Гевара по прозвищу Че

59. Образы и призраки.

Аргентинский поэт Пако Урондо, погибший несколько лет спустя от рук военной хунты уже своей собственной страны, узнав о смерти Че, написал:

"Всю неделю будет непрерывно идти дождь, и неверующие или лишенные суеверия будут считать, что это всего лишь совпадение, что происходящее просто случайно, хотя и несколько необычно. С каждым разом друзья приходят все сильнее промокшими, а теперь эта мрачная погода будет длиться больше, чем когда-либо. Но на сей раз не будут гадать насчет Буэнос-Айреса; люди не станут разговаривать об унынии и бедствиях, что терзают их, - нет, нет, даже его обитатели - на сей раз они станут гадать о чем-то ином, где нет мира, а одна лишь тишина".

Селия, четвертая дочь Че, родилась в 1963 году, в предпоследний год работы ее отца министром промышленности Кубы; за полтора года до того, как он уехал в Конго, и может составить представление об отце только через воспоминания других людей. Она много раз пыталась прочесть боливийский дневник, но так и не смогла заставить себя сделать это.

Фидель Кастро говорит, что в последние годы ему часто случается видеть Че во сне. Он признался итальянскому журналисту Джанни Мине, что Че говорит с ним и "рассказывает мне о многом".

Ана Мария, сестра Че, в начале семидесятых сказала испанскому журналисту: "Время от времени я чувствую, что кто-то смотрит на меня, но и не только на меня, как будто я могла бы . каким-то образом стать им, и я ощущаю, что я будто бы не одна, и не знаю, что делать. Я должна научиться жить с этим".

В этом нет ничего очень уж необычного. Все мы знаем, что неким странным и удивительным образом умершие оставляют огромную пустоту, зияющее отверстие в жизнях тех, кто переживает их. Однако Эрнесто Гевара обрел за годы жизни магическую ауру; она не затуманилась после его смерти и коснулась множества людей, никогда не знавших его.

Вскоре после завершения партизанского похода вблизи селения Ла-Игуэра, где жалкий домик школы послужил приютом Че в последние часы его жизни и первые часы после смерти, местность оказалась опустошенной в результате ужасной засухи. Растительность и животные погибли, а крестьяне были вынуждены эмигрировать. Народная мудрость, потаенные слухи, вновь сложенные сказки - все сходится на том, что эта погода стала божественной карой жителям за то, что они позволили солдатам убить Че.

В Ла-Игуэре клочки волос и испачканные кровью лоскуты брюк Че показывают как святые реликвии. В Лагунильясе уличный фотограф сделал хороший бизнес на продаже фотографий тела, а многие жители города добиваются того, чтобы на каменном столе в прачечной Мальтийского госпиталя поместили фотографию мертвого Че - нового мирского Христа.

Крестьяне Кочабамбы создали своеобразную литанию, странную разновидность молитвы: "Бедненький Че, смилуйся, сотвори чудо, сделай так, чтобы моя корова выздоровела. Выполни мою просьбу, бедняжка Че".

Медсестра из Валье-Гранде, которая раздевала труп Че, признается: "Время от времени я представляю себе Че и вижу его, будто он жив, а он говорит мне, что хочет забрать меня из той жалкой нищеты, в которой я живу".

Здание школы в Ла-Игуэре было разрушено, на его месте построили амбулаторию, но она так и не открылась, в ней ни разу не появился ни один врач, не было никаких лекарств. В конце концов на этом месте воссоздали школу. Уругвайский журналист Эрнесто Гонсалес Бермехо посетил ее в 1971 году:

"- Что ты знаешь о Че? - спросил он крестьянского мальчика, когда учитель не обращал на них внимания.

- А вот он, - ответил ребенок, показывая на портрет Симона Боливара".

Франсиско Ривас, шестидесятилетний кампесино, живший около Ла-Игуэры и имевший четырнадцать детей, сказал: "Тогда я не понимал этого. Теперь я знаю, что много потерял".

В церкви кубинского города Матансаса Эрнесто Гевару можно увидеть на ретабло1 в сонме ангелов, а в другой церкви, в мексиканском штате Тамаулипас, он делит угол фрески с дьяволом.

Смерть Че привела тысячи мужчин и женщин в оцепенение, смущение, удивление, нерешительность. Всего одиннадцать коротких лет на политической сцене - и, совершенно не предполагая того, Че стал живым символом многократно откладывавшейся, многократно предававшейся латиноамериканской революции. Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что такой зачаток мечты создан из бессмертного материала. Тем не менее Эрнесто Гевара умер в Боливии. Уругвайский поэт Бенедегти написал:

И вот мы там потрясенные разгневанные пусть даже смерть могла оказаться еще одной предсказуемой нелепостью.

В Санта-Кларе воздвигнута бронзовая статуя Че высотой в двадцать один фут работы Хосе Деларры, того самого, который дал фарфоровый медальон с портретом Че кубинскому космонавту, так что Че мог побывать за пределами атмосферы. Статуя изображает коренастого, почти толстого Че Гевару с бородой, как у Сайта-Клауса, и без улыбки. Это общая беда со статуями - бронза очень плохо воспроизводит улыбку.

Я взял интервью у Дариэля Аларкона в его доме в предместье Гаваны. Он остроумный, улыбчивый человек, но к концу интервью, когда он вспомнил, что Инти Передо, Гарри Вильегас, Леонардо Тамайо и он сам, возможно, смогли бы спасти Че в полдень того октябрьского дня, на комнату легла тень. Это одна из тех вещей, с которыми человек не может примириться до конца жизни.

Я разговаривал с бывшим секретарем Че Хосе Мануэлем Манресой в темноте, так как в том районе Гаваны, где он живет, как раз тогда произошло отключение электроэнергии. Время от времени он запинался, следы переживаний отпечатывались на его рукаве.

"- Вы, люди Гевары, те, кто жил рядом с Че, производите такое впечатление, будто вы помечены, заклеймены на лбах буквой Z, как это имел обыкновение делать Зорро.

- Мы были бедными заблудшими душами, которые шли по жизни неведомо куда и просто ожидали, чтобы нам встретился такой человек, как Че".

Наступила долгая тишина, а потом раздалось приглушенное рыдание. Никто не знал, о чем еще спросить.

Ощущение того, что они оказались брошенными, что Че ушел без них, убивает их. Хоэля Иглесиаса постиг серьезный кризис, из-за которого он начал пить. Альберто Мора покончил с собой. Диас Аргельес так и не смог простить Че за то, что тот взял с собой его закадычного приятеля Густаво Мачина, а не его самого, и не простил Че даже в момент собственной гибели спустя несколько лет в Анголе, в бою против южноафриканских бронеавтомобилей, в сражении эпического уровня, вполне достойного самого Че. Эфихенио Амейхейрас вздрагивает, рассказывая о том, что он мог сдерживать энтузиазм Че, от ощущения боли из-за того, что не был там, где было необходимо это сделать. Виктор Дреке много лет продолжает задавать себе один и тот же вопрос: какие он мог допустить ошибки в Африке, что Че не взял его в Боливию. И хотя приходит к одному ответу: "Никаких" - вопрос продолжает терзать его. Этот же вопрос задают себе и братья Асеведо, и друг Че Оскар Фернандес Мель, и Эмилио Араго-нес, который, вернувшись из Африки, тяжело заболел, так что чуть не умер. Так же поступает и Улисес Эстрада, которого Че отослал из Праги, потому что он был слишком уж заметен. И Орландо Боррехо, заместитель Че в Министерстве промышленности. И Энрике Ольтуски, который намерен все же написать книгу, где будет сказано, что они не могли договориться об очень многих важных вещах... И когда я разговариваю с ними, я готов дать голову на отсечение практически без риска ее потерять, что и сегодня, почти через тридцать лет-после его смерти, на Кубе есть сотня мужчин и женщин, готовых продать свои души дьяволу в обмен на возможность погибнуть вместе с Че в Боливии.

Я должен был найти еще одну, последнюю из фотографий Че. В доме Тео Брунса в Гамбурге есть плакат с надписью: "Товарищи, реклама всех вас есть у меня дома. Че". Я был благодарен за передышку, за возвращение этого язвительного остроумия, которое было так свойственно ему в жизни.

Мой сосед и друг Хуан Гельман написал некоторое время тому назад:

Но серьезно то что Че действительно вступил в смерть и скитается поблизости говорят

Красивый и камни под его руками я из страны где теперь Гевара должен умереть другими смертями, каждая из которых искупит его смерть теперь кто смеялся стал пылью и пищей для червей теперь может он который кричал думать об этом и может он кто забыл забыть или помнить.

Есть память. Из тысяч фотографий, плакатов, футболок, звуко и видеозаписей, открыток, портретов, журналов, книг, фраз, докладов - всех тех призраков, населяющих индустриальное общество, которое не знает, каким образом внедрить свои мифы в рассудочность памяти, - Че смотрит на нас. Он наш мирской святой. Несмотря на все превратности, он возвращается. Хотя после его смерти прошло уже тридцать лет, его образ продолжает общение с поколениями, сменяющими одно другое, его мифическая личность - непочтительная, шутливая, упрямая, нравственно непоколебимая, незабываемая - воспаряет над неолибералистскими заблуждениями знати.^{43}