Гевара по прозвищу Че

31. Стремление сбивать самолеты.

4 мая 1962 года Че встречался с делегациями зарубежных профсоюзов, прибывших на празднование Первого мая Как обычно, обстановка была весьма непринужденной. Че сидел на столе, засунув свой зеленый берет под портупею, и рассказывал гостям о мрачных перспективах Кубы. Промышленность зависела от импорта, который, в свою очередь, зависел от экспорта. Прирост выпуска промышленной продукции съедался из-за колоссального увеличения потребительских возможностей кубинцев.

Несмотря на то что нормирование осуществлялось уже в течение года, потребление было выше, чем когда-либо. Очень серьезную проблему представляло снижение объемов заготовки сахарного тростника; кампесинос уходили в города, бросая поля на произвол судьбы, а те из крестьян, которые теперь стали землевладельцами, предпочитали сеять другие культуры, а не тростник. Деньги стоили все меньше, потому что несоответствие между объемом производства и денежной массой, находившейся в обращении, вело к инфляции. Пережиток прошлого - разнобой в оплате одинакового труда - все еще существовал.

Это была откровенная и свободная дружеская беседа, в ходе которой широко критиковалась кубинская экономика, но не было никакого пропагандистского подтекста.

Через неделю Че удалось осуществить свою мечту как шахматиста: во время турнира памяти Капабланки он сыграл в сеансе одновременной игры против чемпиона СССР международного гроссмейстера Бориса Спасского (будущего чемпиона мира). Он принимал участие и в других сеансах одновременной игры, проводившихся в Министерстве промышленности, в частности сыграл против еще более знаменитого аргентинского гроссмейстера Мигеля Найдорфа, с которым уже встречался за доской в юности. Че курил сигару; когда он выиграл несколько партий, кто-то из присутствовавших на соревновании сказал ему, что "чем сигара меньше, тем она лучше на вкус". Че не мог представить себе, что в это самое время ЦРУ пыталось придумать, как отравить его и Фиделя Кастро. Подобно многим другим, этому плану не суждено было осуществиться.

В речи, обращенной к служащим Министерства государственной безопасности, Че яростно обрушился на мысль о возможности осуществления революции в Латинской Америке мирным путем. Он назвал эти надежды "занятием для ослов", учитывая слабость местной буржуазии, которая не собирается противостоять империализму. "Латинская Америка сегодня - это вулкан. Он извергается, но из него доносится мощный подземный гул, объявляющий о приближении революции". Он охарактеризовал "Союз прогресса" как попытку империалистов остановить революционный порыв народов, распределяя незначительную долю своей прибыли среди креольской олигархии, составляющей основу эксплуататорского класса на континенте.

Че сформулировал два вывода: во-первых, партизанская война предоставляет возможность одержать верх над регулярной армией и, во-вторых,

"природа этой борьбы общеконтинентальна. Может ли эта новая стадия в эмансипации Латинской Америки быть представлена как противоборство двух местных сил, борющихся за власть надданной территорией? Очевидно, нет... Янки вмешаются, поскольку борьба в Латинской Америке имеет решающее значение".

Этим двум идеям предстояло оказать заметное влияние на его будущие действия.

В этой же речи он затронул вопрос о другой серьезной проблеме, относящейся к государственной безопасности. Он резко критиковал эксцессы, допущенные партийным руководством в Матансасе, и заявил о деградации Комитетов защиты революции (КЗР), где грубо обходились с людьми. КЗР, по его словам, превратились в логово оппортунизма. Хотя они были созданы людьми, которые страстно защищали революцию, но существовали изолированно от этой самой революции. Он сказал служащим Министерства безопасности, что им не следует идти тем же путем - то есть изолироваться от народа - и забывать, что "запас корневищ маланги значит для нас гораздо больше, чем вы". Кроме того, они должны были помнить, что наряду с "контрреволюционером, ведущим борьбу против революции, контрреволюционером является и господин, который использует свое положение для того, чтобы добыть себе дом, затем добыть два автомобиля, затем перестать соблюдать нормирование и иметь все то, чего нет у народа".

Против кого он выступал? Анибаль Эскаланте и старая бюрократия Народно-социалистической партии были устранены с пути. Кем были новые бюрократы, выступавшие против равенства?

* * *

20 мая у Че родился сын, получивший имя Камило, но у отца оказалось очень мало времени для празднования этого события, "а горизонте собирался жестокий шторм. Напряженность в отношениях между Кубой и Соединенными Штатами Америки грозила вот-вот перерасти в глобальную ядерную войну. За пару дней до рождения сына Че выступил с речью, в которой сказал-"Империалисты знают, а может быть, и не знают, что Советский Союз способен защитить нас... Если они ошибаются, то империализм будет разрушен до основания, но в таком случае и от нас мало что останется. Именно поэтому мы должны быть целенаправленными борцами за мир". А что же был способен сделать Советский Союз?

20 мая Фидель пригласил Че на встречу в очень узком кругу: кроме Че, на ней присутствовали сам Фидель, его брат Рауль Кастро и президент Освальдо Дортикос.

Фидель сообщил, что у него состоялся разговор с советским маршалом Бирюзовым. Маршал передал предложение советского премьер-министра Никиты Хрущева при необходимости усилить обороноспособность Кубы ядерными ракетами. Фидель сказал в ответ, что примет решение несколько позже.

Не существует никаких записей или протоколов этой встречи. Неизвестно, что обсуждали эти четверо, было ли между ними согласие или спор. Спустя тридцать лет, уже в 1992 году, Фидель сказал: "Нам не понравилась мысль о ракетах, они грозили повредить образу латиноамериканской революции. Таким образом мы превращались в советскую военную базу. Но при этом мы считали, что благодаря ракетам социалистическая Куба станет сильнее". Так или иначе, но решение, принятое на этом совещании, оказалось в пользу советского предложения. Кубе предстояло стать ядерной.

* * * o

Анекдоты о Че продолжали множиться. Однажды ночью он ехал на своем "Шевроле", сам сидел за рулем и случайно столкнулся со стариком, который ехал на велосипеде. Че остановил автомобиль и подошел к бедняге, который рассматривал свой лежавший в грязи велосипед.

"- С тобой все в порядке?

Старик поднял голову и узнал Че.

- Это ты наехал на меня?

-Да.

- Какая удача. Теперь я смогу рассказать старухе, как Че Ге-вара вывалял меня в грязи".

Еще одна из историй о Че начинается с того, как Фидель пришел на заседание Центрального планового комитета и протянул Че армейский нож со множеством лезвий и приспособлений швейцарского производства: "Смотри, Че, что мне дали".

Пока шло обсуждение, Че играл с ножом, открывая и закрывая многочисленные лезвия. В конце концов он положил его на стол между собой и Фиделем, возможно, на какой-то дюйм ближе к себе.

Настала очередь Фиделя играть с ножом. Через некоторое время он тоже положил его на стол между собой и Че; тот взял его и снова принялся возиться с лезвиями. И так все время заседания, четыре или пять часов, они передавали нож друг другу. Когда Фидель наконец объявил о закрытии заседания и встал, перочинный нож остался лежать посреди стола. Кастро направился к двери, вспомнил о ноже и возвратился. Че все еще сидел сложа руки и провожал взглядом премьер-министра. Фидель посмотрел на него, взял нож, еще немного подумал и сказал без всякого энтузиазма: "Забери его, черт возьми, он твой".

Че взял подарок. Рассказчик истории, пересказывавший ее с чужих слов, не знает, улыбнулся ли он при этом.

К середине июля возникли серьезные осложнения в фармацевтической промышленности.

Экономическая комиссия ОРО обнаружила избыточные запасы некоторых сырьевых материалов при том, что промышленность требовала импорта того же самого сырья. Комиссия предприняла расследование, которое было проведено в крайне неудачном стиле; все, кто оказался втянут в этот процесс, включая самого Че, чувствовали себя оскорбленными.

Че объяснял на заседании коллегии, что не мог принять никаких мер против руководителей предприятий, так как не знал объемов имевшихся у них запасов; это была почти всеобщая проблема.

Однако он должен был наказать их за отказ признать прав-ДУ - даже в том случае, если эта правда исходила от атамана шайки головорезов. В конце концов были приняты меры к руководителю этой отрасли промышленности. "Мы имеем в государственной администрации все худшее, а не лучшее".

На этом же заседании Че предъявил чрезвычайно серьезные претензии к профсоюзам. "Большинство профсоюзных руководителей - это люди, не имеющие никакой массовой поддержки". Поэтому они действуют как перестраховщики, передавая нажим наверх и вниз: "Рабочие говорят... Министр говорит". Самокритично подходя к собственным промахам, Че сказал: "Сейчас тяжелые времена. Мы не можем сейчас позволить себе штрафовать за ошибки; возможно, через год уже сможем. Кто собирается уволить министра промышленности то есть его самого, который в минувшем ноябре подписал план, где говорится, что будет сделано десять миллионов пар обуви и кто его знает что еще сверх того?"

Он также провел анализ инвестиций, сделанных министерством. Например, для фабрики по производству дрожжей, закупленной в Польше, требовалось чуть ли не двести человек рабочих, чтобы делать то же самое, что и на немецкой фабрике, которая стоит столько же, а рабочих требует меньше. "Товарищи говорили, что это можно было сделать лучше; мы не поверили им, так как считали, что это было проявлением антикоммунизма, но они оказались правы".

Че был удивлен тем, что ежедневно обнаруживал новые и новые примеры того, насколько социалистический блок отставал от Запада в области технологий. Американский "катерпиллар" был "лучше, чем любой советский трактор. Почему? Потому что при капиталистической конкуренции играет роль каждая миля в час, так же, как и чуть лучшее качество гидравлической системы или четыре дополнительных лошадиных силы".

Тогда Че обратился к своим товарищам из числа руководящих работников министерства с призывом выйти на улицы, чтобы слушать, наблюдать и учиться. "Мы не собираемся ставить диагноз происходящему отсюда, с девятого этажа".

Регино Боти, министр экономики, рассказывал К.С. Каро-лю, что в то время "не успевали мы заткнуть одну дыру, как нам тут же приходилось мчаться заделывать другую, еще большую".

В июле 1962 года руководство ОРО направило Че на работу в Хусеплан, чтобы активизировать работу этой организации и, самое главное, добиться от промышленности некоторого уважения к планированию. Энрике Ольтуски, который был заместителем министра промышленности, получил вторую должность - вице-президента Хусеплана.

Новые обязанности не помешали Че продолжать заниматься добровольной работой. Мукомольный завод имени Хосе Антонио Эчеверрии был готов побить рекорд производства, и рабочие пригласили Че помочь им. Он быстро научился заполнять и зашивать мешки. Мучная пыль вызвала у него приступ астмы, но он воспользовался ингалятором и продолжал работать. Ему было предоставлено почетное право зашить стотысячный мешок, а он поблагодарил рабочих за то, что ему позволили принять участие в установке рекорда и дали возможность физически поработать, что было необходимо министру.

Примерно тогда же Че впервые за время своего пребывания на Кубе сыграл в гольф. Этот товарищеский матч, в котором приняли участие Фидель и Антонио Нуньес Хименес, состоялся в предместье Гаваны. Че, припомнив время, когда его отец создал гольф-клуб в Альта-Грасии, держал победу. "Я понимаю в гольфе", - заявил он. Счет был разгромным. При стандарте в семьдесят ударов Че закончил игру,

сделав 127 ударов, а Фиделю потребовалось 150.

* * *

13 августа советский посол Александр Алексеев вручил Фиделю соглашение о ракетных базах. Фидель подписал его и поручил Че доставить документ в СССР. Планы размещения оружия были составлены очень быстро. 27 августа майор Гевара в обществе президента Объединенных революционных организаций Эмилио Арагонеса прибыл в Москву. Предлогом визита была необходимость обсудить "вопросы экономики". 30 августа Хрущев принял кубинскую делегацию на своей даче в Крыму. Хотя Че и предлагал обнародовать соглашение, Хрущев отказался это сделать. Он даже не стал его подписывать, вероятно, чтобы избежать утечки информации со стороны кубинцев. Таким образом, соглашение было заключено без подписи одной из сторон.

31 августа было объявлено, что Че подписал соглашение о сотрудничестве в области технического, сельскохозяйственного, сталелитейного производства и военных вопросов; никакие подробности не оглашались. Промышленные компоненты договора были обнародованы три дня спустя.

2 сентября Че выехал из Москвы в Чехословакию, где посетил промышленную ярмарку в Брно, и 5 сентября вернулся на Кубу. Прошло всего три недели, но подготовительные работы на будущих базах начались, и это не прошло незамеченным мимо разведывательных служб Соединенных Штатов. Разведывательные полеты самолетов "У-2" на последней неделе августа, похоже, подтверждали, что на Кубе начался монтаж пусковых установок для ракет.

Министр обороны США Роберт Макнамара доложил о данных разведки президенту Кеннеди, который расценил строительство пусковых установок как оборонительную акцию. Эти беседы в американских правительственных кругах совпали с выводом 0 провале "Операции Мангуст", которая к этому времени согласно плану должна была перейти к заключительной стадии - свержению кубинского правительства. Контрреволюционные банды истреблялись одна за другой, и хотя непрерывные диверсионные акты наносили определенный ущерб, они вряд ли могли привести кубинскую экономику к краху.

Тогда правительство Соединенных Штатов развернуло кампанию по осуждению присутствия советского ядерного оружия на Кубе. 2 сентября Советский Союз ответил заявлением ТАСС, в котором утверждалось, что эти действия носят исключительно оборонительный характер. Четырьмя днями ранее Пентагон дал указание подготовить объединенное воздушное и морское нападение на Кубу, которое должно было состояться в конце месяца. 15 сентября в порту Мариэль ошвартовалось советское грузовое судно "Полтава", доставившее первую из ракет, которую тайно перевезли на базу в Сан -Кристобале. На заседании Организации Объединенных Наций советский министр иностранных дел Андрей Громыко обвинил Соединенные Штаты в разжигании войны.

Несмотря на возрастающую напряженность, Че все так же продолжал уделять большое внимание проблемам работы своего министерства - таким, например, как качество изделий кубинской промышленности. "Мы должны быть требовательны ко всякой продукции, предназначенной для массового потребления... Кто-нибудь чиркает спичкой, чтобы закурить сигарету, а головка спички отламывается". Приводя примеры потерь, он сказал:

"Более года тому назад я проехал по Нуэвитасу и видел станки, стоявшие без дела под открытым небом в километре от моря. Директор ... не установил их, так как у него не оказалось подъемного крана... Их можно было перевезти на катках. Именно так египтяне строили пирамиды и перевозили огромные камни кто знает на сколько километров. Ну а сейчас Куба, которая строит социализм, не в состоянии перетащить камень, который весит меньше тонны".

6 октября Пентагон приступил к осуществлению оперативных планов №№ 312, 314 и 316, согласно которым должно было осуществляться вторжение на Кубу. Они предусматривали, в частности, массированные бомбардировки с воздуха. Че тем временем из соображений безопасности снова перевез свою семью на другое место жительства.

13 октября Честер Боулз встретился с советским послом в США Анатолием Добрыниным и сообщил тому, что у американцев имеются свидетельства наличия на Кубе ядерных ракет. Посол, не имевший информации о происходившем, отрицал это. Но многочисленные полеты "У-2" приносили все новые и новые подтверждения того, что в Сан-Кристобале идет строительство базы для размещения ракет класса "земля - земля" с радиусом действия 1500 миль. Правда, не было никаких оснований полагать что у них имелись ядерные боеголовки; к тому же аналитики ПРУ не считали, что ракеты могли быть готовы к запуску. Американский посол в Организации Объединенных Наций Эдлай Стивенсон адекватно оценил ситуацию и сказал президенту Кеннеди, что советские ракеты на Кубе вполне сопоставимы с американскими ракетами в Турции. Так что моральных оснований оспаривать право Кубы на установку советских ракет у США, пожалуй, и не было.

В тот самый день Че принимал алжирского революционера Ахмеда Бен Беллу. Встреча была демонстрацией солидарности между молодыми революциями на Кубе и в Алжире. Но, не ограничившись этим жестом, Че и Бен Белла подписали соглашения, которые, как станет видно далее, будут направлены на поддержку иных революционных действий.

США тоже не дремали. Президент Кеннеди на той же неделе отклонил наиболее опасные из тех акций, которые предлагали его советники, такие, как массированный авиационный удар по Кубе, и решил ограничиться установлением военно-морской блокады острова. Кеннеди также попросил аппарат подыскать юридические основания для таких действий. Между двумя сверхдержавами непрерывно шли напряженные выяснения отношений. Советский министр иностранных дел Андрей Громыко при посещении Соединенных Штатов настойчиво доказывал, что ракеты, доставленные на Кубу, являются оборонительным оружием. Согласно советским источникам, на острове тогда имелись ядерные боеголовки, но они не были установлены на ракетах. Спустя еще два дня начались события, получившие название Кубинского кризиса.

В семь часов вечера 22 октября президент Кеннеди выступил в прямом эфире по общенациональному телевидению, заявив, что у него есть бесспорные доказательства наличия советских военных баз на Кубе, и сообщил о начале военно-морской блокады. В ответ советским судам сразу же был дан приказ игнорировать блокаду.

На следующий день на Кубе было объявлено военное положение. По словам аргентинского журналиста Адольфо Гильи, "впечатление было такое, словно долго сдерживавшееся напряжение получило внезапный выход, словно вся страна как один человек сказала: "Наконец-то". Че был назначен командующим вооруженными силами на западе и отправился в Пинар-дель-Ио. Как рассказывал его адъютант Леонардо Тамайо, он считал, что война может вспыхнуть в любой момент и что на сей раз вторжение произойдет в его секторе.

Че организовал свой штаб в пещере Лос-Порталес, расположенной в подножии холмов, окружающих долину в Сан-Андрес-де-Тайгуанабо, на берегу реки Сан-Диего. Это была естественная пещера. В предреволюционные времена ее слегка обиходил некий арендатор по имени Кортина, соорудив непрочную лестницу и немного выровняв "потолок". Пещера представляла собой величественное зрелище. Посреди было построено несколько простых отсеков, в которых разместилось оборудование связи, несколько раскладушек, пара печей и стол - деревянный щит, положенный на два каменных столба. Днем среди сталактитов вились ласточки, а по ночам - летучие мыши.

Ожидая, что война вот-вот начнется, Че лихорадочно сооружал склады боеприпасов и амуниции в пещерах и. горах, проверял расквартирование войск и состояние траншей, разговаривал с людьми и поддерживал их боевой дух. Его мысль, в свете опыта боев в заливе Кочинос, состояла в том, чтобы выстроить первую оборонительную линию, а если захватчики смогут захватить плацдарм, отступить в горы Сьерра-де-лос-Органос и перейти к партизанским действиям. Весь период повышенной боевой готовности Че провел, путешествуя при свете дня по зоне предполагаемых боевых действий; по ночам он или читал, или играл в шахматы.

24 октября Хрущев отправил Кеннеди срочную ноту, в которой говорилось, что СССР воспринимает блокаду как акт агрессии и не даст советским судам указания поворачивать обратно. Однако рано утром вышедшие в море советские суда снижали ход, возвращались в порты или изменяли свои маршруты. Один только танкер "Бухарест" решительно направлялся в направлении сил блокады. Вероятно, именно "Бухарест" должен был проверить состоятельность американских угроз.

Еще через два дня Фидель отправил Хрущеву срочное послание, в котором сообщал, что агрессия неизбежна и начнется в период ближайших 24-72 часов. Наиболее вероятным является воздушная атака избранных целей, которые США желают уничтожить, а затем вторжение. Мы дадим отпор любому нападению. А в случае ядерного нападения следовало дать ядерный же ответ, предлагал Фидель. В тот же день Кеннеди приказал увеличить число разведывательных полетов над Кубой.

Через два дня Фидель отдал приказ сбивать самолеты, вторгающиеся в воздушное пространство Кубы, и уже к полудню один из "У-2" был сбит ракетой "земля-воздух", выпущенной по инициативе советского командующего одной из баз. Напряженность возрастала. Тогда, не посоветовавшись с кубинцами, даже не поставив их в известность, Хрущев предъявил Кеннеди ультиматум: базы могут быть демонтированы взамен на обязательство со стороны США отказаться от намерения вторгнуться на Кубу и приступить к переговорам о выводе американских ракет, размешенных в Турции и нацеленных на Советский Союз. Кеннеди дал согласие в общих чертах принять это предложение. Кубинцы снова оказались втянутыми в политические игры холодной войны.

28 октября Карлос Франки, редактор газеты "Революсьон", из телеграммы агентства "Ассошиэйтед Пресс" узнал о том, что Советский Союз решил забрать свои ракеты с Кубы. Он немедленно связался с Фиделем. Тот и сам впервые услышал об этом и разразился оскорбительной тирадой в адрес советского премьера: "Жопа, сукин сын, ублюдок!" "Революсьон" вышла на следующий день с огромным заголовком: "Советы забирают ракеты", а толпы на улицах пели: "Nikita, mariquita, lo que seda, no se quita" ("Никита, трус, подарки не забирают").

На следующий день Фидель получил от Хрущева разъяснения со множеством умолчаний.

Советский премьер-министр сказал, что основным условием переговоров, которые он вел с Кеннеди, было обещание невмешательства США во внутренние дела Кубы. Фидель во всеуслышание заявил, что решительно возражает против любой внешней инспекции и что самолет был сбит совершенно законно. Он сказал Хрущеву: "Мы не были напутаны опасностью, потому что она уже в течение долгого времени нависала над нами и мы до некоторой степени привыкли к ней".

В течение ближайших дней напряженность заметно ослабла. Ильда Гадеа, возвращаясь с работы, зашла к Че и застала его дома. "Эрнесто был весь грязный, его ботинки заскорузли от грязи; он играл на полу со своей маленькой девочкой... и с собакой". Это было возвращением к жизни после того, как смерть прошла рядом.

В своей речи, обращенной к сотрудникам Министерства государственной безопасности, упомянутой в начале этой главы, Че гневно высказался по поводу "ракетного кризиса". Речь была издана лишь посмертно - вероятно, потому что в ней осуждалась роль, сыгранная Советским Союзом в этом эпизоде истории:

"Волосы встают дыбом от этого примера того, как людей предназначили сожжению в атомном огне ради того, чтобы их пепел можно было бы использовать в качестве основы Для нового общества. И когда, даже не удосужившись спросить у этих людей совета, составляют договор о том, чтобы забрать у них ракеты, они эти люди не вздыхают с облегчением и не выражают благодарности за достигнутое перемирие. Вместо этого они возвышают свой голос, чтобы заявить о готовности к борьбе и о своей решимости бороться, если придется, в одиночку".

Ксаверио Тутино, бывший тогда корреспондентом газеты итальянских коммунистов "Унита", попытался взять у Че интервью и получил отказ, мотивированный тремя пунктами: "Нет, потому что он коммунист, итальянец и, что хуже всего, журналист". Тутино позже писал: "Он был окутан аурой тайны, которая являлась результатом его молчания и его левой позиции, его отказа от привилегий, его работы по ночам... Ходили слухи о том, что Че во время кризиса хотел сам стрелять по американским самолетам".