Жажда смерти

1

Мы выбрались из филармонии через служебный вход, где ждали наши машины и еще одна группа охраны. Все четверо — Вихров, Диана, Храповицкий и я — набились в «мерседес» Храповицкого. Ночами подмораживало, начинался гололед. Храповицкий берег купленную недавно «бентли» и ездил на белом «мерседесе», который он подарил Олесе и который забрал назад на время.

Вихров мирно дремал на переднем сиденье, мы втроем расположились на заднем. Диана сидела между нами, тесно прижавшись ко мне. Незаметно для Храповицкого она сжала мне руку.

— Какие у тебя холодные пальцы, — шепнула она, улучив минуту.

Я не ответил. После всех событий сегодняшнего вечера у меня, похоже, наступало похмелье. Меня немного знобило, и было не по себе.

— О чем шепчетесь? — встрепенулся Храповицкий.

— Да я пытаюсь Андрея соблазнить, а он сопротивляется! — пожаловалась Диана.

Храповицкий погрозил мне кулаком и, обняв ее, притянул к себе.

— Даже думать не смей! — проговорил он с шутливой угрозой.

Она высвободилась.

— Не так грубо, Володя, — сказала она спокойно. — Понежнее.

Он положил ладонь на ее узкое колено. Она покосилась на его руку, насмешливо покачала головой, но убирать не стала.

Вихрова мы разместили в небольшой гостинице на десять номеров, расположенной в старинном красивом особняке в центре города. Она принадлежала муниципалитету, и здесь останавливалась только приглашенные мэром или губернатором официальные лица.

Возле гостиницы стояли две машины, до отказа набитые привезенными Ольгой девушками.

Завидя наш кортеж, Ольга выскочила первой. За ней посыпались остальные, разминая ноги и потягиваясь.

— Ой, как нас много! — захлопала в ладоши Диана при виде девушек.

Я отметил про себя, что Диана сказала «нас», отождествляя себя с Ольгиными подопечными. Она отдавала себе отчет, в каком качестве ее сюда привезли. И это ее забавляло.

Мы выбрались из машины, а охрана принялась вытаскивать с переднего сиденья отяжелевшего и ничего не понимавшего Вихрова. Он что-то бормотал со сна и ворочался.

— Андрюшечка! — целуя меня, заныла Ольга. — Два часа вас ждем! Истомились все.

— А почему вы в бар не прошли? — спросил я. — Мы же договаривались, что вы там будете ждать.

— А нас не пустили! — наябедничала Ольга. — Администраторша, стерва какая-то, разоралась. Паспорта требовала. Прикинь? Где мы ей паспорта возьмем?

— Может быть, и нас не пустят? — осведомилась Диана, бросая взгляд на Храповицкого.

Она явно поддразнивала его. Он сразу взвился.

— Как не пустили?! — переспросил он, презрительно оттопыривая губу. Его самолюбие было задето неуважением к его гостям. — Кто не пустил?

Он решительно промаршировал в гостиницу. Девушки гурьбой семенили за ним. Их было семь или восемь. Ольга постаралась и контингент подобрала тщательно. Пара смазливых, стройных и надменных крыс, которые всем своим видом показывали непонимание того, что они, такие изящные и воздушные, делают в этом бездушном захолустье. Ночью. За триста долларов. И покорное стадо фактурных коровок. Килограммов этак от шестидесяти. И долларов примерно по двести за голову. Была еще одна худосочная мартышка. Видимо, за компанию, на всякий случай.

Мы с Дианой вошли последними. Навстречу нам уже спешила администраторша, довольно привлекательная самоуверенная женщина лет тридцати-тридцати двух, в черном костюме, лопавшемся на ее коренастой, крепко сбитой фигуре.

— В чем дело? — осведомился у нее Храповицкий свысока.

— Согласно правилам, мы пускаем гостей только по предварительной заявке тех, кто проживает в гостинице, — заученно, с нажимом заговорила она. — И только при наличии у них паспортов.

— Ты что, обалдела? — хмыкнул Храповицкий. — Ты знаешь, кто я?

— Правила существуют для всех! — вскинулась она. — Почему вы со мной так разговариваете?

Храповицкий оглянулся на меня.

— Андрей, — попросил он утомленно, — объясни, пожалуйста, этой... даме, — он, видимо, хотел сказать «дуре», но удержался, — что если она произнесет еще хоть слово, то я сейчас, при ней, позвоню мэру. А если я позвоню мэру, то с завтрашнего дня она будет искать другую работу.

Она дрогнула, но еще не капитулировала.

— Не надо меня пугать! — защищалась она, впрочем, уже испуганная. — Я действую по инструкции.

— Тише-тише, — принялся уговаривать я, беря ее под локоть и пытаясь отвести в сторону. Она вырвалась с негодованием. — Вы мне тоже очень нравитесь. Кстати, я абсолютно холостой мужчина. С серьезными намерениями. Никак не могу встретить подругу жизни. Мне хотелось бы с двумя детьми.

С женщинами, как и с домашними животными, значение имеет отнюдь не смысл ваших слов, а интонация. Произнося всю эту чушь, я достал из кармана двести долларов и попытался незаметно всучить ей, дабы убедить ее в серьезности своих намерений.

— Не надо мне денег! — воскликнула она, оскорбленная. — Я не из-за этого! Просто есть правила! Их надо соблюдать.

Она чуть не плакала.

— Проходите, чего уж тут, — разрешила она, борясь с собой и слезами. — А в другой раз все равно не пушу.

Вихров, доселе мирно почивавший в крепких руках охраны, неожиданно поднял голову.

— А ничего бабешка! — заметил он одобрительно. — Ядреная. Тащи ее ко мне.

— Я вам не бабешка! — отрезала администраторша и, пылая негодованием, вернулась на свое место за перегородку.

Бар внизу уже не работал, и мы поднялись в номер Вихрова, который именовался «президентским». Здесь имелся даже огромный конференц-зал человек на двадцать. Зато мини-бар отсутствовал. Толи администрация отеля считала подобные нововведения архитектурным излишеством, толи была убеждена, что президенты не пьют помалу. К счастью, мы обнаружили это еще днем. И, уходя с фуршета, велели охране захватить с собой спиртное, закуски и одноразовую посуду. Девушки наспех накрыли на стол, и мы расселись вокруг. Крысы устроились рядышком и, не обращая никакого внимания на остальных, начали негромко и подробно обсуждать модели мобильных телефонов. Коровки украдкой принялись за корм. Мартышка обследовала номер, включила телевизор, нашла какой-то музыкальный канал, прибавила звук и отправилась в туалет.

Храповицкий расположился рядом с Дианой, а я разместился в углу, на некотором отдалении.

Но после пары рюмок обнаружилось, что свой предел есть всему. Даже тому, сколько задень может выпить Вихров. Он перекочевал на диван и начал клевать носом. Его подбородок упал на грудь, и вскоре раздалось мирное посапывание. Обычно в незнакомых компаниях я принимал на себя тяжесть поддержания пустой болтовни, оставляя Храповицкого в выигрышном положении комментатора. Но сейчас я был не в настроении забавлять народ. Я все еще мучился из-за эпизода с Владиком, да и с Дианой я как-то протрезвел.

Коровки жевали все с большим увлечением. Крысы закончили обсуждение и важно пили вино, ожидая, когда их начнут развлекать. Диана лишь загадочно улыбалась, и молчание, перемежаемое призывами Храповицкого выпить, делалось неловким. Вернувшаяся из туалета мартышка принялась было рассказывать о своем походе с подругами в бильярдную, но, видя, что это мало у кого вызывает интерес, сбилась и затихла.

Мужской азарт, переполнявший Храповицкого, искал выхода. Он несколько раз пытался меня задирать, но безуспешно. Я либо отмалчивался, либо отвечал односложно. Он переключился на девушек, но тут вышло еще хуже. Коровки робели и молчали. А крысы сразу обижались, что их воспринимают без должного уважения.

— Ты какой-то нелюдимый сегодня, — заметил он наконец мне с досадой.

— Бывает и со мной, — ответил я коротко.

— Совесть терзает? — догадался он. — Переживаешь? Из-за этого дурачка?

— Я не люблю себя, когда бью слабых! — вырвалось у меня.

— А чего с ним церемониться? — с неожиданным ожесточением откликнулась одна из крыс, не спрашивая, о ком идет речь. — Если он по-другому не понимает.

— Увы, — притворно вздохнула Диана, пожимая плечами. — Некоторым даже нравится, когда их ставят на место. Я не люблю слабых мужчин. Как, впрочем, и слабых женщин, — добавила она меланхолически.

— А кого же бить, как не слабых? — задорно поддержал ее Храповицкий. — Сильных, что ли? Они сами бьют!

Я вновь не ответил. Храповицкий кликнул охрану и велел им принести гитару, которую всегда возил с собой в машине. Это был дорогой инструмент, купленный где-то в Лондоне, на аукционе, и принадлежавший ранее не то Джимми Хендриксу, не то кому-то еще. Признаюсь, я прослушал, пока он объяснял это Диане.

Он долго вынимал гитару из чехла, потом подкручивал колки, настраивая. Все затихли в ожидании. Его обычный репертуар состоял из популярных эстрадных шлягеров, которые он исполнял с чувством, подражая известным артистам. Сегодня он был и в голосе, и в ударе, и добавил к привычному набору пару городских романсов.

Всем своим видом он показывал, что поет только для Дианы. Она смотрела на него сияющими глазами и кивала с преувеличенным восторгом. Иногда мне казалось, что она переигрывает.

Зато девушкам, похоже, очень нравилось, и временами мартышка даже бралась подпевать. Хотя Храповицкий пел и впрямь превосходно, я почему-то не могу преодолеть некоторую неловкость при попытках хорового пения в компаниях, возможно, потому что сам лишен и голоса и слуха. К тому же я во всем стараюсь избегать и любительства, и подражательства. Я решил дождаться приличествующей паузы и отбыть.

Но тут Храповицкий эффектно взял последний аккорд и отложил гитару в сторону.

— А не пора ли нам, девчонки, заняться чем-нибудь серьезным? — провозгласил он, окидывая их игривым взглядом.

Коровки оживились и зашушукались. Крысы посмотрели на него подозрительно.

— Как насчет того, чтобы поиграть в бутылочку? На раздевание? — продолжал он.

— Да мы, в принципе, и так можем раздеться, — предложила одна из коровок. — Нет, если надо?

И она вопросительно обернулась на подруг. Крысы ответили ей презрительными взглядами. Одна даже фыркнула.

— Ну, в принципе, не догола, конечно, — смутившись, прибавила коровка.

— Просто так — неинтересно! — возразил Храповицкий. — Так один бардак получается. Сплошной разврат. Мы же все-таки приличные люди.

И, не удержавшись, он потянулся рукой к плечу Дианы. Она встала.

— Спасибо за вечер, — улыбаясь, проговорила она. — Очень жаль, но мне, кажется, пора домой.

— То есть как домой? — опешил Храповицкий. — Ты еще не видела самого интересного.

— Думаю, что самое интересное я как раз видела, — усмехнулась она. — И легко могу догадаться о том, что будет дальше.

Крысы недоверчиво покосились на нее. Ее присутствие здесь явно раздражало их, поскольку отвлекало мужское внимание от них самих. Ее намерение уйти было им тем более непонятно. Они опасались подвоха.

Храповицкий подошел к Диане и обнял ее.

— Останься, — попросил он, стараясь, чтобы его шероховатый от пения и нетерпения голос звучал нежно. — Я очень тебя прошу.

В ответ она только усмехнулась.

— Ну, пожалуйста, — настаивал Храповицкий. — Что мне сделать, чтобы ты осталась?

Она мягко убрала его руки.

— Володя, — снисходительно улыбаясь, проговорила она. — Посмотри, пожалуйста, на меня. Разве я похожа на разовую девочку? Тут и без меня этого добра хватает.

Крысы зашипели и отвернулись, показывая, что сказанное к ним не относится. У коровок испуганно округлились глаза. Мартышка хихикнула.

— При чем тут это? — обиделся он. — Я не собирался тебе предлагать...

— Собирался, — прервала она бесцеремонно. — Но даже если не собирался. Что еще ты мне можешь предложить? Стать твоей сто сорок восьмой или сто сорок девятой официальной любовницей? Спасибо. Можно как-нибудь потом? В другой раз?

Она оглянулась на меня.

— Андрей, отвези меня, пожалуйста, домой. Поколебавшись, я начал подниматься. Храповицкий был шокирован. Он облизнул пересохшие губы.

— Сидеть! — рявкнул он мне грубо.

Наверное, если бы он взял на октаву ниже и добавил «пожалуйста», я бы не сдвинулся с места. Но собачьи команды я не воспринимаю.

Я в недоумении уставился на него. До сих пор он никогда не позволял себе обращаться ко мне в таком тоне. Он был зол как черт, глаза налились кровью.

— Сидеть, я сказал! — повторил он, не снижая накала. — И не дергаться, пока я не разрешу.

— Это ты мне? — уточнил я, стараясь говорить спокойно.

— Ты никуда не поедешь! — объявил он безапелляционно. — Ты останешься здесь, со мной.

И повернув голову к Диане, он бросил ей с небрежностью, за которым скрывалась досада:

— Тебя отвезет моя охрана.

Она молча пошла к выходу. Я последовал за ней.

— Ты что, не слышал? — окликнул меня Храповицкий. — Я, кажется, ясно выразился!

— Для нас обоих лучше считать, что я не слышал, — ответил я вежливо.

— Стой! — вновь хрипло пролаял он. — Вернись на место! Пока я начальник, я решаю, куда тебе идти! И когда это делать!

— Значит, с этой минуты ты мне не начальник, — отозвался я. И поскольку он совершенно не понимал, о чем я говорю, я пояснил: — Считай, что я уволился. Порой все проще, чем кажется.

И вышел, деликатно прикрыв за собой дверь, чтобы его матерная брань не разносилась по коридору. Не успел я отойти, как за мной выскочила Ольга.

— Андрюшечка! — в ужасе запричитала она. — А нам как же быть?

— Оставайтесь, — пожал я плечами. — Ничего не меняется.

Я достал из сумки деньги и отсчитал ей две тысячи долларов.

— Остальное я доплачу тебе завтра, — пообещал я. — Постарайся, чтобы все остались довольны.

Она взвизгнула и бросилась мне на шею.

— Можешь не сомневаться! — горячо заверила она. — Девки до потолка прыгать будут.

— Я рад за них, но вообще-то я не о них говорил.

— Да не бойся! На всю жизнь нас запомнят!