Гевара по прозвищу Че

20. Молниеносная волна.

К осуществлению своего собственного, очень специфического блицкрига, без каких-либо предупреждений или специальной подготовки, Че приступил 15 декабря. Ранним вечером боевая группа, образованная из объединенных сил колонны № 8 и отряда Директората, начала блокаду подходов к Фо-менто, городу, в котором обитало около десяти тысяч жителей и имелся армейский гарнизон численностью в сто сорок человек. Подразделение капитана Рамона Сильвы разрушило железнодорожный путь в местечке Эль-Назарено и устроило там засаду. Че отправил Кубеле записку: «Роландо, мы уже разрушили мост через Соколиную реку и взяли в осаду Фоменто. Нам нужна ваша поддержка в действиях на баэсской дороге».

Подразделение из колонны Директората во главе с капитаном Хуаном Абрантесом, мексиканцем, выдвинулось в направлении Баэса, замыкавшего левый фланг фронта Фоменто, и заняло его без боя. В девять часов вечера подразделение капитана Альфонсо Сайаса вступило в Санта-Исабель. Че воспользовался партизанским опытом, накопленным во время боев в Сьерра-Маэстре, и небольшими хитростями, выработанными при налетах на казармы в декабре: блокада района, организация засад; использование преимущества подвижности над забаррикадировавшимся врагом; деморализация армейских подразделений средствами пропаганды. Найденные к настоящему времени материалы говорят еще и о том, что за этим нападением стояла неотложная необходимость раздобыть оружие и боеприпасы. В результате последнего наступления войск Батисты у большинства бойцов было не более двадцати патронов на каждую винтовку; к тому же в Кабальете-де-Каса уже набралось несколько сот невооруженных добровольцев.

В 6.30 утра 16 декабря три подразделения из колонны Че, возглавляемые Сайасом, Хоэлем Иглесиасом и Мануэлем Эрнанде-сом, двинулись в город.

Спустя полчаса Аида Фернандес, телефонистка из Фоменто, получила странный вызов с базы Санта-Исабель. Мужской голос со странным южноамериканским акцентом попросил соединить его с командиром армейского гарнизона. Лейтенант Перес Валенсия, профессиональный военный тридцати двух лет от роду, лысый, с внушительными усами, был сыном бедных кампесинос. Через несколько лет он рассказывал:

«Когда я поднял трубку телефона, то уже догадался, что это звонит Че. Он сказал мне, что гарнизон окружен, и подчеркнул, что любое сопротивление бесполезно. Он уговаривал меня избежать кровопролития, сдавшись его силам. Он сказал, что мои люди будут освобождены при условии, есди они покинут территорию, находящуюся под контролем повстанцев, как только будут согласованы условия капитуляции. Я ответил, что не приму его предложения».

Под командой Переса Валенсии было сто пятьдесят человек; они были лучше вооружены, чем партизаны, и прекрасно обеспечены боеприпасами. Он организовал оборону, ключевыми точками которой были телефонная станция, кинотеатр «Бароха» и отель «Флорида». Он намеревался превратить эти пункты в ловушки для мятежников, рассчитывал сковать их там и перейти в контрнаступление после подхода подкрепления из Сайта-Клары. Че начал операцию силами только трех взводов, держа остальные в резерве на подходах к Фоменто.

Партизаны продвигались к казармам гарнизона, чтобы занять позиции на расстоянии двадцати пяти метров от здания; в это же время повстанцы во главе с Мануэлем Эрнандесом атаковали армейскую команду около железнодорожной станции и заставили ее сдаться, потеряв при этом только двух человек.

Осада началась. Местные жители вышли на улицы, чтобы присоединиться к повстанцам. Они наполняли бутылки зажигательной смесью, возводили баррикады, уносили раненых. В сумерках неизвестные горожане подожгли жалюзи в кинотеатре, здание вспыхнуло, и солдаты, защищавшие его, вынуждены были сдаться. Пали все опорные пункты гарнизона, кроме самого главного, где укрепился Перес Валенсия и сто двадцать один солдат. Че оказался перед критическим выбором: продолжать осаду или отходить в горы? Все партизанские заставы находились на отведенных им позициях, а противник не только не выслал подкрепления из Санта-Клары, но даже не мобилизовал солдат близлежащих баз в Кабайгуане или Пласетасе. Но нехватка боеприпасов у повстанцев представляла собой серьезную проблему. Колонна вышла в атаку на Фоменто, имея в среднем по сорок патронов на каждую винтовку. Поэтому было необходимо не только добиться капитуляции противника, но и захватить его боеприпасы.

Если Че был в трудном положении, то и Перес Валенсия на своей осажденной базе оказался в не менее странной ситуации. Он вполне мог знать, что его войско из ста двадцати одного солдата окружила неполная сотня мятежников, вооруженная гораздо хуже его людей. Однако мятежники стреляли не только из «га-рандов» и «сан-кристобалей»; на солдат действовали и окружавшие партизан легенды. Лейтенант решил придерживаться главного из военных правил, приказав своим людям «держать оборону и ждать подкреплений». Че, послушавшись своего инстинкта, продолжал осаду.

На рассвете в действие вступила авиация Батисты: была обстреляна группа, державшая заставу на шоссе Фоменто—Пласе-тас. Самолеты также бомбили близлежащие сельские дома, здание Испанского сообщества и штаб-квартиру Красного Креста; среди гражданского населения погибло восемнадцать человек. Однако, «несмотря на то, что воздушные силы обстреливали Повстанческую армию, деморализованные отряды диктатуры не вышли в наш район, чтобы поддержать своих товарищей».

Теперь на базу противника наступали уже четыре взвода. Подразделение, которым командовал Ковбой Кид, дебютировало как «команда самоубийц» в прямом смысле этого слова. Поскольку партизаны очень туго стянули оцепление вокруг казарм — в некоторых местах оно отстояло от здания всего на двадцать пять — тридцать метров, — то любые попытки еще усилить давление на осажденных были смертельно опасны.

Амадо Моралес входил в «команду самоубийц». Он рассказывал:

«Тамайо вскарабкался на крышу клиники... и начал стрелять по солдатам находившимся напротив него. Я перескочил через тростниковый заборчик, чтобы занять позицию в близлежащем доме, и выбрал маленькую террасу, где не было никакого прикрытия, лишь стенка, слишком низкая для того, чтобы за ней можно было спрятаться. Товарищ Серхио Лемус тоже занял позицию там. Я успел сделать только несколько выстрелов и был ранен вражеской пулей. Несколько минут спустя еще одна пуля попала Лемусу в голову, и он сразу же умер рядом со мной. Товарищ Уго дель Рио вытащил меня из-под огня».

Дель Рио добавил: «Ковбой Кид и я спасли свои шкуры, отскочив назад, быстро, как молнии».

Не только «команда самоубийц» понесла потери в этом бою. Хоэль Иглесиас, молодой капитан, получил огнестрельную рану, неосмотрительно высунувшись прямо под вражеский огонь. Пуля пробила ему шею и сломала нижнюю челюсть. Бойцы его взвода вытащили своего командира из-под огня. Уверенный и том, что умирает, он попросил сообщить об этом Че, а затем его, уже без сознания, доставили в клинику прямо в Фоменто. Узнав о ранении юноши, Че примчался бегом. Хоэль был один из тех крестьянских мальчишек, вместе с которыми были пережиты самые тяжелые события в Сьерра-Маэстре и на пути в Эскамб-рей. Как будто надеясь, что его приказы могут остановить поток крови, он строго сказал докторам, что мальчишка не должен умереть.

Капитан Мануэль Эрнандес также получил серьезное ранение.

Среди партизан начала ощущаться тревога. Пошел второй день осады, и хотя потерь было не так уж много, но почти все убитые и раненые были весьма заметными фигурами в партизанском войске, например, два командира взводов. Атаки с воздуха были просто ужасны.

Снова рассказывает Леонардо Тамайо:

«Ковбой Кид поставил себе цель поджечь казармы Фоменто, но они были окружены кирпичной стеной с высокими бойницами. Подступы были очень сложными. Солдаты расположились у бойниц по всему периметру стен. И тогда Кида осенила прекрасная идея (такой она показалась мне тогда; теперь же я считаю ее самой дурацкой из всех возможных): мы принялись искать канистры с бензином и шланги. Мы хотели нарастить как можно больше шлангов, чтобы они дотянулись до насоса, и пустить бензин в казармы. Мы решили отсоединить насос от танка и поджечь бензин в трубе. Это было легкомысленно. В первую очередь должны были сгореть мы сами. Но план не удалось осуществить, поскольку мы не смогли найти нужное оборудование».

Электро- и водоснабжение казарм было отключено, многие солдаты Батисты получили ранения, но продолжали сопротивляться. Наступила ночь 17 декабря, когда Че, несмотря на постоянно возрастающий риск, принял одно из наиболее смелых решений за всю его карьеру партизанского командира: продолжать осаду.

Утром 18 декабря революционеры подбирались все ближе и ближе к стенам казарм. Еще один из повстанцев, Мариано Перес, был ранен. Че снял заставы и собрал большую часть своего отряда вокруг казармы. Он поставил на карту все. Обстрел продолжался.

Стратегия Че оказалась верной. Солдаты в казарме уже не могли дольше обороняться, а подкреплений наземных войск все Не было и не было. Возможно, потому что те, от кого это зависело, считали, что нападение на казармы было приманкой для того, чтобы завлечь в мешок крупные силы. Лейтенант Перес Валенсия продолжает рассказ:

«Я пришел к выводу, что защищать больше нечего. Группы в гостинице и кинотеатре сдались под огнем мятежников, а оставшаяся часть моих людей была измучена и пала духом. У нас было несколько потерь и ни малейшей возможности оказать помощь раненым или похоронить мертвых. Сообщив офицерам о своем решении, я приказал вывесить белый флаг».

Это было чуть позже четырех часов дня.

Че вошел в казарму и сел лицом к лицу с побежденным офицером. Сохранилась фотография этого момента: Че рядом с Пересом Валенсией. Он говорит и курит сигару с таким видом, будто оказался здесь случайно и все это его совершенно не касается.

Че прежде всего приказал своим медикам оказать помощь раненым солдатам, а потом велел побежденным сдать оружие. Бойцы из колонны № 8 тем временем, в знак своей победы, подняли над казармой знамя Д26. Че составил подробный список захваченного оружия и военного снаряжения: два джипа, три грузовика, один миномет, пулемет калибра 0,30, сто тридцать восемь винтовок и автоматов, девять тысяч патронов. В длинный список также вошли восемнадцать пар ботинок, четыре пишущие машинки и будильники. Восьмая колонна хорошо знала, во что обошелся каждый пункт трофейного списка. Партизаны захватили в плен сто сорок одного человека.

Когда сражение уже практически закончилось, авиация предприняла еще один налет на район боевых действий. Че сообщил по этому поводу Красному Кресту:

«...Дикие пулеметные обстрелы, жертвами которых оказались жители города Фоменто, а также окружающих областей, не имеющих вообще никакого военного значения, послужили причиной гибели двоих детей в Фоменто, а также ранения двоих гражданских жителей в городе Лас-Аренас».

В конце сражения Че объявил о присвоении новых воинских званий: капитана — Роберто Родригесу (Ковбою Киду) и Орландо «Оло» Пантохе, и капитана медицинской службы — Оскару Фернандесу Мелю. Тогда же началось распределение оружия. Часть трофеев была направлена в лагерь Кабальете-де-Касп, чтобы начать вооружение резерва.

Горожане высыпали на улицы. Сияющий новоиспеченный капитан Роберто Родригес сфотографировался в трофейном джипе, окруженный восхищенными девушками и повстанцами с бородами в различных стадиях роста. Двадцатитрехлетний Ковбой Кид с густой бородой (но без усов) и пышными волосами, над которыми в непонятном отдалении от головы плавала в воздухе фуражка, являл собой колоритную фигуру. Он был небольшого роста и напоминал непослушного маленького мальчика, перепоясавшегося крест-накрест патронными лентами, обвешавшегося гранатами и взгромоздившего на плечо не по росту большую винтовку. Этот человек, по словам Че, любил играть в кости со смертью.

К Че подошла Собейда Родригес. Она не должна была находиться здесь: у нее не было винтовки. Женщине следовало оставаться в Пунта-Горде, так как участвовать в штурме казарм с «винчестером» было невозможно. Но она отправилась туда в качестве «сверхштатного состава» и участвовала в осаде вместе с еще семерыми товарищами из резерва. Че узнал об этом и жестоко разругал ее. Собейда покаялась в содеянном и слово в слово повторила давний девиз своего командира:

— Оружие должно быть захвачено в бою.

— Ладно, ничья, — откликнулся Че и вручил ей «гаранд».

Одна фотография особенно четко характеризует победу в Фоменто: огромный кубинский флаг закреплен на задней стенке джипа, еще один флаг висит спереди; Че стоит на сиденье, обращаясь к толпе. Безоружные жители Фоменто сгрудились вокруг Голоса революции, обращающегося к ним со странно звучащим аргентинским акцентом. Они ловят каждое его слово. Это явилось новым опытом общения для Че, ведь до тех пор он знал только горы и болотистые равнины Кубы, по которым ему пришлось пройти в ходе Вторжения. Он много разговаривал с кампе-синос и убеждал их, но теперь ему впервые пришлось говорить с горожанами: рабочими, ремесленниками, мелкими торговцами, студентами, домохозяйками, конторскими служащими — городской опорой революции.

С помощью Директората, Д26 и недавно реорганизованных профсоюзов в Фоменто была учреждена новая гражданская власть.

Нынешние действия партизан сильно отличались от предыдущих налетов на казармы: колонна, казалось, не торопилась поспешно отходить в безопасные укрытия Сьерра-дель-Эскамбрея. Может быть, предстояло сражение за Сайта-Клару?

Какие же уроки Че вынес из боевых действий в Фоменто?

Для начала он, не тратя даром времени, послал команды под руководством капитана Оло Пантохи и лейтенанта Сан-Луиса Рейеса на восток от их прежних позиций, в сторону Санта-Лу-сии, где они должны были преградить путь 38-му армейскому эскадрону, который только теперь, с запозданием, вышел на помощь гарнизону Фоменто. Партизанам также следовало парализовать железнодорожную связь с провинцией Орьенте, и они 19 декабря взорвали железнодорожный мост, отрезав таким образом Кабайгуан от Санкти-Спиритуса. Пущенный под откос поезд вез продовольствие в Санта-Клару; груз был распределен среди местных кампесинос в зоне, а также передан пленным солдатам в лагере Манакас. Оттуда партизаны направились в Ла-Тринчеру, чтобы подрезать автогеном второй мост.

Пока Че готовил свои отряды к предстоящим крупномасштабным действиям, авиация продолжала бомбить шоссе и предместья близлежащих городов, рассчитывая таким образом помешать силам повстанцев подойти к другим городам. Но солдаты полковника Риоса Чавиано сидели в казармах как прикованные и ожидали, когда же наступит время их разгрома. Они были деморализованы массовой народной ненавистью и ставшей легендарной непобедимостью армии мятежников, этих «мау-мау». Их радиоприемники постоянно ловили передачи «Радио ребель-де», радиостанций колонны № 8 и ее напарницы с севера Лас-Вильяса.

19 ноября колонна Камило Сьенфуэгоса окружила казармы Ягуахая, на северо-востоке провинции. В тот же день по радио был передан Воинский приказ № 67.

«Учитывая результаты боев за освобождение провинции Лас-Вильяс, территория, охватывающая Нативидад, Ама-зонас, Санта-Исабель и сахарные заводы Агабама, объявляется Освобожденной территорией Кубы. Всем руководителям союзов, организованных Батистой, тем самым приказано немедленно сдать дела, а общие собрания рабочих призываются выбрать новых лидеров.Майор Че Гевара».

Теперь Че должен был сделать выбор между укреплением освобожденной территории и продолжением наступления, пользуясь преимуществом, сложившимся в результате избранной противником тактики глухой обороны. Второй вариант подразумевал принципиальный отказ от образа действий начального периода войны и привлечение партизанских войск к осаде сил правительственной армии, правда, без отказа от их традиционной подвижной тактики. Подробный военный план разрабатывался в Орьенте под руководством Фиделя Кастро, чья колонна завершала окружение Сантьяго-де-Куба, громя казармы и устраивая свои базы по всей провинции. Таким образом, основное задание Че выполнил: остров оказался разрезанным на две части. Следовало ли ему пойти дальше? 21 ноября, в восемь часов утра, спустя шестьдесят один час после капитуляции гарнизона Фоменто, колонна № 8 одновременно напала на армейские казармы, находившиеся в Кабайгуа-не, в сорока трех милях к востоку от Сайта-Клары по Центральному шоссе, и в восьми милях от Санкти-Спиритуса, а также на казармы в Гуайосе, еще в четырех милях к востоку от Кабайгуана по тому же шоссе.

Че выбрал тактику блицкрига («не давать противнику ни малейшей передышки») и приступил к разработке плана сражения, которое должно было произойти в предместьях Санта-Клары через несколько дней, если его отряды справятся со своим заданием, а армия будет действовать по прежнему шаблону.

В пять часов утра четыре колонны под командованием Че — одна из них была «командой самоубийц» во главе с Ковбоем Кидом — и подразделения Директората выгрузились из машин в предместьях Кабайгуана, города с населением в шестнадцать тысяч человек, и двинулись дальше пешком.

Силы Батисты здесь состояли из девяноста солдат и полицейских под командой капитана Пелайо Гомеса; они размещались в казарме, в верхних этажах табачной фабрики «Эскогида-де-Брена», и в здании радиостанции, находившейся в полумиле от города. Кроме того, несколько снайперов заранее расположились на самых высоких зданиях Кабайгуана.

Первым делом повстанцы захватили табачную фабрику. Двое из них сумели забраться на крышу, затем выбили окно и открыли огонь по помещению. Шестеро солдат сдались почти сразу. Затем Че приказал заняться радиостанцией, где закрепилось десять человек, и одновременно осадить казармы.

Че расположил одну заставу на Центральном шоссе в направлении Пласетаса, чтобы воспрепятствовать неожиданному появлению подкреплений, а вторую — поблизости от Гуайоса со стороны Санкти-Спиритуса, у моста через реку Туинику. Эти заслоны обеспечивали осаждающим казарму возможность действовать в течение некоторого времени, не опасаясь перекрестного огня. Если бы армия прореагировала со своей обычной медлительностью, то у повстанцев было бы не менее сорока часов до тех пор, пока не появится угроза с тыла. Главное беспокойство причиняла авиация. Она действовала по своему обычному канону: пять «Б-26» в течение пяти часов бомбили подходы к осажденным городам.

Команда Ковбоя Кида встретила сопротивление во время разведки вражеских позиций. Однако спустя немного времени в головы бойцов пришла еще одна безумная идея: предпринять на радиостанцию атаку в духе командос. К счастью, жандармы, засевшие там, вскоре сдались, прислушавшись к уговорам одного из солдат, позднее присоединившегося к повстанцам.

Потом настала очередь казармы, в которой располагалось подразделение капитана Гонсалеса. Бойцы пробирались туда по крышам, перепрыгивая с одного дома на другой, пробегая по дворам и проламывая заборы. Прыгая с крыши, Че споткнулся о телевизионную антенну, упал на горку из жестяных горшков с цветами, стоявшую во дворе, и заработал порез дюймовой длины над правым глазом, растяжение запястья и болезненную травму руки. Рентгеновское обследование, проведенное после того как Гевару доставили в госпиталь Фернандеса Меля, показало, что у него перелом локтевой кости. Че отказался от противостолбнячной сыворотки, так как побоялся, что инъекция спровоцирует приступ астмы и он окажется парализованным в разгар боя. Вместо этого он в то время «ел аспирин от боли, словно печенье». В восемь часов вечера осада казарм все еще продолжалась. В Гуайосе бои закончились куда быстрее. Стрельба в городе началась в семь утра, когда произошло столкновение на мосту через реку Туинику, где повстанцы под командой Оло Пантохи и Сан-Луиса задержали подкрепление, прибывшее из Санкти-Спиритуса. Обратив охрану моста в бегство, партизаны взорвали мост и отошли после армейской контратаки, хотя продолжали удерживать заслон на Центральном шоссе.

Отряд Виктора Бордона сражался на два фронта: против солдат, защищавших казармы, и против полицейских, которыми командовал Хосе Рохас, сын известного полковника полиции из Санта-Клары. Полицейские снайперы засели на крыше кинотеатра «Алькасар».

Отряды Пантохи и Сан-Луиса вступили в город. Один из участников этой операции, Марсело Мартинес, вспоминал:

«Когда мы добрались до железнодорожного вокзала Гу-айоса, положение казалось довольно удручающим, а мы, помимо всего прочего, даже не знали этих мест. Снайперы, засевшие в городской гостинице, принялись стрелять по нам почти в упор, как только мы подъехали, и нам пришлось выскочить из джипа в правом конце перрона. Мы укрылись в подъезде старого лицея и принялись отстреливаться. Это был затяжной бой не на жизнь, а на смерть».

Сан-Луис, не отличавшийся излишней терпеливостью, бросился вперед, стреляя как сумасшедший. Остальные предупреждали его об опасности, но он, охваченный азартом и полуоглушенный ружейной пальбой, никого не стал слушать и побежал дальше. Оло выскочил вслед за ним, и тут же оба упали, сраженные пулеметной очередью со стороны гостиницы. Оло одна пуля попала в грудь, а другая в руку. Сан-Луис был поражен в левую сторону спины. Один из бойцов подбежал, чтобы вытащить их, но раненые в один голос сказали, что их раны «ерунда» и продолжали стрелять, несмотря на то, что у обоих обильно лилась кровь. Их почти насильно уволокли с поля боя.

В десять часов утра 22 декабря казарма сдалась отряду Бордона. Было захвачено много огнестрельного оружия и снаряжения. Оставались только снайперы на кинотеатре, но и они выкинули белый флаг в два часа дня, примерно в то же самое время, когда Оло Пантоха и Сан-Луис возвратились в город из лагеря Мана-кас, где им оказали первую помощь.

Бой в Кабайгуане возобновился на рассвете. К повстанцам подошло подкрепление: отряды Бордона и Пантохи. Хосе Рамон Сильва получил третье с начала Вторжения ранение, в результате которого, в конечном счете, лишился руки.

В два часа ночи 23 декабря Че, успевший получить медицинскую помощь, разоружился и в обществе местного викария отправился в казарму для переговоров. Дежурный офицер приветствовал их по-военному. Майор Гевара сказал ему: «Я — Че, и на правах победителя буду диктовать условия». Вскоре солдаты сдались. Бой продолжался в общей сложности сорок пять часов. «Капитуляция казарм состоялась в соответствии с тем самым политическим принципом, на основе которого повстанцы принимали сдачу других гарнизонов: солдаты должны были покинуть освобожденную территорию. Мы таким образом предоставляли им возможность сдать оружие и сохранить свою жизнь».

Повстанцы взяли в плен девяносто человек, их трофеи составили восемьдесят пять винтовок и автоматов, а также обильные войсковые запасы. Это была эффектная, но опять чрезмерно дорогостоящая победа. Три офицера партизанской армии были ранены, один из них тяжело. Чтобы заполнить образовавшиеся вакансии, Че произвел Рамона Пардо (Гиле) и Рохелио Асеведо в капитаны, а Леонардо Тамайо сделал лейтенантом.

Правительственные солдаты были разоружены. Им велели отправляться в Пласетас, где они были задержаны своими же собственными товарищами по оружию и, согласно приказу сверху, оставлены без пищи. Гарнизоны Гуайоса и Кабайгуана рассматривались как опасные носители чрезвычайно заразной бациллы поражения.

Тем временем поступили свежие новости о чуде, которое совершил отряд Армандо Акосты: он занял город Санкти-Спири-тус; быстрая победа была одержана благодаря народному восстанию, которое организовал сам Акоста. Успеху решительных действий партизанского капитана способствовал и распущенный в народе слух о том, что на штурм города движутся в полном составе армии Че и Камило, а с ними еще и какая-то женщина, принявшая имя Жанны д'Арк и стремившаяся отомстить диктатуре за убийство своей семьи.

Партизаны Че теперь действовали на фронте протяженностью в тридцать миль по Центральному шоссе между Санкти-Спиритусом и Пласетасом. Наступление двигалось размеренно, как часовой механизм. В Кабайгуане все еще отдавалось эхо последних выстрелов, когда подразделения нового воинского образования, получившего официальное название Повстанческой армии, получили вместо отдыха приказ выходить. Не прошло и двух часов с того времени, как гарнизон Кабайгуана сдался, а повстанцы уже двинулись в направлении Пласетаса.

23 декабря отряд Рохелио Асеведо занял город Алькон между Пласетасом и Санта-Кларой и расположил там заставу, которой предстояло задержать мифическое подкрепление; одновременно в действие вступила колонна Директората. Рассказывает Фауре Чомон:

«Мы продолжаем наседать на Пласетас. Вчера подошел с подразделением Сесар Пас и вступил в перестрелку. Он говорил через громкоговоритель, и его обращение было с радостью встречено жителями. После этого он отошел, и воздушные силы провели бомбежку и обстрел подходов к городу. Но мы остались невредимыми. Мы продолжаем осаду... Сегодня к нам пришли несколько солдат, среди них лейтенант со своим оружием».

К половине пятого утра 23 декабря на юге провинции Лас-Вильяс сложилось следующее положение: Повстанческая армия овладела всеми казармами к северу и востоку от Эскамбрея, за исключением Маникарагуа — именно в это время город атаковала колонна Директората. Горные базы повстанцев преобразовывались в учебные лагеря для новобранцев; благодаря постоянному притоку трофейного оружия стала возможной стабильная подготовка резервов. Санкти-Спиритус был взят капитанами Акостой и Кастильо, и после победы в Кабайгуане Че отправил на восток подразделения уже начавших поправляться Оло Пан-тохи и Сан-Луиса. Им предстояло усилить натиск на Хатибони-ко. Разоружение гарнизонов все дальше и дальше к востоку было лучшим способом лишить диктатуру возможности отправить против Освобожденной территории относительно свежие силы из Сьего-де-Авилы.

Партизаны двинулись к Пласетасу на рассвете; выстрелы боев в Кабайгуане все еще звенели у них в ушах. Полностью деморализованный гарнизон просил предоставить ему возможность эвакуироваться из города. В Пласетасе находилось более сотни солдат, но они уже были «глубоко подавлены и заранее запуганы предстоящей борьбой с силами мятежников, чье превосходство в численности, несомненно, составляет пятьдесят к одному» — говорилось в одном из армейских донесений. Эти цифры были чрезвычайно преувеличены: в распоряжении Че не было и двухсот человек для нападения на Пласетас. В ответ на донесение был отдан приказ об эвакуации в Санта-Клару, но он пришел слишком поздно: Пласетас уже был окружен.

Обстрел начался уже в полпятого утра. Отряды Виктора Бор-дона вступили в один конец города, а колонна Директората во главе с Роландо Кубелой — в другой. «Команда самоубийц» атаковала врагов, засевших в кинотеатре, Абрантес осадил ратушу, а Альфонсо Сайас — полицейское управление. Уго дель Рио рассказывал: «Нужно было видеть, как население тех отдаленных мест, где нам приходилось сражаться, помогало нам. Порой на улицы выбегало так много народу, что это было просто опасно: они могли погибнуть от вражеского огня».

Че прибыл в Пласетас к 6.30 утра в джипе, которым управлял его ординарец Альберто Кастельянос. К тому времени капитан Хулио Мартинес Паэс успел захватить кинотеатр, а Ковбой Кид, без единого выстрела овладевший радиостанцией, вел бой на железнодорожном вокзале.

Из магазина в Пласетасе Че переговорил по телефону с Фауре Чомоном. Отряд Чомона расположился заставой в Баэсе, к юго-востоку от города, чтобы не дать армии возможности воспользоваться проселочной дорогой. «— Каково положение?

— Установил здесь, в Альконе, заставу с пулеметом 0,30-го калибра на тот случай, если подойдет какое-нибудь подкрепление.

— Есть какие-нибудь признаки того, что они послали подкрепление из Санта-Клары?

— Нет никаких; они не должны добраться до Алькона. Че рассмеялся:

— Они уже спеклись».

Тем временем отряд Сайаса в Пласетасе продолжал атаковать полицейское управление, используя пулеметы 0,30-го калибра, минометы и гранаты. В пять часов дня полицейские попросили перемирия для переговоров, а еще через полчаса сдались.

Теперь весь огонь повстанцев сосредоточился на казарме, где были размещены сто четыре солдата. Команда Ковбоя Клда атаковала с тыла, а Бордона — с фронта. Че находился на передовой линии. Каликсто Моралес вспоминал позднее: «Я видел его в Пласетасе сразу же после его прибытия туда; непрерывно стреляли снайперы, а Че вел себя так, словно это ничего не значило».

В Пласетасе революционеры получили удивительного новобранца. Лейтенант Перес Валенсия, командовавший обороной Фоменто и пробывший несколько дней в лагере Манакас, решил примкнуть к Движению 26 июля. «Я попросил Че, — рассказывал он, — дать мне браслет Д26. Он согласился, но прошептал мне,-«Я ничего тебе не обещаю». Я ответил, что прошу только, чтобы мне позволили участвовать в бою».

Тогда Перес Валенсия через громкоговоритель обратился к защитникам казарм, призывая их сдаться: «Прекратите кровопролитие; это говорит Валенсия, я здесь, с оружием, под командованием Че. Повстанческая армия — это совсем не то, что вы думаете». Вслед за ним в переговоры с командирами осажденных вступил Че. Он говорил очень вежливо и спокойно, ссылаясь на свидетелей предыдущих операций. Однако лейтенант Эриандес Риверо, командир защитников, высокомерно заявил, что он закончил офицерскую академию и будет защищать Батисту до самой смерти. Че не мог сдержать смеха. После этого солдаты отказались подчиняться своим командирам и начали сдаваться.

Узнав о победе повстанцев, горожане высыпали на улицы. Люди кричали, а в церкви звонили в колокола. Партизанам сдалось более ста пятидесяти человек, было захвачено сто пятьдесят девять винтовок, семь автоматов, один пулемет 0, 30-го калибра, миномет, гранаты и много боеприпасов.

22 декабря, за несколько дней до падения Пласетаса, Фидель послал Че письмо, в котором говорилось, что сразу же отпускать взятых в плен врагов — это ошибка; что повстанцы, если даже не могут пустить пленных в бой на своей стороне, могли бы, по крайней мере, поручить им какие-нибудь гарнизонные обязанности. Че тогда задержал пленных солдат из Фоменто, хотя позднее освободил их. Он также отпустил на свободу пленных из Ка-байгуана и Гуайоса — именно такую тактику снова и снова использовал в Сьерра-Маэстре сам Фидель: освобождая пленных, деморализовать врага. Не сохранилось никаких сведений о том, какой ответ Че послал Фиделю, но, несомненно, он нашел достойные аргументы для оправдания избранной им линии поведения. Но в Пласетасе он вместо того, чтобы сразу же отпустить пленных на свободу, передал их Красному Кресту, который должен был на несколько дней задержать возвращение этих людей из армии.

Спустя несколько часов после падения Пласетаса Че уже прибыл в Ягуахай, где Камило со своей колонной вел осаду армейских казарм. На сахарном заводе в местечке Нарсика они встретились с толпой кампесинос, собравшихся для того, чтобы увидеть сразу двух партизанских командующих. Камило сказал Че: «Я знаю, что буду делать после нашей победы: я посажу тебя в клетку, отправлюсь в поездку по стране, и люди будут платить по никелю за вход, чтобы посмотреть на тебя. Я стану богачом!»

На этой встрече командиры обсуждали свои будущие действия. Должен ли Камило завершить осаду в Ягуахае и присоединиться к Че в наступлении на Сайта-Клару? И вообще, пришло ли время нанести удар по центру провинции? Че детально обрисовал свои планы, и было решено, что Камило усилит давление на Ягуахай, одновременно отправив часть своих сил для поддержки предстоящих действий Че.

В то самое время, когда двое командующих революционными силами в Лас-Вильясе составляли планы ближайших сражений, из цехов гаванского завода Сьенада вышел бронепоезд, самое мощное оружие диктатуры, и направился в сторону Санта-Клары. Его подготовка наделе явилась сплошным саботажем, и он вышел в путь неукомплектованным. По пути с него все время непрерывно дезертировали члены команды, даже командир в конце концов удрал в Соединенные Штаты, прихватив миллион песо солдатского жалованья. Но все же бронепоезд со своими пулеметами на Рождество прибыл в Санта-Клару и.встал в ожидании подхода отрядов Че.

Силы Директората напали на казармы в Маникарагуа; в тот же день объединенные отряды Армандо Акосты и Орландо Пан-тохи вступили в Хатибонико. Колонне Виктора Бордона Че приказал действовать на юге, на шоссе, соединявшем Сьенфуэгос со Сьеррой. Бордон должен был продвинуться вперед и перерезать коммуникации между Санта-Кларой и Гаваной. Силы, возглавляемые Че, непрерывно атаковали армейские части и несмотря на это были в состоянии остановить любое потенциальное подкрепление. Че подготовил и еще один сюрприз для диктатуры. Он отметил Рождество продвижением на Ремедиос и Кайбарьен, города, находящиеся в пяти милях один от другого на северном побережье провинции Лас-Вильяс, к северо-востоку от Санта-Клары.

Операция началась в полдень 25 декабря. Гарнизоны двух армейских казарм вместе с полицией и моряками насчитывали около двухсот пятидесяти человек и по численности вдвое превосходили силы, оборонявшиеся в Фоменто, откуда началось наступление в Лас-Вильясе, но Че на сей раз собирался развернуть только часть своей колонны, даже не прибегая к поддержке бойцов Директората. С другой стороны, боевой дух в этих четырех взводах («команда самоубийц» Ковбоя Кида и подразделения Сайаса, Альвареса и Асеведо), насчитывавших в общей сложности сто двадцать человек, был чрезвычайно высок. Они прошли школу уличных боев, а их враги были деморализованы и готовы лишь к оборонительным действиям.

Повстанцы вступили в Ремедиос средь бела дня и открыли огонь по ратуше и казармам. Первым оказалось захвачено здание муниципального совета, где находилась группа офицеров, не оказавших сильного сопротивления «команде самоубийц». Зато вокруг полицейского участка и казарм, где укрепилось в общей сложности двести человек, разгорелось ожесточенное сражение. В самый разгар боя к партизанам подошло подкрепление: сорок пять новобранцев из лагеря Кабальете-де-Каса с трофейным оружием, которых возглавлял лейтенант Альберто Фернандес Мон-тес де Ока (Пачо).

Не успела закончиться операция в Ремедиосе, как силы колонны № 8 обрушились на Кайбарьен. Горожане высыпали на улицы, смешались с повстанцами и сообщили им, что люди Батисты укрепились в помещении жандармерии и военно-морском штабе. Флотский капитан Луис Арагон сдал свой штаб без боя. Бывший армейский лейтенант Перес Валенсия выступал в качестве посредника со стороны повстанцев. Че удалось также выиграть эпизод в психологической войне, передав командиру нахо-. лившегося неподалеку в море фрегата предложение сдаться. Тот отклонил предложение, но согласился соблюдать нейтралитет во время боя. Так что победа оказалась частичной, и Че был разочарован: он сказал своим людям, что можно было демонтировать вооружение фрегата, чтобы использовать его позже в Санта-Кларе.

Тем временем вокруг полицейского участка Ремедиоса разгорелось жестокое сражение. Когда повстанцы подошли к зданию, Ковбой Кид приказал всем оставаться на местах, пока он не подаст команду, а сам бросился бежать вокруг здания в поисках водопроводного вентиля.

Двое бойцов, не услышавших приказа, последовали за ним. Кид, посчитав, что они не повиновались его команде, остановился прямо под градом пуль и принялся ругать ослушников.

Немного позже, когда подача воды в осажденное здание была прекращена, повстанцы забросали дом бутылками с горючей смесью, и вскоре здание охватил огонь. Сразу послышались крики о том, что защитники сдаются. Нападение было запечатлено на незабываемой фотографии: Ковбой Кид, окруженный измученными в непрерывных напряженных боях бойцами, остекленевшим взглядом уставился на старый дом сельского вида, из окон которого на заднем плане вырывается пламя.

Операция закончилась той же ночью взятием армейских казарм. «Команда самоубийц» завершила дело, успешно начатое их товарищами по оружию. Лейтенант Уго дель Рио вспоминал:

«Мы уже сменили с боем столько позиций, что находились совсем рядом с конюшнями при казармах. Мигель чья колонна должна была, по приказу Че, сменить атакующих к концу операции прибыл, и мы уже подумали, что сможем наконец отдохнуть, так как не спали в течение нескольких дней, но не тут-то было. Мексиканец Ковбой Кид собрал нас вместе и сказал, что мы должны отправляться в Кайбарьен. Мигель спросил его: «А где же казармы, которые мы должны взять?» Мексиканец, хлопнув рукой по стене, сказал: «Вот они, эти казармы».

«Команда самоубийц» прибыла в Кайбарьен на рассвете 26 декабря. В осаде уже принимали участие толпы горожан, оказывавших всевозможную поддержку взводу Гиле в его борьбе против превосходящих сил противника. Два партизанских подразделения все утро наращивали давление на осажденных. Стрельба не прерывалась ни на миг, и у солдат почти не было возможности поднять головы; водоснабжение казарм уже было отключено, но, к большой досаде осаждающих, сопротивление продолжалось. Они попытались поджечь казармы горящими автомобильными покрышками, но не добились успеха. Тогда Ковбой Кид распорядился найти пожарную машину, заполнить ее бак бензином, подогнать к казарме и облить здание, невзирая на опасность взрыва. Он предупредил оборонявшихся солдат о своем намерении при помощи громкоговорителя, и вскоре в одном из окон появился белый флаг. Лейтенант, возглавлявший гарнизон, не желал сдаваться; очевидно, за ним числились какие-то преступления против населения и он боялся мести. Ковбой Кид был возмущен и предложил офицеру стреляться лицом к лицу, но не подвергать опасности солдат, которые больше не хотели сражаться. Некоторые из повстанцев тем временем уже разоружали солдат всего в нескольких ярдах от того места, где проходила беседа командиров. Лейтенант принялся оскорблять Ковбоя Кида, но тот ответил, что очень устал и собирается хоть немного вздремнуть, пока солдаты будут обдумывать положение. Не обращая больше ни на что внимания, он рухнул на раскладушку и сразу же крепко заснул. Эта демонстрация оказалось последней соломин кой: упорство солдат было сломлено окончательно, и они сразу же сдались.

Это произошло утром 26 декабря. Казармы в Ремедиосе сдались революционерам на несколько часов раньше. В обоих городах было захвачено больше 200 единиц оружия и 250 пленных. Зато в официальном армейском донесении сто двадцать мятежников превратились в тысячу двести.

В то время как отряды Че вели бои в Ремедиосе и Кайбарье-не, в правительстве Батисты происходили важные перестановки: кампанию в Лас-Вильясе возглавил полковник Хоакин Касильяс Лумпи, сменивший нерешительного Риоса Чавиано. За Касилья-сом числилось не только множество преступлений, совершенных во время войны в провинции Орьенте, но и, скажем, убийство Хесуса Менендеса, лидера рабочих-коммунистов сахарозавода, совершенное в Мансанилье в 1948 году, еще на заре карьеры Ка-сильяса. Батиста предпринял эту замену, так как подозревал полковника Риоса Чавиано и генерала Табернилью в том, что те затеяли двойную игру, чтобы в ходе восстания вовремя покинуть сторону диктатора.

27 декабря кубинская военная разведка подала вполне объективный рапорт о моральном состоянии, в котором пребывали войска Батисты и которое намеревался исправить полковник Касильяс: «Войска в провинции кажутся вообще очень пессимистически настроенными и жалуются на то, что вовсе не получают ни подкреплений в борьбе против превосходящих сил противника, ни снабжения, когда о нем запрашивают». В этом рапорте был только один неточный пункт: отрядам Батисты всегда противостояли меньшие или равные, но никогда не превосходящие силы партизан. Кроме того, повстанцы были куда хуже вооружены. Но они шли в наступление и восполняли свое численное меньшинство и плохое вооружение высочайшим боевым духом и прекрасным взаимодействием.

В течение десяти дней отряды Че отобрали у диктатуры три тысячи квадратных миль территории с населением почти в четверть миллиона человек. Ими было захвачено двенадцать армейских, жандармских, полицейских и флотских казарм в восьми городах; они вынудили гарнизоны покинуть еще полдюжины городов. В плен было захвачено почти восемьсот человек, а трофеи насчитывали почти шестьсот единиц огнестрельного оружия и множество боеприпасов. Партизаны использовали очень гибкую тактику и резко усиливали темп наступления, как только выясняли слабости врага. При этом они несли очень небольшие потери — за всю кампанию погибло только одиннадцать человек. Но, возможно, наиболее блестящей особенностью партизанской военной кампании под командованием Че была стремительная реакция на появление малейшей возможности атакующих действий и потрясающие темпы. Шестьдесят один час разделял начало боев в Фоменто и Гуайосе, но зато между падением этих городов и штурмом Пласетаса прошло всего-навсего два часа, и лишь двенадцать часов — между взятием Пласетаса и началом атаки на Ремедиос и Кайбарьен. Че всецело использовал любые слабости врага, что добавляло мощи силам Вторжения, состоявшим из молодых и неутомимых с виду кампесинос, храбрых до безумия, веселых, улыбчивых, настроенных на борьбу, обладавших высоко развитым чувством солидарности, окруженных аурой народного восхищения и возглавляемых капитанами и лейтенантами, которые ценили своих бойцов по их заслугам, а в наступлении первыми рисковали жизнью. Ни один из капитанов не прошел Вторжение без ранений, да и многие из лейтенантов-повстанцев заслужили следующее звание кровью.

Подходило время Санта-Клары. 27 декабря в Пласетасе командиры объединенных сил Директората и Д26 охарактеризовали ситуацию следующим образом: на востоке отряды Орландо Пантохи и Сан-Луиса вынуждены были отойти от Хатибонико из-за прибытия армейского подкрепления, включавшего танки и бронеавтомобили, и обстрелов авиации с воздуха. Но даже в таком положении взвод, превратившийся к тому времени в небольшую колонну из почти сотни бойцов, держался до последней возможности.

В трудном положении оказался и отряд Виктора Бордона, контролировавший местность к северо-западу и юго-западу от Санта-Клары и закрывавший подступы к центру провинции. Подразделение из семидесяти пяти человек с непрерывными боями перемещалось по кругу с юга на север, захватывая по пути множество маленьких фортов и стремясь надежно блокировать Центральное шоссе Гавана — Сайта-Клара. Его атаковала с тыла колонна бронеавтомобилей, появившихся со стороны Санта-Клары, которую возглавлял сам Касильяс Лумпи. Полковник знал, что если шоссе на Гавану будет перерезано, то его части окажутся полностью окруженными мятежниками. Бордон вел Упорные арьергардные бои, а на следующий день заблокировал Шоссе сваренными между собой железнодорожными вагонами. На северо-востоке колонна № 2 под командованием Камило контролировала обширную территорию и вела активную осаду Укрепленного пункта в Ягуахае. На юге часть сил Директората окружила город Тринидад.

Мозговой центр революционного движения Лас-Вильяса ненадолго разместился в Пласетасе, в низкопробной гостинице, построенной в 1912 году и носившей громкое название «Гранд-отель Тульериас». Его владелец распорядился провести уборку, так что комната, в которой собрались вожди повстанцев, находилась в приличном состоянии. Гевара встретился со своим заместителем Рамиро Вальдесом и командующим силами Директората Кубелой при свете керосиновой лампы — электроснабжение было отключено. Командующий колонной № 8 оказался перед самой опасной проблемой за всю свою военную карьеру: организацией и проведением нападения на Санта-Клару. Че необходимо было сделать выбор: или дать Камило и Фауре время для овладения Ягуахаем и Тринидадом, или же присоединить их отряды к своему, чтобы не предпринимать рискованного похода на Санта-Клару силами измотанной 8-й колонны и Директората.

Подполье (и даже агентство ЮПИ: телеграф принес сообщение о том, что Батиста планирует послать двухтысячное подкрепление в Санта-Клару) предоставило обширную информацию о группировке, противостоявшей отрядам Че: триста восемьдесят солдат с минометами, орудиями и базуками в бронепоезде, гарнизон из тысячи трехсот человек в казармах Леонсио Видаль (главной военной базы провинции), гарнизон в аэропорту; в казармах 31-го эскадрона жандармерии еще двести пятьдесят — триста человек, имевших на вооружении танки и бронетранспортеры; четыреста полицейских, тайных агентов и солдат с двумя танками «Комета» и двумя бронетранспортерами в полицейском управлении и еще человек двести солдат на различных других объектах.

Таким образом, наземные силы Батисты насчитывали почти три тысячи двести человек; кроме того, им должна была оказываться постоянная авиационная поддержка. Особым предметом беспокойства Че «было отсутствие боеприпасов для базуки при том, что предстояло иметь дело с дюжиной танков, в то время как мы знали, что для эффективной борьбы с танками нужно проникнуть в жилые кварталы города, где танки теряют большую часть своей силы».

Для нападения на город у Че имелось семь взводов общей численностью в двести четырнадцать человек: его собственные отряды, сотня бойцов Директората, приблизительно пятьдесят новичков из лагеря Кабальете-де-Каса во главе с Пабло Риваль-той, только что получивших вооружение (некоторые из них прежде воевали на стороне Второго фронта, но решили перейти на другую сторону). Любое руководство по военному делу, вероятно, подтвердило бы, что задуманное майором Че Геварой было просто-напросто безумием. Че собирался атаковать гарнизон, который численно превосходил его силы в соотношении девять к одному и имел подавляющее преимущество в огневой мощи; он исключал из операции существенную часть партизанских сил — отряды Камило и Фауре; он брался за операцию с бойцами, которым в течение десяти дней почти не удавалось поспать или хотя бы просто отдохнуть (некоторые бойцы из «команды самоубийц» и взвода Альфонсо Сайаса вообще не спали в течение трех дней); его войскам не хватало боеприпасов. Однако народная война проводится не по учебникам. Че знал, что быстрая атака не даст диктатуре возможности как следует укрепить Санта-Клару, что ему противостоят деморализованные войска и что на его стороне народная поддержка. Но главным его преимуществом были удивительная сила духа воинов, их опыт и боевая мощь, укрепившиеся в сражениях последних одиннадцати дней, убежденность в справедливости своего дела и уверенность в том, что победа уже близка. Они считали, что армейские силы, запертые в городе, будут вынуждены обороняться, а у партизан окажется возможность захватывать одну армейскую позицию за другой. Че предполагал, что сражение будет длительным.

Че ошибся только в последнем пункте.

Единственным вопросом, который оставалось решить в гостиничном номере в Пласетасе, была организация единого командования наступлением. Че необходимо было удостовериться в том, что его колонна не окажется лицом к лицу с вражескими танками и не подвергнется воздушному нападению на открытой местности до вступления в город.

Эту проблему должен был решить Антонио Нуньес Хименес, картограф, который только что присоединился к партизанам и сразу же получил должность с громким наименованием: «руководитель топографической службы колонны № 8».

«Че попросил меня найти для его отрядов такой путь в Санта-Клару, чтобы их не обнаружили враги. Мы не могли выйти из Пласетаса и двигаться по Центральному шоссе, также мы не могли воспользоваться шоссе Санта-Клара — Камагуэй и другими магистральными дорогами в этих местах... Но был еще один путь. От Ла-Вальиты до предместий Сайта-Клары шла редко используемая проселочная дорога, проходившая через университетский городок».

Сбор взводов колонны № 8 начался на главной улице Пласетаса между одиннадцатью утра и полуднем. Одновременно силы Директората начали концентрироваться в Маникарагуа, в двадцати милях к югу от Сайта-Клары, ожидая приказа выступать.^{17}