Геннадий Зюганов

Глава 11 Доктрина Зюганова и «право-левые» критики

Несомненный политический успех Геннадия Зюганова связан не только с его личными качествами — организаторскими способностями, энергией, работоспособностью, уверенностью, но во многом с его интеллектуальной деятельностью, его новаторскими идеями, которые бесспорно обновили идеологию КПРФ. Став председателем сначала ЦИК, а позднее — ЦК КПРФ, Зюганов занялся систематическим внедрением в ткань марксистско-ленинских традиционных постулатов новых подходов, связанных с концепциями обновленного социализма, идей государственного патриотизма, державности и в определенной мере элементов русского национализма, теории устойчивого развития человечества и даже признания православия как национальной духовной ценности. Все эти компоненты у Зюганова не образуют пока еще целостной, законченной системы, за что его, в принципе, справедливо упрекают критики справа и слева. Но Зюганов не ставит своей целью это немедленно сделать. Он не кабинетный ученый, а прежде всего политик и его задача — заложить практическую основу для объединения всех здоровых сил российского общества, стремящихся к возрождению Великой России. Он разработал и в известной степени углубил понимание ряда проблем. Им были написаны известные общественности и в научном мире книги «Держава», «Драма власти», «Верю в Россию», «За горизонтом», «Россия и современный мир», «Уроки жизни», «География победы. Основы российской геополитики», «Россия — родина моя» и много различных небольших брошюр, статей в журналах и газетах, не говоря уже о докладах на партийных съездах и пленумах, речах в Госдуме и многом другом.

Разработка в публикациях проблем развития страны оказалась столь глубока и серьезна, что это позволило Геннадию Андреевичу представить научный доклад на основе всех имевшихся публикаций на соискание ученой степени доктора философских наук по специальности 09.00.10 — «философия политики». Он при поддержке Института социально-политических исследований Российской академии наук блестяще защитился в диссертационном совете философского факультета МГУ — одном из лучших и ведущих в стране и в Европе. Тема диссертационного исследования чрезвычайно актуальна: «Основные тенденции и механизмы социально-политических изменений в современной России». Характеризуя работу в целом, можно смело сказать, что она в полной мере отвечает завету Михаила Ломоносова о том, что любомудрие должно зиждиться на подвижничестве, чести и совести. Именно эти нравственные категории пронизывают всю работу Зюганова. По своим характеристикам это бесспорно крупный научный труд, в котором звучит боль за исстрадавшуюся Россию, за ее народ.

Диссертация написана на колоссальном количестве изученных репрезентативных источников. Поскольку далеко не все читатели знакомя гея с диссертационными трудами ученых-политиков, есть смысл коснуться подробнее содержания диссертации и полемики вокруг ее положений.

В числе освоенных источников диссертации Зюганова были официальные государственно-правовые документы, материалы партий и движений, теоретические труды отечественных и зарубежных исследователей прошлого и настоящего. Однако, разумеется, Зюганов в первую очередь пристально проанализировал наследие К. Маркса и В. И. Ленина, в котором выделил Марксову теорию прийавочной стоимости, ленинское учение об империализме, методологию анализа трех русских революций, особо — идеологию новой экономической политики, являющейся в известном смысле образцом для современной России. Это очень важно отметить, так как среди части интеллигенции бытует ложное мнение о том, что Зюганов отказался от ленинского наследия, ленинских конкретных идей, личности Ленина.

Естественно, Зюганов не мог обойти генезис концепции российского патриотизма, народности, державности, России как особого микрокосмоса в человеческой галактике, разработанной И. В. Киреевским, А. С. Хомяковым, И. С. Аксаковым, Ю. Ф. Самариным. Взлеты славянофильской мысли Зюганов проанализировал и сравнил со сложными противоречивыми взглядами П. Я. Чаадаева, А. И. Герцена, М. А. Бакунина, Н. Г. Чернышевского, П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского. Но колоссальное значение для темы исследования Зюганова имела уникальная работа Н. Я. Данилевского «Россия и Европа», в которой он положил начало цивилизационному подходу в изучении истории всего человечества и, конечно же, России. Зюганову были особенно близки духовные основы «Русской идеи» в трактовке Вл. Соловьева, Н. А. Бердяева, великих религиозных мыслителей С. Н. и Е. Н. Трубецких, Павла Флоренского, Сергея Булгакова, А. В. Карташова, И. А. Ильина, а также представителей современной православной богословской мысли — действующего патриарха Алексия II и ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна.

Зюганов восхищается теоретическим наследием Льва Николаевича Гумилева, который по дерзновенности мысли, масштабности свершенных открытий, силе духа и собственному величию является одним из самых выдающихся мыслителей-систематиков XX в. Его теория пассионарности является не только выдающимся вкладом в анализ цивилизаций, но толчком для поиска нетрадиционных методов и подходов к анализу развития этносов современной эпохи, прежде всего русского народа.

В своих поисках Зюганов опирается на разработки близких ему по духу обществоведов, среди которых А. П. Бутенко, П. В. Волобуев, А А. Зиновьев, В. В. Кожинов, В. А Коптюг, С. П. Курашвили, Р. И. Косолапов, Н. Н. Моисеев, И. Р. Шафаревич и десятки других. Он активно использует сборники работ под редакцией академика РАН Г. В. Осипова и академика РАЕН А. И. Подберезкина — руководителя общественно-политического движения «Духовное наследие».

Конечно, Зюганов не обошел вниманием работы выдающихся мыслителей А. Тойнби, С. Хатгингтона, Ф. Фукуямы, О. Шпенглера, предложивших свои модели развития всемирной и региональных цивилизаций. Цитируя их положения и полемизируя с ними, Зюганов выходит на новый уровень обобщений — не побоимся сказать — равнозначного характера. Все вышеприведенные перечисления авторов и трудов, концепций и идей убедительно свидетельствуют о масштабе и глубине исследования диссертанта — лидера и идеолога КПРФ. Жанр популярного биографического очерка не дает возможности провести подробный специальный анализ диссертации, позволяющий оценить тот вклад, который сделал Зюганов в науку и — что самое главное — в идеологию своей партии.

Хотя диссертация была единогласно одобрена учеными и утверждена в высшей аттестационной комиссии страны, защита вызвала крайнее неудовольствие в либеральных, западнически настроенных ученых кругах, которые, как всегда, подвергли критике труд Зюганова с позиции обладателей (по меньшей мере) абсолютной истины. Поскольку многие отечественные либералы-ученые — это бывшие коммунисты, то догматизм и абсолютизация как методологические подходы присущи им в значительной мере. Уверовав в истину либерализма, они не в состоянии понять другие точки зрения и не хотят этого делать.

Прежде всего это коснулось оценок прошлого и настоящего страны. Зюганов на основании объективных данных отметил, что к концу 60-х гг. жесткая централизация управления исчерпала свои возможности, начались застойные явления, замедление темпов экономического роста, снижение благосостояния населения, углубление деформаций. На рубеже 70—80-х гг. в народном хозяйстве СССР стали проявляться признаки стагнации. Причина заключалась в том, что монополия государственной собственности (колхозная форма собственности де-факто оказалась разновидностью государственной) стала препятствовать развитию общества, так как утратила объективную потребность совершенствования производства, введения новых технологий, новой мотивации труда. Зюганов отметил, что при этом произошло фактическое слияние партии и государства, пронизанного единой идеологией. Таким образом сложилась закрытая политико-управленческая система. Ее основной функцией стала функция охранительная, препятствующая всяким попыткам изменения сложившегося статус-кво. В результате непрерывного бюрократического давления партии народ устал и произошел трагический социально-психологический надлом.

Проанализировав негативные тенденции, Зюганов указал и на очевидные достижения советской системы, особенно в социальной сфере, которые, однако, не стали доминирующими и определяющими в развитии страны, в определении реальных перспектив.

Однако общественный рецензент, либеральный философ Борис Гершунский, приведя данные оценки Зюганова, заявил в статье в «Литературной газете», что Зюганов должен был сделать из этого вывод о полном банкротстве социализма как непродуктивной системы, о политическом крахе ортодоксального коммунизма, о несостоятельности направляющей роли КПСС. Указав теоретику Зюганову, что он обязан был сказать, Гершунский потребовал от него — ни больше ни меньше — «очищающего покаяния, хотя бы на уровне признания научной несостоятельности деятельности КПСС». Гершунский, подобно Гайдару и другим либеральным ученым деятелям, непреклонен и абсолютен в том, что социализм не имеет права на существование, что марксизм есть утопия, исторический опыт СССР — «черная дыра» и т. п. Исходя из такой псевдонаучной методологии, Гершунский рекомендует ответить на банальный вопрос — кто виноват? Согласно его взглядам, во всем в истории виноваты КПСС, Ленин, Маркс, конечно же, Сталин и лично товарищ Зюганов.

Что касается самого Зюганова, то он в действительности проанализировал сначала объективные — социально-экономические причины кризиса в стране в соответствии с методологией марксизма и только затем перешел к анализу субъективных факторов, которые, как известно, находятся в диалектическом единстве с объективными. Это обстоятельство вызывает у его либеральных противников — «знатоков» марксизма настоящую истерику, ибо, по их мнению, социализм рухнул чуть ли не сам, как «колосс на глиняных ногах», без конкретного воздействия субъективных сил и определенных личностей. Как известно, по Марксу, история реализуется при всех своих объективных закономерностях через личности и через них обретает специфику, темпы процесса, поступательное и зигзагообразное развитие и даже временное движение вспять. Зюганов, как настоящий ученый, выявил субъективных выразителей объективных тенденций и не постеснялся их обозначить, хотя в рамках чисто научной диссертации он стремился избежать излишней идеологизации и политизированности.

В первую очередь он назвал высшую партийную номенклатуру, к которой, кстати, частично принадлежал в прошлом сам и которую хорошо знал. Этот слой управленцев отказался от идеи действенного реформирования без слома исторической традиции российской цивилизации. Концепция реформ восприняла в вульгаризированном виде идеологию евроцентризма, то есть повторение пути развития Запада, а в его рамках — развитие социальной философии неолиберализма. Кроме того, конкретными субъектами разрушительного процесса он назвал политическую — объективно предательскую деятельность высших должностных лиц советского государства и РСФСР. На последующих этапах разрушение социализма возглавили известные денационализированные демократы, различные политические дирижеры, лишенные зачатков государственнического инстинкта. Все эти представители различных сил действовали кто объективно, кто осознанно в рамках методики «управляемой катастрофы», содержащей пять этапов: раскол, конфликт, тупик, взрыв, обвал. Зюганов конкретно показывает, как именно реализовывалась эта схема, на исторических фактах, правда, не называя, кто именно все это планировал.

Можно соглашаться или спорить с такими выводами, но несомненна смелая и серьезная в научном отношении, ответственная попытка концептуального анализа данного явления. Однако автор статьи в «Литературной газете» Борис Гершунский шулерски «передергивает» позиции Зюганова и как классический фальсификатор объявляет, что он-де анализировал только надстроечные явления, игнорируя якобы экономический базис, а это является «идейным предательством» марксизма (всегда забавно читать перлы о защите марксизма в исполнении либералов — антикоммунистов и разоблачителей марксиста — лидера компартии).

Особую ненависть Гершунского вызвал тезис Зюганова о том, что «у социализма как мировой системы есть своя роль не только в качестве ядра революционного процесса, но и в качестве геополитической структуры, обладающей вполне определенным набором цивилизационных признаков, что у нашей страны есть свои особенные планетарные интересы, обусловленные ее местом и значением в развитии человечества». Признание планетарных интересов России Зюгановым является, по мнению апологетов либерализма, «иррациональными фантазиями и импровизациями». Страна, занимающая даже после развала СССР одну седьмую части суши планеты, оказывается, не должна иметь таких интересов, в отличие от США — лидера мировой цивилизации, и добавим от себя — ее жандарма.

Зюганов рассматривает возможность обретения конструктивного мировоззрения и духовного здоровья нации и доказывает необходимость создания эффективной, соответствующей требованиям времени идеологии российского государственного патриотизма, которая не только может стать надежным мировоззренческим основанием функционирования аппаратно-бюрократических управленческих механизмов российской державы, но и заложить теоретическую и философскую политику формирования в России мощного альтернативного центра мирового влияния, способного олицетворить справедливость и народовластие.

Как уже говорилось, важнейший источник развития этой идеологии Зюганов видит в концепции, получившей название «Русская идея». Опираясь на труды крупнейших российских мыслителей Л. Гумилева и И. Шафаревича, он развивает концепцию самодостаточности России как великой цивилизации. Эта мировоззренческая позиция вызывает у либералов просто ненависть. Тот же Гершунский в своей статье исходит буквально самой настоящей злобой, не жалея уничижительных псевдонаучных обвинений на грани прямых неэтичных оскорблений. Это объясняется, видимо, тем, что Гершунский, судя по отдельным замечаниям, явно и безусловно не относит себя к патриотам России и не желает возрождения этой страны прежде всего как исторической славянской общности, отрицает существование позитивных моментов в «националистических» позициях «Русской идеи», считает идеи Гумилева и Шафаревича оправданием национально-религиозной нетерпимости, настаивает на ликвидации централистско-федеративного устройства России, игнорирует основополагающий принцип ее исторического бытия — державность. Он особо категорически отрицает преемственность Советской России и тысячелетней истории российского государства, ибо, по его мнению, ментальность российского социума настолько глубоко деформирована коммунистической диктатурой, что говорить пока можно только об исправлении этих преступных действий тоталитарного режима» и «крайне наивно считать, что возможна культурно-ментальная преемственность российского социума» с аналогичными компонентами Киевской Руси, Московского царства или Российской империи. Русские идеи, согласно этой логике, совершенно не нужны при наличии более прогрессивных ценностей общечеловеческого характера.

В принципе, в условиях плюрализма никто не против того, чтобы данный автор имел такое собственное антипатриотическое и антиисторическое мнение. Это дело его научной и личной совести, гражданской позиции. Но непонятно одно — зачем оскорблять в рамках провозглашенной демократии других ученых — мыслящих иначе, чем он — и призывать власти к уголовному преследованию такого инакомыслящего, доктора философии коммуниста Зюганова. Думается, такая агрессивная критика наглядно демонстрирует ущербность методологических позиций российского космополитического квазилиберализма.

Что же принципиально нового говорит Зюганов о существовании и развитии российской цивилизации? Он совершенно обоснованно развивает историческую традицию Данилевского и глубоко и предметно раскрывает преемственность различных этапов становления великой российской цивилизационной общности. Диссертант на основании исследования приходит к выводам: «Опыт и здравый смысл, научный анализ и культурная традиция подтверждают, что:

с точки зрения исторической, Россия являет собой особый тип цивилизации, наследующий и продолжающий тысячелетнюю традицию Киевской Руси, Московского царства, Российской империи и Союза ССР;

с точки зрения геополитической, Россия — стержень и главная опора евразийского континентального блока, интересы которого противостоят гегемонистским тенденциям «океанской державы» США и атлантического «большого пространства»;

с точки зрения мировоззренческо-идеологической, Россия есть выразительница культурно-исторической и нравственной традиций, фундаментальными ценностями которых являются соборность (коллективизм), державность (государственная самодостаточность) и стремление к воплощению высших идеалов добра и справедливости;

с точки зрения национальной, Россия есть сложная этническая общность, в основе которой лежит мощное национальное ядро великороссов, малороссов, белорусов;

с точки зрения экономической, Россия есть автономный хозяйственный организм, принципиально отличающийся по законам своей деятельности от западной модели «свободного рынка».

Каждое из этих утверждений убедительно аргументируется Зюгановым, который продолжает и развивает определенную историографическую традицию, ведущую начало от Данилевского. Обосновав свои положения, Зюганов отмечает, что главная причина современного кризиса, социально-политического недомогания заключается в попытках «капиталистической реставрации, подрывающей материальные и духовные основы общества и государства и все более демонстрирующей сущностные различия западной цивилизации и цивилизации российской». Надо честно признать, что финальный аккорд-вывод носит достаточно идеологизированный характер и является предметом научных и политических дискуссий. Но это мнение автора — председателя ЦК КПРФ, его мировоззренческое кредо, личная позиция как гражданина и патриота, которая, безусловно, имеет право на уважение не только единомышленников. Во всяком случае, никто не опровергнет положения Зюганова о том, что в ходе капиталистической реставрации обнищало подавляющее большинство населения. Некоторые авторы считают, что этот факт не означает позитивности прошлого опыта «развитого социализма». Но ведь другой истории у нас нет и сравнивать результаты реформ можно только с исторической реальностью, а не с умозрительными футуристическими либеральными проектами жизни «как на Западе». Если же сейчас стало хуже жить, чем раньше, то почему тогда прошлый социализм хуже современной практики российского либерализма в экономике?

Известный банкир П. Авен опубликовал в начале 1999 г статью в газете «Коммерсантъ», в которой заявил, что в действительности либеральное правительство, куда он входил, всегда воровало, злоупотребляло, лгало, мздоимствовало, подтасовывало, но это, оказывается, не было настоящим либерализмом, он еще впереди. А это было, на самом деле, только робкой пробой пера, на которую не следует обращать внимания, а надо верить снова и снова в либеральное светлое будущее. Объективно признания Авена дорогого стоят — они подтверждают все обвинения Зюганова в адрес политического режима Ельцина, а следовательно, косвенно, и теоретические выводы лидера КПРФ.

В своих последующих трудах Зюганов глубоко обосновывает и развивает принципиальную идею о том, что «Русская идея» есть в основе социалистическая. Естественно, это положение вызвало несогласие либеральных идеологов типа Игоря Чубайса — брата известного приватизатора. И. Чубайс написал книгу «Россия в поисках себя», которая фактически вся посвящена отрицанию этого положения, хотя имя Зюганова лицемерно не называется ни разу. Стержень аргументации — обоснование идеи о том, что коммунизм хуже фашизма, потому что фашизм — это крайняя преступная фаза ошибки — «искреннего заблуждения», а коммунизм есть «сознательный обман», не имеющий ничего общего ни с «Русской идеей», ни с русской историей. Лексическая загадочность автора беспредельна. Нет смысла серьезно спорить с данным автором, ибо он видит русскую историю и духовность, так сказать, только с одной стороны, причем в черно-белом изображении. Например, историю СССР Чубайс рассматривает только в плане истории диссидентского движения, в котором он принимал участие. Истории свершений русского трудового народа, революционного движения, двадцатимиллионной компартии для него просто не существует. Вот уж действительно в мире абсурда все рациональное кажется нелепостью. Антиисторизм И. Чубайса, видимо, вполне согласуется с радикально-либеральной политикой его брата-экономиста.

Другой исследователь, А. Г. Здравосмыслов, более основательно знакомый с трудами классиков марксизма и с историей, пишет в своей работе «Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве» (М., 1997), что соединение интересов России с коммунистической идеей есть «абсурд и бессмыслица», так как коммунистическая идея во все времена была связана исключительно с пролетарским и социалистическим интернационализмом. Однако все было много сложнее. К. Маркс и Ф. Энгельс, а впоследствии В. И. Ленин и особенно Л. Д. Троцкий писали о перспективе перманентной мировой коммунистической революции. Однако уже Ленин в заключительных работах накануне смерти писал о возможности строительства социализма в одной стране, о новых методах и направлениях строительства такого социализма — кооперации, культурной революции, нэпе, который «всерьез и надолго», и т. д. Сталин, как известно, построил в России «социализм осажденной крепости», ликвидировал Коминтерн, обратил внимание на патриотическую роль русского православия в годы Отечественной войны, за что был прозван в эмиграции «национал-большевиком». Этот коммунистический диктатор был в первую очередь озабочен геополитическими интересами СССР, который он воспринимал как наследника Российской империи и прямо заявлял о своем неуклонном желании восстановить ее в старых имперских границах. В дальнейшем советские вожди поддерживали коммунистические режимы в мире из соображений скорее геополитических, нежели исходили из концепции мировой революции. В брежневский период ряд руководителей пытался проводить негласно прорусскую политику в государственных и партийных структурах, хотя русский национализм продолжал активно преследоваться КГБ.

Таким образом, в реальной жизни социалистическое строительство и русские национальные геополитические интересы тесно переплетались на практике, и иначе и быть не могло в принципе. Зюганов, в отличие от стыдливо закрывающих на это глаза ученых и политиков, непосредственно осмыслил этот явление и предложил свою теоретическую интерпретацию. Он исходит из того, что российская цивилизация в силу географических, климатических, конфессиональных, исторических причин всегда тяготела к мобилизационному типу развития, к распределению продуктов труда с учетом общинно-коллективистских представлений о социальной справедливости, к соборно-вечевым традициям осуществления сословно-представительной монархии, казачьего кругового общинного, земского самоуправления, особой роли православного русского менталитета.

Но это не означает шовинистической пропаганды идеи «особости» русского народа. Зюганов говорит, что основной народ России русские, но рядом с ними множество других — средних, малых, порой почти незаметных. «И русские взяли на себя добровольную историческую ответственность жить в мире с этими народами, заботиться о них. Заслонять эти народы от бед и невзгод, соединять их вместе. Поэтому наша общенациональная философия не может быть философией узкого и эгоистического национализма. Русская идея, как об этом говорил Достоевский, как проповедовал Пушкин, — это всеоткрытость, это готовность принять в свое сердце всякую другую национальную душу, национальную идею. И может быть, одно из самых больших достижений русских, создавших уникальную культуру, свой тип бытия, свою систему отношений к природе, человеку, будущему, то есть все, что связано с исконным неповторимым русским, — это создание великого государства, основанного не на принуждении, не на господстве, не на колониальном угнетении, а на гармонии, на раскрытии возможностей каждого народа, каждой территории и пяди земли. И именно всеоткрытость русских предопределяет будущую государственную философию России». И далее Зюганов конкретно уточняет: «Из накопленного многовекового опыта, из понимания национальной судьбы мы видим: основой нашего бытия была мечта о справедливости, правде и общем благе. «Русская Правда» — так называлось древнее уложение Ярослава Мудрого. Христианство еще более усилило эту потребность в правде, справедливости, благе, поставив в центр человеческих отношений любовь к ближнему; все это явилось в виде христианской православной мечты.

А в недавнее социалистическое семидесятилетие была попытка на практике: в законах, государственных институтах и политике — осуществить принцип социальной справедливости. И социализм стал первым в мире проектом земного воплощения этой вековой мечты» (Советская Россия, 20.11.97).

Все это он считает историческими предпосылками и основами для зарождения и развития в России социалистической уравнительной идеи. Причем она была сформулирована в России народниками задолго до того, как распространилась марксистская концепция западноевропейского происхождения. При всей своей гениальности классики марксизма не могли объять необъятного и указать, как должна развиваться Россия. Хотя все-таки К. Маркс, как известно, отмечал исключительную роль общины в России и допускал возможность развития революционного процесса в соответствии с этой особенностью. Наверное, можно согласиться с тем, что классический марксизм недооценивает в целом национальный момент в развитии человечества и особенно в отсталой России. И тем более значима попытка Зюганова внести свой творческий вклад в марксистскую разработку национального вопроса применительно к уникальным и неповторимым условиям российской цивилизации, прошедшей великий и реальный 70-летний этап социалистического развития. Если обосновывается и реализуется «шведский социализм», «социализм с китайской спецификой», «канадский социализм», то почему не может быть «русского социализма» — национальной модели социально-государственного устройства, отвечающей национальным традициям и историческим условиям? В отличие от либералов-западников и коммунистов-догматиков Зюганов как национальный оппозиционный лидер России заявляет — «Русская идея» в современных условиях — это не только осознание всеми гражданами России своей идентичности и общего пути, но обязанность строить социально-справедливое и гуманное общество, то есть русский социализм, российскую цивилизацию новых веков.

Если названные либералы представили критику научных выводов Зюганова справа, то слева антизюгановский подход в теории возглавил Борис Славин. Это доктор философских наук, работавший при советской власти в Институте марксизма-ленинизма (НМЛ). Он был членом ЦК КПРФ, но после 111 съезда партии вышел из ее состава в знак протеста против «перерождения ее в национал-патриотическую организацию». Что самое интересное, так это то, что этот ортодоксальный марксист вошел в руководство откровенно соглашательской, псевдосоциалистической центристской партии, созданной врачом-миллионером Святославом Федоровым, — «Партии самоуправления трудящихся». Можно было бы воспринять критику Славина с левых позиций спокойно, и, может быть, не заметить, если бы он перешел в РКРП и тем самым доказал, что его преданность классическим нормам марксизма не пустой звук. Итак, что же инкриминирует профессор Славин доктору Зюганову?

Славин упрощенчески вырывает из контекста работ Зюганова какие-то мысли, отбрасывает аргументы, игнорирует конкретно-историческую ситуацию, в которой они были сформулированы, и фиксирует внешний разлад с марксизмом. Во-первых, он заявляет, что для Зюганова будто бы рабочий класс не является революционной силой, в отличие от крестьян, «красных директоров» и отечественных предпринимателей. На самом деле Зюганов просто обращал внимание, что в силу сложившейся ситуации реальные рабочие не проявляют коммунистической активности, а крестьянство в большинстве своем голосует за КПРФ. Во-вторых, выступая за союз правых и левых, красных и белых, Зюганов якобы отрицает марксистскую концепцию классовой борьбы. Но дело в том, что классовую борьбу нельзя вызвать искусственно, она должна вызреть на объективной основе. Что касается союза левых и правых, то речь у Зюганова идет об оппозиции, а не о правых проправительственных либералах.

В-третьих, по мнению Славина, для Зюганова интернационализм является якобы вариантом космополитизма, т. к. он неправомерно видит в триаде царского реакционера Уварова «Православие, самодержавие, народность» первоначальную формулу русского патриотизма, а не защиту самодержавия. В данном случае лидер КПРФ имеет в виду, что космополитизм действительно является в известной мере абсолютизацией интернационалистической тенденции, апогеем ее развития. В формуле Уварова есть кроме идеи самодержавия понятие народа и православия, а следовательно, какие-то начала патриотизма все-таки заложены.

В-четвертых, по Славину, Зюганов любит государственников и ненавидит антигосударственников, забывая, что коммунисты всегда рассматривали государство как антипод свободы. Но в данном случае Славин тоже забывает, что Ленин и коммунисты пришли к необходимости создания советского государства и отказа от абстрактного коммунистического идеала Маркса. Зюганов же действительно считает, что в условиях глобального кризиса России только крепкая государственность может сохранить ее основы, территориальную целостность, независимость. С этим согласятся все разумные люди.

В-пятых, диктатура пролетариата, по Зюганову, так же опасна для общества, как и диктатура буржуазии. Здесь Зюганов, конечно, имеет в виду современную Россию, где недопустима любая диктатура, чреватая гражданской войной.

В-шестых, Славин упрекает Зюганова за то, что в условиях, когда у части населения развивалась ностальгия по сталинским временам, лидеры КПРФ не объясняли массам вред этих иллюзий, а бросились возрождать культ Сталина. В данном пункте содержатся некорректные формулировки, так как никто в народе не мечтает о возврате к ГУЛАГу и Зюганов никогда не славил Сталина как великого вождя. Речь шла только о том, что Сталин действительно стремился к величию российского государства и обеспечивал его геополитические интересы. Но этого отрицать невозможно, так же как и сталинские репрессии.

В-седьмых, идеология Зюганова, названная «русским коммунизмом», якобы навязана всей партии. Неужели Славин не понимает, что навязать полумиллионной партии что-то невозможно в принципе? Славин считает, что для новой программы КПРФ характерна насыщенность такими полурелигиозными понятиями, как «соборность» и «духовность», и в ней якобы неправомерно «русская идея отождествляется с социализмом». Это справедливо отмечено, но ведь определенная связь этих понятий четко прослеживается в истории, о чем уже был сказано выше.

Наконец, в-восьмых, в программе отождествляется «большевистская концепция мировой революции — с либеральной концепцией вхождения России в мировую цивилизацию». В данном вопросе речь идет о том бесспорном факте, что обе концепции носят очевидный космополитический, наднациональный характер и на этой основе они могут сравниваться, а о буквальном отождествлении в программе нет и речи. Заявление Славина, что нельзя, в принципе, с марксистских позиций сравнивать Горбачева и Троцкого, делить руководство партии на патриотов и предателей, вообще трудно комментировать в силу его нелогичности.

Следует, вероятно, сказать, что в рассуждениях Славина есть известное рациональное зерно. Действительно, не все концы в доктрине Зюганова увязаны, не всегда он и особенно его сподвижники из рабочих и генералов корректны. Но не ошибается тот, кто ничего не делает. Можно, конечно, повторять заезженные формулы и лозунги марксизма вековой давности, слыть истинным коммунистом, но изменится ли от этого что-нибудь? Кого сейчас можно увлечь лозунгами мировой революции, диктатуры пролетариата?

В этой связи уместно вспомнить мнение А. Зиновьева, считающего, что «ситуация в мире после второй мировой войны изменилась настолько, что марксизм стал неадекватен ей и в качестве идеологии… он в наше время не имеет шансов вновь стать в России и в западном мире массовой идеологией… Коммунистическая идеология тут может возродиться только на основе объективного научного изучения реального коммунизма (т. е. советского опыта. — С. К.)». Признает Зиновьев и поиски национального пути для России в рамках глобального наступления западной цивилизации (Правда, 24.10.97). Научная деятельность Зюганова находится в русле требований новой эпохи.

На наш взгляд, вполне можно согласиться с определенными положениями Славина, например, о том, что КПСС пострадала от засилья в партии привилегированных бюрократов, не реализовала полностью завещания Ленина о смещении Сталина с поста генсека, не осуществила демократизацию госаппарата и партии, не соединила в должной мере преимущества советской власти и «новейшие прогрессы капитализма» (В. И. Ленин). Обюрокрачивание государства и партии привело к их неизбежному отрыву от трудящихся, рабочего класса, сделало возможным проведение незаконных массовых репрессий 30—40-х гг и буржуазное перерождение партийной номенклатуры в 80-е гг В конечном итоге КПСС не удалось реализовать стратегию на демократическое обновление страны и качественное улучшение жизненного уровня трудящихся по сравнению с развитыми странами Запада. Это послужило главной причиной падения как самой партии, так и ее детища — «развитого социализма».

Однако эти правильные положения в той или иной степени однозначно и безусловно отражены в работах Зюганова. На наш взгляд, он никогда и ни при каких условиях не говорил обратного. Что касается налета национализма и великодержавности, в которых обвинял КПРФ и КПСС Славин; то трудно их увидеть в политике таких деятелей КПСС, как М. А. Суслов, А. Н. Яковлев, которые активизировали борьбу с писателями «деревенщиками» В. Солоухиным, В. Распутиным, В. Беловым, И. Васильевым, Б. Можаевым, Д. Балашовым и др. авторами, выражавшими якобы шовинистические тенденции. Михаил Шолохов даже обращался в письме к Л. И. Брежневу с просьбой активно противостоять зажиму русской культуры и получил теоретически развернутый письменный отказ от секретариата ЦК КПСС, в котором объявлялось, что Шолохов играет на руку диссидентской оппозиции, особенно сионистской, которой в реальности не существует. Зато Андропов в специальной записке в 1981 г. отметил, что «главная забота для нас — русский национализм, диссиденты — потом, их мы возьмем за одну ночь». Официально русские национальные интересы не признавались в ЦК КПСС как государственные. То, что РСФСР не имела своей компартии, была лишена ряда атрибутов республиканской государственности в отличие от других республик — лишнее тому доказательство. Общепризнано, что население ряда республик СССР по уровню материального благосостояния превосходило население РСФСР, которая в ряде случаев была донором. Славин не понял главное — обоснование и выражение национальных интересов реально существующего русского народа, стержневой нации России, составляющей 85 % ее населения, не может быть национализмом и шовинизмом просто по определению, если, конечно, это не затрагивает репрессивным образом другие народы, не ущемляет их интересы.

Наконец, вызывают улыбку заявления Славина о том, что замена марксизма националистической идеологией привела зюгановцев к сотрудничеству с властями, поддержке шоковой терапии Гайдара и чеченской военной акции Ельцина, к переоценке парламентской работы. Славин, ничто-же сумняшеся, предсказал Зюганову судьбу перевертыша Ивана Рыбкина и перерожденца Валентина Ковалева и, естественно, жестоко ошибся. Неверная теоретическая посылка предопределила и результат политологического прогноза.

Наряду с псевдолевым Славиным, концепцию Зюганова критиковали за «оппортунизм» В. Анпилов, В. Тюлькин, О. Шенин. Б. Курашвили, в частности, называет Зюганова «Геннадием-отступником», лидером либерал-коммунистов. По его мнению, у Зюганова есть все для лидерства, кроме коммунистической убежденности, а его политика есть «полугорбачевщина» — социальное предательство без национального. Позиция ультралевых остается прежней — даешь марксизм-ленинизм без всяких новаций! Шаг в сторону — считаю оппортунизмом!

Таким образом, идейно-политическая критика Зюганова шла по классическому образцу — «на два фронта»: справа и слева. Исторический опыт компартии в этом отношении более чем богат. РСДРП(б) боролась с меньшевиками, эсерами, кадетами, а после победы в гражданской войне — с внутренними оппозициями. Сталинская ВКП(б) громила левокоммунистических ортодоксов Л. Троцкого, Г. Зиновьева и правореформистских апологетов нэпа Н. Бухарина, А. Рыкова, М. Томского. Устранив конкурентов, Сталин в начале 1930-х гг. добил группы С. Сырцова, М. Рютина, А. Смирнова и развернул массовый террор против большевистской интеллигенции. Разномыслие в партии закончилось, а спустя два десятка лет началось загнивание коммунистической элиты со всеми застойными и перестроечными последствиями.

Зная трагическую историю коммунистических разногласий, противоречий и борьбы, Зюганов стремится избежать расколов внутри своей партии, во взаимоотношениях с союзниками и сочувствующими, потенциальными избирателями.

В ответ на критику справа и слева со стороны десятков, может быть, и сотен политиков, политологов и журналистов Зюганов отвечает одно: он не претендует на абсолютную истину, а просто хочет вместе со всеми здравомыслящими людьми найти выход из тупика на основе четкого представления о будущем страны. Ни одна из стоящих перед Россией проблем не может быть решена в одиночку ни партией, ни лидером. Эго достижимо только вместе, избавившись от искушения разделить Россию на красных и белых, что неминуемо ввергнет ее в бесплодный спор: кто «левее», а кто «правее». Сегодня гораздо важнее изматывающих душу доктринальных препирательств поиск общей составляющей национального согласия. Зюганов говорит, что не надо забывать Маркса, который писал, что реальные практические шаги по преобразованию зашедшего в тупик общества куда важнее и полезнее дюжины самых распрекрасных преобразовательных программ.

В заключение приведем квинтэссенцию мировоззренческой позиции Зюганова, которая, думается, снимает все неясности. «Мы, современные коммунисты, являемся ответственными не только за историческое семидесятилетие. Мы ответственны за всю историю в целом. Мы ответственны за князя Олега и Святослава. И за период становления московского централизованного государства. И за стрелецкий бунт и жестокое подавление его Петром I. И за расцвет русской государственности в период правления Екатерины 11. Мы ответственны за каждый положительный и негативный акт нашего прошлого. Мы, ныне живущие люди, наследуем свою историю во всей полноте ее, трагической и великолепной.

Мы утверждали и будем утверждать, что в недрах советского общества неуклонно вынашивалось, зарождалось и развивалось удивительное дитя, имя которому — русская цивилизация новых веков. В недрах этой цивилизации уже существовали невиданные социальные права и свободы, величайшие открытия в области энергетики, воздухоплавания, медицины, генной инженерии, биологии и общих представлений о космосе и мире… Эта русская цивилизация, которая родилась из советской действительности, выношена в муках, победах, драмах и которую мы готовились бережно перенести в XXI век, была убита предателями в 1991 году.

Удар был нанесен не только по советской традиционной эпохе, по эпохе большевизма, но и по этому драгоценному готовому вот-вот родиться младенцу. Это дитя, исколотое, изрубленное, выхватили из материнского чрева советского периода. Жестокие акушеры полагали, что младенец убит. Но нет. Мы, коммунисты-державники, русские патриоты спасли это дитя, как во время иродова избиения младенцев. Святой младенец был спасен, укрыт от меча.

Мы, патриоты-коммунисты, сохраняем идеалы великой русской цивилизации, несем в себе ее ген, знаем, как она устроена и куда устремлена. Поэтому в ответ на злобные крики и гавканье отвечаем — мы, современные русские коммунисты, люди грядущего. Мы сохраняем и приумножаем все лучшее, что было в истории человечества, и уверенно смотрим в будущее».