Геннадий Зюганов

Глава 2 «Цекист» андроповского призыва

Геннадий Зюганов становится рядовым работником аппарата Центрального Комитета КПСС. Нет смысла доказывать, что для провинциального партработника перевод в Москву означал принципиальный шаг, так как работа в ЦК КПСС (ведомстве № 1 в стране), в принципе, являлась самой престижной и гарантировала даже в случае ухода с партийной работы получение должности в государственном управлении высокого уровня. Но, естественно, эта работа налагала и большую ответственность, ибо даже рядовой инструктор ЦК имел большие возможности воздействовать на руководство обкомов, готовить важные документы для своего руководства. Но, тем не менее, это была самая низкая должность в аппарате ЦК, которую Зюганов занял в 39 лет. Это был весьма поздний старт даже по тем временам. Он сказал позднее, что на нижних этажах особняка на Старой площади «нет ни одной ступеньки, где не пришлось себя попробовать». Но уже в скором времени он зарекомендовал себя как инициативный, работоспособный, чрезвычайно ответственный работник и в 1986 г. становится заведующим сектором в отделе пропаганды.

Когда началось в апреле 1985 г. обновление советского общества, Зюганов воспринял его как долгожданное знамение времени. Он хорошо видел назревающий кризис, загнивание партийной элиты и надеялся на продолжение уже опробованного андроповского курса очищения партийных и государственных кадров, совершенствования имевшегося социалистического общества со всеми его реальными недостатками и несомненными достоинствами. Зюганов, со своей стороны, стремился сделать все, чтобы освежить партийную пропаганду, обновить кадровые подходы. Однако уже спустя несколько лет становится очевидным, что гласность и демократизация стали сочетаться с анархией, вседозволенностью, другими явлениями в политике, противоречащими социалистической идеологии.

Зюганов ведет работу по сбору информации о состоянии дел в стране, складывающейся ситуации в кризисных районах СССР. Сам Зюганов о ней говорит так: «С одной стороны, я проехал всю страну насквозь от западной границы до Сахалина, от Ленинграда до Средней Азии. Наверное, за последние 10 лет не было ни одного социального пожара, где бы ни пришлось разбираться, так как я был одним из немногих, кто занимался абсолютно секретной «особой папкой», содержащей характеристику комплекса мер на случай чрезвычайного положения и войны. Принимал участие как в крупных массово-политических мероприятиях, гак и мероприятиях военно-стратегического характера». Зюганову приходилось готовить вместе со своими товарищами материалы по взрывоопасным ситуациям в Прибалтике, по Кавказу, Средней Азии, но все они, с горечью пишет Зюганов, «были положены руководством под сукно», хотя в них зачастую давались правильные прогнозы, что произойдет, например, в Таджикистане в случае разрушения государственно-политических структур. Зюганов писал предупредительные аналитические записки по поводу событий в Литве, которые угрожали конституционному строю. Он выражал серьезное беспокойство по поводу разрушения армии. Он лично побывал в ракетных войсках стратегического назначения и обратил внимание на то, что в главном виде войск была 75 %-я укомплектованность личного состава. Зюганов написал целый ряд тревожных служебных записок по поводу событий на Кавказе. Он обращал внимание руководства на то, что реформированные Советы явно не справятся со сложными задачами перестройки в условиях нарастания анархии. Зюганов убеждается в том, что на практике происходит отстранение в целом партии от выработки нового скорректированного политического курса. Аппарат ЦК, ведомый Горбачевым и Яковлевым, занимался лишь узакониванием тех мер, которые спускались сверху этими новоявленными вождями, претендовавшими на единоличное знание того, как надо проводить реформы.

Работа в аппарате ЦК КПСС была для Зюганова началом его политической карьеры всероссийского масштаба. Зюганов занимал не самые большие должности, в январе 1989 г. он становится ответорганизатором идеологического отдела, в декабре этого же года становится заведующим группой ответорганизаторов и заместителем заведующего укрупненного идеологического отдела, который возглавлял новый ставленник Горбачева, А. Н. Яковлев. Это был уже относительно заметный пост, позволявший влиять на решение каких-то вопросов, но долго на нем Зюганов не задержался в силу краха правящей партии и ее руководства.

Встречавшийся с ним в это время писатель А. Проханов так описывает его: «Я поразился тому, как не похож Зюганов на традиционного партийца. В его облике не было властности, бессознательно усвоенной самозначительности, жреческого всеведения, которое проявлялось даже у самых деликатных и интеллигентных людей, если политический эскалатор возносил их на высшие роли в партии… В нем было радушие, некая простоватость, ожидание услышать нечто для себя важное и полезное, поучиться хотя бы мимолетно, используя встречу с неизвестным человеком. В нем был интерес и в силу этого — эмоциональная зависимость от собеседника. Он давал человеку простор, а сам словно отступал. И самое первое от него впечатление — это присутствие пытливого интереса, направленного на узнавание. В дальнейшем это первое впечатление от Зюганова, усложняясь, подтверждалось в главном. Он собиратель, ищущий и неутомимый. Не коллекционер, не энциклопедист, не скопидом, а, пожалуй, пчеловод, огородник, садовник, имеющий дело с живой природой, прилагающий усилия к тому, чтобы жизнь приумножалась, не разорилась, усовершенствовалась сама в себе. Это народный, пожалуй, деревенский тип человека, проводящий век с природой, а не с вещью. И это природное качество спасло и будет спасать Зюганова в периоды, когда цивилизация вещей и предметов взрывается, ломая колоссальные суммы механических представлений и ценностей».

Начатые М. С. Горбачевым перемены в обществе обещали первоначально не только продолжение столь хорошо зарекомендовавшего себя курса Андропова, но и продвижение к каким-то новым высотам. Этих перемен и новаций давно ждали все — и коммунисты и беспартийные. Зюганов видел бюрократизацию управленческого аппарата, отлично понимал, что в 80-х гг. постепенно нарастала конфликтность существования советского общества, и приветствовал начало реформ. Это легко доказывается тем, что реформирование страны и обновление партэлиты реально начал Андропов, но он не успел зафиксировать этот процесс, сделать его необратимым. Как перевести общество в динамичное состояние? Этот вопрос волновал ЦК КПСС, многие работники которого в общем и целом были по-настоящему озабочены судьбой страны. Они понимали, что обновление такой гигантской страны — пока еще второй сверхдержавы мира — требует работы высочайшего уровня ответственности и подготовки. Горбачев вроде бы подходил по внешним данным. Отгносительно молодой, с университетским образованием, весьма речистый, энергичный и даже симпатичный, он был бодро нацелен на перспективу и новые подходы. Как из рога изобилия посыпались новаторские концепции и понятия: ускорение, человеческий фактор, гласность, новое мышление, общеловеческие ценности, демократизация, правовое государство, гражданское общество, многопартийность, экономическая реформа, механизм ускорения, механизм торможения, наконец — сама перестройка… Зюганов позитивно воспринимал новые веяния и не спешил сразу осуждать то, во что не верилось. Он много работал, ездил по стране, анализировал увиденное. И вот в командировке в Ставрополе вдруг услышал поразивший его отзыв о Горбачеве его земляков: «Ничего не умеет. Только руками машет. Затевает всякие реорганизации и ничего не доводит до конца. Только разваливает все». Зюганов был в известной растерянности.

Надо помнить — Зюганов был из советского времени, воспитан в комсомоле, вырос в партийной номенклатуре и традиционно чтил генсека правящей — своей партии. Была партдисциплина, причем строгая. Поощрялась исполнительность, а не творческие подходы второразрядных функционеров аппарата. Но Зюганов серьезно задумался. Столько концепций, а результатов-то — ноль! Новации вроде бы интересные, но как-то все они противоречили друг другу, а главное практике и результату. «Социалистический выбор», а социализма все меньше, «революция продолжается», а ГДР сдается, «новое мышление» и партнерство с Западом, а Варшавский договор разрушается, а НАТО остается и укрепляется… Ускорения нет и в помине, зато теневой сектор экономики свободен в своих действиях и требует введения частной собственности. Как развиваться дальше, за счет каких ресурсов, по какому социальному вектору? Горбачев твердит одно — процесс пошел… процесс пошел. А куда пошел, а зачем пошел, во имя чего пошел — не говорит. Не знает. Все должна показать якобы практика. Но ведь практика оказалась не созидательной, а такой разрушительной. В доисторические времена Господь карал, согласно Библии, народы мором, голодом, трясением земли, потопом, войнами. В СССР все это оказалось лишним, ибо оказалось достаточным появиться Горбачеву и все пришло само собой — войны внутри страны, всеобщий дефицит, катастрофы, крушение государственности, анархия… Кто он, Горбачев — наивный идеалист или сознательный разрушитель Отечества, коммунистический Манилов или «князь тьмы» (по выражению Б. Олейника), объективный агент влияния Запада или неподготовленный демагог-управленец, а может, просто обыкновенный эгоист и карьерист? Тогда мало кто задумывался об этом, за исключением немногих, и вообще никто не знал точного ответа.

Бывший помощник Горбачева А. Черняев в книге «Дневник помощника Президента СССР» описал деятельность этого правителя и его окружения. Поступки президента, оказывается, определялись такими заурядными людьми, которые, как описано в труде помощника, были озабочены в основном зарплатой, кабинетами, подарками и подношениями, потреблением алкоголя, сексуальными фантазиями, а не судьбой реформ. Дневник свидетельствует о разложении псевдокоммунистической элиты, жившей собственными заботами и интересами, как впрочем, и сам сибарит Горбачев. Еще более неприглядную картину нарисовал помощник Горбачева Болдин в известной книге «Крушение пьедестала». 5 марта 1991 госсекретарь США Бейкер сказал Горбачеву: «Мы хотим, чтобы Вы добились успеха. Мы хотим этого столь же сильно, как Вы, а может быть, даже сильнее». Горбачев смущенно промямлил в ответ: «Ну, это вряд ли». Он, вероятно, не задумался — почему так полюбил его геополитический противник СССР? А может, и задумался. А может, просто знал, но промолчал. Чужая душа потемки, особенно такая.

Зюганов уже в 1992 г. даст ему сокрушительную характеристику. Горбачев, по его словам, объективно «оказался главным агентом влияния, президентом-резидентом. Внешне привлекательный, а по сути аморальный и подлый. Если посмотреть на все, что им сделано, — это не вписывается ни в какие рамки, ни политики ни морали. Он единственный лауреат Нобелевской премии, который надломил свою державу». В 1995 году Зюганов назовет Горбачева «гениальным разрушителем, путаником и приспособленцем». Отсутствие продуманной теоретически стратегии партии привело к непониманию механизма реорганизации общественных структур, роли и места в ней партии, был разрушен теоретический фундамент партии, что подорвало профессиональные основы коммунистического политического деятеля и демонстрировало его как защитника якобы «иллюзий и утопий». Все это делалось для того, чтобы сказать про партаппарат: «А король-то голый». В результате уже в 1990 г. оказалось, что в коммунистической партии каждый третий разочаровался в социалистических идеях. Начался процесс массового перехода партийных кадров из партийных в советские исполнительные органы. Исполнительная вертикаль становилась основной и подминала партийные комитеты и советские представительные органы.

В партийных комитетах на местах шло разложение дисциплины и превращение организаций в конгломераты фракций, групп, «демократических платформ», ведущих бесконечные демагогические дискуссии. Процесс дезинтеграции быстро переходил на городское и районное звено. Особенно тяжело сказалось нравственное разрушение авторитета партии, деструктивная критика со стороны демократической оппозиции. Современные коммунисты обвинялись во всех грехах прошлого, особенно сталинизма. Всячески разыгрывалась карта пресловутых привилегий партработников. Еженедельник «Аргументы и факты» как сенсацию публиковал меню столовой в ЦК КПСС. Когда спустя десять лет читаешь меню или список привилегий, вроде государственных дач, и одновременно наблюдаешь в окно особняки, мчащиеся мерседесы новорусских политиков, смотришь по телевидению картинки отдыха новой элиты в казино Монте-Карло, в горах Давоса, то отчетливо понимаешь истинную цену всего происходившего в конце 1980-х гг. Определенная часть номенклатуры меняла власть на собственность. Но это могли делать только те, кто, во-первых, уже достиг известной стадии разложения, и, во-вторых, чья должность давала такие возможности.

Однако тогда, по опросам населения, 40 % граждан возлагало ответственность за назревавший социально-экономический кризис (настоящий кризис был, как выяснилось, впереди!) на партийный аппарат, 38 % — на бывших парт-руководителей и 36 % на современных высших руководителей КПСС. Партаппарат в целом, как понятие, стал в глазах населения символом тормоза перестройки общества, нового «врага народа», организатором массового дефицита товаров, загрязнения окружающей среды, снижения производительности труда, противника демократии. К тому же часть партработников действительно разложилась или идеологически перевернулась. КПСС разрушалась под давлением трех сил: во-первых, разложившейся части партаппарата, во-вторых, мощной политической дискредитации со стороны оппозиции и демократических СМИ, в-третьих, фактически предательского курса горбачевских верхов.

Разрушив реально существовавшую партийную административно-командную систему, Горбачев не создал эффективной новой модели управления. Формально-номенклатурный подход к руководству доперестроечного периода сменился формально-демократическим. Неожиданно выяснилось, что политическая демократия как идеализированная самоценность не только не смогла сама по себе решить проблемы, но и в какой-то степени способствовала их обострению. Начался знаменитый парад суверенитетов, парад анархии, неуправляемости. Гласность обернулась настоящей «кривдой» в средствах массовой информации, которые были выведены из-под контроля КПСС и начали под флагом деполитизации антисоветскую, антикоммунистическую пропаганду, требуя окончательного разгрома сталинизма. Либеральная интеллигенция неистовствовала, захлебываясь в истерике по поводу достижений социализма, которые не стоят даже «слезы одного ребенка». Яковлев, Коротич, Нуйкин, Чередниченко, Карякин с наслаждением мазохистов оплевывали все советское. Они утверждали: все плохо, все отвратительно, все недемократично, все гадко. Сталин — это Гитлер, Брежнев — маразматик, социализм — наследие сталинизма, а капитализм — светлое будущее № 2. Под влиянием такой разнузданной агитации народ поверил в демократизацию как панацею от всего, не замечая, что съезды народных депутатов превратились в заурядные многодневные митинги. Вся страна смотрела заседания съездов по ТВ как шоу, прекратив работать. Лидеры демократов: Собчак, Попов, Станкевич, Старовойтова, Шаталин, Ельцин — витийствовали, обещая райские кущи сразу, как только отменят статью Конституции СССР о направляющей роли партии, разгонят КГБ, распустят СССР, реформируют экономику за каких-то 500 дней, отпустят на вольные хлеба Прибалтику, дадут свободу республиканским националистическим элитам, ликвидируют военный блок Варшавского договора, уберут многозарядные ракеты с ядерным оружием, сократят до минимума армию, покажут в кино всю изнанку жизни, введут половое образование первоклассников… И не только обещали, но добивались внедрения ряда своих «рацпредложений». Но… их, вероятно, подвело скудное воображение — они не могли и подумать, что в результате будет намного хуже, чем было. Они отвалили глыбу коммунистической диктатуры, но из ямы на свет полезли не ангелы, а какие-то мерзкие существа: рэкетиры, киллеры, сутенеры, аномально озабоченные, фашисты, националисты, коррупционеры и новые сепаратисты, политики без чести и совести. Никому общечеловеческие ценности не обходились так дорого, как России.

Горбачев реагировал на все это го с опозданием, то какими-то непонятными авантюрами. Он шел проверенной дорогой — строго наугад, союз разваливался на глазах. Карабах, Тбилиси, Баку, Фергана, Вильнюс, Рига… — «этапы большого пути» по развалу страны. Экономика разваливалась на глазах. Где он, тот милый застойный уровень 1985 года? За пять лет перестроечных реформ сложился такой всеобщий дефицит, что вся страна выстроилась в очередь.

Зюганов постоянно подчеркивал, что реформы не оправдываются не потому, что они не нужны — они необходимы, но «перестройка — это тяжелая и ответственная работа, а не бесконечная, бессодержательная говорильня», — считал он. Под впечатлением многочисленных перехлестов журналистов Зюганов представлял гласность в образе «неопрятного существа с узким лобиком, злыми глазенками, визгливым голосом, бессердечно гогочущее у постели больной матушки Отчизны». Эта оценка, на наш взгляд, была эмоциональным перегибом, вызванным реакцией на поток безответственных разоблачений журналистов. Организатора такой гласности Горбачева он называет не «выдающимся реформатором», а «гениальным разрушителем, путаником и приспособленцем», имея в виду НЕ САМУ идею, а результат деятельности.

Уже в 1989 г. Зюганов начинает бить тревогу в связи с положением в стране и прежде всего ростом преступности. Занимаясь анализом работы Советов и правоохранительных органов, Геннадий Андреевич кладет на стол своему руководителю — заведующему идеологическим отделом ЦК КПСС, по его словам, «мастеру закулисных интриг», А. Н. Яковлеву доклад с ужасающими цифрами роста за год числа убитых, погибших в результате несчастных случаев, изуродованных, изнасилованных и ограбленных, в несколько раз превышавшими десятилетние потери в афганской войне. Проблемы, которые накапливались в обществе, пристально анализировались Зюгановым, и они закономерно не могли оставить его равнодушным. Он искренне возмущался ростом беспредела в стране и недоумевал — почему власть не предпринимает решительных мер по наведению элементарного порядка.

Зюганов анализирует информацию о состоянии дел в стране и все больше убеждается в том, что происходит деформация принципиального политического курса на обновление социализма в рамках именно коммунистической парадигмы. Аппарат ЦК КПСС в главе с Горбачевым и Яковлевым отказался от систематического руководства развитием перестройки в заданном направлении и плыл по течению, если не сказать больше. Зюганов тогда уже пришел к выводу, что в стране набирает обороты самый настоящий системный кризис страны и общества, но в отличие от демократов он предлагал модернизировать социалистическую систему без ее слома, сохранив все лучшее, что было достигнуто, и отбросив все, что стало бесполезным и вредным. Например, он предлагал ликвидировать загнивший принцип партийной номенклатуры в управлении, породивший управленческий кризис.

Этот системный кризис в стране начался еще в 70-е гг. Именно тогда, пришел к выводу Г. Зюганов, «социализм в СССР постепенно начал утрачивать историческую инициативу, КПСС не смогла адекватно ответить на новые проблемы внутригосударственной и международной жизни, а верхний эшелон компартии постепенно деградировал — нравственно, идеологически и политически». С конца 80-х гг. происходит постепенное, вполне осознанное отстранение партийных масс от выработки политического курса, когда партия, как правило, в основном лишь узаконивала ряд положений и мер, которые в принципе уже были проговорены и на высшем элитарном уровне приняты. Такая оценка доказывает, что Зюганов не только не является консерватором, но более того — партийным реформатором, действовавшим, конечно же, в русле своих коммунистических убеждений. Собственно говоря, понятие «реформа» означает преобразование эволюционного характера в рамках функционирующей социально-политической системы. Это важный нюанс, ибо излюбленный тезис многих критиков коммунистов заключается в нелепом и лживом утверждении о якобы страшном консерватизме Зюганова, который на самом деле был безусловным обновленцем, но, конечно же, не революционером, жаждущим слома конституционного советского строя.

В партии возникла своеобразная коммунистическая многопартийность, которая, несмотря на внешний демократизм, значительно ослабила партию в сложнейший момент испытаний. На правом фланге сформировалась «Демократическая платформа» в КПСС во главе с будущими либералами В. Шостаковским, О. Лацисом, В. Липицким, В. Лысенко. Первоначально она являлось подобием западной социал-демократической партии. Ее члены также не были едины по своим позициям. В частности, радикальные коммунисты-демократы Г Попов, А. Собчак, Г. Старовойтова, Ю. Афанасьев, Д. Волкогонов, Е. Гайдар, Г. Бурбулис уже тогда тяготели к либерализму, в то время как группа В. Липицкого и А. Руцкого первоначально вошла в российскую компартию и образовала движение «Коммунисты за демократию». Однако жизнь показала, что все они оказались «пятой колонной» внутри КПСС, разрушившей ее изнутри. Выполнять эту функцию им помогло руководство КПСС во главе с Горбачевым, Шеварднадзе и Яковлевым. Это прямо признал и сам А. Н. Яковлев, заявивший спустя 10 лет, что лично он целенаправленно и систематически абсолютно сознательно разрушал тоталитарную партию изнутри, вредил коммунизму, саботировал решения по укреплению СССР и КПСС. На левом фланге возникли «Марксистская платформа» в КПСС с лидерами А. Пригариным, А. Крючковым, А. Колгановым, А. Бузгалиным, ультралевацкие группировки «Большевистская платформа» Т. Хабаровой, ВКПБ Н. Андреевой, движение «Коммунистическая инициатива» во главе с В. Тюлькиным, А. Сергеевым, В. Терентьевым, В. Анпиловым, М. Поповым, В. Долговым, А. Золотовым. Левые вели решительную и безуспешную борьбу с ревизионизмом группы Горбачева — Яковлева. Причина их неудачи заключалась в том, что они не предлагали конструктивных новаций, а были обращены в прошлое, выдвигая, на наш взгляд, явно устаревшие лозунги типа «диктатуры пролетариата» и т. п.

Зюганов понимал, что какими бы лозунгами ни руководствовались вожди платформ, само их образование свидетельствовало о реальном кризисе компартии и общества, а диаметральное расхождение фракций-платформ свидетельствовало о практической невозможности его преодоления.

Еще тогда, когда противоречия между «командой Горбачева» и российскими коммунистами только назревали, Зюганов активно поддержал идею создания Российской компартии как организации, отстаивающей реальные национально-государственные интересы России в рамках Союза. Это вызвало, по словам Геннадия Андреевича, «жуткий пропагандистский огонь из всех «демократических» орудий. Сам Горбачев понимал, что создание относительно самостоятельной республиканской компартии в составе КПСС со своим относительно самостоятельным ЦК и Политбюро безусловно ограничит его личные властные, фактически диктаторские полномочия, и поэтому всячески сопротивлялся этому процессу под флагом борьбы с партийным сепаратизмом. Громко именуя себя демократом, Горбачев стремился не допустить в узкий круг реальных властителей новых людей и тем более усилить влияние рядовых членов партии.

В последующем демократы-журналисты неоднократно подбрасывали идею о том, что Зюганов якобы тоже участвовал в параде суверенитетов, имея в виду его деятельность по образованию КП РСФСР. Но надо понимать, чем была вызвана такая необходимость. Здоровые силы партии, противостоящие разрушительным псевдореформам, нуждались в организационном центре, новых легитимных лидерах, противостоящих группе Горбачева.

Горбачев и его друзья — Яковлев, Шеварднадзе и другие — поэтому не столько спорили с ними по существу, сколько пытались дискредитировать. К тому времени Зюгановым была уже опубликована целая серия статей — «Третий раз гневаемся, а репа не растет», посвященных гласности как «инструменту социально-психологической обработки населения», ряд статей о российской государственности и других. Но пока еще Зюганов не являлся лидером партии. Эта роль принадлежала И. К. Полозкову, В. А. Купцову, И. П. Осадчему, которые внесли большой вклад в строительство КП РСФСР.

В соответствии с постановлением мартовского 1990 г. пленума ЦК КПСС был образован подготовительный комитет, в который вошли представители 89 региональных парторганизаций. 85 % коммунистов высказывалось за создание компартии РСФСР Противниками создания Российской компартии была «Демократическая платформа» в КПСС, основу которой составляли представители московской партийной интеллигенции. Они все последовательнее эволюционировали в сторону сначала социал-демократии, а затем примкнули к либерализму. Партийные демократы твердили об опасности двуцентрия в КПСС, об опасности в партии великорусского шовинизма, об опасности сохранения руководящей роли КПСС и т. п. Представляется, что в действительности были реальные контраргументы против создания КП РСФСР, которые заключались прежде всего в том, что Советский Союз по большому счету и был Великой Россией — наследником геополитического пространства, именуемого в прошлом Российской империей. КПСС была и так фактически Компартией России, не случайно до декабря 1925 года компартия именовалась РКП(б), хотя СССР был создан в 1922 г. По меньшей мере дважды в послевоенной истории СССР поднимался вопрос о русском бюро ЦК КПСС, о Ленинграде как столице РСФСР, но этот процесс было остановлен и не завершался созданием отдельной российской компартии. Однако в силу обозначившейся эволюции Горбачева в сторону авторитаризма в организационном плане, а в идейном — в сторону либерал-демократизма и усложнившейся ситуации в межреспубликанских отношениях, в том числе межпартийных, отсутствия механизма выявления и защиты собственно российских, русско-славянских интересов, вновь стал чрезвычайно актуальным вопрос о создании российской компартии.

Политбюро ЦК под началом Горбачева фактически саботировало работу по созданию КП РСФСР. Яковлев организовал в подконтрольной ему партийной прессе пропагандистскую кампанию против российской компартии. Однако Зюганов вместе с И. К. Полозковым, В. А. Купцовым продолжал настойчивую работу по консолидации сил российских коммунистов. Он исходил из того, что, во-первых, РСФСР является крупнейшей республикой, которая в новых условиях должна иметь свою республиканскую парторганизацию, политбюро ЦК и все атрибуты республиканской государственности, аналогичные тем, которые имели республики-члены СССР. Во-вторых, принятие Декларации о суверенитете РСФСР под напором демократических сил создавало реальную опасность разрушения единого союзного государства со стороны президентских и правительственных структур и очень важно было сформировать республиканский центр, способный взять на себя миссию консолидации сторонников сохранения Советского Союза. Попросту говоря, нужно было создать реальный противовес Ельцину и его апологетам в руководстве. Наконец в условиях формирования многопартийной системы в России было очень важно функционирование сплоченной партии российских коммунистов. Формирование КП РСФСР имело крайне интересную особенность — она формировалась как фактически оппозиционная партия, так как руководство КПСС во главе с Горбачевым с самого начала заняло позицию сопротивления, а руководство России во главе с Ельциным порвало с КПСС и встало на путь отречения от коммунистических и советских идеи, однако оппозиционность КП РСФСР не имела ничего общего с конфронтационностью. В составе избранных делегатов I Учредительного съезда было большинство членов Верховного Совета РСФСР, включая Б. Н. Ельцина.

Летом — осенью 1990 г начал работу Учредительный съезд Компартии РСФСР. В докладах на съезде подчеркивалось, что компартию надо было создать значительно раньше, еще во время XIX партконференции, тогда ситуация была бы принципиально иной в условиях отсутствия действительного и реального контроля за положением в стране со стороны аппарата Горбачева. Эти положения были встречены с одобрением делегатами и вызывали неудовольствие демократов. Один из них, Олег Румянцев, выступил даже с депутатским запросом с обоснованием незаконности съезда российских коммунистов. Перед партией открывалась перспектива стать стержнем сплочения всех коммунистических сил и преодолеть кризис в партии и обществе, но этого не случилось. В ходе последовавших событий августа 1991 г. компартия РСФСР была насильственно исключена из политической жизни.

На Учредительном съезде Зюганова избирают членом ЦК, а на пленуме — членом Политбюро, секретарем ЦК КП РСФСР. Демократическая пресса достаточно ехидно писала по этому поводу: «Мало кому известный мелкий функционер воспользовался почти невероятным шансом пробиться наверх в скандально учреждавшейся иерархии руководителей РКП. Сумел-таки совершить головокружительный кульбит — смог стать членом Политбюро, секретарем ЦК и главным партийным идеологом». Однако иначе оценивали взлет Зюганова его соратники. Они подчеркивали, что партия оценила последовательность, надежность, идеологическую мировоззренческую устойчивость, серьезную теоретическую подготовку Зюганова. Он не участвовал в интригах, а, на наш взгляд, просто естественным образом был замечен всеми мыслящими партийцами как возможный лидер новой партии.

Практически одновременно с I съездом КП РСФСР состоялся XXVIII съезд КПСС, который в отличие от российского форума занял формально более прогорбачевскую позицию и поддержал программный документ, ориентировавшийся на рыночную экономику. Однако фактически Горбачев был на грани поражения. На съезде в открытую прозвучали призывы сместить генсека, но Горбачева спасло, во-первых, то, что он был Президентом СССР, во-вторых, у его противников не было конструктивной программы реформирования, отсутствовало единство мнений. Когда Е. К. Лигачев попытался утвердиться в качестве заместителя генсека, он был фактически провален подавляющим большинством голосов. Обозначившееся оппозиционное большинство делегатов не смогло заблаговременно договориться и сплотиться. К тому же Б. Н. Ельцин нанес бесспорно деморализующий удар по партии — он заявил о выходе из партии и даже беспардонно предложил ей самораспуститься. К этому времени уже имелись значительные предпосылки для окончательного нивелирования роли КПСС — отказ от преимущественного представительства рабочих и крестьян в законодательных органах, профессиональный парламентаризм, искусственное бюрократическое разделение властей при сохранении зависимости от главы государства всех ветвей власти, институт президентства.

Это означало окончание целого этапа исторического развития, когда антисоветские, антисоциалистические силы перестали маскироваться и приступили к открытому демонтажу политической системы под лозунгами демократии и либерализма.