Геннадий Зюганов

Глава 3 Идеолог российской компартии

В то время, выражаясь словами Зюганова, уже вовсю гремели фанфары перестроечной пропаганды, витии свободы вещали о новой духовности в распахнутом всем ветрам общеевропейском доме». Под этот грохот «яковлевской идеологической молотилки» к 1991 году горбачевская команда… уже наглядно доказала, как она реально заботится об «этой стране» и «этом народе». Нарастало ощущение юго, что «наш государственный корабль без руля и ветрил болтается в бушующем политическом море и вот-вот налетит на рифы». Попытка пленума ЦК Компартии РСФСР в ноябре 1990 г. «прямо и честно ответить, почему не удалась перестройка и что нужно сделать для того, чтобы были все-гаки реализованы идеи социалистического обновления, была попросту блокирована замалчиванием». Уже в декабре 1990 г. Зюганов всерьез говорит «о возможности социального взрыва», но при этом отнюдь не призывает к нему, а стремится предупредить власти о недопустимости продолжения роковой политики, разрушающей социальное единство общества и территориальную целостность Союза.

В феврале 1991 г. Геннадий Андреевич выступает одним из инициаторов конференции «За великую, единую Россию» (Москва, 27 февраля 1991 г.), объединившей около 40 государственнически ориентированных организаций от КП РСФСР до многочисленных обществ русской культуры. В ней участвовали В. Стародубцев, В. Варенников, А. Проханов, Ю. Бондарев и другие. На конференции был образован Координационный совет народно-патриотических сил России, куда вошли люди совершенно разной политической и идеологической ориентации — от дворян-монархистов до социалистов и коммунистов. На этой конференции проявился новый образ Зюганова как коммуниста-патриота, для которого классическая коммунистическая идея в новых условиях неразрывно связана с национальными интересами России. «Либеральная» пресса сразу же начинает создавать Зюганову имидж некоего «национал-большевика», «сильной личности» в руководстве «партии Полозкова». В это время он много ездит по стране, встречается с трудовыми коллективами, интеллигенцией, воинами Советской Армии, партактивом. «Как ни горько, ни больно осознавать, но цели и идеалы перестройки еще более отдалились, — констатировал Зюганов, — а в чем-то и обернулись своей противоположностью». В своей статье в «Советской России» под названием «Еще не поздно» (март 1991 г.) Геннадий Андреевич писал: «Налицо кризис перестройки и он стал всеохватным. Однако причины его носят скорее субъективный характер. Это прежде всего кризис компетентности, политической воли и нравственности руководства разных уровней». По его мнению, не был реализован главный замысел «столь желанной и так широко поддержанной перестройки» — не раскрыт потенциал социализма через включение всех творческих сил народа. Не способствовали успеху и «поспешная и бездумная смена приоритетов», «насаждение политического плюрализма», «быстрая возгонка многопартийности». Подавляющее большинство партий заняли деструктивную позицию и вели решительную борьбу с КПСС как главным препятствием в разрушении союзной державы. Оправдались предвидения Ю. В. Андропова, предсказывавшего в 80-х гг., что деятельность диссидентствующих организаций, если их не остановить, закончится прямым антисоветизмом и антикоммунизмом. С ними практически блокировались переродившиеся деятели в руководстве КПСС, которые «вдруг» поменяли свои идеологические ориентиры с точностью до наоборот. Главным из них был член Политбюро ЦК КПСС, главный идеолог компартии, ставший идеологом буржуазного либерализма, Александр Яковлев.

Личность Яковлева вызывает несомненный интерес в силу той роли, которую сыграл этот человек в развале социализма и СССР В 70-х гг. он был одним из руководителей идеологического отдела ЦК КПСС и внес инициативный вклад в укрепление тоталитарной системы в СССР. Именно он был инициатором принятия рада постановлений ЦК о повышении политической бдительности идеологических кадров. Он написал печально знаменитую статью в «Литературной газете», призывавшую к борьбе с русскими патриотическими силами как якобы националистическими. Даже в брежневском ЦК осознавали всю двусмысленность этой статьи, противопоставлявшей коммунистическую идеологию и национально-культурные традиции общества, национальную сущность русского народа. Яковлев был отправлен послом в Канаду, где близко сошелся с канадским руководством. Когда пришедший в Политбюро М. С. Горбачев ставил вопрос о возвращении Яковлева, Генеральный секретарь Ю. В. Андропов выразил сомнение в необходимости этого шага, так как заподозрил перерождение этого человека. Однако Яковлев попал в Политбюро усилиями Горбачева и начал свою деструктивную деятельность. Он ликвидировал в ЦК службу контрпропаганды, разогнал лучших специалистов-идеологов, превратил печать в средства массовой антикоммунистической дезинформации, рекрутировал в журналы и газеты десятки угодных ему журналистов.

Как сказал Зюганов, Яковлев лично «науськивал церберов от печати». Эти известные журналисты и политологи были в окружении Брежнева и развивали, углубляли концепцию «развитого социализма». Позднее эта, как выразился Зюганов, «кочующая номенклатура» переметнулась к Горбачеву, провозглашенного ими же «великим миротворцем». После изгнания Горбачева из Кремля это «племя угодливых компрадоров» стало обслуживать уже антикоммунизм Ельцина, монополизировав СМИ и реализовав новейшие технологии информационно-психологической войны. Это произошло потому, считал Зюганов, что для них, «махровых индивидуалистов, власть — вернейшее средство, чтобы ублажить свои амбиции. В них нет ничего национально-государственного, общинно-российского. Православная этика попрана. Варясь в бульоне около Брежнева, Черненко, которые обожали тех, кто ломит спины, и вызревает новый тип политика с сиюминутными корыстными целями. Бывшие партократы цековских кровей, языком разве только что дорожки не выметавшие, возомнили себя спасителями державы… Народ для них обуза. Потому и обозвали свой народ красно-коричневой чумой. Да скорее Горбачев кудряшками обрастет, чем возлюбят эти перевертыши державу».

Яковлев давно присматривался к новым кадрам, способным отказаться от социальных завоеваний трудового народа и от геополитических интересов СССР — Великой России, оклеветать советскую историю и коммунистическую идею. Свою руководящую партийную деятельность он строил в соответствии со своим новым антикоммунистическим мировоззрением. Этот процесс сам А. Яковлев описал спустя 8 лет в интервью газете «Известия». Он сообщал, что всегда был внутренним врагом партии, фактически вредителем — организатором «пятой колонны». «Да, я долгое время служил в этой системе и занимал большие посты. А как же, надо было с ней как-то кончать. Есть разные пути, есть диссидентство. Но оно бесперспективно. Надо было действовать изнутри. У нас был единственный путь — подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии. Мы свое дело сделали» (Известия, 17.06.98).

Думается, через некоторое время этот деятель поделится новыми откровениями на тему, как именно он это делал и на кого опирался внутри страны и за ее пределами. Наверное, это печально знаменитый генерал КГБ Калугин, учившийся вместе с Яковлевым в США и там же, по некоторым сведениям, завербованный ЦРУ Зюганов называет полтора десятка деятелей, которые определяли в это время судьбу управления страной, общественно-политическую атмосферу. Как говорится, фамилий много — имен мало. В состав этого своеобразного псевдополитбюро входили Гайдар (экономика), Бурбулис (управление), Козырев (внешняя политика), Шахрай и Румянцев (право), Попцов, Полторанин, Яковлев (СМИ), Старовойтова и Якунин (межнациональные отношения), Сидоров (культура)… Благодаря этим деятелям «на Россию наброшена удавка мирового порядка. Мировая демократия уготовила для россиян интеллектуально-бытовой концлагерь американского пошиба, где конвоирами — надсмотрщиками будут Корысть, Насилие, Пошлость».

7 мая 1991 г. в «Советской России» под заголовком «Архитектор у развалин» было опубликовано открытое письмо Г. А. Зюганова бывшему члену Политбюро, секретарю ЦК КПСС, старшему советнику Президента СССР А. Н. Яковлеву. Хотя оно было адресовано вполне конкретному лицу, многие справедливо усмотрели в нем «прямую атаку на Горбачева». Зюганов слышал выступления Яковлева, читал все его статьи, анализировал их, хорошо знал его лично и понимал близость, если не идентичность, его взглядов и позиций Горбачева. Соображения этики и государственных интересов не позволяли пока еще прямо в официальной партийной газете разоблачать генсека партии, которая и так подвергается нападкам. Поэтому был избран такой адрес и подход.

«У меня сложилось ощущение, — писал Геннадий Андреевич, — что Александр Николаевич не знает во всей необходимой полноте повседневной жизни страны. И в годы работы в ЦК КПСС он не часто жаловал производственные, трудовые коллективы своим вниманием. Предпочитал иметь дело лишь с теми, кто «отражал» интересы трудящихся…». В письме велся политико-идеологический спор о сущности перестройки. Зюганов клеймил ее «архитектора» за нигилистическое отношение ко всей предшествующей истории страны, разрыв связи времен, за абсолютизацию понятий «демократия» и «гласность», за внедренные в общественное сознание «с легкой руки» Яковлева «новые идеологические стереотипы» — «застой», «административно-командная система», «возвращение в мировую цивилизацию». Зюганов отвечал на выпады Александра Николаевича в адрес руководства Компартии РСФСР, ставил вопрос о политической ответственности (при жизни) руководства страны. В письме он также обращал внимание на угрожающий рост «теневой» экономики, предупреждал об опасности вновь нарождающегося при демократии «союза люмпенизированной интеллигенции и уголовников».

Антияковлевское письмо вызвало бурную ответную волну критики в адрес Геннадия Андреевича. Первый комментарий дал советник Президента СССР В. Игнатенко. Он заявил, что Горбачев за занятостью письмо не читал, но если бы прочел, то оценил бы его негативно, и далее конкретно указывалось, что именно сказал бы Горбачев. «Я знаю, — с иронией заметил по этому поводу Зюганов, — Игнатенко довольно способный человек, но не предполагал, что он обладает и даром предвидения». Спустя 10 лет Яковлев сказал, что не придал тому письму никакого значения, но тут же с горбачевской логикой заявил, что надо было поснимать тогда некоторых редакторов газет, явно имея в виду редактора газеты «Советская Россия» В. Чикина, опубликовавшего статью. В статьях демократов подчеркивалось, что Зюганов был «кадровой ошибкой» Горбачева и Яковлева, своевременно не устранивших из аппарата ЦК инакомыслящего коммуниста-патриота. Высоко оценивая личность Зюганова и его несгибаемость, надо, думается, отметить, что ошибка партократов не имела принципиального значения. Если бы не выдвинулся Зюганов, в руководстве КП РСФСР были и другие деятели, которые могли бы взять на себя руководство новым коммунистическим движением, и их фамилии известны. Свято место пусто не бывает. Как учат классики, личность становится великой, когда отвечает объективным общественным интересам. Но опять же, Яковлев не мог знать развития конкретных событий и угадать, кто именно из аппарата ЦК окажется способным сопротивляться его гнусной предательской политике развала КПСС изнутри. Так что вопрос о пресловутой «кадровой ошибке» является надуманным и непринципиальным, хотя, конечно, у Яковлева и Горбачева есть повод злиться на себя.

Вероятно, своим письмом Зюганов обратил внимание Ельцина на «крутого демократа» Яковлева. Несмотря на все последующие разгоны, перемены и чистки, он всегда был в чести у режима. Некоторое время возглавлял телевидение, входил в руководство каких-то демократических фондов, питаемых из-за рубежа, издал 3 или 4 книжки с претензией на осмысление истории через призму злобного антикоммунизма. В 1996 г. он издал массовым тиражом обращение к общественности, в котором призвал добить большевизм, «поставить вне закона большевистскую идеологию человеконенавистничества, всеобщей борьбы ради борьбы, равно как и организации, исповедующей насилие, возбудить преследование фашистско-большевистской идеологии и ее носителей». Заявляя, что он против охоты на ведьм, Яковлев призвал к диктатуре антикоммунистического закона во имя «дебольшевизации государства». Отметив свое 75-летие, Яковлев продолжает люто ненавидеть компартию, членом политбюро которой он являлся. Л. Шебаршин заметил, что «Александр Николаевич живуч, как и все идеологи. Идеологический фронт — единственный, где бойцы погибают от глубокой старости». Значит, компартию ждут новые труды этого профессионального идеолога, поставившего мировой рекорд по гибкости мировоззрения.

Однако удивительно то, что ожесточенной критике Зюганов подвергся не только со стороны партбонз и демократической прессы, но и со стороны коммунистических газет, что еще раз свидетельствовало о высокой степени кризиса в КПСС, наличии авторитарных тенденций со стороны горбачевских сил, неспособности идеологических работников самостоятельно мыслить и действовать. Газета «Правда» высказала негативное отношение к письму, призывая к спокойной уважительной критике без принципиальных определений, то есть фактически звала к беспринципности. Известный партийный деятель и публицист Ю. П. Белов пишет, что в связи с мужественным и честным письмом Зюганова выявилась вся глубина падения аппаратчиков ЦК КПСС, многие из которых встали на позиции партийного либерализма. «Увы, самое большое, на что способны многие из руководящих партийцев, — это держать фигу в кармане, заговорщически перемигиваясь» (Русская судьба. М., 1995. С. 22). Немногие оказались достойными продолжить линию Машерова, Андропова, Косыгина, которые сгорели на работе. Среди них Белов называет в 1991 году Николая Рыжкова, Станислава Гуренко, Альфреда Рубикса и Геннадия Зюганова.

Все атаки на Зюганова были не случайны. По существу, его письмо было первым серьезным выступлением против человека, которого давно уже соратники Геннадия Андреевича называли «серым кардиналом», но задевать боялись (не говоря уже о скрытом более высоком адресе). Партийные оппоненты обвиняли его в том, что «устами идеолога РКП ее руководители в открытую ревизуют решения XXVIII съезда КПСС, начисто отвергают перестройку и, выползая из окопов, помышляют о реванше, о своем термидоре». Автору даже пытались приписать «уязвленные амбиции типичного чиновника небольшого пошиба, которого когда-то и, видимо, справедливо недооценивал его бывший начальник». Как говорится, оппоненты судили, видимо, по себе, не понимая или не желая понимать принципиальный характер возникших разногласий.

Между тем, Зюганов вскоре публично выступил и против М. С. Горбачева, считая его «даже не социал-демократом, а типичным, классическим либеральным буржуа», с закваской, которая «попахивает изменой невиданного масштаба». Это, конечно, известное преувеличение, вызванное остротой политического момента. Вряд ли Горбачев был действительно сознательным врагом Советского государства и идеологом буржуазии, думается, он был заурядным политиканом, стремившимся в меру своего понимания реформировать страну и любой ценой сохранить высшую власть. Геннадий Андреевич сожалеет о том, что «ЦК КПСС не хватило мужества освободить Горбачева даже тогда, когда уже были очевидны его полная неспособность руководить партией и государством, моральная нечистоплотность, нарушение клятвы, данной народу и государству». Но был ли сам ЦК способен к радикальным действиям? В конце 70-х всем были очевидны ограниченная способность Л. И. Брежнева руководить государством, в народе о нем в открытую рассказывали уничижительные анекдоты и смеялись над генсеком-маразматиком. Но и тогда в ЦК не нашлось сколько-нибудь значительной группы деятелей, которые смогли бы поставить вопрос о немедленной смене лидера. Как уже говорилось, сложившаяся коммунистическая полутоталитарная система власти исключала возможность регулярного и систематического обновления руководства. Обновление состава лидеров не было заложено в механизме функционирования партийного организма. Попытка Хрущева создать такой механизм была ошибочно признана ненужной. Надо было ввести партийную номенклатуру в сильное раздражение, как это сделал Н. С. Хрущев, чтобы она сама решилась вопреки вождистским традициям компартии на замену своего лидера. Собственно, случай с Хрущевым остался единственным исключением в истории партии, который только подтвердил общее и, прямо скажем, не лучшее правило: руководители правящей единственной партии — Ленин, Сталин, Брежнев, Черненко, Андропов — ушли со своего поста по причине смерти. Горбачев попытался изменить вождистские традиции, но сделал это крайне непоследовательно и противоречиво, создавая параллельно собственную диктатуру. Он оказался не на уровне тех задач, которые пытался решить. 17 марта 1991 г. на всенародном референдуме 76,4 % участников высказались в пользу сохранения Союза ССР вопреки пропаганде демократических СМИ и идеологов либерализма. Горбачев получил отличный шанс и своеобразный карт-бланш для укрепления союзного государства и социалистического строя. Однако демагог и дилетант, он оказался неспособным реализовать мандат народа. Твердя как заигранная пластинка о внутрипартийной демократии, он установил авторитарный режим в партии и президентский в государстве, требовал полного подчинения своей воле. При этом он страдал своеобразной манией величия — переоценивал свою значимость и незаменимость для судеб перестройки. Именно поэтому он проглядел появление на политическом горизонте своего конкурента Бориса Ельцина. И даже сам в известной мере создал ему имидж правдолюбца и демократа. Он недооценил политический талант свердловского карьериста, его бойцовские качества и способность полностью сменить свои мировоззренческие идеалы и ценности более радикально и решительно, чем это сумел сделать он сам. Именно эти две фигуры, Горбачев и Ельцин, стали главными, определяющими субъективными факторами социалистической перестройки — один возглавил ее начало, другой обозначил ее конец — превращение в свою прямую противоположность — буржуазно-демократическую контрреволюцию.

В июне 1991 г состоялись выборы Президента РСФСР, в которых приняло участие шесть кандидатов — председатель Верховного Совета РСФСР радикал-демократ Б. Н. Ельцин, бывший председатель Совета министров СССР прагматик-технократ Н. И. Рыжков, председатель либерально-демократической партии либерал-патриот-демагог В. В. Жириновский, бывший министр внутренних дел СССР, любимец посольства США В. В. Бакатин, председатель Кемеровского облсовета, лидер от природы А. М. Тулеев и генерал-полковник A. М. Макашов. Формально все они были равны в своих правах и возможностях, но на практике демократическая пресса и телевидение однозначно взяли сторону Ельцина. «Российская газета» прямо писала, что выбор один — между Ельциным и «коммунистическим маразмом». Итоги выборов показали, что большинство народа разочаровалось в коммунистической идеологии и поверило Ельцину: он получил 57 % голосов, в то время как ближайший соперник Н. Рыжков — 16 %. Президентом стал человек «без Бога в сердце и царя в голове».

В июне 1991 г. после выборов Президента РСФСР и триумфа Б. Н. Ельцина Зюганов, оценивая ситуацию, подчеркивал, что «перестройку оседлали крайне правые силы, стремящиеся не к реформированию, а к перелицовке общественного строя», и что страна находится на грани национальной катастрофы. Обвиняя пресловутых «прорабов» перестройки, Зюганов не снимает значительной доли ответственности с себя: «Мне есть в чем каяться. Я прежде всего себя обвиняю в том, что, будучи на высоком политическом Олимпе, мне недостало времени и возможности до конца разоблачить эту мафиозную политическую структуру, которая по сути дела разрушила государство». В этом заявлении Зюганов, с одной стороны, проявил лучшие черты своей личности. Но, с другой стороны, лично он ничего бы не смог сделать, даже если бы очень захотел. Должности, которые он занимал в ту эпоху, не позволяли сколько-нибудь решительно влиять на развитие событий. Тем не менее Зюганов сделал для себя вывод — для того чтобы изменить ситуацию в стране, нужны активные действия, решительные поступки.

28 июля в газете «Советская Россия» публикуется знаменитое «Слово к народу», подписанное Геннадием Зюгановым, а также Эдуардом Володиным (председатель Союза патриотических сил), генералом Борисом Громовым, Александром Прохановым (главный редактор газеты «День»), писателями Юрием Бондаревым и Валентином Распутиным, будущими «путчистами» Валентином Варенниковым, Александром Тизяковым и Василием Стародубцевым и другими. «Слово к народу» вызвало такую же острую реакцию, как некогда письмо Нины Андреевой. Но в отличие от полуистерического письма ученого-химика из Ленинграда, «Слово к народу» было политическим манифестом коллектива виднейших деятелей, которые взяли на себя ответственность за свои трагические, к сожалению, полностью сбывшиеся прогнозы.

В документе говорилось, что «случилось огромное небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данные нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнут, ломаются, погружаются во тьму и небытие. И эта погибель происходит при нашем молчании, попустительстве и согласии… Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняя от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей? Как случилось, что мы на своих оглушающих митингах в своем раздражении и нетерпении, истосковавшись по переменам, желая для страны процветания, допустили к власти не любящих эту страну, раболепствующих перед заморскими покровителями, там, за морем ищущих совета и благословения?… Братья, поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его уже приходится не водой, а своими слезами и кровью. Неужели допустим вторично за этот век гражданский раздор и войну, снова кинем себя в жестокие, не нами запущенные жернова, где перетрутся кости народа, переломится становой хребет России?» И далее в документе содержатся призывы встать в народное движение сопротивления рабочим, крестьянам, инженерам, ученым, армии, художникам и писателям, православной церкви и другим конфессиям, всем партиям — большим и малым. Особо говорится о компартии: «Мы обращаемся к партии — коммунистической, которая несет всю ответственность не только за победы и провалы предшествующих семидесяти лет, но и за шесть последних трагических, в которые компартия сначала ввела страну, а затем отказалась от власти, отдав эту власть легкомысленным и неумелым парламентариям, рассорившим нас друг с другом, наплодившим тысячи мертворожденных законов, из коих живы те, что отдают народ в кабалу, деля на части измученное тело страны. Коммунисты, чью партию разрушают собственные вожди, побросав партбилеты, один за другим мчатся в лагерь противника — предают, изменяют, требуют для своих недавних товарищей виселицы — пусть коммунисты услышат наш зов!» Наряду с обличениями и призывами в документе указывалось и на конструктивные идеалы: «Не пожалеем сил для осуществления таких реформ, которые способны преодолеть невыносимое отчуждение человека от власти, труда, собственности, культуры, создать ему достойные условия для жизни и самовыражения. Окажем поддержку прогрессивным новациям, нацеленным на то, чтобы продвинуть наше общество вперед, достигнуть современных высот научно-технического прогресса, раскрепостить умы и энергию людей, чтобы каждый мог жить по труду, совести и справедливости. И мы будем выступать против таких проектов, которые тащат страну назад в мрак средневековья, туда, где культ денег, силы, жестокости и похоти». И в заключение — «Советский Союз — наш дом и оплот, построенный великими усилиями народов и наций, спасший нас от позора и рабства в годины черных нашествий. Россия, единственная и ненаглядная! — Она взывает о помощи».

Одним из авторов данного сверхэмоционального обращения был известный писатель Александр Проханов, рука и стиль которого видны, что называется, невооруженным глазом.

Александр Александрович Проханов — известный журналист, талантливый писатель, крупный организатор печати, яркая личность. Он начинал с репортажей о событиях на острове Даманский. В дальнейшем работал среди партизан в Анголе, искал приключений в Латинской Америке, работал рядом с ликвидаторами в Чернобыле, прошел Афганистан, был в Чечне. Обо всем этом рассказал в серии своих книг. Но главным делом жизни оказалось издание самых оппозиционных газет — «День», а после его закрытия — «Завтра». Занимает национал-патриотические, абсолютно антиельцинистские позиции, вплоть до призывов к открытому сопротивлению.

Он так пишет о «Слове к народу»: «Это была исключительная, несвойственная партии попытка обратиться к народу через голову генсека, апеллировать напрямую к растревоженным, лишенным ориентиров людям. Это чем-то напоминало сталинское «братья и сестры», когда уповать больше не на что, ни на КГБ, ни на партийные деньги, ни на мистику власти, а только на братьев и сестер, которых ожидало впереди большое горе — потеря страны. Эта самодеятельность не увенчалась успехом, не подкрепилась ГКЧП, тем не менее она показала, что в КПСС уже существует две партии — одна народная, готовая с остальными патриотами сражаться за Родину, а другая — олигархическая, открывавшая крепостные ворота врагу. Зюганов, еще не подозревая о своей будущей роли, действовал как «народный партиец», подготовленный к этому всем своим складом… «Слово к народу», в создании которого Зюганов сыграл ведущую роль, было прообразом народного сопротивления, в котором увязла и продолжает увязать смертельная политика власти. Одна из очевидных заслуг Зюганова — это кропотливое и мучительное собирание партийной интеллигенции, возвращение партии ее умственных сил, ее интеллекта и штаба, где продолжаются пусть еще робко теоретический поиск и стратегическое планирование».

6 августа 1991 г: состоялся пленум ЦК КП РСФСР, удовлетворивший просьбу И. К. Полозкова об освобождении его от поста первого секретаря ЦК. Тогда на пост «первого» от Политбюро выдвигалась кандидатура секретаря ЦК КПСС В. А. Купцова, крупного партийного деятеля. В качестве претендентов назывались фамилии первого секретаря Московского горкома КПСС Ю. А. Прокофьева и секретаря ЦК КП РСФСР по идеологии Г. А. Зюганова. Оба сняли свои кандидатуры. Свое решение Геннадий Андреевич мотивировал отсутствием опыта парламентской работы. Первым секретарем ЦК КП РСФСР был избран В. А. Купцов. Зюганов стал «вторым», правда, очень ненадолго.

В это время в стране сложилось двоевластие Горбачева и Ельцина. Первый возглавлял союзный центр, второй — российский, республиканский. Горбачев своими неэффективными действиями все более терял нити управления и позволял разрушаться союзным структурам, не противодействовал сепаратизму, колебался, шарахался от авантюрных действий в Вильнюсе и Баку до сдачи средств массовой информации в распоряжение противников советской власти.

В отличие от него Ельцин целеустремленно и систематически проводил линию на укрепление своих позиций. Вряд ли лично Ельцин был идейным противником Союза республик во главе с Россией, но ситуация обязывала его во имя власти делать ставку именно на развал союзного центра с президентом Горбачевым. Политическая конъюнктура предопределила принципиальные решения о судьбе будущего государства. Социально-экономический кризис, выразившийся в резком и катастрофическом обострении дефицита, привел к резкой активизации большинства населения страны, особенно шахтеров в регионах и населения двух столиц, Москвы и Ленинграда. На многотысячных митингах народ требовал обновления власти, смещения Горбачева и замены его на Ельцина, ставшего кумиром страны. Хотя руководители антисоветских движений типа «Демократической России» и др. навязывали соответствующие лозунги и идеи, основная масса трудящихся вовсе не желала смены социального строя и советской государственности. Характерная для политической культуры Советской России гиперперсонализация руководства в позитивном или негативном смысле, своеобразный социальный инфантилизм, политическая мимикрия в сочетании с подсознательной верой в мощь государства и с потерей классового самосознания сыграли самую печальную роль. К сожалению, в утверждении такой политической культуры сыграла огромную роль сама КПСС, которая отстранила народ от реального самоуправления, приучила к мысли, что государство всегда его защитит, что оно за все отвечает, что главное быть законопослушными, не проявлять лишнюю инициативу вне коммунистической парадигмы, не лезть с личным частным интересом. Таким образом, воспитанный советский народ просто и наивно поверил новым государственным лидерам и требовал их полного утверждения у власти взамен обанкротившегося Горбачева. Но в отличие от масс трудящихся демократическая интеллигенция знала, чего она хотела, и искусно манипулировала общественным сознанием. Например, известный ученый Ю. Н. Афанасьев, ректор МГГУ, прямо говорил, что задача перестройки в широком смысле слова — сокрушение социализма и советского строя.

Идеолог российской компартии Г. А. Зюганов принципиально иначе понимал цели перестройки, которые должны были заключаться в укреплении многонационального союзного государства, социалистической системы народовластия на основе разумных, тщательно подготовленных реформ в рамках существовавшего строя.