Когда я был бедным и честным, правоохранительные органы мною не интересовались. Мое существование тогда, надо признать, вообще мало кого волновало. Зато как только я перестал быть и тем и другим, интерес ко мне начали проявлять все. В том числе и правоохранительные органы.
Лишь за последний год меня по нескольку раз допрашивали в городских и областных прокуратурах, милиции и отделе по борьбе с экономическими преступлениями. В целом я ничего не имею против общения со следователями, мне лишь не нравится, когда очередной вопрос дознавателя сопровождается ударом дубинки по голове. Это мешает мне сосредоточиться.
Впрочем, так со мной обращались лишь однажды, в отделе по борьбе с организованной преступностью, куда мы с Храповицким залетели по недоразумению. Или, если угодно, по пьянке. Что, в общем-то, одно и то же.
Так что, подъезжая в четверг в десять утра к налоговой полиции, я не очень опасался того, что здесь меня с порога закуют в наручники и примутся дубасить. Но настроение все равно было мерзкое.
Налоговая полиция размещалась в здании бывшего детского сада, обнесенного высоким ржавым забором. Во двор мои машины не пустили, и я демократично шел пешком по уличной грязи, как и подобает рядовому гражданину, подозреваемому в совершении особо тяжких преступлений. Мошенничестве, хищении и сокрытии налогов. Все, заметим, в особо крупных размерах.
Утро выдалось под стать моему настроению. Пасмурное, мрачное и сырое. То и дело начинал накрапывать дождь. Небо было обложено беспросветными тяжелыми тучами. Моя неоднократно травмированная голова побаливала, ломило виски. Сопровождал меня хмурый Гоша, разделявший народную неприязнь к такого рода учреждениям, равно как и убеждение в том, что без мошенничества, хищений и сокрытия налогов в России не проживет даже святой.
Напротив налоговой полиции, через дорогу находился кинотеатр. Огромная цветная афиша, неуместно яркая посреди осклизлого осеннего свинца, гласила, что в прокате идет комедия «Семь лет без права переписки». Был изображен веселый усатый грузин за решеткой и толпа простирающих к нему руки рыдающих женщин.
Мы с Гошей прочли афишу и переглянулись.
— Не смешно, — решил Гоша.
— Глупо, — подтвердил я.
Я отдал свою повестку дежурному на проходной, он велел мне подождать и куда-то позвонил. Минут пятнадцать я мерил шагами коридор, потом по лестнице спустился толстый мужчина в штатском и, подойдя ко мне, внушительно произнес:
— Майор собственной безопасности Кожемякин. Следуйте за мной, я вас проведу.
— Ухты! — восхитился я непривычным для меня словосочетанием. — Значит, вы отвечаете за свою собственную безопасность?
— Ну да, — удивился он. — А за чью же еще?
— А кто же тогда отвечает за безопасность Родины? — поинтересовался я.
— Есть кому отвечать, — туманно ответил он.
По коридорам и лестницам он отвел меня на третий этаж и постучал дверь одного из кабинетов. Нам открыл майор Тухватулин, тот самый, который проводил обыск в кабинете Храповицкого. При виде меня его узкие азиатские глаза округлились от изумления.
— Я же Решетова вызывал, — пробормотал он озадаченно.
— Здравствуйте, — любезно произнес я, желая произвести на него благоприятное впечатление своей обходительностью.
У меня не получилось.
— А Решетов-то где? — рявкнул Тухватулин майору безопасности, игнорируя мое приветствие.
— Вот этот и есть, — растерянно развел руками тот. — Решетов-то. А никого другого и не было.
— Он же говорил, что он Лисецкий?
— Кому говорил? — не понял безопасный майор.
— Да зачем вам Лисецкий, — вмешался я в их диалог, — если вы Решетова вызывали?
— Наврал, значит! — догадался Тухватулин. И зловеще добавил, переходя на «ты»: — Обманул органы! Плохо ты кончишь, Решетов, с такими шутками. Свернут тебе шею.
— Скорее бы уж, — заметил я, проходя в тесный кабинет с казенной мебелью. — А то все только обещают.
Я не успел сесть на стул, как у него зазвонил телефон. Он сорвал трубку.
— Да. У меня. Так точно, — отрывисто говорил он, косясь в мою сторону. — Есть.
— Пойдем. — Это уже предназначалось мне. — Генерал лично будет разговаривать с тобой.
В его тоне звучала явственная ревнивая неприязнь. Наверное, будучи усердным карьеристом, он полагал, что генералу было бы полезнее провести время в беседе с ним, Тухватулиным, чем с законченным лгуном и аферистом вроде меня.
Меня вновь повели подлинным узким коридорам. Мы вошли в приемную, где возле телефонных аппаратов дежурил высокий прилизанный парень в форме, исполнявший обязанности адъютанта генерала и его же секретаря. И наконец оказались в кабинете Лихачева.