокрылов. — Я думал, в вашей общаге все больше генмоды-полицейские живут, а из людей совсем молодняк, так, городовые. Неужели с кем из девушек смиловался?

Волков удушливо покраснел.

— Побойся бога, Аврелий, девушки в другом корпусе! — добродушно ответил Пастухов. — Но ты верно сказал: либо такие же, как я, кто одной работой живет, либо совсем мальчишки сопливые. У кого-то лапы, кому-то мозгов еще не хватает, кому-то некогда… Да и на слуг никому не охота тратиться. Ну, представляете, что там творится в бытовом смысле. Половина лампочек не работала, из окон дуло изо всех, про мебель вообще молчу — вся поломана… Этот парень клад просто, за неделю порядок навел! Даже стиральную машинку для нас соорудил, с валками, чтобы подстилки в прачечную не таскать!

Теперь все поглядели на Волкова с уважением, а он покраснел еще пуще.

— Так что вот, оформил его на работу как стажера, чтобы прописать по-нормальному, — продолжил делиться Пастухов. — Копылов говорит, старательный парень, отрабатывает… Сейчас стипендию ему еще пробьем, чтобы учиться отправить за казенный кошт, и вообще ЦГУП прямая выгода! У нас каждая светлая голова наперечет.

— Похвально, похвально, молодой человек! — прогудел господин Нгуен. — Я тоже на работе учился!

— Виктуар Андреевна, а может быть, вам про это статью написать? — спросила госпожа Нгуен журналистку. — Про то, как наша полиция заботится о молодежи! Вы ведь криминальной хроникой занимаетесь?

— Я всем занимаюсь, — Виктуар взмахнула хвостом. — Но это сюжет скорее для «Ведомостей», чем для нашей газеты. Хотя… — она внимательно уставилась на Эльдара, будто закономерно подозревала, что ей рассказали не все.

— С вашего позволения, господа, — я решила, что самое время спасать Волкова. — Эльдар Архипович обещал кое с чем помочь на кухне. Так что мы вас оставим.

Эльдар — вот уж действительно светлая голова! — сообразил, чего я от него хочу, коротко поклонился и позволил мне вывести его в коридор.

У меня было два пути: поговорить с ним в гостиной или подняться наверх, в кабинет шефа. Прикинув, что гостиная со столовой разделена тоненькой стенкой и в одной комнате слышно все, что происходит в другой, я потащила Эльдара наверх, в шефов кабинет.

— Анна Владимировна… — начал он еще на лестнице.

Я вздохнула.

— Давайте уж Анна? Не настолько я вас старше.

— Анна… — сдавленно повторил Волков. — Я хотел извиниться…

Мы как раз зашли в кабинет шефа, я зажгла там свет и развернулась к нему.

— За что? — спросила я его резко.

Сейчас, при нормальном освещении, я обнаружила, что Волков набрал немного веса за то время, пока мы не виделись. Он явно стал выглядеть куда здоровее, с лица сошла нехорошая бледность. Но вот сейчас он побледнел снова.

— Знаете, — сказала я, — вы так скромны, что это уже попросту производит дурное впечатление! Мы были оба в тяжелой ситуации, вы поступили наилучшим образом, который могли придумать, и в конечном счете выиграли! Я почти уверена, что меня в самом деле спас ваш укус. Так за что вы извиняетесь? Вы ведете себя так, как будто в самом деле меня изнасиловали!

Волков даже сделал шаг назад и как-то сгорбился.

— Потому что я очень хотел, — тихо сказал он. — По-настоящему хотел. И сделал бы. И меня только одна мысль удержала — что вы, может быть, еще в себя придете.

— Что? — глуповато повторила я.

Всего я ожидала от Волкова, но только не этого откровения.

Он же между тем видимо собрался и проговорил спокойным, собранным тоном, как будто он давно обдумал, что сказать:

— Когда вас туда втолкнули, явно не в себе. Я подумал: ну все, она уже не человек, с ней можно что угодно делать. Обрадовался даже. Вы красивая. В самый раз к моим инстинктам. Они не каждую луну такие, но иногда тянет. И я подумал — вот хорошо, когда бы еще она согласилась моих щенков родить, а так родит. Мне только стыдно было, что вдруг вы все-таки в себя придете, и как я с вами тогда буду говорить. То есть, понимаете? Не по совести удержался, а от стыда. Поэтому и извиняюсь.

Ну и новости!

Я смотрела на Волкова широко раскрытыми глазами, чувствуя, как его образ перед моим внутренним взором очень сильно меняется. Не могла только решить, в худшую или в лучшую сторону.

Нет, что за ерунда! В лучшую, конечно!

Я тряхнула головой.

— Но ведь вы все равно не сделали ничего такого, за что стоит стыдиться. Поэтому что толку себя винить?.. Или… или это религиозное что-то? Вы верующий?

Он кивнул и чуть порозовел.

— Православный. Дед меня правильно воспитал. Я не ждал от себя совсем… Узнал бы дед — ух бы он…

К счастью, православие — едва ли не самая распространенная религия в Необходимске, так что кое-что я о ней знала. Они там и правда считали, что помыслы смущают душу и могут оттолкнуть царствие господне!

Но ведь любую фразу можно понимать двояко, у любой палки два конца. Меня этому шеф научил.

Кроме того, на примере Галины Георгиевны я только что видела, до чего может довести покаяние за нечаянную мысль. Не допущу, чтобы это случилось с Эльдаром! А значит, надо сейчас быстро что-то придумать.

— Так ведь у вас там кто-то сказал — «борьбу с помыслами Господь засчитывает за мученичество», — нашлась я. — Вы удержались! Не все ли равно, по какой причине? Если вам эта причина кажется недостаточно хорошей, тогда просто постарайтесь в следующей раз быть лучше! Я уверена, что вам любой ваш батюшка то же самое скажет! А я со своей стороны считаю, что прощать вас не за что. Мало ли, о чем вы думали. Главное, что не сделали.

Волков даже распрямился от моих слов. А потом сказал:

— Вы правда так считаете?

— Правда, — твердо заверила я.

И подумала, что надо спросить потом у Марины. Она ведь тоже верующая, хоть и другой конфессии. Она в этом разберется лучше, чем я.

Волков нерешительно, неловко улыбнулся.

— Я еще вам хотел сказать вчера… К вам короткие волосы идут. Только вы совсем другая.

Я хотела спросить, в каком смысле другая, в хорошем или плохом, но мне самой стало неловко, и я только выдавила:

— Спасибо.

Явно не зная, как еще поддержать разговор и куда себя деть, Волков повернулся к стопке журналов, которая, как всегда, лежала у шефа на столе. И тут же неподдельно оживился.

— Ого! — сказал он как-то совсем непосредственно. — Это что, «Знание — сила» за этот год? Можно посмотреть?

Я пожала плечами.

— Конечно.

Как выяснилось, зря я ему разрешила. Потому что как только Волков взял из стопки верхний журнал, раздался дикий мяв.

Эльдар вскрикнул, я ахнула, а маленький рыжий клубок вышмыгнул из-за стопки, прыгнул Эльдару на плечо, взметнув со стола ворох бумаг, затем соскочил вниз, в направлении полуоткрытой двери.

— Как он здесь… — начала я, но быстро сменила пластинку: — Лови его!

Запоздало: Эльдар уже ловко, едва ли не в прыжке развернулся к двери и кинулся вслед за котенком с нечеловеческой скоростью. Ну да, конечно нечеловеческой, наверное, часть оборотневых рефлексов оставалась при нем и в этой форме!

Я бросилась следом, но опоздала: по ушам ударил еще более дикий мяв и топот вниз по лестнице.

Галопом спустившись вниз, я увидела Волкова: будущее светило инженерного дела сидел на последней ступеньке и очень бережно прижимал что-то к груди.

— Ты его не задушил? — ахнула я, от волнения переходя на ты.

— Нет, — Волков вскинул на меня сияющие глаза и чуть отодвинул от груди широкие ладони, показывая укрытого под ними котенка. — Он… мурлычет.

Я наклонилась ближе. Трудно поверить, но котенок, только что поднявший такую суматоху, и в самом деле мурлыкал! Да так громко, что слышно было даже на расстоянии. Кроме того, его синие глазенки глядели весьма самодовольно.

Страннее всего было то, как он умудрился выбраться из детской. Я могла бы поклясться, что мы заперли дверь! Специально, чтобы не допустить именно такого случая!

Тем временем из столовой начали выглядывать удивленные гости.

— Да уж, весь в тебя, Мурчалов! — с иронией сказала Вильгельмина Бонд. — Не мог не заявить о себе!

— Только погодите, его ждут великие дела! — довольно проговорил шеф.

Этой ночью я проснулась от сна, которого почти не запомнила. Вроде бы в нем меня хватали какие-то огромные грубые руки. И еще вокруг были лабораторные шкафы и пробирки. И еще что-то.

Среди ночи в комнате было тихо. За окном деревья слабо шелестели последней листвой. Желтая, начинающая увядать с одного бока луна смотрела на меня из верхнего угла оконной рамы.

Бухало сердце. На ногах лежала какая-то тяжесть.

Медленно и аккуратно я села на кровати. Тяжесть недовольно развернулась из клубка, подняла головенку и открыла маленькую пастюшку, широко зевнув. Василий младший. Надо же. И ведь на ночь мы его опять заперли, тут я сама это проверила!

Но я была очень рада своему сводному братишке. Без него лежать без сна было бы куда неприятнее.

Мне пришлось гладить его всего несколько секунд, прежде чем он заурчал. В лунном свете его шкурка казалась серой, как у шефа.

— Ничего, — повторила я, как заклинание. — Я сильная. Я справлюсь.

________

Продолжение — «Ген свободы» — читайте здесь: https://author.today/reader/49350/388633.