Новый период российской истории стал принципиально новым этапом развития и для коммунистической оппозиции. Ее лидер Геннадий Зюганов был поставлен в условия, когда от него требовалась максимальная самоотдача, жесткая самодисциплина. Он был обязан как руководитель ЦИК КПРФ наладить в принципиально изменившихся условиях регулярную работу партаппарата и региональных структур партии, эффективное функционирование ее фракции во вновь избранной Государственной Думе. И, забегая вперед, скажем — Зюганов справился с этими задачами, конечно, вместе со своими товарищами и коллегами. Для него этот период ознаменовался активной и целенаправленной работой над собой, углублением знаний отечественной истории, государства и права, философии, политики. В этот период Зюганов вырос как крупнейший политик России, что сейчас признают как отечественные, так и западные специалисты-политологи. Он стал как минимум самым сильным коммунистическим и левоцентристским лидером в стране.
В начале 1994 с в России начала функционировать «четвертооктябрьская» политическая система западного типа, но с целым рядом особенностей, связанных с влиянием уникальной российской цивилизации и ее современной истории. Несмотря на все усилия либералов-западников в создании западного аналога политического режима, у них ничего не получилось. И не могло получиться в принципе. Во-первых, российские особенности политической культуры и национального менталитета объективно наложили неповторимый отпечаток на основные демократические институты новой российской государственности. Во-вторых, новые власть предержащие и их советники из либеральной интеллигенции сознательно стремились создать Конституцию и всю политическую систему под личность Ельцина, под его роль авторитарного правителя — разрушителя коммунизма и Советов. Они забыли или сознательно абстрагировались от таких очевидных фактов, как: а) Ельцин не вечен, б) на его место может прийти еще более непредсказуемый радикальный лидер, в) скороспелая Конституция с нарушенным балансом трех ветвей власти будет рано или поздно обязательно пересматриваться с неминуемыми издержками.
Уже на одной из своих первых пресс-конференций Зюганов четко обозначил основные конституционные проблемы и их содержание. Во-первых, у Президента страны имелось властных полномочий в 2 раза больше, чем у президента Франции, и приблизительно в 4 раза больше, чем у президента США. Во-вторых, Государственная Дума лишена контрольных функций по отношению к правительству, которое формируется практически одним Президентом при участии премьер-министра. В-третьих, отсутствует механизм реальной смены Президента, зато Президент обладает возможностями роспуска парламента, если тот не утвердит кандидатуру премьер-министра. Перекос властных полномочий в пользу Президента оказался столь значительным, что власти не осмелились даже упоминать о системе конституционных сдержек и противовесов, которые являются нормой для правового государства. Например, в США законодательный Конгресс может отстранить президента от власти, президент не имеет права распустить Конгресс, но может назначать судей Верховного суда, которые имеют право самостоятельно трактовать закон. И при всем при этом президентскую систему в США сами американцы называли «монархией эпохи Тюдоров с телефоном»! Что же говорить о России? Если к этому добавить, что российская многопартийность практически не сформировалась как развитая система, «независимая» пресса стала жестко подконтрольна финансовому капиталу, легальная политическая оппозиция целенаправленно дискредитируется как «коммунофашистская», то для новой России определение ее как действительно демократической правовой республики может быть только большим авансом.
Зюганов ясно понимал всю изначальную ущербность «четвертооктябрьской» политической системы даже в сравнении с западными буржуазными образцами, но он не мог выбирать. Он мог только в рамках этого режима власти бороться за его изменение и коренное улучшение. Собственно, такой выбор был уже сделан в ходе участия в выборах в декабре 1993 г., а теперь только оставалось определиться с политической линией КПРФ в сложившихся условиях. Поскольку было однозначно ясно, что население страны не собирается активно протестовать и подниматься на борьбу со сложившейся авторитарно-либеральной системой, предстояло как-то вписаться в нее и легально вести борьбу с политическими противниками, собирая сторонников и избирателей. Это был сугубо прагматический курс, который, однако, мог оттолкнуть часть коммунистов, не желавших сотрудничать с режимом Ельцина — могильщиком советской власти, расстрелявшим конституционный парламент. Было очень важно для оппозиции не оттолкнуть таких оппозиционеров, особенно учитывая дефицит активных сторонников.
Перед фракцией коммунистов Зюганов поставил задачу формирования в парламенте левоцентристской коалиции, которая могла создать независимую парламентскую Комиссию по расследованию событий начала октября 1993 г. Нужно, по его мнению, сделать все для преодоления последствий роспуска Союза и восстановления связей между славянскими республиками и Казахстаном, для возобновлении деятельности Конституционного Суда, ликвидации последствий разрушительного курса правительства Гайдара и его преемников. Фракция коммунистов получила наказы избирателей, целого ряда общественных объединений, в том числе общества «Российские ученые социалистической ориентации», в которых формулировались определенные напутствия парламентариям. Прежде всего, это было требование решительной борьбы за социалистические идеалы. Все подобные наказы и требования не были формальностями — они ограничивали рамки маневров и компромиссов, обеспечивали принципиальную линию фракции в условиях, когда нельзя был ставить вопрос о ликвидации режима власти, политического курса, однако существовали возможности, объединив голоса коммунистов и сочувствующих патриотов (около 40 %), добиваться коррекции курса в интересах трудящихся.
Сразу после выборов в начале 1994 г. из правительства вышли радикальные либералы Е. Гайдар и Б. Федоров, что было вызвано относительным поражением либералов на выборах и вынужденным изменением стратегии Президента, правда, только формальным. Предстояла борьба за формирование более здравомыслящего правительства, озабоченного не либеральными прожектами, а реальной экономикой.
На первом этапе Зюганов направил свои усилия на достижение договоренности основных фракций — ЛДПР, «Выбора России», АПР, ДПР и самой КПРФ — по формированию руководства Государственной Думы. Зюганов провел подробные консультации с ДПР Николая Травкина и Аграрной партией Михаила Лапшина и подчеркнул, что КПРФ готова сотрудничать «со всеми, кто понимает, что нынешняя ситуация в России может привести к взрыву и диктатуре». По согласию фракций председателем Государственной Думы был избран представитель аграрной группы бывший коммунист Иван Рыбкин. Зюганов серьезно рассчитывал, что бывший товарищ по партии и участник обороны Верховного Совета будет по принципиальным вопросам если не поддерживать коммунистов, то хотя бы не противодействовать. Но жизнь показала, что Иван Рыбкин быстро отказался от своих былых убеждений и товарищей, став обычным функционером режима Ельцина. Он действительно врос в систему власти и стал получателем всех благ и привилегий правящего класса. Председателем Совета Федерации был избран активист режима В. Шумейко, бывший заместитель премьера Черномырдина. К нему Зюганов и подавно не испытывал никаких симпатий, зная его обструкционистскую практику запретительства в отношении коммунистической прессы, откровенное пресмыкательство перед Ельциным, нахрапистость в личном обогащении.
Два члена фракции КП РФ стали председателями важных комитетов Госдумы. Это были Виктор Илюхин, бывший прокурор, государственный советник юстиции 2 класса, и Виктор Зоркальцев, возглавивший комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций. Член фракции Геннадий Селезнев — бывший главный редактор газеты «Правды» стал спустя некоторое время заместителем председателя Госдумы.
После создания руководящих органов Госдумы Зюганов все силы бросил на организацию комиссии по расследованию октябрьской трагедии 1993 г., не имеющей прецедентов в мировой истории. Администрация Президента и правительство Черномырдина не были заинтересованы в работе такой комиссии, так как она, несомненно, выявила бы не только непродуманные авантюристические действия вице-президента А. Руцкого и спикера Р. Хасбулатова, отдельных экстремистских групп, но и откровенно провокационные действия сил московской мэрии, президентских спецслужб, неблаговидную роль советников Президента и неумную политику самого Президента. В силу этого было очевидным, что власти будут как минимум саботировать работу комиссии и тем более выполнение ее решений. В ходе дебатов по инициативе фракции КПРФ и лично Зюганова было выработано постановление о возможности амнистии участников событий в обмен на отказ парламента от создания комиссии. Сложное негласное совместное решение о такой амнистии было реализовано, несмотря на интриги и отставку генерального прокурора Казанника. Вскоре из следственного изолятора Лефортово были освобождены А. Руцкой, Р. Хасбулатов и другие участники защиты парламента, а также участники предшествующих кровавых событий 1 мая и 7 ноября, а также августовского путча. Однако несмотря на компромисс для всей общественности было ясно, что оппозиция получила больше плюсов, чем власть. Это была важная тактическая победа оппозиции и первая демонстрация ее силы и влиятельности.
Геннадий Зюганов попытался развить успех оппозиции и заявил, что реализация Меморандума о согласии, предложенного Советом Госдумы, требует восьми условий национального примирения; во-первых, смены внешнеполитического и экономического курса Президента, во-вторых, создания «правительства национального доверия», в-треть-их, прекращения глумления над армией и милицией, в-четвертых, всемерной поддержки традиционных религиозных конфессий, в-пятых, возвращения долгов крестьянству, в-шестых, принятие чрезвычайных мер по борьбе с преступностью, в-седьмых, гарантии сохранения информационной свободы. И наконец, укрепления многонационального российского государства.
Это предложение не было принято правящим режимом, что, в общем, естественно, ибо это означало бы его самоликвидацию. Зюганов выступил в Государственной Думе с речью, в которой обратил внимание на то, что в стране начался широкий демонтаж советских органов власти и наблюдаются попытки принизить значение даже новой Государственной Думы, в которой якобы слишком много оппозиционеров. В этой связи Зюганов предложил ускорить процесс вхождения депутатов в законотворческий процесс с целью минимизации последствий разрушительной политики правящего режима.
Зюганов предложил сосредоточить внимание депутатов на пяти блоках законопроектов. В первый блок должны были войти законы об основных направлениях экономических реформ, во второй — законы, направленные на восстановление гражданского мира. В этой связи особенно важно было восстановить деятельность Конституционного Суда. Третий блок законов должен предусматривать защиту интеллектуального потенциала страны и малообеспеченных граждан. Четвертый посвящен информационной политике, ибо СМИ стали орудием раскола нации, а также парламента. Пятый блок законов должен быть посвящен выборам в местные органы власти.
Однако для правящего режима было очевидно, что Зюганов вкладывает в эти предложения иной социальный смысл, чем тот, который стремится воплотить в жизнь новая власть. Не имея преобладающей опоры в Думе, Президент попытался нейтрализовать думскую оппозицию. И прежде всего фракцию КПРФ во главе с Зюгановым. В марте 1993 г. Ельцин выступил с инициативой подписания пакта о гражданском мире. Зюганов так охарактеризовал содержание этого проекта: «Если оппозиция согласится все забывать, то власть за это обещает ее не ругать и не бить под дых коленом». Первый вариант Договора об общественном согласии вообще напоминал, по словам Зюганова, акт о безоговорочной капитуляции.
Зюганов вместе с другими лидерами парламентских фракций встретился с Президентом России для консультаций по проекту Договора. Председатель ЦК КПРФ предложил учесть в тексте договора меры по уменьшению имущественной дифференциации населения, регулярной выплате заработной платы и проведению налоговой реформы. Ельцин смог только пообещать Зюганову поставить памятник Жукову в Москве и учредить орден его имени. Сразу после консультации помощник президента Г. Сатаров назвал предложения Зюганова конструктивными. Однако несмотря на эту реакцию желанное сотрудничество не состоялось, так как в обществе отсутствовало согласие по основным направлениям политики государства. Зюганов об этом сказал в интервью программе «Подробности» Российского ТВ. По его мнению, «проектируемый договор не повлияет на ситуацию в стране, в которой назревает социальный взрыв. Его следует предотвращать реальной социальной политикой, а не договорами о капитуляции, которые не повлияют на обстановку социального взрыва, когда политику будут определять не интеллектуалы, а люди, способные понять устремления масс». Иначе говоря, если начнутся массовые волнения, то все договоры будут бессмысленны, массы найдут в себе адекватных лидеров.
Негативная позиция Зюганова была логично обусловлена тем, что подписанты должны были брать на себя неприемлемые для коммунистов обязательства — отказаться от организации политических и большинства экономических забастовок трудящихся, от борьбы за изменение Конституции, от острых оценок недавних политических событий. В свою очередь, правительство только в самых общих, никого ни к чему не обязывающих словах соглашалось скорректировать реформы в целях повышения жизненного уровня населения и не несло ответственности за свои обещания. Подписание коммунистами такого документа означало бы ликвидацию собственного политического лица главной оппозиционной партии.
Оппозиция объявила о создании своего движения «Согласие во имя России» как широкой коалиции народно-патриотических сил. 17 марта в помещении Госдумы состоялась пресс-конференция оргкомитета движения, в котором приняли участие помимо Зюганова экс-председатель Конституционного Суда Зорькин, член правления «Горбачев-фонда» А. Ципко, председатель Аграрной партии М. Лапшин, лидер Гражданского союза В. Липицкий. Зюганов отметил, что в этой организации он представляет интересы не всего Фронта национального спасения, а только КПРФ. Свои подписи под заявлением о новом движении поставили А. Руцкой, А. Лукьянов, В. Зорькин, С. Бабурин, А. Тулеев, С. Говорухин.
27 апреля фракция КПРФ выступила в Госдуме с заявлением об аморальности подписания 28 апреля Договора в связи с произошедшим убийством депутата Государственной Думы. Фракция предложила отправить в отставку министра внутренних дел Ерина, принять дополнительные меры по обеспечению безопасности в стране. Задолго до ряда громких убийств политиков и журналистов Зюганов предупредил страну о росте мафиозного беспредела. В то же время Зюганов отметил, что это не означает массовой выдачи огнестрельного оружия даже депутатам, ибо чем меньше оружия будет у населения, тем выше безопасность. В связи с проблемой безопасности депутатов Зюганов потребовал прекратить прослушивание спецслужбами штаб-квартиры коммунистов, увольнения из правоохранительных органов по политическим мотивам, ибо это не согласуется с заявлениями об общественным согласии.
28 апреля на церемонии подписания Договора общественного согласия Зюганов в соответствии с решениями фракции демонстративно отказался подписывать документ, но передал требования партии и фракции правительству в письменном виде. Договор также не подписали Аман Тулеев, Григорий Явлинский и Михаил Лапшин, лидеры непримиримой оппозиции Виктор Анпилов, Виктор Тюлькин. Из 248 участников Ассамблеи гражданского согласия подписали документ 245 деятелей, среди которых были руководители федеральных органов, местных властей, профсоюзов, религиозных объединений, Академии наук, казачества. Однако отсутствие подписи Зюганова — главного оппозиционного лидера — практически дезавуировало документ и сделало его бессмысленным для власти.
Об общественном договоре политические силы забыли чуть ли не сразу после его подписания. Заявления некоторых историков о том, что договор обеспечил спокойное внутриполитическое развитие страны в течение двух лет, явно ошибочны. Тот факт, что трудящиеся массы не вступили в активное противостояние президентско-правительственной линии в течение 1994–1995 гг, несмотря на обнищание, крах пирамидных финансовых компаний типа «МММ», волны банкротств мелких банков, начавшиеся задержки заработной платы, свидетельствовал лишь о том, что Президент в этот период пользовался доверием большинства нации. На правительство Черномырдина возлагались надежды, ожидалось, что оно в конце концов добьется стабилизации, тем более что инфляция явно снизилась, рост цен замедлился. Народ надеялся на лучшее, ждал жизни западного образца и терпел, терпел, терпел…
Эта ситуация четко отслеживалась Зюгановым, и он прямо говорил своим левым оппонентам, требовавшим революционных действий: «А кто пойдет за нами на улицы? Вы хотите диктатуры пролетариата. А где массовые пролетарские стачки, демонстрации, митинги? Где класс, жаждущий своей диктатуры?». Историческая практика показывала, что русский народ приучен к долготерпению и поднимется на восстание только в самом крайнем случае, когда терпение станет невозможным. В этом заключается шанс и реформаторов — если они умные, и политиков оппозиции. Но не дай бог новых революционных катаклизмов! В ядерной стране в конце II тысячелетия гражданская война может привести к всеобщему краху. Имея в виду это обстоятельство, Зюганов и сформулировал афоризм, который ему вспоминают и левые и правые: «Лимит на революции исчерпан». Но это не означает принципиального отказа лидера коммунистов от поддержки решительных действий масс, если они начнутся, но до этого времени тактика должна быть адекватной реальным условиям. Зюганов и его умеренные соратники осознанно взяли курс на решение всех актуальных проблем в рамках мирного конституционного развития, осуществляя политическое давление на власти. Председатель ЦК КПРФ был уверен, что либералы не справятся с решением стоящих задач возрождения России и рано или поздно власть перейдет к патриотической оппозиции. В истории страны уже был аналогичный эпизод, когда В. И. Ленин в «Апрельских тезисах» призывал Советы во главе с меньшевиками и эсерами взять всю полноту власти, имея в виду, что они безусловно не решат вопросы о земле и мире и будут переизбраны трудящимися. Приблизительно такую схему мирного развития революционного процесса взял на вооружение и Зюганов в принципиально новых условиях, так как для коммунистов был очевиден неизбежный крах экономических реформ либерализма.
Однако этот курс не мог реализоваться сам собой. Для его осуществления нужен был зрелый субъективный фактор — мощная коммунистическая партия и многочисленная парламентская фракция — политический центр и кузница кадров будущего управления страной. Геннадий Зюганов подчеркивал, что в новых условиях деятельность компартии будет осуществляться на трех уровнях. Первый — идейно-теоретический. Он предусматривает своевременную и актуальную выработку стратегии и приоритетных задач КПРФ как с учетом фундаментальных принципов, так и с корректировкой на современное развитие социальной ситуации. Второй уровень — работа в представительных органах власти. Часть законодательных инициатив КПРФ растворяется в обилии вопросов, рассматриваемых Думой, эффективность законотворческой деятельности которой оставляет желать много лучшего.
Нужно выделить 10–15 безотлагательных вопросов, нацеленных на реальную стабилизацию положения в стране. Наконец, третий уровень — работа в трудовых коллективах и по месту жительства. Большинство представителей фракции КП РФ не реже 1 раза в неделю встречаются с избирателями, участвуют в дискуссиях, «круглых столах».
Все три направления деятельности требовали больших усилий оппозиционной партии не только в силу давления и ограничений со стороны антикоммунистической власти, но и по причине раскола комдвижения. Бойкотировавшие выборы левоортодоксальные партии — РКРП во главе с радикалами Анпиловым и Тюлькиным, ВКПБ во главе с ярой сталинисткой Ниной Андреевой, СК во главе с Алексеем Пригариным были объективно противопоставлены добившейся успеха на выборах КПРФ. В результате своего электорального успеха Зюганов и его партия закономерно стали абсолютными лидерами комдвижения и российской народной оппозиции вообще. Внепарламентские компартии и инакомыслящие коммунисты внутри КПРФ, например известный ученый, профессор Ричард Косолапов, возглавивший «ленинскую платформу» в КПРФ, попытались тогда представить зюгановцев чуть ли не системной прорежимной оппозицией, а свои движения подлинно революционными ленинскими силами. Они выступали с резкой критикой КПРФ за ее соглашательство с режимом Ельцина и превращение в якобы ручную оппозицию.
Объединение этих организаций под названием «Роском-союз» в заявлении «Об идейно-политической линии руководства Коммунистической партии Российской Федерации» резко осудило руководство КПРФ за «крен к национал-реформизму» и «социал-демократизму», «отказ от учения о классовой борьбе», отказ от воинствующего атеизма и пролетарского интернационализма. Ряд участников «Роскомсоюза» даже заявлял, что Зюганов, ни больше ни меньше, опаснее Ельцина, потому что «разлагает коммунистическое движение изнутри». Лидеры «Союза офицеров» прямо и непосредственно обвинили Зюганова в предательском сговоре с антинародным режимом. Анпилов в порыве своих коммунистических чувств предложил разработать программу по борьбе с «зюгановщиной». Выступая на митинге в Воронеже 10 апреля, Анпилов рассказал массам о главном пункте разногласий с Зюгановым — оппортунистическом признании лидером КПРФ частной собственности как таковой.
Зюганов как коммунист относился к частной собственности в методологическом плане сугубо отрицательно, то есть в строгом соответствии с идеологией коммунизма, но в отличие от левых ортодоксов он не мог не видеть, что после свершения буржуазной контрреволюции 1991–1993 гг. и проведенной приватизации требовать ликвидации частной собственности есть по меньшей мере наивность, если не сказать грубее. Он пытается продвинуть идею о возрождении ленинского нэпа с его многоукладностью экономики, включая частную собственность. Одну из причин крушения СССР и КПСС Зюганов видел в том, что существовала абсолютная и преждевременная монополия на собственность. Именно огосударствление собственности, по его мнению, привело к необходимости найти правильное соотношение государственной, коллективной и частной собственности. Монополию на власть и монополию на истину Зюганов в своем перечислении называл вторым и третьим номером.
Частное предпринимательство в реальном секторе экономики, по мнению Зюганова, может помочь возрождению экономики России. Зюганов прямо заявлял, что новая компартия поддерживает всех, «кто хочет и умеет работать», предпринимателей в реальном секторе экономики. В то же время он обращал внимание на то, что в новых условиях «диктатура пролетариата не способна решить всех российских проблем».
Однако эта логичная современная точка зрения с большим трудом воспринимается его товарищами по партии. На научной конференции, организованной ЦИК КПРФ в конце марта 1994 г., был принят документ «Путь России к народовластию и социализму». Среди участников конференции были А. Лукьянов, член-корреспондент РАН Д. Львов, д. э. н. С. Глазьев, председатель СПТ Л. Вартазарова, д. э. н. Т Корягина. В итоговом документе были записаны положения о необходимости активизации роли государства в осуществлении социально-экономических преобразований, остановке насильственной приватизации, стабилизации уровня цен, восстановлении естественной монополии на внешнюю торговлю, введении государственной валютной монополии. В ходе конференции усилиями левых ортодоксов были отвергнуты попытки Зюганова и его сторонников добиться более радикального обновления коммунистических требований. Из проекта было исключено ключевое положение о возможности существования частной собственности в известных пределах и границах.
Однако Зюганов, если можно так выразиться, взял верх на апрельском пленуме ЦИК КПРФ, на котором обсуждалась программа партии. Подготовленный проект был выдержан, на наш взгляд, в компромиссном духе и допускал существование трудовой частной собственности в определенных условиях переходного периода. Естественно, что такие положения до известной степени обостряли ситуацию в коммунистическом движении.
Главным оппонентом по идейным разногласиям являлась тюлькинско-анпиловская РКРП с центром в Ленинграде. Не случайно Зюганов говорит, что раскол в коммунистических рядах — это «московско-ленинградская» проблема, имея в виду известный элемент соперничества и конкуренции региональных верхов. Неудачной оказалась попытка лидера Союза коммунистов Алексея Пригарина расколоть московскую организацию КПРФ путем создания в апреле 1994 г. Московской городской организации КПСС в качестве локальной альтернативы компартии Зюганова.
Резко дискутируя с левокоммунистическими друзьями, Зюганов выделяет организацию Олега Шенина СКП— КПСС. Союз компартий, по мнению Зюганова, представлял реальную возможность тесной координации всех компартий бывшего СССР и в будущем по мере вызревания условий мог превратиться в реальную силу по организации нового Союза. Однако Шенин также подвергал критике Зюганова за якобы оппортунистические идеи, абсолютизацию национально-патриотического лозунга, недооценку классовой борьбы.
Такие обвинения были для Зюганова, вероятно, очень неприятны и обидны. Он знал, что в принципе его партия и эти коммунистические группировки стоят на одних марксистско-ленинских позициях. Левые ортодоксы были, конечно же, ближе к Зюганову, чем любой либерал-демократ или кто-либо, так как их всех объединяло, во-первых, признание негативного опыта капиталистической реставрации в России доказательством правоты положений Маркса о порочности капитализма. Во-вторых, позиция Запада и в первую очередь США оценивались как антироссийская. В-третьих, крушение советской социалистической системы объяснялось неблагоприятным сочетанием объективных, но главным образом субъективных причин, в том числе предательством Горбачева и Ельцина. Когда от товарищей по коммунистической идее он слышал обвинения в неосталинском духе — в «зюгановщине», «оппортунизме», «ревизионизме», это было ему, конечно же, неприятно. Но дело не в личном восприятии Зюганова. В условиях, когда дорого единство партии как никогда, когда буржуазная пресса с особой злой радостью расписывает разногласия и противоречия в комдвижении, — это была непозволительная роскошь. Поэтому руководитель коммунистов пытается найти какой-то консенсус. В организации СКП — КПСС Зюганов достиг компромисса. КПРФ вошла в состав этого союза в качестве постоянного члена, признав «союзное» лидерство О. Шенина, а СКП — КПСС в свою очередь отказался от унитарного принципа строительства своей организации и признал право партии Зюганова на собственные позиции и мнения. В результате группа Пригарина была осуждена в СКП — КПСС за раскольническую деятельность.
Корреспонденты буржуазных газет часто подковыристо интересовались у Зюганова — не заставят ли его сверхлевые товарищи повернуться назад к большевизму, к лозунгам гражданской войны? Зюганов спокойно и уверенно отвечал: «Неужели я похож на такого бесхарактерного человека? Меня столько за последнее время ругали, критиковали, склоняли. Надевали все маски подряд. Только не налезет на меня никакая маска. У меня есть своя система взглядов, характер, опыт, принципы. Разговоры типа: «Придет к власти Зюганов — все отберут» — ложь. Зюганов лучше других понимает, что если начать отбирать, то послезавтра будут стрелять везде, от Калининграда до Петропавловска-Камчатского. Поэтому на нашем огромном корабле курс будет регулироваться аккуратно, взвешенно. Нельзя резко крутить руль ни в одну из сторон».
Для того, чтобы укрепить теоретические позиции Коммунистической партии и поставить дело развития марксизма-ленинизма применительно к новым условиям, так сказать, на индустриальную основу, в рамках комдвижения в октябре 1994 г. было создано общество «Российские ученые социалистической ориентации» (РУСО). Его возглавил один из видных деятелей КП РСФСР и защитник ее в Конституционном Суде профессор, доктор исторических наук Иван Павлович Осадчий.
Участник Великой Отечественной войны, крупный историк России и Кубани И. П. Осадчий проявил себя как принципиальный ученый. Еще в советское время он в своей кандидатской и докторской диссертациях высказал ряд дискуссионных новаторских положений и был обвинен комдогматиками в «эсеро-меньшевистской» пропаганде, несмотря на давление, он отстоял правду истории. В 1992 г он выступил в качестве историка-эксперта в Конституционном Суде и внес большой вклад в решение КС о неконституционности части указов Президента о деятельности КПСС и КП РСФСР. В дальнейшем И. П. Осадчий организовал движение в защиту прав коммунистов, репрессированных в прибалтийских странах.
Вместе с И. П. Осадчим в руководство РУСО вошли профессора П. А, Голуб, В. М. Иванов, Р. И. Косолапов, Ю. К. Плетников, В. А. Сапрыкин, В. В. Трушков, С. А. Чибиров, В. С. Шевелуха и др.
С первых своих шагов общество начало оказывать действенную помощь фракции КПРФ в Госдуме в подготовке законопроектов, проводить научно-теоретические конференции, вести издательскую деятельность, готовить рекомендации ЦК КПРФ по актуальным теоретическим проблемам. Одной из главных задач РУСО была консолидация научных сил коммунистов по всей стране и привлечение их в зону влияния КПРФ. Решение этой задачи оказалось непростым делом, так как бывшая коммунистическая вузовская интеллигенция в значительной мере испугалась политической ситуации и видоизменила свои убеждения, став социалистами, либералами и вообще сторонниками Ельцина. В то же время вступившие в РУСО ученые, как правило, были традиционалистами, стояли на классических марксистско-ленинских позициях и призывали не злоупотреблять радикальным обновлением марксизма и отказом от таких концепций, как «классовая борьба» или «диктатура пролетариата».
В 1994 г. у Зюганова обострились отношения с Александром Руцким, возглавившим движение «Держава», с Владимиром Жириновским — лидером ЛДПР и социал-демократами. Наблюдая за нападками этих патриотов, Зюганов насколько раз высказывал полушутливые опасения «погибнуть после победы оппозиции от рук сегодняшних товарищей». Однако до победы было более чем далеко. Фракция КПРФ безуспешно пыталась ставить вопрос об отставке Правительства, Президента, смене всей политики, внешней и внутренней, но режим практически мало на это реагировал, хотя, бесспорно, обращал серьезное внимание; периодически раздражался и гневался, угрожал неприятностями. Во-первых, он рассматривал оппозицию как неизбежное зло, с которым надо внешне мириться, чтобы завоевать репутацию демократической страны; во-вторых, он считал комдвижение временным явлением, которое естественным образом отомрет с неизбежным уходом советского поколения пенсионеров, являющегося будто бы основой партии.
В своей борьбе Зюганов и парламентская фракция КПРФ главные идейные удары наносили по позициям исполнительной власти в лице Президента и Правительства. Критиковалось конституционное устройство государства. Практика показала, что администрация Президента, обладая неслыханными полномочиями, не в состоянии ими воспользоваться для вывода страны из кризиса, ибо все ветви власти оказались несамостоятельными и недееспособными. Зюганов постоянно подчеркивал, что Правительство должно быть сильным, но под обязательным парламентским контролем и с обязанностью отчитываться перед Государственной Думой раз в три месяца.
Испытывая сильнейшее недоверие к либеральному правительству, Зюганов и фракция КПРФ тем не менее стремятся по мере возможностей сотрудничать с ним, не подвергать его огульной неконструктивной критике по принципу «чем хуже, тем лучше». В глазах Зюганова Черномырдин был вроде бы сторонник сохранения естественных монополий, прежде всего его бывшей вотчины — Газпрома. Зюганову казалось, как выяснилось, ошибочно, что Черномырдин где-то внутри настоящий государственник, как бывший советский министр тяготеет к плановому развитию экономики, радеет за экономику страны, где-то симпатизирует социалистическим идеям. Во всяком случае, на фоне прежнего руководителя Правительства Егора Гайдара он выглядел бесспорно солидно, обладал опытом хозяйственного руководства, по крайне мере лично знал, что такое промышленность, и не путал домну с элеватором. После длительных обсуждений Зюганов и фракция КПРФ поддержали бюджет Правительства, дав зеленый свет его планам стабилизации. Однако к осени 1994 г. выяснилось, что обещанного улучшения состояния дел в экономике не предвидится.
Зюганов выделяет в свете первоочередных задач законы, которые надо срочно принять. Это законопроекты «О недопущении совмещения государственной и коммерческой деятельности», «О недопущении пребывания иностранных войск в России», «О выборах президента», а также об установлении ограничений цен на энергоносители и транспортные расходы, компенсации денежных вкладов, обесцененных в результате либерализации цен, о приостановке процесса приватизации.
Но все эти предложения повисали в воздухе. Администрация Президента, претендовавшая на роль то ли второго, то ли первого параллельного правительства, игнорировала не только парламентские конституционные предложения, но даже постановления по конкретным актуальным практическим вопросам. Например, Дума в течение года приняла большинством голосов при самом непосредственном участии КПРФ постановление о кризисном положении в российской науке от 4 февраля 1994 г., о коррупции в Западной группе войск от 22 июня 1994 г, об индексации вкладов населения в Сбербанке на 12 января 1992 г. — от 21 июля 1994 г., об образовании комиссии по соблюдению законодательства ОМОН от 12 октября 1994 г. и т. п. Но все эти инициативы отвергались исполнительными властями.
Комментируя февральское 1994 г. послание Президента Федеральному Собранию, Зюганов сказал, что если бы это послание было сделано три года назад, то его можно было бы признать приемлемым. На наш взгляд, Зюганов имел в виду прямое признание неэффективности монетаристского курса прежнего правительства, провальных итогов реформ 1992–1993 гг. Он говорил, что испытываешь ощущение, что в последние гри года Президент не жил в стране, к проводимой политике лично не причастен. Хотя по тону и характеру само послание вполне способствует дальнейшему диалогу, но надо смотреть реально на катастрофическое состояние страны и предлагать конкретные ответственные варианты решения вопросов.
Такая оценка Зюганова была совершенно справедлива. В самом деле, к этому времени уже было очевидно, что свертывание отечественного производства стало чуть ли не государственной политикой. Ученые РУСО на основе статистических данных пришли к выводу, что ежегодно отечественное производство сокращалось в индустрии более чем на 10, а сельском хозяйстве на 8 %. Пропала половина национального дохода страны, хотя за Отечественную войну было потеряно только 30 %. Благодаря уникальным резервам высоких технологий в засекреченных областях страна приобрела репутацию технологически отсталой державы и стала активно перенимать все пороки капиталистической системы, причем не американского образца, а «третьего мира». Капиталистическое развитие в России стало не результатом собственного естественно-исторического развития, а было искусственно организовано либеральными кругами сверху и извне и поэтому имело столь плачевный результат. При этом внутренний рынок был отдан не отечественной буржуазии, а иностранным фирмам и в результате российский товаропроизводитель всех форм собственности был отчужден от российского рынка самым наглым образом. Новый капитализм, сохраняя «пережитки» социализма и впитывая в себя элементы компрадорской паразитарной системы, является на международной арене примером неполноценного, неравноправного социально-экономического развития. В стране началась быстрая и резкая социально-классовая дифференциация, абсолютное обнищание трудящихся. Прогрессирует пролетаризация и люмпенизация большой части населения, а также такое неоднозначное явление, как вымирание российского населения, называемое рядом оппозиционных деятелей «геноцидом». По их мнению, этот процесс сознательно инспирируется определенными кругами и во всяком случае — как минимум — не прекращается Правительством и Президентом, равнодушно констатирующими наличие социальных жертв реформ. Демократы следовали классическому сталинскому принципу наизнанку: цель — демократическое капиталистическое, либеральное общество — оправдывает все жертвы, эксцессы и средства. Все эти разрушительные процессы неуклонно набирали силу при либеральных правительствах сначала Гайдара, а затем Черномырдина.
Правительство Черномырдина, освободившись от Гайдара и некоторых его слишком ретивых последователей, поставило на втором этапе реформ задачи финансовой стабилизации, оживления производства за счет увеличения инвестиций, усиления социальной направленности реформ. Предполагалось нормализовать работу топливно-энергетического комплекса, поддержать сельскохозяйственное производство. Самое интересное заключалось в заявленном стремлении сделать государство регулятором рыночных процессов. Однако на практике эти цели остались голословными прожектами. Правительству пришлось, подобно буриданову ослу, разрываться между продолжением жесткой политики финансовой стабилизации и продолжением кредитования производства, чтобы не допустить окончательного краха. Благодаря кредитам МВФ и созданию собственной пирамиды ГКО Правительству удавалось справляться. Инфляция и спад производства были приостановлены также за счел полного крушения социальной сферы жизни общества. Для оппозиции было абсолютно ясно, что рано или поздно пирамида ГКО рухнет, по долгам платить будет нечем и наступит неизбежный финансовый крах политического режима. Это был вопрос только времени (как показала практика, оставалось в запасе всего 3,5 года). Однако радоваться этому неизбежному крушению экономической платформы ельцинизма было нельзя, так как пострадают миллионы граждан России, встанет под угрозу существование российской государственности, и выводить страну из такого катастрофического кризиса будет в сотни раз труднее, чем раньше.
1 июля 1994 г. начался второй этап пресловутой приватизации, названной в народе «прихватизацией». Реформаторы-либералы типа Чубайса признали, что ваучерная приватизация не привела к оживлению промышленности и не создала долгожданного среднего класса — опоры режима. Распределив с помощью ваучеров собственность между криминальными структурами и госчиновниками, реформаторы предложили провести открытую распродажу всех акций по рыночной стоимости, что должно было принести, наконец, обещанный доход казне.
Геннадий Зюганов выступил категорически и против второго этапа приватизации. Он заявил, что, приняв программу послечековой приватизации, депутаты станут соучастниками национального предательства, ликвидации конкурентоспособных предприятий, перераспределению средств в угоду режиму компрадорской буржуазии. По словам Зюганова, в случае принятия программы 55 % капитала и 81 % голосующих акций будут принадлежать криминалитету и иностранцам. Он возмущенно спрашивал: «Как можно принимать программу второго этапа приватизации, когда Правительство не отчиталось за первый?»
Такая оценка приватизации, естественно, повлекла за собой требование удаления из правительства Анатолия Чубайса — одной из самых одиозных и знаковых фигур современной истории России, олицетворения жульнического капитализма.
Резко негативную оценку приватизации и лично Чубайса дал даже зампред правительства и председатель госкомитета по управлению госимуществом В. П. Полеванов. В своей записке В. С. Черномырдину он отметил, что приватизация привела к подрыву национальной безопасности, обороноспособности и в целом российской государственности (В. П. Полеванов. Технология великого обмана. М., 1995. С. 17).
Негативного отношения также заслуживают, по мнению Зюганова, такие печально известные деятели, как министр иностранных дел Андрей Козырев, министр внутренних дел Виктор Ерин, министр обороны Павел Грачев, не сумевшие обеспечить реализацию национальных интересов страны в своих сферах деятельности.
Зюганов особо выделяет целый ряд ельцинистских деятелей, сыгравших в новейшей истории России разрушительную роль и выброшенных из власти. О Егоре Гайдаре Зюганов сообщил, что слушал семь его выступлений и в конце концов убедился, что за его гладкой речью нет ничего. Он не в состоянии из собственного кабинета посмотреть в окно, сделать корректировку абсолютно провалившейся политики. Поэтому чем больше подобные политики будут возглавлять партии типа «Выбора России», тем лучше будут идти дела у оппозиции. Среди полностью обанкротившихся политиков он называет Геннадия Бурбулиса, который стоял у истоков развала Советского Союза; Сергея Филатова, который обслуживает президентскую команду так, как раньше обеспечивал уровень жизни коммунистической элиты. Для Руслана Хасбулатова «государственное поприще оказалось сложным», он сагитировал депутатов проголосовать за суверенитет России и в этом его грубейшая ошибка. Пока еще действующий политик Владимир Жириновский напомнил Зюганову в идейном отношении младшего брата Бориса Николевича, так как его политическая платформа полностью совпадает с действиями нынешней власти. Вообще о Жириновском Зюганов отзывался достаточно много и, на наш взгляд, противоречиво, выделяя то отрицательные, то положительные черты этого политика. Дело в том, что в платформе Жириновского содержится наряду с другими и целый ряд интересных патриотических идей и оценок, внешне состыкующихся со взглядами патриотов России — оценка роли США, НАТО, современного состояния России, предложения о защите геополитических интересов России. Вместе с тем спекулятивное видение будущего России и, самое главное, откровенный авторитаризм и авантюризм, политическая беспринципность, скандальность Жириновского вызывали у Зюганова искреннее внутреннее неприятие. Любые попытки лидера КПРФ заключить с Жириновским хоть какое-то соглашение о совместных действиях в избранных направлениях заканчивались неудачей. «Человек-партия» Жириновский стал «человеком-скандалом». Он слушал только себя и конъюнктурно отказывался от любых своих обещаний в зависимости от меняющейся ситуации
Таким деятелям Зюганов противопоставил политиков, которые заслужили авторитет среди народной оппозиции. Это С. Горячева, А. Тулеев, В. Илюхин, О. Миронов, С. Глазьев, А. Костин, П. Романов, В. Стародубцев, М. Лапшин, С. Бабурин, Р. Абдулатипов, Н. Губенко, А. Соколов, В. Исаков и др. Вообще Зюганов убежден, что в России достаточно крупных личностей, способных более квалифицированно руководить Правительством, чем это делает кабинет Черномырдина, в котором работали такие деятели, как Е. Гайдар и Б. Федоров. Правительство раздиралось между отдельными группировками «партии власти», обращавшимися за помощью к различным фракциям в Думе. В результате и у оппозиции осенью 1994 г. появилась возможность ввести в правительство своих представителей по образцу Аграрной партии, представитель которой А. Заверюха был министром сельского хозяйства. Однако все ограничилось назначением министром юстиции депутата Госдумы от КПРФ беспартийного В. Ковалева. Поскольку это назначение не было обусловлено политическими условиями и уступками, партия изначально отказалась от поддержки своего бывшего выдвиженца. Он был исключен из фракции и тем самым лишен статуса представителя компартии в Правительстве. После этого В. Ковалев в Правительстве оказался никому не нужен и вскоре случайно «погорел» во время «банного скандала», когда его засняли на видеопленку в сауне с женщинами легкого поведения и оповестили об этом общественность. Это был не последний скандал Ковалева, оказавшегося замешанным в финансовых махинациях и в конце концов попавшего в Бутырку.
Осуждая в октябре 1994 г. провалившуюся политику Виктора Черномырдина, Зюганов в сердцах назвал политический режим «ворократией». Он предложил ввести в состав правительства прагматически настроенных политиков, например, Абдулатипова, Тулеева, Глазьева, Исакова, Бабурина. С кризисом может справиться только правительство, сильное как в личностном плане, так и в конституционном — таково принципиальное кредо Зюганова.
Такое правительство должно действовать в интересах широкой народной массы, которая, как сказал А. И. Солженицын в думской речи 27.09.1994 г., обескуражена и ошеломлена, пребывает «в шоке от унижения и от стыда за свое бессилие», и «в ней нет убеждения, что происходящие реформы и политика правительства действительно ведутся в ее интересах. Людей низов практически выключили из жизни». Единство мнений в данном вопросе писателя-антикоммуниста и лидера коммунистов показательно. Иллюзия о скором переходе от полутоталитарного режима к чистой демократии стала рассеиваться как дым. Для большинства политологов и политиков стало ясно, что принципы правового государства и гражданского общества все еще далеки от воплощения в российскую действительность.